Не успеете, Автор: Мартокот в октябре (Рина Алискина) Опции

[Каркун]

Автор: Мартокот в октябре (Рина Алискина)


Не успеете


Золотая осень в этом году припозднилась. Она свалилась на город ворохом золотой и красной листвы где-то под конец октября.
Но свалилась во всей своей неодолимой красоте. Золото в оправе яркого и чистого голубого выглядело поразительным.

Макс даже с шага сбивался иногда, останавливался по временам перед особо неотразимыми картинками-образами.
Неотразимыми потому, что били они пронзительно и прямо туда, под панцирь чёрствости и серой корки наросшей повседневности.

Макс перебежал дорогу и на тротуаре почти сразу остановился.

Здесь, на островке зелёного в кругу и перекрестьях дорог — разводка тут на скоростное шоссе — здесь широко развесил ветви приземистый тополь.

Он долго стоял зелёным, до последнего отказывался признать осень, а теперь... Теперь, в тихом и холодном с ночи воздухе, в сиянии голубого, мёртвые жёлтые листья сыпались с него. Большие, в пол ладони, они скользили, парили по воздуху к ещё зеленеющей траве и желтыми парусами успокаивались среди частых острых травин.

Листья сыпались без ветра. Ночной мороз убил их сегодня, во мраке подкрался — и убил. Сухие трупики в безветрии сыпались, как хлопья частого снега.

Макса поразила эта молчаливая смертельная безропотность. Безропотность мёртвых листьев.

Он стоял, чуть сгорбившись, всунув замёрзшие без позабытых перчаток руки в карманы, шмыгая красным носом, он стоял и не мог оторваться от чужой смерти. Такой красивой смерти.

* * *

Макс прошёл по виадуку над шоссе, перебежал ещё один переход, дальше мимо сталинки с высокими окнами и налево. Там паром дышало метро.

Молодой человек задержался, окидывая взглядом голубое в оправе золота и уже развернулся, чтобы спуститься в повседневность, раскачивающую тяжёлыми дверьми... Он уже развернулся и, только явив тылы, осознал, от чего он отвернулся.

В небе висел... висела... висело... Господи, что же это? Он оглянулся, но бесполезно: не мог он этому подобрать слова для этой... это даже «конструкцией» назвать нельзя было. Часть её пульсировала, вызывая в памяти образ бьющегося сердца. Какая же это — конструкция?

Максу захотелось спрятаться. Нырнуть под толщу метровского потолка, затеряться в толпе таких же, как в стае рыб, за чужими телами потерять свою значимость для... для...

Макс понял, что его ноги перебирают воздух. Он вытянул руки, надеясь зацепиться за что-нибудь и встретился взглядом с девушкой. Она поглядела на него мгновение, потом взгляд прошёл сквозь него, будто она смотрела на что-то там, за ним, будто он стал прозрачным. Девушка отвернулась, а Макс понял, что её взгляд напугал его сильнее, чем собственная подвешенность. Она же о нём забыла. Моментально. А все остальные не замечали, что одного из них тащит в себя какая-то хрень с неба.

Хрень висела прямо над головой. Удивительно негармоничная штуковина. Макс бродил глазами по её поверхности. Он поймал себя на том, что ищет логический центр этой штуковины, чтобы уже от него начать осознавать её. Пока же она просто не укладывалась в его голове. Да он даже описать бы её не смог! Вот нарисовать, может быть, и смог бы...

Тут Макс подивился отстранённости своих мыслей. Глянул вниз, мимо носов своих коричневых ботинок. Там был асфальт. Где-то на глубине метров... Метров? Крыша соседней пятиэтажки уже была ниже.

Макс почувствовал, как его внутренности заливает липкий, приставучий, холодный страх. Затапливает, поднимаясь до самого горла, стискивая его властной лапой и протягиваясь к самому сознанию.

Ну нет уж!! Горячая злость воспротивилась: нет уж!! В обморок я тут падать не собираюсь!!

Он поднял голову кверху и напугался ещё сильнее. Какая тут злость!! Эти придурки забыли открыть люк!! Его же несёт прямо на стенку! Его же сейчас размажет об … !!

- Ээээй!!

* * *

Макс открыл глаза. Взгляд утонул в белом.

Белое светящееся окружало его со всех сторон. Макс зажмурился от невыносимой белизны и сел.

Его тут же качнуло, повело. Он судорожно вцепился пальцами в бортик постели. Тёплое вещество под пальцами не напоминало ничего из известного.

Мягкое, но держащее форму. Приятное на ощупь и необъяснимое. Максу казалось, что он вот-вот найдёт слово для описания этой штуки, но слово всё ускользало.

Он посидел ещё, потом осторожно потянулся к полу ногами. Босые ступни никак не могли нащупать белую поверхность. Макс спрыгнул и чуть не упал — пол оказался ниже, чем он ожидал, постель висела в воздухе где-то на уровне его талии.

Он пощупал мягкое ложе в бортиках, надавил обеими руками, потом повис всем телом...

- Не опустится.

Макс аж подпрыгнул и оглянулся.
В распустившейся диафрагме люка стояла женщина.

* * *

Женщина с непроизносимым именем — Макс вообще сомневался, что способен услышать весь необходимый набор звуков — сидела напротив.
Ослепительно белые кресла плыли в пространстве комнаты немного выше пола. Сидеть на них казалось страшновато. Как доверить свой зад тому, что ни на что не опирается?

Словно шагнуть мимо ступеньки. Только добровольно.
Макс неуютно возился, пока не услышал...

- Что?
Женщина кивнула. Отливающая золотом головка с тяжёлым пучком волос качнулась:
- Да, Максим. К сожалению, это так.
Тёмно-карие, цвета крепкого чая или зрелой вишни, глаза смотрели на него. С ожиданием, как ему казалось.
- Я... Что?!
Женщина всё так же спокойно повторила:
- Флот... - опять какое-то непроизносимое название — приближается к вашей системе с целью заселить пригодные для жизни планеты. Это третья планета, возможно, четвёртая и некоторые из малых планет.
Макс вскочил, пробежался пару раз по комнате, ломая руки и шлёпая босыми ступнями. Потом наклонился близко к лицу женщины:
- А мы? - он махнул рукой куда-то в сторону, - Мы как же?
Женщина пожала плечами, всё так же спокойно — Максу теперь казалось, холодно, пояснила:
- Никак.
Глядя на его потрясённое лицо она поспешила оправдаться:
- Представители вашей расы отобраны для сохранения...
- У нас четыре расы...
Она пожала плечами:
- Не так уж сильно вы разнитесь...
- А наша культура, искусство? Книги, наука?
Женщина жалостливо улыбнулась:
- Они не имеют культурной ценности. … По сравнению с достижениями … - снова это непроизносимое звукосочетание.
- А кто это решил?
- Максим, этот вопрос уже решён.
- А это-то кто решил?!
Максим уже кричал:
- Вы, высокоразвитые, готовы уничтожить миллиарды жизней!! Даже мне ясно, насколько это чудовищно! Как смеете вы решать, кому жить?! Кто вы такие вообще? Свалились на наши головы!

Он говорил ещё долго и горячо. Кричал, сравнивал, убеждал. Женщина смотрела на него всё с той же холодной улыбкой. Макс не понимал даже, слышит ли она его, понимает ли его доводы? Ему хотелось хоть какой-то реакции. Её равнодушие оставляло его в неведении, пугая, лишая уверенности.

«Агрессия, направленная на существ иной расовой принадлежности»

Когда он, вцепившись в волосы, стал требовать, чтобы его отвели к «главному», женщина поднялась, подошла к стене. Что-то нажала и Макс увидел Землю.

От внезапности и грандиозности зрелища Макси потрясённо замолчал. Посреди темноты висел шарик, полный жизни. Синий и зелёный, и белый.
«Господи, как же она прекрасна!»
Максу захотелось обнять её ладонями, укрыть от этих, от злобных, жестоких...

И вдруг изнутри атмосферы вспух взрыв. Разбежались облака, округлая верхушка взрыва вылезла, приподнялась над верхней границей атмосферы, а потом круговая волна взрыва разбежалась во все стороны горизонта.
Там начался ад.

Максим на коленках смотрел на гибель своего мира.

Всё, всё... Горело... Там... люди.

Как я могу помочь? Он оглянулся по сторонам, будто оружие спасения могло находиться прямо вот здесь, в этой комнате.

И увидел белое на белом: женщина в комбинезоне стояла у стены.

Он кинулся на неё. Протянул руки, схватить за горло, вцепиться в неё. Вытребовать:
- Прекратите! Остановите это!!

Но его руки не могли дотянуться до неё.

* * *

Холодно. Макс завозился. Просыпаться не хотелось, но холод намекал и подталкивал. Макс открыл глаза.

Серое небо над головой. Разбегающиеся дождинки в лицо.

Макс стёр воду с лица, сел.

Он сидел на асфальте посреди двора.

Прямо перед ним песочница, а за ней — детские качели и, ещё чуть дальше, лесенка-горка. Слева от всего этого, в щитах, мусорные контейнеры.

Высотки окружают двор с трёх сторон, с четвёртой краны и бетонный скелет, жалобно торчащий арматуринами к небу.

Холодно. Мокро. Макс оглядывается по сторонам, не понимая, где он? И как он тут оказался?

Он проходит двор из конца в конец, поднимается по маленькой лесенке к глубокой арке. Из арки несёт сквозным ветром. Максим ёжится, но идёт туда.

Знакомое двухэтажное здание за решётчатым забором. То ли садик, то ли... Конечно! Школа!

Макс понял, где он. К дому — в другую сторону. Он развернулся и пошёл туда. Его знобило до клацающих зубов. И что-то тревожило.

Что-то было странным. Что-то казалось нереальным, какой-то обман был во всём. И он никак не мог понять: что же именно?

Люди! Где они все? Ни одного человека вокруг! Так не бывает! В этом городе в любой дождь, в любую непогодь и в любую поздноту кто-нибудь обязательно куда-нибудь идёт.

Не бывает так, чтобы совсем никого.

Макс остановился, оглянулся внимательней.

Машины. Брошенные поперёк тротуара, с выбитыми кое-где стёклами и спущенными колёсами. У одной беспомощно распахнутый багажник крылом поднят к небу.

И тишина. Днём. В городе! Тишина!!

Так не бывает!
- Лю-у-у-уди!! Ауу-Ууу!!

Тишина.

* * *

На вторую неделю тишины Макс нашёл ребёнка. Сначала он нашёл псов. Псы рычали и рвали что-то друг у друга.

Макс увидел эту стаю в углу своего двора. Он жил в остатках своего дома. И каждый вечер упрямо возвращался в квартиру, от которой уже осталась только одна, условно пригодная для жизни, комната. У остальных не хватало стен или крыши, эта, чудом уцелевшая, стала его домом.

Макс нёс продукты из маркета возле дома. Он туда ходил ещё «до», ходил и теперь. Его почему-то не разграбили.

Как и почти все магазины в городе. Макс считал, что просто грабить стало резко некому. Настолько резко, что прям до нуля.

И он просто не ожидал встретить живых в городе. Ни одного. Здесь даже собак не оставалось, даже кошек он почти не видел тут. И птиц не видел.

Остался один Макс.

Так он думал, пока не услышал эту грызню. Ну, грызутся и грызутся, Макс прошёл мимо.

Всхлип.

Тонкий, жалобный, как стон умирающего котёнка.

В Максе взметнулось. Он сбросил со спины свой рюкзак и с ором впилился в собачью стаю, размахивая во все стороны тяжеленным рюкзаком с консервными банками, он без сожаления наносил удары по тощим псячьим спинам, по торчащим хребтам и рёбрам, по оскаленным пастям и лапам.
Куда попадал. Он орал и молотил недолго, секунд десять.
В короткой битве Макс победил. Псы разбежались. На поле боя остался он и скрутившийся калачом человек.

«Агрессия как защитная реакция»

- Эй! - Макс чуть коснулся его плеча. Человек мешком повалился на спину. Шмякнулся на асфальт.

Макс шарахнулся. Мёртвый! Загрызли.

Макс осторожно разглядывал мёртвого. Псы изгрызли его так, что проглядывали кости. Куча тряпья, перемазанная кровью — всё, что осталось от человека.

В тряпье что-то шевельнулось. Тряпичная скрутка тихонько попискивала и шевелилась. Собаки не добрались до неё — мать справилась, укрыла от собачьих зубов.

Макс осторожно потянул за край клетчатого грязного одеяльца.

Крохотное красное личико морщилось, открывался беспомощный нежный ротик.

Макс стоял над ребёнком. Над младенцем. Нет — над грудничком. И единственная мысль: «Чем же я буду его кормить?»

Воду он добывал из реки, в окрестных маркетах воды уже не осталось. Продукты брал в магазине. Но... Где брать детское питание? Как его готовить? Хотя... Если удастся найти питание, там наверняка будет и инструкция.

Но откуда же они тут взялись?

Макс оглянулся. Даже улепётывающих собак видно не было.

Макс повесил рюкзак на спину, поднял ребёнка. Держать в руках такое хрупкое тельце оказалось неловко и страшно.
Одно движение — и сломаешь.

* * *

Ран у ребёнка не было. Мать сумела его сберечь. Но Макс понятия не имел даже о том, как и чем кормить такого мелкого. В отделе детского питания он нашёл банки со смесями. Радостный, стал открывать и едва сдержал рвотный позыв.
Воняющая рыбой и какой-то химией гадость не вызывала даже ассоциаций с пищей. Давать такое ребёнку? Наверное, тоже самое, что дать ему яду.
Травить Мелкого Макс не хотел.

Пару раз Максу повезло в его метаниях по известным магазинам: он нашёл сухого молока. Немного, но хоть что-то.

Вопрос о питании стоял остро.

Макс не мог определить возраст ребёнка, но он казался совсем маленьким. Крохотные кулачки и тонюсенькие, чуть толще большого пальца, ручки. До тех пор, пока не стало совсем туго.

Потом, обрадованный такой удачной мыслью, он нашёл манки. Наварил, счастливый, жидкую кашицы налил в бутылочку. Предвкушая и радуясь, как наестся сейчас Мелкий, Макс попытался его накормить.

Мелкий не смог её есть.

А к вечеру малыш стал кашлять. Поднялась температура — он стал горячий на ощупь. Макс понял, что у ребёнка жар. Лекарства нашлись в первой же аптеке. Он долго читал инструкцию, потом всё же решился дать.

Лучше Мелкому не становилось.

Он продолжал кашлять, температура сбивалась на несколько часов и вновь поднималась. Кормить малыша было нечем. Он плакал, почти не замолкая.

Макс метался по городу, в отчаянии пытаясь отыскать хоть что-то или кого-то. Больницы, магазины, склады. Бесполезно.

Последние два дня малыш даже плакать не мог. Тихо скулил, приходя в себя временами. Макс пропустил момент, когда он умер.

Макс как раз нашёл склад какого-то детского супермаркета, отыскал полки со смесями и судорожно проверял даты. Три года, пять... Нельзя... Нельзя... И это тоже...

Он похоронил Мелкого в парке. Под столетними красными клёнами.

Внутри скрутилось воспалённым, тесным комком. Не сумел. Не смог. Макс чувствовал себя беспомощным. Даже беззащитным. Не смог сохранить вверенную ему жизнь!

Будто дали в руки что-то хрустально-ломкое, драгоценное. Сказали: «Держи!», а оно у него выскользнуло из пальцев и разбилось.

Остались одни осколки. А ему даже не выговорили ничего, некому оказалось обвинять его и от этого почему-то ещё больнее. Вот если бы наказали, то было бы легче.

Макс часто вспоминал этого крохотного человечка в замызганном клетчатом одеялке. И стискивало сердце каждый раз непоправимой жалостью.

За что это — ему? Крохотному, едва появившемуся на свет, за что? Чем он виновен?!
Чем?!

«Агрессивность к недружелюбной среде»

* * *

Окна последней комнаты в Максовой квартире выходили на шоссе. Раньше его это раздражало: ночные гонщики мешали спать. Особенно летом, особенно часа в два-три ночи.

Разгонялись и летали на своих байках. Креветки хрустящие...

Ночью Макс проснулся от рыка моторов, с раздражением повернулся на другой бок. Подумал: «Неужели сезон открыли пораньше? Ну, теперь начнётся...»

Потом распахнул глаза в темень. Какой сезон?! Какие байки?!

Когда он, натянув ботинки, выскочил вниз, на улицу и пробежал до дороги, никого уже не было. Пахло непривычно и остро. Бензином. Макс с удовольствием потянул носом.

Возбуждение мутило мозг и делало Макса лёгким, как воздушный безмозглый шарик. Максу казалось, что он взлетает. Так страшно и так радостно!

Через пару часов, когда рассвет таки случился, Макс покидал в рюкзак самое необходимое, и отправился в ту сторону, куда ушумели байки.

Люди! Живые!

Эта мысль не давала покоя. Гнала. Увидеть, просто поговорить. Понять, что не один. Не один!

В носу щипало от таких мыслей. И Макс спешил.

Весна начиналась. Снег только шёл и отовсюду лезла зелень. Листья из древесных почек, трава сквозь асфальтовые трещины, город будто обрастал зелёной мягкой шкурой.

Птицы шуршали в кронах и ветвях, оглушали щебетом и пением, носились по синему небу вместе с белыми облаками.

Макс был почти счастлив.

Он их нашёл быстро. Гораздо быстрее, чем ожидал.

Они ставили палатки на площадке перед старым кинотеатром. У кинотеатра когда-то было гордое название в честь гордой страны. Теперь ни страны, ни кино. Только люди.

- Эй!

Макс помахал им. Люди заволновались, оставили работу, разглядывали пришельца, переговаривались. К нему навстречу вышли трое.

Макс разглядел какое-то оружие и остановился. Если боятся, то зачем их нервировать?

Трое подошли. Один остался неподалёку, сжимая автомат и оглядывая окрестности. Двое подошли ближе. Лица обоих до самых глаз скрывались под каким-то подобием респираторов.


- Привет! - Максим не мог сдержать улыбку.
Пришельцы переглянулись. Заговорил мужчина постарше, в бандане. Мальчишка в панаме цвета хаки и в очках тоже держал автомат, нервно поглаживая его. Максу не нравилось, что он не может видеть его глаза за очками. Неловко.
- Здравствуй. Ты кто? Давно тут?
- Максим, я тут всегда жил. А потом... - Максим задумался. И уже неуверенно продолжил: - А потом очнулся и никого нет.
Он довольно жалко улыбнулся, провёл по волосам:
- Кажется, я разучился разговаривать.
- Максим, значит... Ты тут один? Давно ты тут живёшь?
- Два года. Почти два с половиной. Да, один, совсем один, — и он снова полез обниматься, — с ума сойти, как я рад вас видеть!
Старший отступил:
- Погоди. То есть ты ничего не знаешь?
- О чём?
- О... катастрофе.

Макс вдруг вспомнил женщину с золотыми волосами и «не имеют культурной ценности» Он покачал головой:
- Не-ет.
Старший присел, вынул из кармана какую-то коробочку, стал распаковывать её:
- Максим, извини, но, прежде чем... Мы должны тебя проверить. Здесь было применено биологическое оружие и, чтобы выжить, мы должны исключить носительство.
- Что? Я здоров!
- Носитель не заболевает.
- Ладно, - Макс пожал плечами, - Что делать?

Его укололи в руку. Потом долго-долго ждали. Целых минуты три. Макс растерянно улыбался. И отчаянно хотел, чтобы сбылось то, во что он верил: что он чист, и его пустят к этим людям. И он наговорится всласть, до уставшего языка. Наобнимается и вместе, всё — вместе. Готовить, есть, ездить на байках. Помогать и просить помощи. Рассказывать и слушать.

Жить.
Жить!

Запикало. Старший взглянул в маленькое окошко пластмассового тестера. Глянул на младшего. Младший чуть вытянул шею туда же, в окошко.

И тут же наставил на Макса свой автомат.

Макс поднял руки и понял, что... надежда раскалывается где-то там, между лёгкими и сердцем.
Старший покачал головой:
- Уходи, Максим. Ты опасен. Ты заражён.
- Но я...
- Уходи. Иначе мы тебя пристрелим.

Надежда распалась на тысячу маленьких и острых осколков. При каждом движении они впивались в мягкое и нежное, в нутряное и беззащитное. Больно!

Макс ушёл. Влез на крышу многоэтажки и видел, как они собрали палатки. Видел, как они оседлали свои байки и унеслись в рокоте и выхлопах прочь. Куда-то туда, куда ему не было дороги.

Он видел их тёмными точками на прямой стреле проспекта.

Когда точки стало невозможно увидеть, Макс посмотрел вниз. Пустота позвала его.

Макс разбежался в два шага и прыгнул с крыши.
Мгновение полёта. Небо, солнце, облака. Зелень весны. Лететь!!

А потом его схватило притяжение и ударило об землю.

Боль вывернула наизнанку то, что осталось от разбитого на кровоточащие куски тела. На мгновение стало жаль неба, себя, неувиденного лета.

А потом Макс умер.

«Аутоагрессия»

* * *

Последней мыслью мелькнуло недоверие. Не может быть! Не может быть, что это я, что это я — умер. Я! Такой важный, такой... такой... умер.

Не-ет! Нет!!

И тьма медленно поглотила сознание. Погасила его почти бережно, нежно уничтожила.

И Макс открыл глаза. Ошпарившись белым нестерпимым светом, зажмурился.
Тело болело, не слушалось.

Он попробовал двинуть рукой, ногой, через боль и нежелание движения стал подниматься. Больно! Болело так, будто он пролежал всю ночь на холодном полу. А может, и больше.
Судя по всему, так и было.
Макс оглянулся, удерживаясь за бортик белой лодки-постели. Смутное узнавание. Как сквозь вату прорезывались, прощупывались моменты прошедшего.

Макс залез на постель, обхватил голову. Что — было? Чего — не было?

* * *

- Вы показали именно те результаты, которых мы ждали.
Макс молча смотрит на золотоволосую женщину.
- Мы возвращаем вас на планету.
Они даже не знают, им не важно, как мы её называем.
Макс, сидя по-турецки на постели, впечатывает каждое слово в это мерзко-белое пространство:
- Это всё... Морок?
- Часть эксперимента.
- Какого эксперимента? Я имею право знать!
Женщина смотрит холодно:
- Нет.

* * *

- Но хуже не будет. Мы ищем возможности улучшить свой геном. Улучшить себя, подтолкнуть и дать возможность нашей расе развиваться. Любопытство, агрессивное познание. Стремление к новому. Нам показалось, что было бы неплохо это добавить к тому, что у нас уже имеется.
Эксперимент показывал замечательные результаты, пока не дошло до фазы социального моделирования.
Вас не остановить. Вы готовы уничтожать всех вокруг себя, и себя тоже. Вы опасны даже для себя самих.
Никакие достижения познания не стоят такой цены.
- Разве я что-то сделал не так?
Женщина молчит.
- Вы нас теперь уничтожите?
- Нет, зачем? Это дорого и бессмысленно. На некоторое время мы объявим эту зону карантинной, а потом, когда вы себя уничтожите, карантин снимут.
Злость раскрыла Максу рот:
- А не боитесь, что мы выйдем в космос? И сами нарушим ваш карантин?
Женщина глянула серьёзно, Макс почти утонул в холоде её глаз:
- Нет. Не нарушите. … Вам некогда смотреть на звёзды. Вы заняты... войной.
* * *

Мокрый снег сыпался из прохудившихся небес. Мельтешение, пляска, полёт — всё вместе. Нет, это не снегопад — это снегопляска.

Ветром светлые пятна снежинок подхватывало обратно в небо, смешивало с теми, которые ещё только слетали с небес.

Макс стоит в толпе пешеходов на узком клинышке меж сходящихся улиц. За спиной и впереди проносятся автомобильная толпа. Теснятся, гудят, лезут, обгоняют и притираются.

Жёлтые фонари, голые деревья, мокрый снег под ногами. Люди ждут перехода. Ждут уже долго — почти полторы минуты.

Тёмные фигуры под высоким фонарём. Усталые, молчащие. Мокрый снег липнет на шапки и лезет за воротники. Маскирует лужи под ногами и тает, растекаясь жижей по асфальту.

Вся красота — вверху. Там — небо. Там — снежно-звёздная сказка. Чудо, бесконечное, как Вселенная.

Макс поднимает лицо к небу.

В свете фонаря снеговые пуховинки виднее. Будто они слетелись на свет.

Их много. И все они летят в лицо. Летят среди тёмной небесной пустоты. Летят, летят, мимо, мимо. И вот уже кажется, что полёт взаимен. Что и Макс тоже летит им навстречу.

Летит среди звёзд.

Наши боги закрыли нам небо. Отказались от нас. Заперли от нас Вселенную. Оставив нам фальшивые снежные звёзды.

Фальшивые звёзды.

- Да пошли вы!! Да пошли вы на х..!! На х..! На х..!!

Макс орёт, средними пальцами вздымает к глухому небу свой протест.

- Да пошли вы...
Макс всхлипывает, вытирает мокрые щёки ладонями. Вокруг него никого. Один под этим небом.

Один перед Вселенной.

- Да пошли вы...

* * *

Дома Макс достаёт с полки «Стажёров», достаёт «Глубину в небе», «Дюну» и читает. Читает. Читает. Пока слёзы не подпирают горло тугим комком.

Тогда он наливает кофе.

И снова читает, наполняя себя звёздами с бумажных страниц. Консервированными мечтами о свободе.

- Да пошли вы...

[unzor]

Макс даже с шага сбивался

Макс перебежал дорогу

Макса поразила

Максу захотелось

Макс прошёл

И далее по тексту, Макс через слово. ( сам частенько таким грешу, потом безжалостно режу). Неплохой рассказ, его только следует почистить. и вычитать. Очень помогает, попросить кого-нибудь прочетсь вам вслух. Так сразу находишь уйму косяков.
Удачи Автору

[tanasa]

Чуть добавлю начинающему ( мне так показалось) автору:

Здесь, на островке зелёного в кругу и перекрестьях дорог — разводка тут на скоростное шоссе — здесь широко развесил ветви приземистый тополь.

Он стоял, чуть сгорбившись, всунув замёрзшие без позабытых перчаток руки в карманы, шмыгая красным носом, он стоял ( этошшш какой мороз что нос покраснел??)

спуститься в повседневность, раскачивающую тяжёлыми дверьми. - хм... даже представить страшно)

снова - Он уже развернулся и, только явив тылы, осознал, от чего он отвернулся.

Честно устал продираться. Рассказ дочитаю, но автор... нельзя же так. Ниже абзац ваш и как его можно переделать. Я не претендую на такое звучание текста, но может переделка вам, автор, хоть чем-то поможет?

Хрень висела прямо над головой. Удивительно негармоничная штуковина. Макс бродил глазами по её поверхности. Он поймал себя на том, что ищет логический центр этой штуковины, чтобы уже от него начать осознавать её. Пока же она просто не укладывалась в его голове. Да он даже описать бы её не смог! Вот нарисовать, может быть, и смог бы...

Удивительная, не гармоничная штуковина висела прямо над головой - настоящая хрень. Макс рассматривал её поверхность, пытаясь найти логический центр этого предмета, стараясь понять с чем же столкнулся. Он вдруг осознал, что не смог бы описать её словами, а вот нарисовать.... Может быть!


Удачи на конкурсе!

[Александр Басов]

И далее по тексту, Макс через слово.

53 предложения начинаются словом "Макс", в редких случаях, "Максу". И это не считая несогласованности по временам глаголов. Единственное, что понравилось - описание тополя в самом начале рассказа.

[tanasa]

53 предложения начинаются словом "Макс", в редких случаях, "Максу". И это не считая несогласованности по временам глаголов.

Считали? Просто интересно...

[Александр Басов]

Считали? Просто интересно...

Из принципа посчитал. Мог ошибиться в +- 1, но не более

[Alexeyus1980]

Мда, наивный рассказ. Автор - тинэйджер - предполагаю.

От начала и до конца, так и хочется сказать: "Не верю!" (Например, с хрена ли его не убили здоровые, когда выяснили, что он носитель заразы? Даже мельком не объяснено.)

ИМХО, условиям конкурса рассказ не соответствует. Тут про то, как не уничтожили человечество, а не про то откуда мы взялись ну и т.д., читайте тему...

[Natica]

Автор, как мне показалось, увлекся поэтическими образами. Где-то удачно получилось (лично мне понравилось описание листьев в начале рассказа), но перемудрено все-таки. Тема конкурса плавает. А сюжет, если текст вычитать, может дать начало очень интересному произведению. Удачи автору!

[Ябадзин]

Собственное, основное до меня уже отметили, и я совершенно согласен с предыдущими комментаторами. И добавить нечего...

[Salladoretz]

Начало прикольное. Там такие зацепы-повторы интересные "... неотразимыми картинками-образами.
Неотразимыми потому...", "... смертельная безропотность. Безропотность мёртвых листьев...", "... от чужой смерти. Такой красивой смерти..." Достаточно необычно, даже поэтично можно сказать. Готовился прям хвалить автора, но...

Но потом полезла какая-то фальшь с экзальтированной реакцией на необычные события - мужчины волосы на голове не рвут, исключением будут только "мхатовские" постановки старомодных театров и фильмы 60-ых. Ну, и японские мультики. Но в японских мультиках ещё и не такое случается, что не имеет отношения к правде жизни.

Потом пошла слёзодавилка. Конечно, как не проголосовать за мёртвого младенчика? Беспроигрышный вариант. И всяко лучше, чем котики!

А потом, уже набивший оскомину, пафос глубокой порочности всего человечества в целом. Вот это совсем не круто.

Но в целом, что-то в вашем стиле есть

[Альтс Геймер]

В рассказе много хорошего. Да есть блохи, прилично блох, но автор держит эмоции читателя и этого достаточно. Остальное приложится. Можно до бесконечности смаковать повторы, как любят делать некоторые, но для меня лично главное - человек может работать. Уже есть достижения, которым не научишься ни у Чуковского, ни у Норы Галь. Удачи автору. С эмоциями Вы управляетесь отлично, повнимательней к тексту - и будет все тип-топ.

[Надежда]

Напомнило галлюцинацию или бредовый сон. Манера Пелевина? Стиль присутствует. Жаль, задание конкурса не выполнено.

[House495]

От автора:

В тексте:

"- Вы показали именно те результаты, которых мы ждали.
Макс молча смотрит на золотоволосую женщину.
- Мы возвращаем вас на планету.
Они даже не знают, им не важно, как мы её называем.
Макс, сидя по-турецки на постели, впечатывает каждое слово в это мерзко-белое пространство:
- Это всё... Морок?
- Часть эксперимента. " - отсюда видно, что — эксперимент, что не было ничего, а то, что было, имеет большую условность, игрушечность, если хотите, по сравнению с реальностью.

"Мы ищем возможности улучшить свой геном. Улучшить себя, подтолкнуть и дать возможность нашей расе развиваться. Любопытство, агрессивное познание. Стремление к новому. Нам показалось, что было бы неплохо это добавить к тому, что у нас уже имеется.
Эксперимент показывал замечательные результаты, пока не дошло до фазы социального моделирования.
Вас не остановить. Вы готовы уничтожать всех вокруг себя, и себя тоже. Вы опасны даже для себя самих.
Никакие достижения познания не стоят такой цены " - отсюда видно, кто и зачем создавал человека.

Создатели опробовали на людях возможность «добавления» агрессивности к тому, что уже у них, у создателей, имеется. На Максе ставили последние эксперименты, для подтверждения результатов, полученных на планете.

Они создали людей по образу и подобию своему, плюс агрессивность. Вот вам тема.

А, и ещё. Автору жаль, что возникло впечатление "порочности человечества". Я рассчитывал на другой эффект, пытался впихнуть семечко надежды в финале. Кажется, его тоже не разглядели. Как и тему.

[Salladoretz]

Можно до бесконечности смаковать повторы, как любят делать некоторые, но для меня лично главное - человек может работать. Уже есть достижения, которым не научишься ни у Чуковского, ни у Норы Галь.

Вот и вылетел рассказ из моего топа.

[Константин Шабал...]

Вот и вылетел рассказ из моего топа.

Ну Вы слабак.

[Гость_Pablo_*]

Блин, весь набор голливудских штампов: стоя на коленях наблюдать за гибелью Земли, найти ребенка, стать заразным, умереть-воскреснуть. После, - обязательно пить кофе, обдумывая всю эту... хм... ситуацию. По грамматике и "неровностям" высказались до меня.

[Константин Шабал...]

Блин, весь набор голливудских штампов:

А Вы как хотели? Стругацкие умерли.

[Гость_Pablo_*]

А Вы как хотели? Стругацкие умерли.

или ...

[Melady]

А мне рассказ понравился. Да . Его нужно вычитать именно вслух. Рассказ , с моей точки зрения, достойный.

[Татьяна Минасян]

Страшный и очень грустный, даже надрывный рассказ. Но ханжи-инопланетяне просчитались – в первый раз люди вышли в космос именно во время «холодной войны», так что у человечества есть все шансы выйти еще дальше за пределы Земли. И тогда мы еще посмотрим, кто кого!