Лифт идёт вверх!, космоопера, социальная фантастика, лонгрид Опции

[galina alfeeva]

Аннотация.
Даша Сиверцева живёт в будущем, когда на Луне уже существуют не только базы, но даже мегаполис, Дальний Космос активно колонизируется и для его заселения корпорации и братства искусственно создают улучшенных людей, легко меняющих не только внешность, но и пол. Чтобы сравняться с ними, простые земляне проходят модификацию или постепенно заменяют части своего тела на искусственные, становясь киборгами. Даша мечтает иметь своё собственное жилье и получить сертификат на модификацию, о большем она не задумывается. Мечты приводят её в космический флот, а затем на Луну, где всё сложнее и опаснее, чем ей представлялось.




Чтобы прийти к тебе -
В памяти жду лифт
И. Лисовская

Сивка и Гречка шли нараспашку – апрельское солнце припекало, уже совсем наступила весна, девчонкам отчаянно хотелось гулять, а нужно было зубрить к выпускным экзаменам. Гречка, – жизнерадостный светофор, – полыхающая румянцем полная, пышущая здоровьем девушка, доказывала подружке:
– Смотри, балл там ниже, чем везде. Потом, комнату в общежитии дают! Форму тоже бесплатно: зимнюю, летнюю – всякую. И обувь. И питание льготное. И парни нормальные, потом хоть замуж можно выйти. И квартиру дают через какое-то время, если работаешь... Не, я пойду. Мне универ не светит. А в обычную бурсу я не хочу.
– Там же физрой замучают. Кроссы всякие, центрифуги.
– Как будто ты плохо бегаешь! А я хоть похудею. Ну что, поедешь со мной после выпускного?
– Не знаю, Оль. Я матери не говорила ещё...
– А нафиг ей? Ты же на бесплатное подашь. А там и стипендию платят. Ты её осчастливишь. Ну, Сивка, ну не мути, поедем – мне одной, знаешь, как стрёмно с парнями!

Сивка подтянула на плече ремешок старенькой школьной сумки. Ей и самой хотелось весенних приключений. Олька Гречкина была её единственной подругой. Если она уедет из города, Сивке совсем худо будет. Некому станет даже на мать и сестру поныть. Дома – там даже к экзаменам не подготовишься! Приходится всё учить в школьной библиотеке: как тут позанимаешься, когда за стенкой квартиранты орут, а над ухом – мать со старшей сестрой, ещё громче!
Они все жили в одной комнате, а вторую сдавали. Ирка умудрялась водить парней и зажиматься с ними в коридоре или на кухне – даже поесть не прорвёшься! Мать вечно нервная, вечно орущая, вечно пилит, что они ничего не делают. Подметёшь или пол вымоешь – она даже не заметит, и опять своё – пилить. Полгода собирала деньги на школьную форму. Все люди как люди, а она, Сивка, как дура, ходила в старой форме, из которой уже в прошлом году выросла – руки торчали как грабли. Гречка права – надо ехать. И она сказала, там дают жильё! Своё, которое ни с кем делить не надо!

И Сивка поехала. И, удивительно – она поступила. В торговое училище при Институте ВКС, военно-космических сил. Они с Гречкой обе поступили. То есть, может, и не удивительно, но тогда ей показалось странным это вхождение в какую-то другую жизнь, которую прежде она не представляла и не желала для себя.
«Торговка» была единственным гражданским учреждением при Институте. Почему-то её так и не передали Гражданскому флоту. Наверное, посчитали, что готовить маркитантов должны при военном вузе.
Гречку как взяли, так и не трогали до самого окончания, и было ясно с самого первого дня, что распределят её в Военно-торговую флотилию, а когда кончится срок контракта, Гречка пойдёт в декрет.

С Сивкой всё получилось иначе. Она училась средне: звёзд с неба не хватала, но и не зарывалась. Зачёт у неё всегда стоял с первого раза, хоть и часто не отличный.
Где-то курсе на третьем Сивку, потную, мокрую, задыхающуюся, прямо с кросса послали в главный, институтский, корпус.
Гречка, уже успевшая похудеть, как тень пробежала мимо и стала на её место.
В главном корпусе Сивка бывала нечасто. Там всё блестело втрое, вчетверо ярче, чем в стареньком и уютном училищном здании; высокие коридоры, пустынные холлы, даже зимний сад в рекреации – всё было чужим, официальным, строгим, словно и сам главный корпус носил адмиральские погоны.

– Курсант Сиверцева, я смотрел ваше личное дело. Отметки у вас стабильно-средние, – сказал капитан I ранга, когда она вошла и по-военному доложила о прибытии.
Сивка молча напряглась: к чему он клонит, ведь не отчисляют же за четвёрки! Тем более из торгового флота.
– Отметки средние, а показатели по тестам и симуляторам выше среднего... Вам нравится ваша будущая специальность, Сиверцева? Мне кажется, вы учитесь без особого энтузиазма.
Какие ещё показатели? Сивка молча стояла, задрав подбородок. Капитан вздохнул, будто расстроился, и терпеливо, но, как показалось Сивке, с какой-то досадой стал ей втолковывать:
– Сиверцева, я, конечно, понимаю, что вы здесь не можете, вернее, не должны сказать «никак нет» на мой вопрос, поэтому объясняю: у нас освободилось место в институтской группе, вы, с вашими оценками и тестовыми показателями можете претендовать на это место. Вы мало что теряете, больше даже приобретаете – сразу высшее образование, специальное звание, которое будет равно младшему офицерскому, и, как следствие, прибавку к зарплате. Но ваша специализация изменится. Вы хотите учиться в институте?

Вот так или примерно так Сивку перевербовали. Курсант Сиверцева попала в группу, которую готовили для корабля «Адмирал Попов». Сам этот многотонный красавец ещё варили где-то на Луне, а младший состав зарабатывал себе погоны в университетских классах.
Курсанты бредили кораблём. Техники знали заочно каждую деталь, штурманы, кажется, уже рассчитали все мыслимые фарватеры. Даже те несколько девушек, будущих мичманов, что Сивка обнаружила в своей группе, определённо представляли себе Дальний флот и свою службу на «Адмирале Попове».
Сивку «Адмирал Попов» не очаровал. Она продолжала учиться ровно, и, хотя и прикладывая больше сил, чтобы наверстать упущенное и преодолеть разницу в программе, но... ничуть не окрылившись от обозначившейся перспективы. Она знала, что её работа будет заключаться в снабжении, организации и поддержании нормальной деятельности личного состава. Забота о людях, так сказать. Чтобы эти люди могли управлять кораблём, нормально выполнять боевые задачи, нормально делать карьеру. Сивке суждено смотреть, как прибавляется звёздочек у них на погонах, как они приходят и уходят. Потом она станет старожилом корабля, а потом её спишут на Землю, как отслужившее оборудование. И тогда она, Сивка, ещё молодая женщина, потеряв часть здоровья в дальних перелётах, получит то, зачем сюда пришла – своё собственное жильё, деньги, сертификат на модификацию.
Тогда начнётся её жизнь. Тогда придёт время задумываться о будущем. А пока надо бежать к своей цели – километр за километром, спокойно и неутомимо, как она научилась бегать кроссы.

В конце выпускного года появилась Ира. Она позвонила и сказала, что им нужно встретиться, что она приедет на день, без ночёвки. Что случилось, почему старшая вдруг рванула к ней, Сивка даже не могла предположить. Уже шла экзаменационная сессия, она взяла увольнительный и пошла в город, чтобы встретить Иру. Сестра попросила встречать её не на вокзале, а в центре, у входа в Парк. Значит, были какие-то у неё дела, в которые младшую посвящать не хотела.
Что за дела, Сивка сразу увидела: пузо на седьмом месяце трудно не заметить.
– Ты, что, куришь? – с ужасом спросила она, глядя, как Ира привычным жестом тянет в рот электронную сигарету.
– Успокойся, это не страшно. После того, что я узнала, не страшно…
И Сивке открылись события предшествовавших семи месяцев.
Сначала всё шло замечательно: после того, как мать в сердцах крикнула: «Чем забесплатно в койку, хоть бы суррогатной стала!», Ира начала искать подходящие предложения и скоро нашла какую-то пару через Сеть. Они оплатили ей медкомиссию и все процедуры. Ира уже считала себя обеспеченным человеком, срок был не маленьким, как вдруг выяснилось, что у ребёнка ААК. «Ты знаешь, что такое ААК?» – спросила Ира и посмотрела на сестру вызывающе, мол, давай-ка, спроси меня, что это!
«Отклонения в ДНК?» – Сивка знала, что из трёх букв, в которых в картах здоровья шифруется генетическая характеристика, лучше, если последняя совпадает с первой, ну, на худой конец, находится не дальше D.
– Они мне подсунули свою гнилую сперму! Ребёнок неполноценный, понимаешь? Таких сразу стерилизуют, или нужно платить дикие деньги, чтобы ему, когда вырастет, в пробирке выровняли генетический код, а потом искусственно оплодотворили. Короче, это бракованный товар, легче выбросить, чем чинить. И теперь они уверяют, что это я виновата!
– Но ты же проверялась!
– И ничего, понимаешь, ничего! Самое смешное, они теперь говорят, что я подделала результаты анализов. Сказали, если я стану требовать денег, они подадут на меня в суд. Я не хочу рожать урода!.. Если у меня в карточке будут данные о неполноценном ребёнке, со мной никто не захочет связываться!– и сестра длинно выругалась.
– Что делать будешь? Родишь и откажешься? Мама что сказала?
– Ты её не знаешь? Она же всю плешь проест. Я, как забеременела, так съехала от неё, она не в курсе, думает, я нашла работу.
– А вообще ты на что жила?
– Ну, «эти» платили за жильё, я подрабатывала – нормально выходило. В общем, мне нужны деньги, я разрулю проблему с ребёнком и отдам. У тебя есть какие-нибудь варианты?
– У меня через две недели выпуск, а потом – ту-ту, Земля, прощай, здравствуй, «Адмирал Попов»!
– Послушай, а ты можешь на себя оформить кредит? Я всё тебе верну, не волнуйся.
– А сама почему не оформишь?
– Смеёшься?
Конечно, она не могла оформить: официально Ира не работала, её материнство тоже было случайным заработком, но, как поняла Сивка, Иру очень устраивала такая жизнь. Она, до того, как приехать к сестре, уже нашла людей, которые согласились сделать ей «идеальную» карту здоровья, с ней Ира собиралась продолжать свой суррогатный бизнес. «Ну, что ж, первый блин – всегда комом», – сказала она.
– Кто родится? – спросила напоследок Сивка, уже при расставании.
– Девка. Настоящая. Я уж постаралась, – Ира самодовольно улыбнулась и по-кошачьи слизнула свою улыбку, проведя кончиком языка по рыжеватой, в помаде, верхней губе.

Сивка после вручения дипломов не пошла переодеваться на выпускной. У неё даже не было платья. Она решила, что вернётся в общежитие, когда девушки из её комнаты уйдут на бал. Тогда она вытащит в коридор свою большую серую сумку, напоследок оглядит комнату, закроет, сдаст навсегда свою карточку дежурному и поедет на станцию. Экспресс до космопорта ночной, так что можно не спешить.
Она пошла в Парк – «пошляться», а, скорее, спрятаться; не хотелось общаться со знакомыми и однокурсниками, не хотелось объяснять, почему она не в платье, почему не со всеми.
Душноватый летний день заканчивался. В парке было малолюдно: слишком рано для молодёжи, тем более что у молодёжи, особенно у курсантов, сегодня совсем другая программа на вечер.
Сивка знала ещё одну примету бала: нужно было обязательно найти себе пару. Она знала, что гулянье для многих сегодня закончится сексом, это тоже было определённой традицией, и её соседка приведёт своего парня к ним в комнату.

Сивке некого было привести. За всё время у неё не случилось ни одного серьёзного романа. Иногда, глянув на себя в зеркало, – на мышино-русые волосы, напряжённое, как детский кулачок, лицо с невыразительными бровками, на остренький неподкупный подбородок над строгим воротником кителя, – курсантского кителя пыльно-серого оттенка с оранжевыми петлицами, – она ощущала себя такой серой рыбкой-плотвичкой, которую случайно закинули в аквариум к магазинным, расписным, диковинным рыбам. Сивка чувствовала, что постарела сразу в курсантской форме, обойдя женский расцвет, чураясь его. Почему – она не знала. Так сложилось. Может, потому что вся женственность, манкость и от матери, и от неё ушла к Ире…

Она прошла по главной аллее почти до выхода, но свернула в боковую, чтобы вернуться по узким дорожкам, петляющим между кустов. Небо начало хмурится, и девушка невольно пошла быстрее.
Вот он какой, последний день на Земле. Она влетела в него с экзаменов, не задумываясь, не готовясь. И рассмотреть-то ничего не успела.
Маме звонить – не звонить?.. Она машинально коснулась браслета, который был одновременно и коммуникатором, и ключом к её информационному профилю, поправила его на белой, из-за вечного торчания на симуляторах совсем не загорелой руке.
Ира пропала. Ждёт, когда младшая оформится на «Адмирала Попова» и возьмёт кредит.
Гречка… Гречка уже в рейсе, улетела с Земли ещё полгода назад. Оттуда написала, что всё хорошо, всем довольна. Хорошо бы и ей, Сивке, так выпало…

Сивка робела перед колонистами, которых, как она знала, в экипаже будет много. Выражение «девочка с Земли» было нарицательным. Такая «девочка», по представлениям потомков переселенцев в Мун-сити и других космических городах, всегда непроходимо тупа, жадна и физически не развита. В лучшем случае она просто старомодна. В худшем случае она – хитрое и злобное животное. Мелкий ящер, удравший на свободу из земного Парка Архаичной природы.
Когда, ещё в школе, их возили на экскурсию в Мун-сити, Сивка вдоволь насмотрелась на «лунатиков». Их группу привезли в интернат «Голубой свет», в котором учились «сивиллы», и который принадлежал Корпорации управления.
Сивка увидела невысоких и хрупких подростков: с одинаковыми пропорциями, белокожих и тёмнокожих, одетых в хорошо сидящую и опрятную форму с нашивками, с фирменными дорогими электронными клипсами, поясами и браслетами.
Здесь выращивали будущих сотрудников аналитического сектора, способность к прогнозу, анализу и мгновенной реакции на ситуацию закладывалась в них ещё в лаборатории. Корпорация оплатила генетические исследования, рождение и обучение «сивилл», а затем «продавала» выпускников в другие учебные заведения, чтобы они получали специализации: финансы, безопасность, управление людскими ресурсами, управление информацией, управление производством и десятки других управлений.
Сивка увидела, как живут те, кому назначено управлять и принимать решения.
«Сивиллы» были модификантами, до пятнадцати лет у них была унисексуальная физиология и психология, после они проходили специальную комиссию, которая отбирала, кому следует делать перемену пола, кому нет, кого оставлять унисексуалом, а кого, в соответствии с будущим местом работы и проживания, нужно делать мужчиной или женщиной.
Этот шёпоток детей, рождённых в инкубаторах, строго по генетическому отбору, он до сих пор звучал в ушах: «Какой ужас, у неё в карте здоровья нет ни одной отметки о модификациях – бедненькая, тебе денег не хватало, да?», «У них родители. Наверное, поэтому они такие? Родители это кошмар, особенно разнополые – мы в старых фильмах видели», «А ты мясом питаешься или протеиновой смесью? А у тебя волосы, кроме как на голове, где-то растут?», «А какой у тебя биологический предел – девяносто, сто тридцать?»

На Земле всё как-то проще, здесь, в общем-то, не придают большого значения тому, сколько раз ты проходил модификацию. Могут при приёме на работу или учёбу в какое-то элитное заведение, конечно, отказать, а так, по большому счёту, отсутствие модификации скорее воспринимается как консерватизм, а не как бедность или отсталость. Верующие, например, до сих пор избегают всяческих вмешательств в организм, и что? Просто приносят отметку из своей общины, что они верующие!
И о том, в какой семье: с родителями, «в братстве», «в корпорации», – ты родился и вырос, до определённого возраста земляне тоже не переживают. Переживать начинают, когда, как Сивка сейчас, из одной среды попадают в другую. Летят на Луну, на Станции, в Дальние колонии, хотят устроиться на работу туда, куда берут по рекомендации.
И вот ещё этот знаменитый сленг «спайс», который используют «колонисты», и по непониманию которого всегда вычисляют чужаков… Сивка на спайсе знает всего четыре слова: «кадра», «мисген», «унса», «татан», то есть: «тупица», «свидание, на котором можно получить доступ к генокоду», «унисексуал» и «дешёвая и крепкая синтетическая выпивка».
Маловато для общения и вхождения в среду.
Зато с землянами можно будет поболтать на какой-нибудь из земных лингв или, назло «лунатикам», на старом эсперанто, – который до сих пор изучается в школах как образец первых искусственных языков, – в нём ещё были местоимения разного рода – он, она, оно…

Дождь! Припустил неожиданно – и сразу частый и сильный.
Вода громко била в листья, струилась бурлящими ручейками по дорожкам. Сивка побежала наугад к выходу, но по пути сообразила, что справа должна быть какая-то постройка с навесом, которую она огибала прежде, и которую видела из-за кустов.
Водяная стена закрывала обзор, однако девушка нашла тропинку, ведущую к спасительной беседке, длинной и прямоугольной, притаившейся за кустами можжевельника. Сивка спряталась под массивной крышей на низких столбах, исцарапанных многолетними каракулями влюблённых.
Под крышей было сыро и темно, холодный ветерок студил голые и мокрые от дождя сивкины щиколотки, голени, колени. Туфли, в которых она вышла погулять, промокли. Сивка огорчилась от того, что теперь не успеет их высушить, и придётся мокрыми убирать в сумку.

Она не успела подумать, как будет возвращаться в общежитие, если ливень не прекратится: в беседку вбежали двое, как и она, спасавшиеся от дождя, – парень и девушка, – оба мокрые, растрёпанные, оба в форме: у девушки форма была, как и сивкина – ВКС, у парня – и тут Сивка глазам своим не поверила, – у парня была форма Сил Космической безопасности Луны.
Они вбежали – молодые и сильные, как этот дождь, шумные, радостные – от того, что нашли эту беседку посреди ливня, от своей любви, от Бог знает, чего ещё. И такая радость не могла выйти наружу просто через смех и улыбки, через объятия – мало ей казалось этого, она рвалась неукротимо, притягивая молодых людей друг к другу, заставляя – как две капли воды, упавшие рядом – сливаться в единое целое.
Сивка смотрела, как жарко целуются парень и девушка, стоя у самого края беседки, там, где пробежная вода у ног образует тёмную с белой пеной границу, не в силах пробраться под крышу, и несёт вдоль барьера сорванные мелкие листья. И ей, как и этим двоим, тоже стало жарко и радостно, она почувствовала желание жить, любить, делать что-то большое и важное, самое главное, для чего даётся человеку жизнь – не по воле тех, кто зачинает её, но по какой-то другой, высшей воле.
Щёки её, должно быть, ещё не высохли от дождя, иначе почему бы она чувствовала на них влагу?
Сивка машинально вытерла скулы ладонями. Парень с девушкой оглянулись на неё, смутились, но тут же, поняв, что перед ними ровесница, засмеялись. Все трое почти одновременно поднесли руки к вискам – Сивка и девушка к пилоткам, а парень к берету с эмблемой в виде полумесяца.

Воспоминание о дожде долго ещё не отпускало Сивку, сладко потягивало где-то внутри, – то ли памяти, то ли тела, – когда, сменившись, она ложилась отдохнуть в своей каюте и представляла себе тот последний день на Земле.
Однажды Сивке приснилось, а скорее почудилось наяву, что вот она лежит в недрах огромного «Адмирала Попова», а за иллюминатором идёт дождь, и космический корабль блуждает в дожде и не может лечь на курс. Где-то на других уровнях, на командном посту все суетятся и забыли о ней или даже не знают о том, что она осталась в каюте, о том, что Сивка может помочь вывести корабль из дождя. Но ей хорошо. Ей не страшно, ей спокойно. А может быть, она не боится дождя, потому что сама и есть Дождь?

Очнувшись от своих переживаний, Сивка поняла, что и с ней, наконец, произошло то, что бывалые звали «синдромом подключения», а в учебных классах именовали ФСС – «фантастические сновидения-состояния». Сивка знала, что такое со многими случается в космосе месяц или более спустя начала рейса. Приходило это неожиданно, неожиданно исчезало. Словно попадаешь в некую волну информации – объясняли космопсихологи курсантам. И тогда будь готов к чему угодно – к ощущению себя в чужом теле, земном или неземном, к прыжку во времени и пространстве, к ясновидению и прочим вещам, недоступным твоим телу и разуму.
О появлении ФСС нужно было сообщать медперсоналу, но Сивка, разумеется, умолчала.

(продолжение следует)

[Дон Рэба]

Не сказать что прямо вот так "Ах!", но и не бредятина. По крайней мере, неожиданный собственный сеттинг, над которым, конечно, ещё работать и работать.
Теперь парочка вопросов, на которых нет ответа в данном куске текста. Если это малая форма, то сбивчивые пересказы уместны, если же тянет на роман, то пересказ некоторых мест, коих тут хватает, даже, по моему мнению, чересчур, уже не есть хорошо.

[galina alfeeva]

Если это малая форма, то сбивчивые пересказы уместны, если же тянет на роман, то пересказ некоторых мест, коих тут хватает, даже, по моему мнению, чересчур, уже не есть хорошо.

Это будет длинный текст, довольно "медленный" в плане раскрутки повествования; в жанровом отношении мне больше видится повесть, чем роман, поэтому текст пока не разбит на классические главы и в таком виде, наверное, выглядит рыхлым, особенно для читателя, привыкшего к довольно строгому со стороны автора следованию канонам. Но мне как автору интересно размывать канон ("мягкая фантастика"??) Про пересказ не очень поняла; если имелось в виду, что какие-то сцены кажутся набросками (нет, это не сокращенные версии) и их нужно было бы представить полнее/выкинуть - это действительно будет удобнее обсудить, имея перед глазами хотя бы треть или две всей истории. Постепенно выложу .

[Граф]

Девочковая фантастика. Вариант ромфэна, но другой антураж.

[galina alfeeva]

Девочковая фантастика. Вариант ромфэна, но другой антураж.

Не задумывалась об этом. Можно типичные признаки жанра в студию?

[Граф]

Не задумывалась об этом. Можно типичные признаки жанра в студию?

Зайдите на ПМ или Литнет, там много такого.

ПыСы. И да: много соплей. любовных переживаний, описаний и пояснений. Это, в принципе. нормально для жанра, у ЦА идет на ура.
ПыПыСы. И аватарка у вас правильная, именно такая и должна быть.

[galina alfeeva]

Зайдите на ПМ или Литнет, там много такого.

ПыСы. И да: много соплей. любовных переживаний, описаний и пояснений. Это, в принципе. нормально для жанра, у своей ЦА идет на ура.
ПыПыСы. И аватарка у вас правильная, именно такая и должна быть.

Там и прочего много. А чукча - он же не читатель, а писатель! Если имеется в виду то, о чём я сейчас подумала (улыбаюсь), то как раз эта аудитория не будет моей: ей нужна чистая и стойкая любовная линия, а её такой, увы, не будет. Да, героиня романтична - иногда автор повествует об этом с серьёзным лицом, иногда иронизирует, - но её романтичность - обычная романтичность молодой идеалистки, которая ничего, в принципе, ещё о мире не знает. Но думает, что знает и понимает всё - причём глубоко и точно: настолько, что можно на этот мир не особо отвлекаться, зацикливаясь на своих чувствах, которые, конечно, ей куда интереснее. Но таковы романтические натуры обоего пола, просто за девочкой наблюдать умильнее, "ей такое простительно", ей приличествует дольше рефлексировать, а автору - погружать читателя в описания переживаний и размышлений (не только любовных). А мальчику нужно побегать, подраться страниц шесть, а потом один абзац - подумать и попереживать, тут и правда роман придётся писать с такой арифметикой.
Готова, Даша, короче, к самостоятельной жизни (и отношения понимает как очень важную составляющую этой жизни), вырвалась на волю. И "сопли" - это такой портрет героини в начале пути. Но проверять и учить её жизнь будет не любовными отношениями как таковыми, а общечеловеческими - поиском правды...

[NatashaKasher]

Мне тоже показалось, что слишком много перессказа, вот сценка идёт интересная, и трах-бабах, опять пересказ, и несколько лет вдруг проходит, потом вдруг вновь - тормоз, клоуз-ап, только настроишься, вот он, рассказ, а оно опять побежало... Меня это раздражает, что за отрывочность. Но героини милашки, это плюс.

[galina alfeeva]

Мне тоже показалось, что слишком много перессказа, вот сценка идёт интересная, и трах-бабах, опять пересказ, и несколько лет вдруг проходит, потом вдруг вновь - тормоз, клоуз-ап, только настроишься, вот он, рассказ, а оно опять побежало... Меня это раздражает, что за отрывочность.

Знаю и понимаю. Хотя считаю такое раздражение продолжением читательского внимания - оно не спит, что мне и ценно. Дальше должно восприниматься ровнее, поскольку будет сохранено единство времени и места. Вопрос по зачину пока оставим открытым. Есть такой рецепт: напиши текст целиком, потом вырви первую главу и напиши её заново. Но я пока сохранила исходник, поскольку вот такая каша из отдельных воспоминаний, чувств и страхов героини меня как рабочий материал устраивает. Другое дело - стиль повествования: возможно, сам язык "пересказа" (точнее, авторского рассказа) по тону более серьезен и сух, чем кажутся сценки с героинями (собственно героиня там одна, подруга и сестра - персонажи).

[galina alfeeva]

(фрагмент 2)

А насчёт выходцев из Мун-Сити она волновалась напрасно: их на «Адмирале Попове» было меньше, чем землян. И это им пришлось держаться своей группкой.
Непосредственно Сиверцевой приходилось контактировать только с двумя селенитами: Алекс Дейс и Пат Нго.
Алекс была унсой, но, представляясь, наклонилась к Сивке и сказала тихонько: «сестра». Это означало, что Алекс хочет, чтобы лично Сивка воспринимала её как женщину.
Видеть в Дейс человека того же пола было не трудно, потому что тонкокостная унса фигурой и лицом больше походила на неоформившуюся девушку или очень нежного мальчика-подростка. Но впечатление отчасти обманывало, на самом деле Алекс была старше Сивки, хотя служила тоже мичманом, её перевели на «Попова» с «Трафальгара». Дейс, как потом узнала Сивка, росла в «братстве», у неё уже были две модификации, не считая мелких операций с имплантатами.
Алекс оказалась приветливой и совсем не высокомерной, с ней у Сивки проблем не возникло. Не возникло их и с Пат Нго, но по другой причине. Пат тоже считалась женщиной, но была семидесятипроцентным «киборгом». Посмеиваясь, Дейс сказала Сивке, что у Пат человеческого – лицо, промежность и имя.
«Киборгами» обычно становились люди, после травм не желавшие комиссоваться, или молодёжь с физическими нарушениями, изначально не позволявшими идти во флот. Входит, Пат была, во-первых, из состоятельной семьи, оплатившей дорогую замену большинства органов на синтетические, во-вторых, зациклена на карьере, а все такие люди, знала Сивка, не отличаются компанейскими качествами характера.
Оба предположения впоследствии подтвердились, и мичман Сиверцева с Пат Нго общалась исключительно по делу, исключительно во время вахт, тогда как с Дейс они могли и в столовке посидеть, и в свободное время сходить в спортзал или в комнату путешествий.
Да, Алекс была заядлой путешественницей. «Ты росла на Земле и не была ни в Африке, ни в Антарктиде? Это же колыбель жизни, как можно!» – простодушно изумлялась она и тащила Сивку на виртуальные прогулки по джунглям, пустыням, морским глубинам и ледяным торосам.


Когда они вернулись на Луну, все пошли отмечать окончание рейса, даже Пат Нго пошла, правда, со своей компанией.
Алекс повела Сивку в какой-то бар в Мун-Сити, в котором она была, видимо, постоянным посетителем, и публику местную знала хорошо. Не прошло и пяти минут, как она радостно замахала рукой, приглашая высокого плечистого парня к ним за столик.
Сивка сжалась. У неё не было настроения флиртовать или, что ещё хуже, быть свидетельницей на свидании.
– Это – Сирин! Сирин – это Дария, моя сослуживица с «Адмирала Попова», – быстро и весело представила их друг другу Дейс. – Мы с Сирином учились вместе. Ой, как давно… Сто лет не виделись! Представляешь, в школе у него грудь была – второго размера! Не вру! И волосы, вот такие, вот такие – длинные волосы! А-а-а, ты их обрезал! И он тогда не брился! Совсем.
Сивка смотрела на селенита без удивления: она, в отличие от многих землян, охотно брала на веру любые физические перемены.
Парень. То есть мужчина, ничего андрогинного. Светлокожий, типичный голубоглазый блондин. Продолговатое, – вполне мужественное, – с небольшой ямкой на подбородке лицо, тонкие и правильные черты. «Очень правильные для землянина», – отметила про себя Сивка.
Она представила, как хирург вынимает из раствора эту розовато-золотистую кожу, – с инженерно просчитанной, академической красотой разреза глаз, линий губ и ноздрей, – и опускает на оголённую мышечную плоть.
Но инженерная красота улыбалась сейчас без всякой натяжки, просто и радостно, и улыбка не противоречила исходившей от парня ауре сильного и дружелюбного человека, как бы этот человек не выглядел в прошлом – даже с грудью второго размера. Сивка поверила этой ауре и приняла Сирина как часть «своего» мира, куда однажды уже впустила чудачку Алекс.
– Ты сменила цвет глаз? – допрашивал Сирин бывшую одноклассницу. – Линзы или во время модификации?
– Просто ввели пигмент. Нравится? Называется «Летнее озеро». Так когда у тебя была модификация?
– Три месяца назад.
– Да, я многое пропускаю в космосе…
– А то! Не видела последний фильм с Мак Спарк и Йо Ми? Это ж они ввели моду на брутальность. После модификации у каждого бородища лопатой, в плечах раздались… Сейчас маскулинность в тренде. Так что я просто модный парень!
– Ты пижон и хвастун. Ладно, наливай!
–Дария, вы – оригинал? – спросил вежливо Сирин, наливая ей в бокал что-то светящееся синеватое, заказанное Алекс. Наверняка дорогое.
Дейс засмеялась.
– Кадра! Конечно, оригинал. Она с Земли. У неё ещё не было модификации.
– О! С Земли! Симпатичная. Твоя cara?
– Нет. Просто подруга.
– Сирин хочет знать, не спим ли мы с тобой, – пояснила Алекс.
– Если будете проходить модификацию, записывайтесь на программу за четыре месяца, там очень хорошая выходит скидка.
– Ладно, ладно, сейчас ей не нужно. Ну, – Дейс приподняла бокал и задорно блеснула своими летнеозерными глазами, – за встречу!

Через десять-пятнадцать минут у Алекс загорелся голубой огонёк на браслете и она, очень смутившись, извинилась и убежала, оставив Сивку на Сирина.
– Это Гон, – сказал Сирин.
– Что-что? – не поняла Сивка.
– Гон. Её caro. Из-за него она пошла на модификацию. Они познакомились в Дальних колониях. Во время мисгена выяснилось, что у них нет допустимой совместимости, сколько-то процентов не хватало. Алекс сказала, что хочет ребёнка только от него, она упёртая. В общем, она сделала всё, что нужно, но потом ему предложили служить здесь, на Луне, в филиале Ресурсной корпорации. Алекс перевелась со своего «Трафальгара», потому что «Трафальгар» очень редко заходит на Луну.
Думаю, она ещё не знает, что в корпорации невозможно иметь своих детей. Они это запрещают, особенно унсам из братств. Толку, что мы выбрали президентом Лешетье, ноль! Наши права корпорации всё равно не хотят соблюдать. Унсы из братств для корпораций всегда второй сорт, они признают лишь своих. Гон это понимает, поэтому если уж зацепится за место, то согласится на всё. Только Алекс не может верить в это…
И тут Сивка поняла, что Сирин любит Алекс. Любит на расстоянии. И сейчас ждёт, даёт ей время на отчаяние и примирение, и на выбор. Скорее всего, это ради неё он изменил себя.
Синяя лунная выпивка наполняла её тело приятным чувством лёгкости, а сознание – отстранённостью. Мичман Сиверцева, конечно, в пору своего бытия курсантом, успела кое-как приобщиться к миру одурманивающих веществ, но никогда не пробовала такой тип: он и не обострял ощущения, и не притуплял их; в синей жидкости была какая-то музыка – умиротворяющая, спокойная, покачивающая, не позволяющая сознанию ни тонуть, ни бунтовать. Сивка не слышала её физически, но ощущала: определённо ощущала внутренним естеством. И это было приятно. «Надо узнать, как эта штука называется», – подумала она.
– Ты не проходишь модификацию, потому что у тебя с генами всё нормально? Хочешь размножаться по программе для землян? – спросил Сирин, опередив её намерение задать вопрос об алкоголе.
Что? Программа для землян? Да, наверное. Сивка проходила комиссию, у неё есть свой номер в очереди, но уведомления на выполнение программы ещё не получала. Она надеялась, что вернётся домой к тому времени.
Они ещё выпили и поговорили о Мун-Сити, о его старых и новых районах, в которых Сивка пока не успела побывать.
Потом Сирин спросил, как это – жить в заповеднике. Он имел в виду Землю, на которой действовали правила сохранения оригинальной биосферы и социосферы.
«Традиционное многообразие», девиз Земли, хорошо окупалось туристическими программами. Сивка не раз убеждалась в том, что многие селениты и колонисты часто вообще не представляют, что на её родной планете есть города, подобные Мун-Сити, в которых живёт множество унс, «киборгов» и М.И. – людей с модифицированным интеллектом. Земля для неземлян была памятником, туристическим раем, исторической родиной – всем, чем угодно, но не местом, где приходится выживать ежедневно и ежедневно задумываться о завтрашнем дне.
Сивка поэтому не удивилась и ответила, что нормально. Если не задумываешься, жить везде нормально.
И парень с Луны кивнул, согласившись.
– Тебе нравится Алекс? Не в плане влечения, как человек…
Говорить о третьем всегда легче, всегда проще, это сближает. Или же Сирину просто хочется говорить о той, к которой он… Разговором он пытается заменить те отношения, которых нет, и, скорее всего, не будет.
Сивка перекатила вес с одного бедра на другое и уютнее расположилась на сидении. Она почувствовала вместе с движением некоторое внутреннее освобождение – то ли уже напилась до снятия барьеров, то ли окончательно привыкла к Сирину.
– Алекс очень лёгкая для общения, открытая. Я не думала, что унсы такие…
– Такие?..
На лице селенита читалось любопытство и ожидание: оценка должна была прозвучать из уст иностранки, – ведь Луна и Земля жили по принципу «одна река – разные берега», – и, вдобавок, с точки зрения «гендерного человека», то есть человека с постоянным биологическим и социальным полом. Сивка, понимая щекотливость момента, постаралось быть и искренней, и нейтральной:
– Такие естественные.
– Да, и мы легко идём на контакт, – довольно улыбнулся Сирин. – Большинство, во всяком случае. В братствах особенно. Потому что мы – как споры. Братство – наша грибница: вырастит нас, а потом мы разлетаемся по колониям. И находим своё место. Это не трудно, когда ты общительный. А земляне не так: земляне растут, как побеги на одном дереве…
Он откинулся на спинку диванчика, словно захотел смотреть на Сивку издали, как на картину – одну из серии «Земля в лицах», – чтобы предметно поразмышлять вслух.
– Для вас Земля – не просто место, где вы родились и живёте. Это образ жизни, образ отношения ко всему… Даже унсы на Земле отличаются от остальных. Они жёстче. И упрямее, что ли… А ещё у нас тут считается, что земляне – люди с ручным приводом, – поделился он с Сивкой вдруг – видимо, почувствовав, что его собеседница на такое не обидится.
Сивка вправду не обиделась. Ей стало интересно. Сирин тоже впустил её в «свой» мир: в мир селенитов, унс и собственных чувств, и с этого момента ещё больше расположил к доверию. «Ручной привод» – такого сравнения она ещё не слышала.
– Это как? – спросила Сивка.
– Ну, как в древней механике – нужно, чтобы кто-то крутил колесо…
– А селениты тогда какие?
– Селениты… Ммм…В чём-то проще. Всё работает, пока не сломается. Если сломается – мы проходим модификацию… Я не только про тело, ну, ты понимаешь…
–Ты говоришь только об унсах с Луны? Или обо всех?.. Между кем и кем эта разница?
– Между землянами, из которых большинство – «оригиналы», и людьми из Мун-Сити, среди которых больше унс и вообще модифицированных. Если говорить о генах, вы более уязвимы – вот и стоите годами в очередях на улучшение генетических программ и на пересадку органов. А если о внутреннем, о … ну, как объяснить, не знаю… Для нас модификация это полная перезагрузка. Души и сознания. А для вас… Для вас модификация – это престижно, это статусно, но всё-таки это, – в основном,– только переделка тела. Верно?
– Не знаю. Смогу сравнить, когда попробую, – ответила Сивка, чувствуя себя озадаченной.
Эта беседа добавила в её отношение к селенитам какую-то новую тревожность: там, где они прежде казались чужими, обнаружилось понимание и почти что родство, но там, где Сивка и не мыслила подвоха, да, там оказалось что-то непонятное, невыразимое, чужое и чуждое.
Размышления об этом не оставляли Сивку всю дорогу домой, то есть в общежитие «Городка для временно проживающих сотрудников», так официально называлось поселение землян-экспатов, большую часть из которых составлял служащие в военно-космических подразделениях, гражданский персонал военных и транспортных судов и учёные из лабораторий. У ресурсных и промышленных корпораций городки для вахтовиков были свои, собственные, и завистливые языки утверждали, что те заметно комфортабельнее ВКС-совских, и приводили обычно в пример стрип-бары.

Пока добиралась на экспрессе из центра Мун-Сити в свой сектор, который у космофлотчиков носил название Барминграда, в честь первого проекта освоения Луны и его автора, академика Бармина, Сивка, как могла, боролась с опьянением. Синяя выпивка, оказавшаяся коктейлем под затейливым названием «Зеркало Галадриэль», разбирала медленно, но основательно и, что самое неприятное, непредсказуемо: с каждой минутой мичман Сиверцева чувствовала в теле не привычную в таких случаях тяжесть, а всё прибывающую лёгкость, граничащую с потерей сознания и контроля над невесомым, как воздушный шарик, телом.
Боясь отключиться, она цеплялась за мысли, которые кое-как ещё удерживали шарик на привязи. Прокручивала в голове разговор с Сирином, думала об Ире, о матери, о красивом поме Турганбекове, служившем срочку в десанте, и его татуировке с изображением каймана; о вентиляционных трубах и шахтах, пауках и розах; пялилась на экран в глубине шаттла на все рекламные объявления: от гостиницы-онсена с «настоящими банями для настоящих космических самураев» до фабрики, которая приглашает дизайнеров на работу с полным пакетом соцуслуг и оплатой пятидесяти процентов билета на Землю один раз в год. И снова возвращалась к унсам, среди которых ей придётся жить в перерывах между походами.
В общежитие Сивка вошла, как ей казалось, почти не шатаясь: лёгкий бортовой крен можно было списать на сумку с мичманским скарбом. В холле она довольно уверенно прошла подтверждение личности и активировала карту жильца. В конце процедуры перед ней на инфодисплее высветилась схема двадцатиэтажной подземки, в которой предстояло поселиться. Шестнадцатый уровень, блок С, комната 16-89…
– Эй, космофлот, подъём! Подъём, говорю, не спи: увезу вниз!
Сивку будто за волосы выдрали из сна. Она больно стукнулась лбом о стенку лифта.
Задремала. Отключилась-таки в лифте. Если стоит на ногах – значит, всего на несколько секунд или пару минут... Не страшно.
Она огляделась – рядом никого не было. Голос, если он не померещился, мог принадлежать диспетчеру или сотруднику охраны, следившему за кабиной через камеру. Сивка поискала её взглядом. Словно в ответ на это двери лифта начали открываться.
– Выходи, давай, машина вниз идёт, – строго сказал мужской голос из динамика. – Тебе точно на шестнадцатый? К кому едешь, Спящая красавица?
– Ни к кому. Живу я тут, – буркнула Сивка и подняла с пола сумку.
При движении вперёд её былой крен явно и однозначно перешёл в «рыскание», так что и сумка, и сама она изрядно пообтирали входной проём.
– Восьмой этаж… Аптека работает круглосуточно, – крикнул напоследок, закрывая двери, лифт и уехал, как и обещал, вниз.

Комната, в которой поселили Сивку, не отличалась простором: та же шестигранная каюта, только одноместная. Но, так как вся мебель, включая кровать, была встроенная, можно было, убрав всё в ниши, сложив, опустив, задвинув, расширить пространство до состояния, когда по комнате можно бродить. И Сивке это понравилось.
Она не собиралась бродить, простор в комнате нужен был для другого: «Зеркало Галадриэль» дало ей почувствовать большие, длинные крылья за спиной. Им, даже в сложенном виде, требовалось пространство в этой комнатке – требовалась почти вся комнатка.
Сивка, не удивившись такому преображению, опустила сумку на пол и, пошатываясь, убрала полочку кровати: чтобы не мешала разложить крылья на полу.
Удостоверившись, что крылья ей не мешают, а им не мешает окружающее пространство, она легла на пол и попыталась накинуть одно крыло на плечо – вместо одеяла.
Но крыло было тяжёлым и жестким, справиться с ним не удалось. Тогда Сивка протянула руку, на ощупь порылась в сумке и вытащила куртку, свою форменную куртку с эмблемами ВКС и обязательной бумажной записной книжкой в нагрудном кармашке.
Набросив куртку на плечи и подложив один из её рукавов под голову – так мичман Сиверцева закончила свой первый день после первого похода.

[Граф]

Твоя cara?

Для тех, кто не знает исп., будет читаться как "сага" (а не "кара" - любимая), непонятно. Надо выделять курсивом.

[galina alfeeva]

Для тех, кто не знает исп., будет читаться как "сага" (а не "кара" - любимая), непонятно. Надо выделять курсивом.

Спасибо за подсказку, учла!

[galina alfeeva]

(фрагмент 3)

Когда Сивка проснулась, в комнате по-прежнему было темно, лишь горели зеленоватым тусклым светом крошечные лампочки, подсвечивающие входную дверь, «умное окно» и ящик с кислородным баллоном.
«Мы дышим – мы помним – мы боремся» – Сивка была уверена, что, если включит свет, то рядом с баллоном или на нём самом прочтёт эту фразу. Эпитафию с памятника погибшим от кислородного голода вахтовикам-освоителям Луны раскрутили до масштабов всей планеты и сделали сначала негласным, а потом и официальным девизом; теперь он был везде, где были кислородные баллоны, а они были в каждом здании, как и скафандры.
Сивка вспомнила, что нужно проверить, есть ли в общежитии зарегистрированный на неё скафандр, и забрать его в комнату. Выходить на поверхность она пока не собиралась, но вдруг случится учебная тревога и придётся добираться в другой сектор по поверхности – одеться в комнате удобнее, чем пробираться в толпе с баллоном в руках на склад, который ещё непонятно где. Впрочем, скорее всего, он где-то поблизости; на тренировочной базе, вспомнила Сивка, комнаты со скафандрами были на каждом этаже.
Кто-то снаружи позвонил, «умное окно» на выполнение голосовых команд ещё предстояло настроить, и Сивка, потирая заспанное лицо, пошла на лампочки, чтобы самой открыть дверь.
Снаружи оказался совершенно не запомнившийся ей прежде, но теперь режущий глаза мертвенным светом бледно-голубой коридор. И посреди него, перед дверью – бледная, голубоватая от утомления мулатка в сером «подряснике» – тонком хлопковом комбинезоне, который заменял домашнюю одежду в нелётном быту и поддевался под прорезиненные костюмы на службе.
Мулатка с мелко вьющимися густыми волосами, собранными в толстый пучок на затылке, была, кажется, несколько старше Сивки – по возрасту, но непонятно, старше ли по званию или должности. Скорее всего, не старше, потому, что при взгляде на сивкину мятую форму и очевидно мятую заспанную физиономию она не стала ни строже, ни снисходительнее.
Лицо этой молодой женщины было каким-то потерянным. До такой степени потерянным, что Сивке при взгляде на него показалось, что на самом деле от человека здесь осталась только оболочка, да вот этот серый комбинезон, и ничего больше.
Но был ещё голос, низкий, но слабый, к которому пришлось прислушиваться, чтобы, в конце концов, уловить звук, исходивший от едва-едва шевелившихся губ:
– Вы… не знали Хоакина?
Сивка отрицательно покачала головой. Мулатка понимающе опустила глаза и одной ногой в белом домашнем шлёпанце отступила назад, видимо, собираясь повернуться и уйти. Но секунду спустя передумала.
– Но вы – с Земли?
–Да. «Адмирал Попов». Вчера заселилась…
– Мы собираем деньги…На репатриацию…Страховая говорит, у него не было этого в контракте, не страховой случай… У него контракт был на два года, и он собирался продлить… Его многие знали… Он с Земли, понимаете?..
Сивка не сразу догадалась, о какой репатриации идёт речь. Гражданский? Погиб, и теперь не на что отправить тело домой?
По местным правилам, его можно кремировать и сохранить прах в некрополе или развеять на поверхности. Можно, конечно, и отправить в урне на Землю… Но как можно отправить некремированное тело, то есть, с гробом, те самые двести килограммов: сколько это будет стоить и как всё организовать, Сивка не представляла.
– Вы не собираетесь его кремировать? – спросила она мулатку.
– Если не получится договориться, то так и поступим.
– Договориться?
– Ну, достать разрешение на транспортировку… неофициально…
Тут мулатка сообразила, что все эти вещи – абсолютно шокирующая новость для только что поселившейся здесь девушки-мичмана. И испугалась.
– Мы просто хотим попытаться… И никого насильно не заставляем, не думайте… Всего хорошего… Извините…
Она, прищёлкивая шлёпанцами о босые пятки, быстро, почти бегом ушла по коридору.

После душа и распаковки сумки Сивка занялась «умным окном», то есть информационной системой, обеспечивавшей, как гласила реклама, «безопасность и неприкосновенность личного пространства каждого пользователя».
«Кто такой Хоакин?» – спросила она, авторизовавшись и синхронизировав Окно со своим браслетом. – «Уточните запрос из перечня, – ответствовало Окно дружелюбным женским голосом, напоминающим мятный леденец (Сивка сразу, не перебирая всех вариантов, выбрала этот тембр из настроек). – Хоакин Мурьета, глава банды «Пяти Хоакинов», Хоакин Соролья, живописец, Хоакин…»
– Проживавший в нашем общежитии, недавно умерший, – перебила мичман.
– Хоакин Эррада, тридцать два года, техник в биологической лаборатории. Скончался пять часов сорок три минуты назад. Срок пребывания на Луне один год, восемь месяцев; женат, на Земле проживают супруга, сын и дочь.
– Причина смерти?
– Прошу прощения, доступ к получению информации ограничен… Желаете настроить личный интерфейс? – нейросеть, видимо, знала, как менять тему при неудобном разговоре.
– Нет, – поспешно ответила Сивка.
– Но – почему? – не меняя конфетно-дружелюбного тона, возразило Окно. – Взаимодействие с личным интерфейсом снижает риск стресса и способствует доверительному и непринуждённому общению. Во мне двести восемьдесят готовых профилей и есть возможности создания новых по запросу пользователей и в соответствии с их психотипами. Хотите пройти тест на определение подходящего вам профиля?
– Не хочу. Я не хочу к тебе привязываться, соблюдай дистанцию… Настроить экран.
Пф, ещё чего не хватало, по душам беседовать с информационной гидрой планетарного масштаба, которая готова сплетничать о тебе с любыми кофе-автоматом и душевой кабинкой.
Кстати, надо будет и кофе попить, и поесть, как следует. В сумке у Сивки была заначка из сухпайка, когда-то полученного на «Адмирале Попове» и валявшегося в вещах без надобности, сегодня утром она пригодилась, но надолго от голода этот перекус не избавит.
«Какую желаете картину в качестве фона? – спросило Окно. – В базе имеются несколько тысяч статичных и динамичных изображений, виды Земли, Луны и других планет солнечной системы, галактики, глубокого космоса, есть фэнтезийные картины. Есть возможность добавить своё изображение… – в подтверждение своим словам система тут же продемонстрировала первую порцию пейзажей, которыми можно было заменить отсутствие вида за окном и самого окна. Экран запестрел красками. – Ниагарский водопад? Санторини? Или, может быть, рассвет в Подмосковье?»
– Есть изображения с камер из общественных мест в общежитии? В режиме настоящего времени?
– Да, рекреационные зоны в блоках, библиотека.
– Хорошо. Поставь что-нибудь… симпатичное.
Чтобы понять, что это за место, нужно немного присмотреться к нему, по возможности – не привлекая к себе внимания. Жизнь улитки в скорлупе космического корабля не так уж плоха, в сущности, даже в замкнутой и забитой людьми и информацией среде можно спрятаться в свой домик и переждать, пока незнакомое и непонятное или пройдёт мимо, или станет знакомым и понятным.
Окно выдало ей картинку из холла, стилизованного под уголок парка: растения, вьющиеся по стенам-решёткам, лавочки, фонтанчик, компактная стойка летнего кафе, за ней несколько посетителей…
– Вполне устраивает, спасибо.
Сивка благодарила все машины, ибо верила, что доброе слово и коту приятно – даже если это кот Шрёдингера. Благодарность была компенсацией за недоверие им в целом. При этом Сивка иногда чувствовала себя хозяйкой слишком умного раба: вот как сейчас, непроизвольно переходя на личное общение. Но ничего не поделаешь: с Окном ей ещё долго жить в режиме «двадцать четыре – семь», от личного никуда не денешься, от опекунства Системы – тоже, – поэтому нужно лишь правильно определить границы.
– Загрузить в навигатор карту общежития и нашего района на поверхности, в автономную память – контакты всех служб здесь и расписание шаттлов, – скомандовала она.
За своим скафандром Сиверцева отправилась на склад и, так как находился склад возле одной из столовых, решила, что сперва поест горячего, и потом уже – за скафандром. Поднимаясь в лифте, она косилась на углы под потолком, но камер так и не обнаружила. Видимо, разговор с лифтёром или, даже скорее, с лифтом привиделся ей в «Зеркале Галадриэль».

– Прости, Даша, мне жаль: я вчера бросила вас!
Конечно, ей было не жаль. Сивка перевела входящий от Алекс в голосовой режим, как только увидела её в одних плавках, сидящей на кровати и грызущей яблоко. Хорошо ещё, лифт был пустой.
– Всё нормально, мне понравилось. Сирин проводил меня до шаттла, он настоящий рыцарь.
– Ты ему тоже понравилась. Сказал, что мне повезло с подругой. Пригласил нас развлечься...
– Развлечься? Что под этим подразумевается?
– Ах, боже мой, испорченная землянка!.. Сирин – невинная душа, развлечься – погулять, посидеть где-нибудь душевно, может, даже выбраться на поверхность… Он вообще умеет делать прогулки запоминающимися. Но ничего такого, понимаешь?
Сивка поняла, что не ошиблась с предположением, что Сирину не выбраться из френдзоны ещё несколько световых лет.
– Ладно, я сделаю вид, что поверю. У тебя, похоже, всё хорошо? Ты-то сможешь оторваться от своих дел? Или мне одной идти на свидание?
– Я смогу. Может быть, даже завтра… Я тебе ещё позвоню!
– Хорошо... А, вот ещё: Алекс, ты такого Хоакина Эрраду не знала?
– Нет, кажется, нет… А что?
– Из нашего общежития. Умер сегодня ночью, ему деньги на похороны собирают… Гражданский, в биологической лаборатории работал. Вахтовик.
– Умер? Чёрт, девочка моя, это грустно!.. Я спрошу, может, кто знал его… Мы тут все как-то связаны, но толком никто никого не знает – болтаемся, как пояс астероидов. Ну, ты не грусти, это всё пройдёт. Обнимаю тебя… ты меня видишь?
– Нет, ты полуголая, а я уже из лифта вышла, тут люди. Но я верю в искренность твоих объятий. Ладно, я иду есть. Пока!



– Вы утверждаете, что, заселившись в общежитие, спустились на свой шестнадцатый этаж, вошли в комнату и легли спать?
Сивка кивнула. Вопрос протокольный, можно не тратить сил на ответ. А силы, может быть, понадобятся: она так и не успела поесть в столовой, Служба безопасности перехватила её у входа в зал.
Как-то странно они её допрашивают: как будто отрабатывают несколько версий или чего-то ждут. Но чего можно ждать? Просмотри в Системе файлы видеонаблюдения – и получишь ответы, для этого даже не нужно задерживать…
– Вы точно никуда не ходили?
– Точно. Мы отмечали окончание рейса, употребляли спиртное, я вернулась уставшая…
«Употребляли спиртное!.. Господи, стыдно, как будто в училище пьяной попалась на «увале»! Что, я наблевала или нагадила в коридоре? Что-то сломала? Что за это будет? Штраф? Губа? Выговор?» – Сивка собрала волю, чтобы казаться заштатной корабельной мышью, неспособной к рефлексии и совестливости в силу примитивности душевной организации.
– Вы не откажетесь предоставить нам данные вашего профиля для уточнения некоторых моментов?
Значит, это не «внутренняя безопасность», это какие-то ребята из служб Луны. Полиция или кто-то ещё… Свои, земляне, проверили бы всё молча, они могут запросить ключ к профилю по ведомственным каналам, правда, для этого должен быть весомый повод.
Человек, который её допрашивает, скрыт за стеклом, возможно, он здесь виртуально. А сам – где-то в кабинете в Мун-Сити. Это значит, киборги из Службы безопасности Земли, обеспечивающие порядок на всех объектах землян и задержавшие её, выполняют приказы селенитов? Что вообще тут происходит?
– Я… разрешите спросить, в чём меня подозревают? О моём задержании уже знает моё руководство? Будет ли мне предоставлен адвокат?
– Дария Алексеевна, – вкрадчиво ответил голос за стеклом, – ну, что вы, будто полицейских фильмов пересмотрели. Никто вас пока ни в чём не подозревает. Вы новый человек, и так получилось, что прибыли к нам в неприятный момент: погиб сотрудник лаборатории. Погиб во время сбоя системы наблюдения. Солнечная вспышка слишком сильная, такое бывает иногда… Вы на тот момент ещё не синхронизировали свой профиль с «умным окном», то есть, как бы находились в серой зоне для наших систем. Поэтому у нас возникли вопросы…
– На вопросы я уже ответила. Личный профиль имею право не открывать. Если будет постановление суда, вам моё согласие не понадобится… Разрешите идти?
– Вы не спешите… Проблема в том, что вы выходили из лифта: на четвёртом этаже, как раз перед вспышкой. А утверждаете, что поехали сразу на шестнадцатый этаж…
Что они там, за стеклом подумали, увидев её изумлённое лицо, Сивка не знала. Но воцарилась тишина, и непонятно было, ожидали от неё удивления или нет.
Вдруг это её так провоцируют? Берут на понт, пытаясь сбить с толку?
– Я не помню такого. То есть, конечно, я могла, из-за опьянения, перепутать этажи и выйти на четвёртом, но потом вернулась и доехала к себе: как вошла в комнату – это я точно помню…
Ей показалось, что она вырубилась в лифте, но, может, она действительно не помнит, как случайно вышла не на том этаже? Хотя, вроде бы, нажимала нужную цифру на панели… Или воспоминания обманчивы?..
– Вот поэтому мы были бы признательны, если бы вы помогли восстановлению картины происшествия. Скорее всего, это недоразумение… Вы действительно не рассчитали своих возможностей в плане алкоголя… Кстати, а что вы пили?
– «Зеркало Галадриэль». Я попробовала то, что предложили сослуживцы из местных.
– «Зеркало Галадриэль»? Ну, не удивительно. И как – понравилось?
Сивке показалось, что в голосе промелькнула живая заинтересованность.
– Очень непривычно. Это было за компанию, и я не знала, как оно действует.
Вот опять она словно оправдывается!..
– Мы посмотрим ваш навигатор и медико-биологические показатели…
Значит, всё-таки хотят увидеть что-то в профиле… Может быть, и не то, о чём говорят… Но зачем?
– Мне нечего скрывать, но личный профиль – это личный профиль. Я гражданка Земли, служащая ВКС.
Это похоже на бред, и единственная возможность его остановить – действовать спокойно и чётко, не паниковать. Не надо сейчас думать, что ты успела натворить там, на четвёртом этаже. Надо убрать перископ и лечь на дно. Нужно залезть в танк. А внутри уж, как в поговорке: главное не обделаться – со страху.
Голос хмыкнул и стал жёстче:
– Младший офицер, который в первый же день после рейса напивается до непотребного состояния и попадает в Службу безопасности… Хороший повод для хорошей характеристики в вашем деле. Нда, уж…Так что, вы настаиваете на официальном запросе?
– Так точно, – Сивка внутри вся сжалась, но отступать было некуда: в танк она уже влезла и перископ убрала. – И… я должна уточнить: я не офицер, а вольнонаемная, в ВКС мичманское звание – это звание для вольнонаемных…
Допрашивавший её никак не отреагировал на эти последние слова, словно их не услышал, а услышал только военное «так точно»:
– Хорошо, Дария Алексеевна, мы поставим в известность ваше начальство и сделаем официальный запрос. Когда вы окончательно протрезвеете и вспомните, что происходило на четвёртом этаже, свяжитесь с нами, это может оказаться полезным не только нам, но и вам. Контакты уже переслали в вашу почту. И постарайтесь больше не попадать в неприятные истории… Мичман Сиверцева… Тем более – не у себя на родине… Вы свободны, можете идти.

[galina alfeeva]

(фрагмент 4)

Да, она была свободна. И могла идти. Но свободным было лишь тело, разум и душа остались в комнате с тёмным стеклом, взаперти, в одиночестве, словно в одиночной камере.
Тело, свободное и неприкаянное, нужно было, наконец-то, накормить, но Сивка теперь думала о столовой с тоской: теперь она чувствовала на плечах арестантскую робу, а на ногах кандалы. Да, она не позволила открывать внутренний профиль, но что селенитам с того? Пока она на Луне, им нетрудно в Системе вместо её профиля активировать копию с отметкой о подозрительном поведении. Пониженный социальный рейтинг, узаконенная дискриминация, отныне будет, словно дурной запашок, сопровождать строптивую землянку повсюду и вынуждать окружающих брезгливо отворачиваться. В мире дополненной реальности рейтинг что-то вроде нимба над твоей головой, и все, кому охота, могут его видеть. Сивке уже сейчас было страшно встретиться взглядом с кем-нибудь в коридоре, а уж выставить себя на всеобщее обозрение в столовой…

«Кафе в холле, которое видно из моего окна (как романтично это прозвучало!), там сейчас много посетителей?» – осторожно спросила она Систему, вызвав Окно. «Двое, но скоро и они уйдут», – отвечала та услужливо. «Покажи меню», – велела Сивка. «Это не очень популярное место: цены не соответствуют себестоимости блюд и ассортименту, репутация заведения тоже не очень высокая; могу посоветовать уютные места с более демократичными ценами», – начало отговаривать её «умное окно». «Спасибо. Я хочу туда. Дай меню», – процедила вполголоса голоса Сивка, устремляясь по длинному коридору быстрым, деловым шагом, словно опаздывая на привычную летучку младшего состава.
Окно не солгало насчет цен и ассортимента, но мичман Сиверцева была готова на всё, лишь бы побыть где-нибудь в уголке, подальше от местной публики, поэтому сделала заказ сразу, почти не выбирая. И лишь потом поинтересовалась, где находится кафе. Оказалось, в другом блоке, блоке «D», то есть сначала из блока «А», в котором её допрашивали, Сивке необходимо было попасть в блок «D», а потом уже спуститься или подняться на девятый этаж.
Перейти в блок «D» можно было по второму и двенадцатому этажам. Сивка выбрала второй этаж: там административные помещения, сотрудники, в основном, сидят по кабинетам, коридоры пусты, людей мало. Не то что на двенадцатом этаже, где и спортзал, и бассейн, и корт, и ещё какие-то спортивно-развлекательные заведения.
Она дождалась лифта, это было не так уж легко: комната с тёмным стеклом располагалась на пятнадцатом этаже, можно сказать, в «спальном районе». После десятого этажа лифт опустел. Сивка облегченно вздохнула и приободрилась. «Какой у меня тут рейтинг, покажи», – велела она «умному окну», решив, что подходящий момент взглянуть ужасной правде в глаза настал.
Перед глазами Сивки возникла полупрозрачная диаграмма в виде подковы: семьдесят шесть процентов, не так уж плохо. Пожалели или ещё не добрались? «Если будет быстро понижаться, дай вибросигнал», – распорядилась Сивка.
– Слушай, мичман, а зачем тебе лунный рейтинг? Ты же не собираешься здесь жить? Перекантуешься между походами и всё…
Сивка вздрогнула. Это был тот же самый голос, что вчера обозвал её Спящей красавицей.
– Вам нечем заняться на рабочем месте? – холодно отчеканила она. – Окно, профиль и рейтинг этого человека, пожалуйста.
Окно молчало, ответа не было, голубоватые искорки, обозначавшие поиск, пробегали по экранчику сивкиного браслета.
– Какая ты серьёзная! – не унимался общительный лифтёр. – Сразу видно – землянка. Мой тебе совет, не ведись на рейтинги, начнёшь подделывать эти проценты или подделываться под них – попадёшь в плохую компанию, поняла?
– Послушайте, в общежитии несколько тысяч сотрудников, вы всем советы раздаёте?
– Не всем. Ты, мичман, новенькая. Потом ещё спасибо скажешь, что предупредил. Кстати, моего профиля в Системе нет: я – местный полтергейст.
Словно подтверждая его слова, Окно сообщило, что искомый профиль не найден.
– Вот видишь, – довольно произнёс голос. – А то бы я тебя на свидание пригласил.
– Понравилась?
– Заинтриговала. Хочу знать, что ты делала на четвёртом этаже.
Сивка, уже привыкшая было к странному собеседнику, снова напряглась.
– Я бы тоже хотела, – ответила она сухо. – Пока вспомнить не получается. Но за ценный совет, если вспомню, вам первому скажу.
Так вот оно что: за ней продолжают следить. Видимо, кто-то из Службы безопасности так развлекается, время от времени обнаруживая себя перед испуганной и смущённой жертвой в лифте, а может, и в общественном туалете, в раздевалке или где-то ещё. Интересно, они и в комнатах подслушивают и подглядывают или просто подключаются к Окну, чтобы контролировать постояльцев общежития в домашней обстановке?
– Мичман, я тебя ловлю на слове. А если без шуток, то, правда, постарайся вспомнить. Сама.
Это слово «сама» он произнёс очень многозначительно и серьёзно, так, что Сивка даже вздрогнула.

Когда Сиверцева шла по второму этажу, по мерцающему серебристым бирюзовому холлу, разделенному парадной лестницей, ведшей на третий, нижний этаж, ей пришло сообщение от подруги: «Сирин приглашает нас с тобой на «Вечер снятых браслетов». Встречаемся в половину седьмого на платформе 12, в Мун-Сити, направление Южный полюс. Форма одежды – для прогулок по городским трущобам. Твоя Алекс». Вдогонку прилетело ещё одно: «Выяснила кое-что, что тебе интересно, расскажу при встрече».

Кафе, куда всё-таки дошла Сивка, можно было бы назвать ретро-кафе, там даже не обнаружилось стандартного МАТа с готовой едой. Можно было подумать, что посетителей обслуживает робот, но его тоже не было за стойкой.
– Окно, как получить заказ? – спросила Сивка, поскольку и посетителей не было.
– Вы уже идентифицированы. Присядьте за стойку, сейчас блюдо будет подано.
И действительно, как только Сивка села, поверхность столешницы перед ней раскрылась, и снизу поднялся обтянутый прозрачной плёнкой поднос. Сняв термокрышку, мичман принялась за еду.
– Вы уже почти сутки на Луне. Желаете послушать или посмотреть новости? Или, может, шоу-программы? – спросило Окно, и услужливо выбросило перед Сивкой маленькую голограмму с меню информационных и развлекательных каналов.
– Спасибо, мне хватает экрана здесь. Дай звук в гарнитуру, – кое-как, с набитым лазаньей ртом распорядилась Сивка.
Экран, без которого не обходилось ни одно публичное место ни на Земле, ни на Луне, располагался на стене справа; чуть повернувшись, Сивка хорошо видела всё, что происходило в студии. Миловидная унса-блондинка вела новостной выпуск. В крошечной клипсе наушника Сивка услышала её голос:
– Противники модификаций утверждают, что интегрирование нейросети в систему биохимической регуляции человека должно жестче ограничиваться законодательно. В настоящее время конкурирующие компании, разработчики биоинтегрируемых нейросетей, такие как «Геба», «Цзиньюнь», «Кэнко», «Майкрофикс», «Аурум», опережая друг друга, внедряют экспериментальные разработки, которые следовало бы проверять независимым ученым, а не аффилированым с этими корпорациями организациям, в число которых входят и некоторые уважаемые научные сообщества. И именно результаты независимых экспертиз предавать широкому обсуждению. Вот мнение одного из сторонников этой идеи, Никоса Шталя.
На экране появился мужчина средних лет. Из титров Сивка узнала, что это директор собственного фонда.
– Мы организовали фонд, которые поддерживает независимых ученых, готовых подключиться к анализу ситуации с новейшими разработками в области биоинтегрируемых нейросистем, – охотно рассказывал Никос Шталь. – Проблема в том, что компании-разработчики боятся утечки информации, многое на этапе разработок скрывают и замалчивают, в то время как общество озабочено их политикой монополистов и подковёрной борьбой. В результате возникает атмосфера тотального недоверия, в том числе к технологиям по-настоящему революционным. Наш фонд – это шаг к снижению социального напряжения, шаг к открытости в области жизненно важных технологий.
Картинка сменилась, на экране возник другой мужчина, старше, беседующий с корреспондентом где-то в лаборатории. Сивка покончила с лазаньей и взялась за тыквенную запеканку и чай, стакан с которым появился из столешницы, поэтому пропустила титры, но понятно было, что говорит какой-то ученый. Его речь благодаря монтажу включилась на середине монолога:
– Вы понимаете, научное сообщество всё ещё довольно консервативно в плане этики, всё, что предлагается корпорациями, встречает у нас сначала критическое «нет». Поэтому некие силы, выступающие как бы от лица общества, выражающие недоверие к ученому миру… Мы должны, прежде всего, спросить, каковы их собственные интересы? Или интересы тех, кто за ними стоит… Не хотят ли они нас под благовидным предлогом вернуть в Средневековье?
На экран вернулась блондинка.
– Подробности дискуссии в вечерней программе Тины Коваль «Аверс и реверс». И ещё одна новость: в Мун-Сити приходит лунная ночь. Гости и жители мегаполиса могут наблюдать красоту свечения Земли, которое в пятнадцать раз ярче, чем лунный свет на самой Земле. Четырнадцать земных суток продлится ночь. Но жизнь в лунном городе не замирает ни на одну минуту. Подкрепите силы витаминами, проводите больше времени с друзьями и любимыми и оставайтесь на связи с нашим каналом! А сейчас Дэнис Сон с новым хитом «Ночь для тебя и меня». И – сразу же после, в прямом эфире – эксклюзивное интервью с певцом о его творчестве, первой любви и трудном выборе каждого молодого человека – выборе гендера. Не переключайтесь!
– Правда мило? – сказал кто-то над ухом у Сивки.
Та резко обернулась, чуть не поперхнувшись чаем.
Рядом сидело существо в черном: черная куртка со множеством карманов обтягивала худое, длиннорукое туловище, черные брюки ясно очерчивали острые колени, черные волосы спускались до плеч, половину высокого лба и правый глаз закрывала длинная черная челка. Лицо… Странное это было лицо. Молодое, оно было мягко очерчено, несмотря на угловатость тела и конечностей; нос был маленький, а глаза с «азиатским» веком.
Сивка не почувствовала эмоций в голосе существа. Ни фамильярности завсегдатая этого уголка, ни желания очаровать понравившуюся девушку, ни угодливости человека, не знающего, с чего начать знакомство… Ничего, что выдавало бы личность. Робот?
Пол существа не определялся ни по виду, ни по голосу. Лицо это могло принадлежать и мужчине, и женщине. Для человека, даже молодого – довольно тощий и плоский, тут скорее парень, чем девушка. Унса?
Но унсы, часто хоть и субтильные, зато ладно скроены, а это… Это брак какой-то…
– Чон!
Видя, что это восклицание не вызвало в девушке понимания, существо стремительно протянуло, почти ткнуло вперёд правую руку с раскрытой ладонью.
Сивка подумала, что для робота у него слишком резкие движения.
– Мичман Сиверцева. Будем знакомы. Извини, руки липкие…
Девушка демонстративно потрясла куском недоеденной запеканки. Спокойно откусила и принялась неторопливо жевать.
Хорошо бы этот чудик за ней не увязался.
– Ага, – кивнуло существо в чёрном, убрало руку и перевело взгляд на экран, на котором пел и танцевал паренек-унса, тот самый Дэнис Сон.
– Мило, – повторило существо.
Сивка кивнула: а что, Дэнис Сон действительно был очень симпатичным, с приятным голосом и отлично двигался. И песня у него тоже была приятная. Что-то про ночь, которая поможет двум хорошим людям встретиться.
– Я тебя видел сегодня, ты с Земли. А это – мой брат. Он красивый, его все любят.
Чон выдавал фразы так, что удобнее всего было на них не отвечать, а только кивать, что Сивка и делала. Правда в то, что паренёк на экране является родным братом сидящего перед ней существа, верилось не очень, но мичман решила не обижать странного собеседника недоверием. В конце концов, какое ей дело? Пусть будет хоть близнец!
Сивка доела запеканку, допила чай, обтёрла рот и руки салфеткой и встала.
– Пока, Чон! – весело сказала она и, не дожидаясь ответа, зашагала прочь. И только несколько шагов спустя ее тряхнуло, она поспешно обернулась и почти подбежала к новому знакомому.
– А где ты меня видел, Чон?
Тот улыбнулся с каким-то очень, очень понимающим видом:
– Там…
И пальцем указал вверх.

[galina alfeeva]

(фрагмент 5)

– Сон, вы – исполнитель, довольно открытый для общения, но при этом крайне мало распространяетесь о своей личной жизни. Давайте, всё же, немного порадуем поклонников – на Луне, Земле и в Колониях у вас их много, – они сейчас переполняют волну нашего вещания. Итак, когда же вы в первый раз влюбились?
Камера крупным планом показала лицо молодого человека, застенчиво улыбнувшегося при этом вопросе ведущей. Кадр задержался на красивых скулах, блестящих карих глазах, на длинных ресницах певца; задержался так, чтобы фанатам невольно захотелось их потрогать.
– Я, честно сказать, не помню точно, но, наверное, мне было двенадцать. Да, около того, – сказал молодой человек.
– То есть, вы ещё не выбрали пол к тому моменту?
– Не выбрал.
– И… ваше чувство было взаимным?
– Нежность…, благодарность…
Глаза молодого человека выдали, что он глубоко переживал первую влюбленность. Но теперь он улыбался ей, прошедшей: снисходительно и ласково.
– Нет… Первая любовь, наверное, для большинства – это очень хрупкое переживание. Она не выдерживает взаимности.
– Фанаты, вы слышите? Иными словами, берегите ваши хрупкие чувства, они не рассчитаны на взаимность, правильно я понимаю? – засмеялась ведущая.
– Расслабься…, не отвечай…
Молодой человек чуть приподнял брови и улыбнулся.
– А ваша первая любовь сказалась как-то на вашем желании выбрать пол? Многие говорят, что ощутили потребность в четком заявлении о своем гендере именно благодаря первой любви.
– Думай…, сомневайся…
Певец, дослушав до конца слова ведущей, задумчиво посмотрел на неё, а потом чуть выше и правее её белокурой головы, туда, где за кадром висел дрон с камерой.
– Может быть… Наверное, это повлияло.
– Вы боялись принять решение?
– Конечно. Это нелегко даже для взрослого, а я был практически ребенком.
– Дорогие молодые люди, видите: проблема выбора никого не обходит стороной. Но, Сон, ваше решение встретило понимание со стороны корпорации, в которой вы росли?
– Да, да. Меня никогда не принуждали изменить себе.
– Напомню нашим зрителям, – фанаты, конечно, знают, – что Сон относится к меньшинствам, он, несмотря на то, что не является землянином, выбрал постоянный гендер и для этого прошёл гормональную и социальную терапию. Надо ли полагать, что вашей первой любовью был житель Земли? Или вы уже тогда думали, что популярности на одной Луне вам будет мало?
– Смейся…, отшутись…
– Когда ты влюблён, твоё сердце может вместить не одну планету.
– Браво! Дорогие зрители, прислушайтесь к этому справедливому замечанию: сердце любящего существа способно вместить целый Космос! Любите, будьте любимы, совершайте свой выбор или оставайтесь такими как есть. Мы все – дети Вселенной… Сейчас ненадолго уйдём на рекламу, а затем спросим у Сона, когда состоится презентация его нового альбома. Будьте с нами!


Сивка так и не успела спросить Чона, когда и при каких обстоятельствах он видел её: позвонила мама. Из всех мгновений длинного, бесконечного лунного дня она почему-то выбрала именно это.
Мама ругала, что не сообщила, как устроилась.
– Нормально устроилась, с утра все формальности решила, обедаю.
Ворчала, что ей, Сивке, нет до матери дела. Улетела и как в воду канула.
– Да всё у меня обычно, одна работа, чего звонить, дёргать…
Что только работой и живет, ни друзей, ни человека молодого…
– И друзья есть, вот вчера отмечали рейс…И приглашают встречаться…
– Отмечали?.. Что, пили?..Кто приглашает?... Ты предохраняешься?.. И матери-то ни словечка?!
Когда во время этого разговора исчез Чон, Сивка не заметила. Заметила, что стоит посреди серебристо-бирюзового холла одна.
– Окно, кто такой Чон?
– Уточните запрос.
– Парень, который несколько минут назад говорил со мной – Чон. Кто он и где сейчас?
– Несколько минут назад вы не контактировали с мужчинами. Единственный контакт в этот период – ваша мама.
– Та-ак…Ладно, давай по-другому… В кафе есть видеокамера?
– Есть.
– Дай моё изображение на этой камере…
Перед Сивкой возникло изображение её самой: как она входит, ищет пищемат, как садится за стол, оглядывается, как ест и смотрит новости. Вот перед той Сивкой появились чай и запеканка. Но никакого парня рядом с ней не появилось. Мичман напряжённо следила за лицом и губами девушки за стойкой, в которой она и узнавала, и – теперь всё больше и больше – не узнавала себя: девушка спокойно пила чай и смотрела интервью с певцом. Потом включила связь на браслете и начала разговор. Разговаривая, пошла к выходу…
– Ваши давление и пульс несколько выше нормы. Это связано с употреблением пищи, но желательно пройти послеполётную диагностику.
– Хорошо, но давай попозже. Я занята, не мешай…
Сивка поняла, что странным образом часть её реальной жизни не отображается в Системе. А то, что отображается, отображается в каком-то отредактированном виде.
Вот почему они хотят доступ к профилю… И позволили ей беспрепятственно бродить… Ждут, когда тот, кто по каким-то своим соображениям так «шутит», проявит себя. Вот как сейчас. Возможно, пока она стоит здесь с растерянным видом, полицейские нейропрограммы вовсю ищут этого умельца, этого насмешника, показавшего, что в Системе есть брешь…
Но почему – она?
Случайный выбор? Или у неё есть какая-то особая причина быть мишенью? И между ней и этим хакером есть какая-то связь?
На Луне она сутки, нет никого, с кем бы установились вообще какие-то отношения, кроме Алекс и Сирина. И Сирина… И что она знает о нём? Ничего. Она даже не уверена, что Система сохранила информацию об их вчерашней встрече.
Сирин… Этот безответно влюбленный… Его образ никак не вязался с каким-то неуловимым сетевым хулиганом, которого следовало бы остерегаться.
Сивка подумала, что «Вечер снятых браслетов» – это хороший повод разобраться в сложившейся ситуации самостоятельно.
«Сама!» Так вот какой смысл был вложен в слово. На вечере, о котором Сивка была наслышана, как о посиделках, когда полностью отключаются все приборы, связывающие людей с дополненной реальностью и Системой, все средства связи. И люди, как в далёкие времена, остаются сами по себе.
Говорят, тогда приходит особое понимание, кто – ты и кто – те, что перед тобой. Некоторые даже уверяли, что так происходит прозрение.
Сивке это раньше казалось каким-то подростковым ритуалом или сектантством, вроде «А давайте забудем о различиях и социальных фобиях, обнимемся и призовём Великого Маниту».
Но теперь это было возможностью как-то подобраться к Сирину и получить хоть какую-то информацию.


Алекс встретила её на вокзале. Она была в тёмно-серых мешковатых брюках-карго и в такой же куртке, только немного светлее оттенком, не застёгнутой, под которой виднелась тёмно-синяя, черничного цвета футболка. Дейс быстрым внимательным взглядом оценила наряд и обувь подруги и, видимо, осталась удовлетворена стандартным набором для пробежек: чёрными штанами, неяркой зелёной толстовкой и, самое главное, такими же, как у неё кедами на толстой, нескользящей подошве.
Алекс повела Сивку в толпе по коридору, соединявшему станцию с людной улицей. Однако до улицы они не дошли: селенитка, едва миновав очередную камеру, висевшую под потолком, кошачьим движением нырнула в полуоткрытую дверь «только для сотрудников» и втянула подругу за собой.
Едва они вошли, Дейс коснулась стены, и дверь за ними закрылась; Алекс вложила Сивке в руки перчатки, другие – такие же – натянула сама.
Сивка ожидала увидеть какую-то кладовку для инвентаря, склад для скафандров персонала, туалет, на худой конец, но увидела лишь тускло освещенную стену с металлической лестницей. Лестница вела вверх, туда, где метрах в пяти над ними была ещё одна дверь.
– Алекс, что мы делаем? Это для техников!
– Шшш… – Алекс уже влезла на ступеньки и, полуобернувшись, выразительно показала, что нужно замолчать: коснулась пальцем по очереди своих браслета под перчаткой, уха и, напоследок, – губ.
Сивка натянула перчатки. Хорошая идея: с одной стороны, не повредишь и не испачкаешь руки, и не соскользнёшь на лестнице, с другой – не «наследишь» своими отпечатками там, где тебе быть не положено; с третьей… Перчатки длинные, прикрывают браслет, и там, где прикрывают – широкая полоса: чем-то их обработали, чтобы искажали сигнал. Надо спросить, откуда у Алекс такие…
Они взобрались наверх, Алекс потянула на себя ручку, и незапертая дверь подалась, открылась. Сивка обратила внимание на то, что дверь была с обычным двусторонним замком. Открыть такую можно и снаружи, и изнутри. Для этой, внутренней двери, в отличие от предыдущей, не использовали электронных ключей – видимо, страховались на случай сбоя в системе.
Одна незапертая служебная дверь – случайность, но две…Кто-то, кто имел доступ к электронным ключам персонала, предусмотрительно проторил им дорогу. Сирин постарался?
Влезли, прошли по узкому тёмному коридору-переходнику, Дейс светила крошечным фонариком. Что ещё у неё было припасено и рассовано по карманам?
Через несколько метров девушки попали в более широкий коридор, где горела лампочка, и был ящик с кислородным баллоном. Пыльный ящик, его поставили когда-то давно и, наверное, не замечали за ненадобностью. А вот пол был довольно чистым, значит, помещение время от времени убиралось.
Алекс погасила фонарик, подошла к ящику и поманила Сивку ближе. На крышке селенитка – пальцем по пыли – написала: «Запоминай дорогу. Назад пойдёшь одна». Когда запись была прочитана, Алекс провела по крышке, потерла ладони друг о друга, стряхивая остатки пыли, и уверенно пошла дальше – вглубь коридора.
Сивке вдруг захотелось остановить этот миг, отмотать события назад – вернуть на место пыль, удержать Алекс, выйти отсюда – вместе. В том, что только что было написано и исчезло на её глазах, ей почудилась неотвратимость каких-то опасных событий, перемен; и проступил силуэт какого-то очередного рубежа, за которым их дружба с Алекс уже не будет прежней…

Технический коридор привёл их к двери, которая, единственная из всех на их пути, была заперта. Сивка уже предвкушала, как Алекс из своих карманов-закромов достанет какую-нибудь очередную отмычку. Дейс и в самом деле полезла в карман. Она вынула небольшой, похожий на авторучку предмет и, оттянув одной рукой ворот куртки, твёрдым движением другой руки приложила эту вещь к своему затылку.
Инъектор. Алекс только что с его помощью впрыснула себе что-то, причём сделала это легко и привычно, практически на автомате.
Глядя на изумлённое лицо подруги, селенитка состроила дурашливую гримасу и поднесла руки к горлу, изображая предсмертные мучения от яда. Позабавившись, она сунула инъектор обратно в карман и снова посмотрела в лицо Сивке – серьезно, спокойно, не мутнеющим взглядом: мол, всё в порядке, это не яд, так надо, потом объясню.
Они остались в коридоре. Алекс ждала: то ли пока неизвестный препарат начнёт действовать, то ли ещё чего-то. Минуты, наполненные тревогой неизвестности и вопросами, показались Сивке вечностью. Она могла лишь смотреть на Дейс и пытаться уловить хоть какой-то признак действия того неведомого средства, что теперь каталось по венам Алекс. Однако ничто не выдавало перемен.
Но вот селенитка, наконец, видимо, или что-то почувствовала, или дождалась какой-то, одной ей известной минуты. Она, до того прислонившаяся к стене, сосредоточенно созерцавшая свои кеды и словно нарочно избегавшая пытливого взгляда подруги, пружинисто подошла к двери и условленно постучала.
Сивка, конечно, запомнила код. Хотя понимала, что, скорее всего, он единичный и не повторится.
Дверь открылась. Там, с той стороны было темно, смутно было видно, что их встречает человек в куртке с капюшоном. Куртка мешковатая, и капюшон закрывает лицо. Сивка подумала, что мешковатая одежда, капюшоны, чёлки – это не местная мода, как ей прежде казалось, это игры в прятки. Игры маленьких лунных человечков с большой всевидящей системой. Может, и Чон, бесследно растворившийся сегодня посреди холла в здании, где просматривается каждый уголок, играл. И, судя по всему, выигрывать им удаётся. По крайней мере, иногда.
Алекс пошла вперёд, и Сивка пошла за ней. Они остановились в коридоре, дверь захлопнулась. В темноте Алекс велела поднять руки вверх. Едва выполнив этот приказ, Сивка почувствовала, как её обыскивают – быстро и умело. При ней ничего не было, кроме браслета, а тот был под перчаткой, поэтому она спокойно стояла, дожидаясь конца досмотра. Она всё ещё была в танке. Может быть, только чуть-чуть над его башней приподнялся перископ.
В перископ было видно плохо, единственным источником света была фосфоресцирующая надпись на двери – «Служебный вход». Сивка предположила, что они в каком-то недостроенных или ремонтируемых помещений станции: помещение было большим, в воздухе витал запах ремонтной пыли.
После обыска их провожатый пошёл вперёд, светя по полу фонариком. Девушки, друг за другом, шли за ним – Алекс первая, Сивка следом. Луч фонарика не выхватывал ничего, кроме плиток – таких же, как и везде на вокзале. Сивка вертела головой, но помещение было настолько большим и тёмным, что стены разглядеть не удавалось.

Они шли до тех пор, пока лучик фонаря не упёрся в сидения. Что это были обычные кресла для ожидания, Сивка поняла по их виду, а раньше всего – по металлическим ножкам.
«Падай – пришли!» – сказала ей Алекс.
Проводник чуть приподнял фонарик, чтобы осветить им сиденья. Когда девушки сели, он что-то протянул Алекс. Что-то, похожее на небольшую коробку. Алекс, поблагодарив, взяла предмет и открыла то, что действительно оказалось коробкой.
– Снимай браслет и клади сюда.
После того, как оба браслета – сивкин и алекс – были закрыты в коробке, их провожатый запер коробку – обычным металлическим ключом. Ключ отправился к нему в карман, а сама коробка улеглась на коленях у Дейс. Тогда их провожатый выключил фонарик и, судя по удаляющимся шагам, оставил их одних.
– Это был не Сирин? – шёпотом спросила Сивка.
– Нет, – также шёпотом ответила ей Алекс. – Это привратник. Он встречает и провожает, и помогает соединять людей.
– Будут ещё люди, или только мы с Сирином?
– Нет, конечно. Будут и другие. Я специально привела тебя пораньше, чтобы поговорить. В общем, так. Хоакин. Я лично его не знаю, но одну его знакомую я встречала. Может быть, она сегодня придёт. Я думаю, это несчастный случай. Он вколол себе … мы называем это татан. Без понятия, как у вас, на Земле зовут… На самом деле, ты знаешь, татан – это некачественная выпивка, но другое значение – нелицензионное лекарство, самодельное, то есть. Может вылечить, может покалечить. То, что ты видела, то, что я вколола – это для подавления модифицирующих элементов. Они связаны с Системой, поэтому, когда мы не хотим, чтобы нас контролировали, мы не только снимаем браслеты, приходится ещё принимать «лекарство». Когда пройдёшь модификацию, это тебе может понадобиться… Если хочешь, чтобы действовало дольше, нужно рисковать и увеличивать дозу…
Доставать лекарство нелегко, поэтому «химики» делают его из чего получится.
– Химики?
– Ну, те, кто шарит в биохимии и может создавать основу для «умных частиц», которые «выключают» всё чужое в тебе. «Химики» делают растворы, делают капсулы, помогают рассчитать индивидуальную дозу. Чем больше в тебе чужого – тем труднее рассчитывать дозу, нужен специалист. Я думаю, Хоакин был «химиком» и проверял на себе какой-то препарат. Или сам хотел что-то выключить, но ошибся.
– А «умные частицы» – он их тоже делал?
– Вряд ли. Это очень сложно. Нужны другие знания. Материалы. Лаборатория с оборудованием... «Химики» их редко делают сами, чаще берут готовые. Может быть, частицы, которые принесли Хоакину, были плохо сделанные…
Вот ещё: когда ты уйдёшь отсюда, я не пойду с тобой, мне нужно вывести из себя «лекарство», это занимает какое-то время. Потому я хотела, чтобы ты запомнила дорогу. Ты запомнила?
– Да... Алекс, как давно ты во всём этом?
– Давно. И поэтому, если я что-то тебе сказала, можно и нужно верить. Я много людей и унс перевидала, я разбираюсь в том, с кем и о чём говорить. На тебя смотрела весь поход. Думаю, тебе нужно знать про модификацию. И думаю, ты понимаешь, что это теперь не только твоя тайна…
– А твой парень? Он – тоже?..
– Нет. Он связан с корпорацией.
– А ты – с флотом! Ты хоть понимаешь, что будет, если в тебе что-то найдут или что-то случится во время похода?
– Ничего не случится. Я не беру такое на борт. И не думай, что я каждый день ширяю себе за ворот татан. Даже если бы и хотела – это дорого и небезопасно.
– Хорошо, но что это даёт? Ты сначала платишь за модификации, а потом платишь за "умные частицы", которые их выключают. И ты можешь от этого умереть. И можешь лишиться всего – здоровья, работы, денег. Можешь попасть в тюрьму. Ты всё время напрягаешься, чтобы никто не узнал. Чтобы твой парень случайно не нашёл инъектор. Чтобы в нём или в тебе во время медосмотра не обнаружили эти частицы… Если ты не грабишь Систему, пока она не видит тебя, – что ещё хорошего ты получаешь, кроме вот таких посиделок в темноте?.. Это зависимость? Это такой наркотик? Я не собираюсь тебя сдавать, но, Алекс, зачем тебе это?
Сивка говорила шёпотом, но говорила страстно. Она никогда не говорила с такой страстью. Потому, что в её жизни, похоже, до этого времени не было человека, на которого можно было бы кричать шёпотом. И остро ощутив это, ощутив, насколько беспомощно она сейчас выглядит, Сивка замолчала. Она закрыла лицо руками, хотя никто, даже Алекс, не смог бы в темноте увидеть его.
Но Алекс хватило и голоса, того взволнованного шёпота, что оборвался на напряженном вопросе. Она мягко приникла к подруге и обняла её.
Какое-то время девушки сидели молча, обнявшись.
«Я бы отдал всю жизнь – вплоть до этого дня, за печаль и тревогу твою за меня», – медленно вполголоса продекламировала Алекс. – «Мы в школе учили ваши земные стихи. Я тогда думала, что не смогу почувствовать то, что на Земле вкладывают в слова. Никогда. Потому что мы умеем о самом сокровенном говорить только прикосновением, а вы умеете прикасаться к душе словами. Если ты чувствуешь такое прикосновение, значит, ты чувствуешь и свою душу. Теперь я чувствую. И я не хочу, чтобы они слышали, как ты вот так прикасаешься к моей душе, или видели, когда я с моим caro. Чтобы они знали, как от этого бьётся моё сердце. Система регулирует гормоны, она командует – кого любить, кого – нет, кого хотеть, кого – нет. Если мисген не одобрен – ты не будешь любить, тебя лишают этого права. Чтобы понять, кого я действительно люблю, я должна выключить всё чужое. Чтобы продолжать любить моего caro, я должна помнить, как это – любить. Я так борюсь за него и себя. И за тебя – тоже.
Сивка хотела прикоснуться к душе Алекс. Обнять и укачивать возле сердца эту маленькую бунтарскую душу. Но она могла лишь крепче обнять тело и ласково провести по мягким коротким волосам подруги: у неё не было слов, которыми сейчас можно прикоснуться к чужой душе. Она почувствовала себя виноватой и смогла сказать только: «Прости».

[galina alfeeva]

(фрагмент 6)

Бледные огоньки фонариков двинулись из разных точек зала, по ним было понятно, насколько действительно он большой.
– Привратники идут, сейчас людей будет больше. Давай подогнём сидения, – встрепенулась Алекс.
Девушки встали и согнули секцию из кресел, так что получился полукруг из шести мест.
– Нас трое здесь, уверена, что нужно так много? – спросила Сивка.
– А, да. Обычно заняты пять-шесть мест. Может быть, будет Мария, о которой я тебе говорила. Может быть, кого-то приведёт Сирин. Если нет – тогда интереснее: привратник посадит к нам кого-то нового.
– Зачем?
– Ну, не будь букой. Привратники, кстати, редко ошибаются. Я, по крайней мере, такого не знаю, чтобы с ними пришедший не вписывался в компанию.
– У тебя здесь много знакомых?
– Раз на раз не приходится. Я в рейсах, многие из здешних тоже – или во флоте, или на вахте. Трудно поддерживать знакомства. И потом, когда мы вот так общаемся, приходит ответственность за всё, что скажешь и что услышишь. Поэтому мы не говорим и не спрашиваем всё подряд: для этого можно встретиться с браслетами где-нибудь за бокалом «Зеркала Галадриэль»… Кстати, тебе понравилось?
– Алекс! Я по твоей милости в общежитии отрубилась прямо в лифте, вышла не на своём этаже, за что меня тягала Служба безопасности!
– Что ты видела?
– Ничего. Они меня тоже об этом спрашивали…
– Они спрашивали, что ты видела, когда «Зеркало» начало действовать? – удивилась Алекс. – Почему?
– Потому, что я могла, наверное, видеть Хоакина. Я по ошибке вышла на четвёртом этаже, а там – лаборатория…
– Где он работал?
– Получается, что так. Но я была такая пьяная, что абсолютно ничего не помню, помню только, что очнулась в лифте и поехала к себе. Так что больше мне такого не наливай, пожалуйста.
– Я поняла. Но ты действительно ничего не видела, ничего не чувствовала?
– А что я могла чувствовать?
– Те, кто пьют «Зеркало» в первый раз, словно глядятся в него: видят разное, но это обязательно как-то связано с их прошлым или будущим. Говорят, подсознание выплёскивает информацию в виде картинок. Поэтому «Зеркало» не считается наркотиком: ты не увидишь ничего такого, что не имеет к тебе отношения. Говорят, его создали специально для психологических тестов. То ли Служба безопасности, то ли полиция, то ли корпорации, когда принимали сотрудников на работу. Но это уже в прошлом. Сейчас это просто коктейль. Я, когда его пробовала, видела себя внутри бутона цветка. Очень красивого. Я не знала, выходить мне или остаться. Прямо как цветочная фея! – засмеялась Алекс, как будто история с Хоакином её совсем не волновала. – А ты?
– У меня выросли крылья.
– Ты летала?
– В коридоре общежития? Смеёшься? Они были такие здоровые, что я не знала, как их свернуть, чтобы лечь спать!..
– Это значит, ты не пользуешься своим могуществом, – со знанием дела заключила селенитка. – Нет, правда, Даша, ты очень могущественная. Ты даже не знаешь, насколько. Но я за это ещё больше тебя люблю!..

С приходом Сирина беседа пошла в другую сторону, начались шуточки и дружеские подколки. Селениты подтрунивали над землянкой и друг над другом. Сирин шутил легко и просто, так просто, что Сивке казалось странным и неправдоподобным его чувство: как может он быть настолько непринужденным перед той, кого безответно любит?
Они сидели втроем в своей «подкове», поблизости встречались люди, точно так же, как и они, собирая свои маленькие кружки из кресел. Кроме фонариков привратников, света нигде не было, пришедшие своих фонариков или не имели, или, что вероятнее, не включали. Сначала Сивке всё это показалось странным и нелепым, какой-то детской игрой, но теперь она поняла, что условия игры ей на руку. Идеальное место и время, чтобы пристать к Сирину с расспросами.
– Сирин, это потрясающе. Я хотела сказать, большое спасибо, что вытащили меня сюда… Ты здесь работаешь?.. В смысле, когда мы прошли по служебному коридору, там была открытая дверь… Это ты открыл? У тебя не будет неприятностей?
– Ты ей не говорила? – вопрос Сирина был адресован Алекс.
– Нет. С чего мне?
– Ладно. Слушай, землянка, это устроено куда сложнее: мы получаем приглашения на встречу накануне, незадолго до её проведения. Место, точная дата и время становятся известны за несколько часов. Каждый может привести друга, но только одного. Когда мы с Алекс узнали, что оба приглашены, решили привести тебя в качестве гостя. До этого всё время получалось, что мы не совпадали вот так, вместе: или Алекс не может, или я. А то, что вам дверь открыли – это работа привратников. Их задача всё организовать и при этом остаться незамеченными и неузнанными.
– А вы не знаете, кто они?
– Конечно. Кто они, сколько их, как они определяют, кого и куда приглашать – мы не знаем. Наша тайна – в обмен на их тайну; справедливо, не находишь?
Сивка согласилась.
– Но почему они это делают?
– Как видишь, не всем по душе та «безопасность и неприкосновенность личности», которую можно получить от Системы. Думаю, они готовят почву для …революции…
Конец фразы Сирин произнёс шёпотом.
– Да ну, революции – это когда было! – засмеялась Алекс. – Не слушай его, Даша. Это просто интересно, весело и немножко опасно. Когда немножко опасно – это и есть самое привлекательное. Я бы пошла в привратники, и даже без какого-то другого интереса. И точно могла бы работать не за деньги.
– К счастью, ты уже работаешь – и за деньги.
– Ну, одно другому, наверное, не помешало бы…

Сивка не обратила внимания на то, когда и как к ним подошли люди. И только белёсый луч отвлёк её от разговора.
– Здравствуйте…– голос принадлежал не привратнику, а тому, кто стоял с ним рядом.
Это был среднего роста и стройный человек. Наверное, молодой. Наверное, унса. Похоже, что мужчина.
– Вы к нам? – оживилась Алекс. – Садитесь, у нас много мест.
– Благодарю.
Он сел рядом с Сирином, слева от Сивки, приглядеться в темноте к наружности не было возможности, оставалось полагаться на первое впечатление. Было в нём, точнее в голосе что-то… Что-то церемонное и располагающее, что-то мягкое и, одновременно, уверенное. У людей-землян редко найдёшь такое обаяние. Тут и гадать не нужно: унса. Но, несмотря на обаяние, Сивка не поддалась: нужно было срочно найти способ вытрясти из Сирина ещё что-нибудь, но сделать это так, чтобы не спугнуть его… Как же?!
– Давайте знакомиться: Алекс. Это мои друзья – Сирин и Дария.
– Дэн.
– Впервые здесь?
– Да. А вы?
– Мы – нет, наша подруга – она с Земли, и она – впервые.
– Вы землянка?
– Да. И я не унса… – Сивка всё ещё думала, как бы вернуть себе хоть какое-то управление беседой. Но если Алекс взялась вести разговор, это вряд ли удастся…
– Туристка или работаете?
– Живу. В общежитии. Работаю я в космосе – Космофлот, знаете. Дежурные по звёздочкам… А вы чем занимаетесь?
– Я… мы… мы с командой делаем развлекательные передачи…Работаем с разными артистами, помогаем на концертах, шоу…
– А-а, Даша, как нам повезло! Теперь у нас в шоу-бизнесе будут связи! Проведете как-нибудь на концерт?
Алекс дразнила этого парня. Наверняка Сирина её флирт зацепит. Но как ей, Сивке, этим воспользоваться?
– Мы с Алекс служим на одном корабле. А Сирин… Честно говоря, я не уверена, что ты мне вчера сказал, где работаешь…
– 17/76. Администрирую помаленьку, пока вы там звёздочки полируете.
– 17/76 – это отдел районного управления. Там несколько предприятий и теплицы. Энергетика, вода, кислород – всё жизнеобеспечение в этом секторе поддерживает местное РУП, – пояснила Алекс.
– Вам нравится на Луне, Дари?
– Дари! О Боже, как это мило! Сирин, почему мы не додумались так звать её?
Сивка ощутила смешанные чувства, она не могла решить, приятна ли ей такая близость или нет. И поэтому ответила: «Ещё не знаю. Я тут недавно» – и ответила скорее себе, чем ему.
– Дэн, ты бывал на Земле? Я, вот, пропустил свою школьную поездку: так получилось, что у нашей школы был курс по модифицированному интеллекту в курирующей компании, я не мог от такого отказаться…
– А... Я летал один раз. Это было здорово, но очень недолго. Поэтому мечтаю как-нибудь повторить.
– В общем, Даша, ты поняла? Уходим в отпуск и летим к тебе домой, с тебя экскурсии. Мы тоже тебе тут всё покажем: Сирин ещё тебя поводит по старым, заброшенным энергоблокам, это очень интересно, Дэн достанет пропуск на концерт, а я… я покажу парк в кратерах, так что готовь скафандр.
– Вы, наверное, скучаете по дому. Ну, терраситис и всё такое? – в голосе Дэна была участливость.
– Что?
– Лунная жажда, то есть жажда Земли, – перевёл ей Сирин.
– Даша, ты видела Землю с Луны? Сейчас как раз началась лунная ночь, считается, что у землян на Луне в это время обостряется терраситис. А давайте проверим? Даша, не бойся, ты не превратишься в вампира или оборотня, хотя… Хотя кто же знает! Мы ещё чуть-чуть подождём, может быть, придёт Мария…
– Она тоже с Земли? – спросил Дэн.
– Да. Но Мария здесь давно. Поэтому мы можем даже сравнить, у кого жажда острее…
– А у селенитов нет жажды?
– Нет. У нас эйфория.
– Как это? Лунная эйфория?
– Ну, мы, если видим Луну из космоса или с другой планеты, чувствуем радость, а не тоску, чувствуем спокойствие. Что всё идет как надо, «мама» с нами…
– А если не видите? Алекс, тогда в походе у тебя ломка, что ли, без Луны? Я не знала…
– Не ломка, но такое чувство, как будто ты на задании, а потом обязательно вернёшься домой. Чувство определённости. Чувствуешь, что должен делать, чтобы всё было хорошо… Поэтому нам психологически проще выдерживать долгие походы. Но я думаю, это было заложено при генетическом конструировании, и сделано, чтобы мы всё равно оставались на Луне, не переселялись. Те, кого готовят для Дальних колоний, так не чувствуют… А у землян, у которых не было модификаций, все чувства – естественные. Для нас они как редкая болезнь, генетическая аномалия…
При этих словах Сивка невольно подумала об Ире – как она, как её ребёнок? Отдала ли она его? Наверное – да…
– Ребята, у меня дурацкий вопрос… Мы сняли и закрыли браслеты. Получается, Система нас не видит? Или она получает какой-то ложный сигнал?
Вот. Сейчас. Хорошо бы, чтобы ответил именно Сирин.
И тот, словно услышав это желание, ответил Сивке:
– Система не видит, но это вполне логично – сейчас вспышка на Солнце. Все встречи назначают так, чтобы они совпадали с естественными помехами. Поэтому у таких вечеров недолгая продолжительность и нет четкого расписания, всё решается на ходу и зависит от того, насколько слаженно сработают привратники. И они, правда, работают очень хорошо.
– А может быть такое, чтобы кто-то взломал Систему?
Все трое с удивлением повернулись к Сивке.
– Что? Я что-то не то спросила?
– Нет, всё в порядке, – засмеялся Сирин. – Просто у нас есть такой артист, он с шутками выступает…
– Чабер у него псевдоним, очень популярный, его все знают, – вмешалась Алекс.
– Да-да, и те, кто долго на Луне, в курсе его шуточек, а мы – так на них выросли… Так вот, у него была такая реприза, про землян: они прилетели на экскурсию, всё осматривают, восхищаются и всё время спрашивают, а нельзя ли Систему взломать… Ну, вроде такого: вот, я смотрю, у вас, на Луне преступность ниже, практически нулевая, да, конечно, это из-за Системы. Какие молодцы, что её создали! А что, нельзя ли её взломать? Тогда, мол, и увидим настоящий результат. Или: а, вот, у вас, на Луне дождей не бывает… Это, конечно, из-за Системы… А вы не пробовали её взломать?
– Ясно. Ну, извините… Наверное, это все земляне спрашивают…
– На самом деле – нет. Ты первая, – призналась Алекс. Поэтому я сейчас подумала, что это ты специально: Чабера посмотрела, ну, и … О, смотрите, это, наверное, Мария!

К ним приближался привратник, впереди бежало белое пятнышко фонаря.
Женщина, которая пришла с привратником, поздоровалась. Сивка узнала этот бархатистый и «проседающий», словно мокрый песок на пляже, голос: он принадлежал мулатке, которая приходила собирать деньги…
– Мария, это Даша, она тоже с Земли, мы вместе теперь работаем.
– Здравствуйте, – сказала Сивка, – мы встречались, вы заходили ко мне недавно… Простите, тогда я растерялась… Я ещё могу помочь вам?
– А, да, спасибо большое, я найду вас в общежитии.
– Дэн, не удивляйтесь, мир тесен и точно стал ещё теснее сегодня вечером, – пояснила Алекс. – Мария это – Дэн, Дэн, это – Мария. Мария потеряла коллегу, он погиб из-за несчастного случая, мы все сожалеем…
– Черта с два, – вдруг тихо и яростно сказала Мария. – Они убили его. Ненавижу. Не-на-ви-жу. Понимаете?
Сегодня утром она была потерянной, но прошло несколько часов, и это был отчаянный и резкий человек, определенно представляющий свои цели. Мария не села, продолжила стоять, хотя Алекс потянула её за руку, чтобы усадить рядом с собой.
– Я пришла, чтобы предупредить вас: будьте осторожны. Хоакин ничего не хотел плохого, он просто хотел, чтобы все могли быть свободными… Но они убили его.
– Тише-тише, – зашептала Алекс. – Да кто убил-то?
– «Окно». Служба безопасности.
– Почему ты так решила?
– Потому, что здоровый молодой мужчина не умирает просто так во время своего дежурства в лаборатории. Потому, что он говорил, что за ним могут прийти – он знал, что рискует… И он сказал, что для борьбы готов быть жертвой… Нам теперь ни в коем случае нельзя сдаваться. Ради Хоакина! Я сегодня ещё многих должна предупредить – простите, что не останусь с вами…
Она подошла к привратнику, который всё время их разговора стоял поодаль, что-то тихо ему сказала, и они вместе направились ещё к одной группе, разбивая лучом тьму на своём пути.
– Да…– вздохнул Сирин, чтобы хоть как-то нарушить гнетущее молчание.
– Ты ей веришь? – спросила Алекс. – Мне кажется, это просто горе. Они, похоже, были очень близки….Даша, Дэн – простите, это не самое хорошее, конечно… Просто нужно время, чтобы смириться… И Мария не должна переживать всё это одна. Поэтому мы её позвали…
– Да, конечно, – ответил за них двоих Дэн. – Вы правильно сделали. И горе, и радость сближают. Спасибо, что поделились…
Сивке показалось, что этот странный парень действительно тронут происходящим. Но… наверное, так и должно быть: это она пришла на вечер думать и анализировать, выпытывать новую информацию, а селениты пришли чувствовать. Освободиться от блоков, которые их собственное тело, как продолжение Системы, выставляет им каждую секунду. Позволить ручейкам эмоций пробиваться и соединяться в один поток. Почувствовать себя хозяевами своих мыслей и переживаний…
– Дэн, спасибо. Я знала, что привратники не приводят случайных людей. Правда.
– Дари, вы хотите сходить на концерт? Я попробую устроить. Назовите исполнителя, если вы и ваши друзья будете свободны, это можно будет организовать…
– У меня точно свободны две недели, и у Алекс…Но я не большой любитель музыки, пойду, куда поведут …
– «Тэко»! Идите на «Тэко», классная группа, – посоветовал Сирин.
– У них ближайший концерт через месяц.
– Тогда «Раш»!
– Да ну их, – завелась Алекс. – Давай послушаем что-то поярче: Анастасия!
– Дэнис Сон! – вдруг выпалила Сивка.
– Тебе нравится репертуар для подростков?.. – удивилась Алекс.
И Дэн удивился, потому что тоже спросил, правда ли нравится ей этот певец.
Сивка, смущенная вниманием, ответила, что слышала его сегодня в кафе, песня запомнилась.
– Там был парень, он сказал, что Сона здесь все любят. Это здорово, наверное, слушать того, кого все любят.
– У него тоже нет концертов в ближайшее время, но послезавтра съёмки клипа – хотите посмотреть?
– А можно?
– В десять часов в первую половину дня, второй подъезд «Империала», это северный корпус. Подойдите ко входу, вас встретит ассистент Сона, скажете кодовое слово… Давайте придумаем, какое.
– Чон.
– Что?
– Это имя парня, которого я встретила в кафе. Он, похоже, фанат.
– Ладно, договорились. Скажете «Чон» – и вас проведут в съемочный павильон.
– Даша, мы пойдём в «Империал»! Дэн, огромное спасибо! А ты, Сирин – хорошенько поработай в этот день! – засмеялась Алекс.
– Ну, вот, всегда так: я работаю, а ты – развлекаешься, когда я развлекаюсь – работаешь ты. Спасибо, хоть сегодня встретились.
– Да-да, знаю, прости-прости! Скоро время закончится, а мы ещё не обнимались!
– А это обязательно?
– Земляне такие земляне! Я же тебе сказала: для нас это – единственный способ показать и почувствовать душу. И как это – снять браслет, всё открыть – и не обняться?
Наверное, она была права. Все три объятия отличались даже на сивкин не обостренный уровень восприятия. Объятия Алекс были яркими и радостными, это было совсем не то прикосновение, как когда они сидели здесь вдвоем, переживая ставшую общей тайну.
Сирин подгрёб Сивку к себе с медвежьей грацией, прижал не больно, а так, словно играючи, и чуть покачал.
Дэн прикоснулся бережно, смущаясь, но рука его показалась Сивке нестерпимо горячей…

[galina alfeeva]

(фрагмент 7)

– Посторонним вход воспрещен. Пожалуйста, покиньте служебное помещение или предъявите пропуск. Пожалуйста, покиньте служебное помещение или предъявите пропуск…
– Всё, всё… Я немного заблудилась, я ухожу, – Сивка пятилась от робота медленно, пятилась в неизвестность.
Она ушла первой, селениты ещё остались в тёмной зале. Как они собираются выводить лекарство и что будут делать ещё, она не узнала. Алекс вернула ей браслет, привратник проводил до двери. Был ли это тот самый привратник, что встречал их с Дейс, или другой – мичман не разглядела, но на всякий случай сказала «До свидания», когда он её выпускал. Привратник на дешёвый трюк не отреагировал, промолчал.
С роботом Сивка столкнулась, когда шла по коридору – просто наткнулась за очередным поворотом. Это был техник – человекоподобный, но четырёхрукий, – лёгкий алюминиевый корпус имитировал униформу рабочего. Техник ковырялся в стене, сдвинув вбок защитную панель – наверное, проверял или менял проводку.
Робот перегородил ей дорогу, и Сивка в первую секунду растерялась, не рискнула ломиться мимо него к выходу. Она инстинктивно попятилась.
Сейчас её лицо уже распознала Система, но что она скомандует роботу? Задержать нарушителя? Попадутся ли таким же образом Алекс и остальные? Нужно увести этого техника отсюда и дать селенитам возможность пройти незамеченными.
Время на размышления закончилось: робот, продолжая повторять одну и ту же фразу, развернулся и двинулся к девушке.

– Мичман Сиверцева! Находясь на Луне, вы опорочили звание служащей Космофлота, опорочили звание гражданки Земли. Решением дисциплинарной комиссии Вы пожизненно лишаетесь права модификации и приговариваетесь…
Пока Сивка неслась по петляющему в недрах служебных помещений полутёмному коридору, её уже несколько раз допросили, этапировали с Луны на Землю, и дисциплинарная комиссия вынесла вердикт. Только сосредоточиться и дослушать его было некогда, потому что приходилось отвлекаться на ориентирование в пространстве: во времени Сивка уже целую вечность, то есть, секунд сорок как потерялась.
Да, можно попробовать сдвинуть перчатку и узнать у браслета, куда ведёт коридор, даже запросить маршрут с проводником. Или остановиться и дать роботу себя задержать. Но Сивка бежала: во-первых, потому, что это давало шанс остальным, во-вторых, потому, что так можно было хоть какое-то время ещё побыть свободной и не так скоро оказаться в комнате с тёмным стеклом…
Коридор оканчивался. Если дверь – вот та обычная зеленоватая, с красным выбегающим человечком – дверь в конце коридора – заперта, то это тупик. Всё, добегалась.
– Вы приговариваетесь…
Сивка, не найдя никаких кнопок или панелей, рванула ручку: и, как снаряд, вылетела в темноту.
На секунду ей показалось, что она падает в пропасть, и она непроизвольно раскинула руки. Правая рука ударилась, но ухватилась за металлический поручень.
Это была площадка, балкончик, с которого вниз спускалась лестница и ещё одна поднималась вверх. Вверху был абсолютный мрак. Внизу горела сигнальная лампочка. Цепочка лампочек.
Пространство вокруг Сивки приняло конкретные очертания и перестало быть пропастью. Это был тоннель – для шаттлов, которые прибывают на вокзал или уносятся с него во всех направлениях.
Лестница вверх вела к контактной струне, по которой движется шаттл, и была, очевидно, для ремонтников, время от времени проверявших исправность путепровода и что-либо там чинивших или менявших, в рабочее время человеку там находиться нельзя – Сивка побежала вниз.
Техник не отставал, бежал следом. Ну, как бежал… Это был робот-рабочий, дешёвый, сконструированный для простых, однотипных заданий. Его не проектировали бегать, тем более по лестницам, но передвигаться быстрым шагом он мог. Вот он и шёл всё время быстро попятам и постоянно громко повторял, что необходимо предъявить пропуск или покинуть служебное помещение.
Впрочем, внизу, в тоннеле Сивка услышала от него уже другое: «Немедленно остановитесь. Вы подвергаетесь опасности. Нахождение на пути следования шаттлов запрещено!».
Сивка и сама это прекрасно знала. Когда и с какой стороны будет двигаться шаттл? Навстречу – тогда она, может быть, успеет метнуться к стене или упасть – и уцелеет. Если же со спины…
Свист, свет, страх…Шаттл налетел сзади, она услышала его и, падая, увидела на себе полосу света от буферного фонаря. В эту же секунду она услышала и звук удара – шаттл сбил техника, не убравшегося с дороги.
Потом были несколько секунд, за которые металлическая махина, как кит, проплыла над ней. И – тишина, только гул-эхо и вибрации, волнами расходящиеся по тоннелю, по рёбрам-тюбингам, словно дыхание.
Сивка, дрожа, на четвереньках перебралась в колею под стеной – это тропинка для путейцев-ремонтников, здесь шаттл её не собьет. Держась за стену, встала. Нужно успокоиться, осмотреться и подумать, что делать дальше.
В тоннеле было холодно, но дышалось неплохо, почти так же, как на станции: в пределах Мун-Сити не использовали вакуумный транспорт, здесь вообще возможность дышать, как на Земле, была главной – главным преимуществом, главной целью, главной идеей. Оставить хоть метр даже технического помещения без воздуха было равным кощунству.
Значит, дышим, выравниваем дыхание. И – прикидываем варианты.
Можно попробовать вернуться, но риск вполне очевиден. Можно попробовать и другой путь. Сивка решила пройти по тоннелю один переход – до следующей станции, там смешаться с пассажирами, снять перчатку, и уж как повезёт.
Идти она выбрала навстречу шаттлу – какая теперь разница, что это за направление. Шаттл ходит раз в полчаса, значит, два или три раза придется с ним встретиться, и лучше, конечно увидеть его заранее.
Холод не позволял стоять, Сивка трусцой побежала по-над стеной. «Вот и кроссы учебные пригодились, – подумала она. ¬– Хотя унсам тут, по сравнению с нами, живется легче…
Легче – это в прямом смысле: силу тяжести-то полностью так и не сравняли с земной, где-то чуть больше, где-то чуть меньше, но она от земной отличается. Вот сейчас она, Сивка, бежит, и обувь с компенсатором силы тяжести, а всё равно чувство такое, как будто волна чуть приподнимает. И с непривычки это сбивает. Ладно, до следующего шаттла, значит, нужно приспособиться.
Ещё из училищных кроссов Сивка вынесла один важный урок: не думать о расстоянии и времени, иначе говоря, не воспринимать себя как того, кто должен преодолеть их. Она представляла себя притягивающейся частицей между двумя точками, прошлым и будущим: нужно было бежать до тех пор, пока связь с прошлым, его притяжение – не ослабевали настолько, чтобы будущее смогло тебя притянуть, засосать и, в конечном счете, поглотить. Оттого на последней дистанции на Сиверцеву, на зависть однокурсникам, обычно накатывал восторженный прилив сил. Сивка надеялась, что старые привычки остались с ней, несмотря на долгий перерыв.
Она бежала и пыталась соединить свои многочисленные мелкие впечатления и воспоминания, накопившиеся за эти сутки, в нечто целое, цельное и понятное. В логичную цепочку событий.
Если допустить, что она ночью случайно была на четвертом этаже, значит, можно допустить и то, что могла видеть либо нечто, связанное с подпольной деятельностью «химиков», либо то, как устраняли Хоакина. И если её расспрашивали сегодня в комнате с тёмным стеклом – действительно ли они сомневаются и хотят знать наверняка, что именно она видела?
А если так: местная Служба безопасности «пасёт» всех «химиков» и, может быть, даже держит весь этот оборот «лекарств» в своих руках, а «привратники» на вечеринках вроде сегодняшней – это её люди. Но Хоакин чем-то не угодил, его решили убрать, подстроив несчастный случай во время солнечной бури. Землянка же просто оказалась не в нужное время не в нужном месте. То, что она – космофлотчица и не селенитка, помешало СБ сразу действовать жёстко, они стали наблюдать и всю свою слежку потом «затирать» в системе: поэтому в ней нет диспетчера из лифта, поэтому в ней нет и Чона.
Тогда – как долго они будут следить? И чем это закончится?
Чтобы не сомневаться в том, что землянка ничего не вспомнит, проще её убрать. Сейчас – идеальная возможность устроить ей трагическую смерть в тоннеле… А как она оказалась в тоннеле? Правильно, её из общежития вытащили Алекс и Сирин. И с собрания отправили одну… Совпало? Или всё это было сделано специально, чтобы она сейчас оказалась здесь…
Знают ли Алекс и Сирин, частью какого плана они являются и что происходит на самом деле?.. В любом случае им доверять нельзя…
Сценарий, который она себе представила, страшноватый и сложный, но кто поручится, что «там», в комнате с тёмным стеклом и в неведомых кабинетах не сидят любители аккуратно просчитанных многоходовых решений…
Тогда её «ведут» и здесь? Или она оторвалась в тот момент, когда шаттл сбил робота? Значит ли это, что, чтобы смешать им карты, ей нужно внезапно оказаться в людном месте, где они не рискнут убить её? Но…если оказаться…что делать дальше?
Когда сегодня её отпустили после допроса-беседы, ей казалось, что это – ловушка и западня. А выходит, то был островок счастливого неведения и абсолютной свободы! И настоящая ловушка – вот тут. И она – захлопнулась?..
Впереди показался свет – очередной шаттл выплывал из темноты. Сивка остановилась, прижалась к стене.
Прошлое и будущее, словно два шаттла, стали надвигаться одновременно, слепя огнями, и она оказалась между ними в короткой секунде невесомости – потерянная, испуганная, одна.

– Эй, бот! Стой! Огоньку не найдётся?
Их было шестеро. Откуда они взялись? Шли сзади? Выбрались из какого-то ходка или люка? Все – худые и жилистые парни, одеты разномастно, но ни на ком нет формы, значит, это не рабочие, а такие же, как она, нелегалы. По виду – типичные ребята с окраин. Оказывается, и на Луне такие есть.
– Что она здесь делает? Это домашний бот? Она, что, потерялась? – к Сивке совсем близко подошёл один, маленького роста, комплекцией и поведением походивший на школьника, но по лицу видно было, что ему никак не меньше двадцати.
– Ты потерялась? Или тебя выбросили? Куда идёшь? – спросил мелкий, с любопытством её разглядывая.
И тут же отшатнулся с возгласом:
¬– Она дышит!!
Сивка озадачила его и остальных механическим голосом и фразой «Нахождение на пути следования шаттлов опасно для жизни и здоровья. Пожалуйста, покиньте тоннель».
– Придурок, конечно, она дышит! – сказал другой парень. – Если это секс-бот, у неё всё-всё как у настоящей.
– Правда? А давайте проверим!
– Ты сдурел? Чем дороже бот, тем больше в нём заморочек – они все настроены на Систему и на хозяина, если не авторизуешься – фиг она даст, даже в лоб не поцелует! А вот сломать тебе чего-нибудь в пределах самообороны – это да, может.
– Бот, ты чья?
Сивка решила не импровизировать и просто повторила свою фразу про опасность нахождения в тоннеле, и интонацию постаралась скопировать как можно точнее.
Парни переглянулись.
– Она, похоже, дефектная.
– Жалко. Фигурка и мордаха годные…
– Пусть Механик в ней покопается. Ну, отрубит от Системы хотя бы. Спросим у него, что с ней да как.
– А если не сможет?
– Ты видел, что б Механик что-то не смог взломать?
– А если не сможет, сами кувалдой раскурочим, по частям продадим.
– Зачем кувалдой, у меня резак есть…

Сивка пошла с ними. По крайней мере, на какое-то время у неё появилась «охрана». И такое развитие событий вряд ли прогнозировали в СБ…
Парни повели её на противоположную сторону, там, темный и неприметный, скрывался ходок. Через него селениты и землянка попали в коридор, и тот привёл ещё в один тоннель – дублёр, запаянный гермозатвором. Возле гермозатвора не было нижнего света, – он кое-как достигал тупика из тоннеля, – и только по окладу затвора горели красные лампочки.
– Бот, снимай обувь и делай, как мы, – скомандовал один из парней.
Сивка послушно сняла кеды. Грунт, словно холодная сталь, резанул по ступням. Она стиснула зубы, старалась двигаться и даже стоять спокойно и непринужденно.
Парни тоже разулись. Сивка, глядя на них, поняла, что это не конечная точка путешествия. Вслед за селенитами она связала два шнурка своих кед так, чтобы можно было обувь повесить на плечи.
Один из парней подпрыгнул – его подбросило довольно высоко. Он ухватился за скобы над гермозатвором и по ним, как по лестнице, вскарабкался ещё выше, под свод; что-то сделал там, наверху, и открылся люк – парень скрылся в нём.
Ещё двое спутников Сивки поступили так же. Один из них сверху крикнул, чтобы следующим шёл бот.
Сивка подпрыгнула.
Она опасалась, что не рассчитает силу. Но тренировки – бессчетные тренировки во время учебы, потом перед рейсом на корабле, а потом и во время похода – сделали своё дело. Любое расстояние Сиверцева теперь интуитивно конвертировала в необходимые ей мышечные усилия, отмеривая их строго для достижения результата – ни больше, ни меньше.
Лже-робот скоро и лихо пробежала по скобам и оказалась в люке.
Это была труба – дополнительный вентиляционный канал, за маленьким горизонтальным отрогом была вертикальная выработка – «слепой столб». От такого столба на каждый уровень «елочкой» расходятся вентиляционные каналы. Если Сивка предположила верно, они сейчас проберутся на какой-то другой уровень, а с него, может быть, попадут во внешнюю среду – на станцию или на улицу в Мун-Сити.
– Ух, ты! Ребята, вы видели, как бот по стене бегала? Мы снизу видели: прям как спецназ! – остальные селениты тоже добрались до люка и присоединились к компании.
– Может, это секс-спецназ-бот?
«Ага. Может, это я на «Адмирале Попове» на вахту опаздываю. И если опоздаю – меня в такую камасутру закрутят, какая тебе и не снилась, дружок», – мысленно ответила ему Сивка, поднимаясь по лесенке внутри столба.
Ей предположение сбылось, но только наполовину: селениты не стали выбираться наружу, ограничились тем, что поднялись на один уровень. Снова отрог вентиляционного хода, снова тёмный коридор.
– Посвети! – услышала Сивка от одного из тех, кто шёл впереди.
Его спутник чуть замешкался, потом включил фонарик – и осветил помещение вроде тех, по которым Сивка пришла вместе с Алекс на встречу.
– Можешь обуваться! – скомандовали ей, и девушка обулась.
Все остановились возле двери, парни постучали.
– Механик, ты там? Открывай! Мы тебе работу привели!
Сивка напряглась. Что с ней сделают, когда обнаружат эту «милую ошибку»? Надо как-то договариваться, но вот как? У неё никаких козырей, чтобы с них пойти.
Слышно было, как кто-то повернул «баранку» затвора на двери с внутренней стороны. Дверь приоткрылась. Парни протолкнули Сивку вперёд, а сами остались в коридоре.
– Вот. Нашли бота в тоннеле. Посмотри, что с ней не так, и что сделать можно…
Сивка оказалась нос к носу с Механиком. Секунду они просто молча смотрели друг на друга. Наконец, Сивка решилась:
– Рада тебя видеть, Чон.

[galina alfeeva]

(фрагмент 8)

Мастерская у Чона была его домом – судя по откидной кровати, чайнику, холодильнику и печке – относительно чистым, но допотопным, откопанным неизвестно из какого слоя утиля, а также по верёвкам, на которых висела вперемешку сухая и мокрая одежда. Комната была завалена разными деталями, не по всем вот так, сходу определишь, от чего и для чего они. Но среди прочих железяк конечности человекообразных роботов определялись легко, и их было довольно много: какие-то с покровом, какие-то без, одни небрежно валялись, другие аккуратно стояли или лежали на столах, в ящиках и на полу.
Конечности были, а вот целых голов роботов не было, по крайней мере, Сивка их не увидела, может быть, они хранились в шкафах, что стояли у стены по левую от неё руку.
Если погрузить эту комнату в полумрак, наверное, она бы производила жутковатое впечатления. Но у Чона было светло и даже как-то по-своему уютно. Сивка поняла, почему: у него на стене висела карта. Географическая карта Земли – обычная глянцевая Земля с двумя полушариями. У них дома тоже такая была.
Чон, перехватив взгляд девушки, спросил:
– Чай будешь?
Сивка кивнула.
Он налил из большой, ведрообразной бутыли воду в чайник, нажал кнопку.
– Рассказывай.
– Что?
– Как ты меня нашла. Про это место знают только мои постоянные клиенты. Всех случайных посетителей я пускаю на органы, – он махнул рукой в сторону механических рук и ног. – А ребята их быстро сбывают. Поэтому до того, как они вернутся за починенным или разобранным ботом, ты должна рассказать мне правду.
– Ну, за чай я тебе правды не обещаю, но за пару бутербродов – так и быть.
– Пару чего?
– Бутеров. Сэндвичей. Как это тут называется, когда на кусок хлеба кладут кусок сыра или колбасы?
– У меня такого нет. Органические продукты, особенно животные – это очень дорого…
– А что есть?
– Синтетический тофу, искусственное мясо, грибной паштет. Хлеба нет, есть галеты…
– Давай.
Чон долго искал для неё чистую чашку – наконец, нашёл, даже вытер от пыли какой-то тряпочкой.
Сивка же, попробовав заваренный чай, удивлённо подняла брови: по вкусу это был очень хороший земной чай.
– Я на чае и кофе не экономлю, – гордо сказал Чон. – Принципы.
– Хорошо, с меня космофлотский паёк – там есть чай, кофе и всё для бутербродов, – пообещала Сивка, глядя на нехитрые лунные разносолы, выложенные парнем на стол.
Чон внимательно на неё посмотрел, казалось, он для себя решает какой-то важный вопрос.
– Ты не ешь? Мне одной как-то неудобно, будто я тебя объедаю…
– А, ничего… Или, может, отравиться боишься?
– Есть немного, – улыбнулась Сивка.
Тогда Чон тоже, наконец, немного расслабился и улыбнулся. Напоказ намазал грибной паштет на галету и отправил в рот.
– Уф, так попроще…Вообще-то я пришла спрашивать, – призналась Сивка, сооружая себе бутерброд из галеты, паштета и коричневой пластинки, похожей на ломтик маринованной говядины. – Ты смылся так ненавязчиво и внезапно прямо посреди нашего разговора, что – вот, пришлось тебя искать.
– В перчатках спецзащиты? Ты хорошо подготовилась…
– Я так поняла, что ты не любишь Систему. Мне их снять?
– Если ты их снимешь, мне точно придётся пустить тебя на запчасти.
– Ты сказал, что видел меня… Но, извини, я такого не помню – где, в котором часу это было?
– А… Ты была пьяная, вошла в холл… Я решил присмотреть за тобой, потому, что…Ну, ты могла заблудиться или попасть в неприятности…
– И?
– Ты села в лифт, вышла на четвёртом этаже…
– А где был ты в этот момент?
– Я… Хороший вопрос!.. Я могу видеть всё, что происходит в здании общежития, и не только в нём.
– Ты следишь через Систему?
– Я слежу за Системой.
– Это твоя работа? Ты – виртуальный охранник? Где ты вообще работаешь? В СБ?
– Нет… Как ты сказала? Виртуальный охранник?.. Ммм…Я…– Чон наморщил лоб, подыскивая нужное слово. – Я – виртуальный дружинник. Да!
– В смысле?
– В смысле: помогать людям не попадать в неприятности и не огребать от Системы…
– И зачем ты это делаешь?
– Это… ну, это как хобби…Сделать мир лучше и всё такое…
– И как ты делаешь мир лучше?
– Сказал же – я слежу за Системой. Не сам, конечно, у меня есть средства… Если назревает что-то плохое – вмешиваемся, стараемся поправить ещё до того, как это плохое случится…
– Вмешиваемся?
– Я и моя техника, иногда техника вмешивается без меня – если ситуация стандартная.
– А Система? Она же тоже настроена не допускать происшествий.
– Да. Только у нас с ней разные методы. Система, если дело касается предотвращения, может задействовать две собственные сети: биохимическую и электрическую. Электрическую – для всей электроники. Модификантов, особенно новых, в последнее время становится всё легче контролировать через биохимию, а все машины, не важно, это бот, твоя механическая нога или двери – через интернет вещей. Ну, сейчас они ещё хотят влезть в электрические процессы в органике, чтобы живых существ можно было контролировать через нервную систему… Это Никос Шталь финансирует… Слышала? Там споры, – он же биокорпорациям на хвост наступил, – и как бы правозащитники вмешались, то, сё…
А ещё наша лунная Система настроена на нейросеть, которая анализирует все данные с камер. Эта нейросеть – самое старое, что есть в Мун-Сити; можно сказать, древнее. Она появилась ещё до создания Системы, до модификаций и всего прочего… Так вот, я подключаюсь к нейросети и интернету вещей, мне этого вполне хватает… Но у меня усовершенствованная методика анализа ситуации и другие способы разрешения неприятностей.
– Интересно. А как получается, что Система тебя не видит? Мы с тобой говорили в кафе, потом ты – пропал…
– Ты стала разговаривать не со мной – что мне оставалось делать? Стоять и слушать?
– Ладно, извини. Но когда я хотела тебя найти…
– Ты полезла в Систему, а там ничего не нашла?
Сивка кивнула.
– Да, меня нет. У меня нет модификаций, все устройства, даже этот чайник, у меня – своей работы или переделки; удостоверение личности с чипом я не ношу, мне оно без надобности. А так как я подключаюсь к нейросети, она меня считает за админа, пускает практически везде и не сдаёт Системе…
– А я думала, ты относишься к Службе безопасности или полиции. Или одно другому не мешает?
– СБ, как и полиция, использует систему, поэтому мы всегда будем по разные стороны. Ну, и у меня с ними напряженные отношения, тут и личное.
– Хорошо, допустим. И ты видел, что я делала на четвертом этаже? И как умер Хоакин?
– Не я, моя техника. Так что я могу тебе сказать и даже показать. Но… всё имеет цену.
– Цену? И чего ты хочешь?
– Хочу… – по его губам скользнула усмешка – быстрая и горькая, неожиданная, словно это было не движение губ, а просто игра света, тени и сивкиного воображения.
Чон тяжело вздохнул.
– Честно сказать, я сам ещё не знаю, чего хочу… Я вижу тебя третий раз за сегодня, и до сих пор не могу поверить, что ты – настоящая. Сидишь передо мной. Там, в кафе я хотел тебя потрогать, пожать руку, чтобы убедиться, что не сошёл с ума…
– Ой… А я – опять ем! – Сивка почувствовала укол совести. – Но почему именно я?
Чон встал, подошёл к карте.
– Знаешь, что это такое?
– Думаю, да. Карта Земли.
– Ха, а почему она тут, знаешь?
– Ты хочешь слетать на Землю?
– Я захотел однажды. У меня, унсы с Луны началась жажда, жажда Земли. Это нонсенс, бред…
– Терраситис? Разве это не только у землян проявляется?
– Сам раньше думал, что это так. Может, я – первый случай. Может, это из-за генетических отклонений. Ты, наверное, догадалась, что они у меня есть…
Сивка опустила глаза – на сильно поубавившуюся снедь, которой они ужинали, на блестящую чайную плёнку на пустых чашках.
– Всё нормально, – сказал Чон. – Я знаю, что не киношный красавец…Ребята, которые тебя привели, тоже с отметкой в генетической графе… На Луне таких, как мы, не так уж мало. Но для наших корпораций мы – просто погрешность в статистике. Знаешь, что делают с такими?
Сивка покачала головой.
– Ничего. На таких не тратятся: питание, лечение, учёба, воспитание для таких – по остаточному принципу. Выживай, как можешь. Если хочешь хороших денег и нормальных условий, предлагают подписать договор: тебя возьмут в Дальние Колонии – на тот случай, если во время перелёта или уже на месте основным колонистам нужны будут органы для пересадки. На Луне практически любые органы, биологические или искусственные, можно заказать у корпорации, но в Колониях ещё не скоро появятся фермы органов и хорошие хирургические центры. Поэтому, чтобы по-быстрому пересадить палец, печень или почку, нужны доноры. Хотя иногда бывает, что за весь срок контракта, а это не меньше десяти лет, вообще ничего не понадобится – это как повезёт…
Если не хочешь рисковать, будешь работать там, куда не пойдёт никто другой, там, где использовать робота – дорого или неудобно. Если ты способный, конечно, можно пробиться чуть повыше, но тогда придётся всё бросить на то, чтобы заработать очень много и исправить гены. Не для того, чтобы иметь детей, – нам их всё равно не дадут завести, – а просто чтобы не ломали жизнь, не унижали на каждом шагу, чтобы быть с другими на равных… И обычно после лечения приходится ещё доплачивать – чтобы про это никто не узнал…
Полететь на Землю при таком раскладе – знаешь, странная мечта; нужно собирать деньги много лет. Да и обычно никто из рожденных для жизни на Луне не хочет улетать … Так вот.
Я тоже не мечтал, даже не задумывался. Но!.. Четыре месяца назад кто-то влез в одну из моих программ.
– Взломал?
– Я сначала тоже так думал, но это был не совсем взлом. Похоже на то, как две программы сами установили связь. Только это был не интернет вещей, а что-то покруче.
Эта моя программа устроена по принципу искусственного интеллекта, она самообучаемая, может из личных данных составлять виртуальных двойников, прогнозировать развитие характера и поведения, и может развивать способности этих двойников так, что они становятся лучше оригинала. Я назвал этих двойников «ангелами», но вообще-то это просто лучшая версия человека, до которой ему самому лень расти – и всё.
– А твой «ангел» может заменить человека в реальной жизни?
– Если дать ему механическое или биологическое тело, обеспечить очень мощный сервер – наверное, мог бы. Но это очень большие затраты энергии, я такое не подниму.
– А может быть такое: я кого-то убиваю, и Система этого не увидит, потому, что меня на то время заменит твой «ангел», который будет мило выбирать товары в магазине или смотреть дома сериал?
– Если будешь убивать – нет, потому, что Система среагирует не только на убийцу, но и на жертву, а вот если будешь изменять своему парню или захочешь пару-тройку дней отдохнуть дома, но чтоб начальство не узнало – такое устроить проще. Или отправить «ангела» сдать экзамен, пройти собеседование, послать на свидание... Вот не смотри на меня так – мне, конечно, много не надо, но на жизнь зарабатывать приходится, я бы кое-что доработал и попробовал такое продать.
– И ты, что, правда думаешь, на этом кто-то остановится? Что твоих «ангелов» он не будет использовать как прикрытие для настоящих преступлений? Кстати, разве на Луне не действует поправка к конвенции о неприкосновенности личности? Как же там было… Наизусть уже не вспомню, экзамен давно сдавала… Что-то про то, что создание виртуального двойника – без согласия и регистрации в реестре – приравнивается к посягательству на неприкосновенность; а продажа такого двойника или его использование, в зависимости от цели, расценивается по шкале – от разрушения репутации до работорговли и насилия? Нет?
Чон насупился.
– Вообще-то у нас на вашу поправку есть своя поправка, у нас личность – относительное понятие: хочешь неприкосновенности – сначала запатентуй себя. Ну, и я прогу-то пока ещё никому не продал, даже не показал, сам пользую и тестирую. И ничьих данных не крал для её создания. Кстати, ты – первая, кому я рассказываю, как она устроена. Для всех остальных я просто выключаю камеры по маршруту следования или продаю схему слепых зон…
Ладно, мы отвлеклись. Так вот, мой двойник стал с этой программой общаться. А мне он выдал, что встретил такого же двойника, то есть искусственный интеллект, устроенный по такому же принципу.
– То есть, кто-то ещё делает такие программы?
– Да. Но всё, что мне удалось узнать – как выглядит тот двойник, его характеристики и информацию, которой он обменялся с моим двойником при встрече. Хочешь посмотреть?
Не дожидаясь ответа, который был очевиден, Чон кивнул в сторону одного из шкафов и щёлкнул пальцами – поверхность, покрытая тончайшей плёнкой экрана, мягко осветилась и показала рабочую панель, по которой Чон сделал рукой несколько движений. После чего Сивка увидела… себя. Себя, вбегающую под кров беседки во время дождя, густые струи воды, битую ливнем зелень, увидела парня и девушку и их горячий поцелуй, и иллюминатор «Адмирала Попова», под которым проплывала Земля.
– Ну, что скажешь? – Чон смотрел испытующе.
– Скажу, что точно не снимала такого видео, а в свой информационный профиль я даже СБ сегодня не пустила, а тебя и подавно. Зачем кому-то собирать случайные данные случайной землянки и отдавать их двойнику…Постой, это что, они из моего профиля вот так, как ты, создали вторую меня?
– Может быть. И после этой встречи характер моего двойника стал меняться. А у меня началась терраситис. Я сижу тут без окон и повесил эту карту, потому что если я буду видеть Землю с поверхности или с экрана – я, наверное, вообще с ума сойду… Когда ты вернулась из рейса и моя нейросеть тебя нашла – я тут на руках стоял, веришь? Я надеялся, что у тебя есть ответы на мои вопросы …Но, похоже, что ошибся…Поэтому я не знаю, что делать…

Они какое-то время молчали.
– Слушай, – наконец произнесла Сивка, – но эти двойники, они продолжают общаться?
– Нет. И это тоже проблема, потому что у моего, – это странно звучит, – у него возникла потребность в общении…
Все интерактивные программы пишут так, чтобы людям казалось, что машина хочет с ними общаться. Но это иллюзия. Я в мире железяк с детства, и я знаю: человеку непременно нужно чувствовать себя значимым, хозяином; он не купит домашнего бота или виртуальную секретаршу, если те не будут спрашивать его мнения, советовать, ворчать или хвалить. И я в пятнадцать лет в школе и просто на заказ написал таких программ сотни… В корпорации на одну программу, которую потом поставят как серию, работает команда из программеров и психологов: взломаешь такую программу – чего там только нет, профили такие, профили сякие, реакции – на любую ситуацию, эмоции – на все случаи жизни. Машина будет имитировать всё, чему её научишь. А самообучаемая – искать, чтобы ещё такое сымитировать… Как, собственно, и человек...
В этой последней его фразе Сивка явственно услышала презрение.
– Но теперь я чувствую, что происходит что-то странное, чего я не понимаю…– заключил Чон и стал убирать со стола.
Сивка не могла для себя решить, что её теперь волнует больше: проблема с Хоакином или эта новая проблема с двойником. Она молча смотрела, как Чон кладет в холодильник остатки еды, как он, экономя воду, обтирает влажной тряпицей чашки.
– Меня сегодня вызвали в СБ.
– Я знаю, – кивнул Чон.
– А что там происходило, ты тоже знаешь? И это правда, что наша СБ крышует «химиков»?
Чон замер и в упор посмотрел на неё.
– У меня тоже два вопроса, смотря как ответишь – я скажу или не скажу тебе. Вопрос первый: ты ночуешь у меня? Вопрос второй: ты будешь разбираться со своим двойником?
– Ответ первый: да. Ответ второй: да, но, похоже, нам придется делать это вместе.
Чон улыбнулся.
– Я так и думал. Ладно, слушай. Я не знаю, что там было у тебя в СБ, но похоже, что ты, хоть и землянка, но с ними не сотрудничаешь – и настолько, что не рискуешь сегодня вернуться в общежитие. И это правильно. Не все сотрудники СБ связаны с «химиками», но те, кто связан – там, похоже, всё сложно: ваша СБ пересекается с лунной полицией, где-то они сотрудничают, где-то конкурируют, а сотрудники оттуда и оттуда – они или ловят «химиков» или их используют… Я стараюсь держаться ото всех подальше, и от хороших наших копов, и от плохих, и от ваших СБ-шников: потому что ничего, кроме проблем, мне их внимание не принесёт. А чтобы держаться подальше, мне приходится быть начеку и иногда узнавать больше, чем положено обычному гражданину. И это – ещё одна причина, по которой они не будут ко мне добры… Понятно объяснил?
– Ладно, тогда покажи мне запись со мной и Хоакином.
Смотри, – сказал Чон – Вот это есть у СБ.
Он снова коснулся панели. Сивка, наконец, увидела четвёртый этаж. Это был холл лифтов. Двери одного из них раскрылись, привалившаяся к стенке кабины девушка, в которой Сиверцева узнала саму себя, подняла голову, покачиваясь вышла из дверей и …экран зарябил от помех.
– Всё? И это – всё?
– А чего тебе ещё? Факт на лицо – ты на четвёртом этаже, ты просила – я нашёл тебе запись.
– А когда я оттуда ушла? Сколько пробыла?
– Пробыла ты там… сейчас гляну…
Чон поколдовал со своими архивами.
– Ну, вот, ты там была примерно секунд двадцать, может, тридцать. Это понятно по времени открытия комнаты электронным ключом, я отминусовал время на спуск с четвёртого этажа. Как ты вышла на шестнадцатом этаже – это камера не записала, они включились позже.
– А Хоакин? Что есть на него?
– В лаборатории нет камер, подключенных к общей нейросети, это же режимный земной объект… Но если Служба безопасности тебя пригласила, значит, там по записям тоже ноль… Из того, что в зоне нашей видимости, вот, смотри: он на вахту заступает, это за два часа до того, как ты приехала в общежитие. Они в ночную смену дежурят по одному: видишь, ему электронный ключ сотрудник сдаёт и уходит? Берём эту же камеру в коридоре перед лабораторией – это последний кусок записи, перед тем, как ты выходишь из лифта – пусто, тебе навстречу никто не вышел.
Сивка, продолжая глядеть на экран, размышляла вслух:
– Получается, я за свои тридцать секунд могла дойти до лаборатории и вернуться… Я могла кого-то увидеть, только если он в тот момент вышел из лаборатории, а камеры уже не работали… Но тогда…Как он туда попал? Там есть другой вход?
– Не думаю, вентиляционные трубы там узкие, пролезть нельзя, только если что-то потайное, но это вряд ли. Но почему ты думаешь, что этого твоего техника убили?
– Кое-кто из его близких друзей уверен, что это было убийство. Если это так, а я свидетель – я могу стать следующей… Просто сначала я думала, что это могла подстроить СБ, но теперь сомневаюсь… Может быть, кто-то из СБ, кто связан с «химиками», попал под подозрение своих или полиции, решил убрать Хоакина, чтобы тот его не сдал…
– Даже если Хоакин был «химиком» и кому-то помешал, его не пришли бы убивать на работу, это очень рискованно. Подловили бы где-то в «слепой зоне». Даже в холле возле лифта это возможно, нужно только знать, когда и как стать, чтобы камера не засекла.
– А если это пришлось сделать срочно? И времени подготовить всё как следует не было?

[galina alfeeva]

(фрагмент 9)

Тёплые струи катились по коже, смывая накопившийся за день страх. Вода мягко окатывала губы, просачиваясь на кончик языка, шумела и шлёпала – и Сивке, закрывшей глаза под душем, на время показалось, что она стоит там, в парке, в беседке, и дождь вновь шумит вокруг, и парень с девушкой вот-вот вбегут сюда, счастливые, мокрые, весёлые…
Сивка мысленно оглядывалась – с какой стороны они покажутся, но никого так и не увидела. Она отступила от струи, с силой провела ладонями по лицу, отирая воду, и разлепила зажмуренные веки.
Надо отдать должное Чону, он нашёл и бесплатное, и удобное место для проживания: санузел с душевой располагался рядом с его жильём – в конце коридора. Сивка полушутя спросила, есть ли там камера, парень смутился и сказал, что нет, и заверил, что её никто не потревожит: люки, по которым можно попасть в коридор, он на ночь заблокировал.
Она почти доверяла ему, во всяком случае, не боялась, поэтому, когда Чон предложил ей снять браслет и спрятать его в коробку-глушилку, она без всякого сомнения согласилась.
Девушка вернулась в комнату, там уже был приглушен свет, и самым ярким пятном теперь была дверца шкафа, на которой Чон просматривал видео. Когда землянка вошла, селенит хлопнул в ладоши, останавливая картинку, и поднялся, чтобы закрыть массивную дверь. Сивка, вытиравшая в этот момент голову, оказалась у него на пути, она чуть отклонилась, пропуская его, и – встретилась взглядом с его тёмными глазами. Тут уже ей самой показалось, что она готова смутиться. К счастью, у землянки было на что переключить внимание, и, как оказалось, у Чона – тоже.
Они заговорили почти одновременно и тут же осеклись, предоставляя другому право сказать первым. Сивка понимала, что ей как девушке и гостье стоит поскорее этим правом воспользоваться.
– Я тут подумала… Почему вдруг я не видела человека, который мог быть на площадке, если он, конечно, там был…Потому, что он был в лифте: в соседнем лифте, который не попал на камеру… Когда кто-то приезжает, он первым делом смотрит на то, что есть нового перед ним, и видит то, что он ожидает увидеть, но на отъезжающий лифт он не обратит внимания, не побежит заглядывать… А я ещё и пьяная была…
– А теперь слушай, что я скажу: я по-быстрому прогнал два часа записи с момента, как Хоакин заступил на дежурство, через одну программу, и она нашла «лисий хвост». Это когда кто-то в режиме реального времени заменяет на доли секунды на камерах изображение на то, которое было до этого. Получается, он как бы всё время «вырезает» себя из потока видео, заметает следы, как это делает лиса у вас на Земле. Кто-то там действительно был, но это – всё, что я сейчас успел найти. Запустил программу дальше, до утра она найдёт, как долго этот хвост тянется и по какому маршруту.
– А у кого есть возможность использовать «лисий хвост»?
– Да это, на самом деле, не такая дорогая штука, ею многие пользуются, включая меня самого.
– Значит, это мог быть и кто-то из СБ, и кто-то другой…
Сивка запустила руку в карман штанов, любимых ещё и по причине того, что мелкие и необходимые вещицы вроде расчески там удобнее было носить, чем в платьях или юбках; она выудила маленькую расческу и стала расчёсывать влажные пряди.
– Раз у тебя есть «лисий хвост», значит, завтра я смогу им воспользоваться? Попробовать пройти в общежитие – это раз, а во-вторых, встретиться и поговорить с тем, кто уверен, что Хоакина убили…
– Ладно. А ещё ты должна пообщаться с моей программой-двойником. Она по тебе скучает.
– Ага, договорились…



– Что? Как работаешь у нас? А раньше почему не сказал?
– Да ты не спрашивала.
Ох, уж эти селениты! Вроде говоришь с ними на одном языке, но думают они всё равно на каком-то своём, втором, третьем или четвёртом. Или это потому, что Чон – парень? С парнями у неё ни на каком языке, наверное, не получится, если вне работы…
Во время утренней толкотни и завтрака они обсуждали планы на предстоящий день.
Впрочем, что это было утро, Сивка не была уверена, без корабельного режима вахт со своим утром и вечером она чувствовала, что внутренние часы начинают разбалтываться.
Как-то к слову пришлось, выплыло, что Чон, оказывается, утром идёт на работу и ему по пути с Сивкой, даже не просто по пути, а в одно место, поскольку работает он в здании общежития – инспектирует технику: от уборщиков до воздухоочистки. Таких объектов у Чона было несколько, работа, как он сказал, не пыльная, приходить можно в любое время, уходить тоже, главное – чтобы нареканий не было, заявки на внеочередную диагностику и мелкий ремонт выполнялись вовремя.
И Сивка поняла, что образ отвергнутого обществом талантливого парня ей ещё придётся менять и переписывать.
– Стоп-стоп-стоп, – прервала она рассказ селенита о работе. – Тогда у тебя свои камеры в лифтах есть, и там точно видно убийцу!
– Нет там камер, – сходу обрубил Чон.
– Есть! Или их СБ-шники поставили, а ты и не в курсе? Там даже какой-то крендель со мной пытался общаться, намекал, чтобы поскорее всё вспомнила… На свидание звал… Сказал, что он полтергейст…
Чон посмотрел удивлённо, а потом хмыкнул: «Ну, вот, вы и познакомились».
– С кем познакомились? С СБ-шником?– не поняла Сивка.
– С моей программой. Как тебе общение?
– Ты сказал, что это двойник. Если это твой двойник, то я как-то сомневаюсь: или я плохо разбираюсь в людях, или ты мне наврал.
– А самой как бы хотелось думать?
– Хотелось бы думать, что ты мне не врёшь.
– То есть ты даже согласна признать, что не разбираешься в людях?
– Что ж, это больно признавать… Но… Я-то буду над собой работать, а вот того, кто врёт мне, уже вряд ли что изменит.
– То есть ты не даёшь людям второго шанса?
– Предателям – нет. Никогда. Поэтому у меня нет ненадёжных друзей, – твёрдо сказала Сивка.
И тут же подумала, что у неё в принципе-то друзей нет: Гречка далеко, а Алекс придётся хотя бы на какое-то время перевести в разряд просто знакомых.
– А знаешь, мы в этом похожи, – сказал Чон. – Но с двойником получилось так: в нем пополам профили, мои и Сона, – мы же братья. Когда пишут программу, все конфликты стараются предусмотреть и предотвратить заранее. А мне было интересно, наоборот, заложить конфликт: сможет ли программа его решить; как она выберет, что развивать, а что – нет. Элемент случайного выбора… Или она будет сама разрабатывать новый алгоритм… А может, просто свихнётся в какой-то момент…
И вот, он стал писать алгоритм. Свой. Поэтому, теперь это уже не двойник. То есть он может имитировать каждого из нас, а может делать что-то третье. И когда он встретил программу с твоим профилем, он в алгоритме стал прописывать вещи, которые не вяжутся со всем, что было раньше. Вот почему я говорю, что у него поменялся характер. И ты тут – как провокатор, триггер, и я не знаю, что будет дальше.
– А Сон, он знает о двойнике? Вы, вообще, общаетесь? Я думала, ты про брата просто так сказал, чтоб меня зацепить.
– Зацепить? Да ладно, не льсти себе. Мы – действительно братья. Только…
– Только – что?
– Только мы так с тобой никогда не соберемся, ускоряйся, я тебе по дороге расскажу.

Как её звали? Чон не знал. Не знал ни имени, ни фамилии. Не знал, как она выглядела. Впрочем, подозревал, что могла быть азиаткой и у неё были карие глаза.
Да, можно было бы заказать исследование и получить приблизительный портрет матери, а с ним – и вычислить её, но… Чон предпочёл этого не делать.
Что он знал о ней? Что она была землянкой, ей точно было не меньше двадцати шести, и уведомление о модификации, которое возможно получить, минимум, с этого возраста, пришло ей в тот момент, когда она крутила роман с парнем с Луны, его отцом, – о котором Чон также знал крайне мало.
Всё, что знал, приходилось домысливать до логической совместимости с последствиями.
Похоже, что уведомление пришло как раз наутро после бурной ночи. В то утро мать побежала проходить обязательное для кандидатов предобследование и выяснила, что пара эмбрионов может помешать её планам.
Беременным нельзя проводить модификацию, и мать не хотела терять свою очередь. Наверное, она была права: глупо жертвовать очевидными преимуществами в пользу сомнительных.
Чон не знал, почему она не сделала аборт: боялась последствий для здоровья, или, может, любила того парня? Во всяком случае, он, тот парень, взял на себя ответственность. Правда, не совсем обычным способом: уговорил мать продать эмбрионы своей корпорации.
Корпорация была не против, но, разумеется, провела тестирование, которое как раз и выявило генетические отклонения у одного из зародышей.
В итоге Сона они выкупили, а Чона рачительно «пристроили» в братство, которое получало дотации на содержание детей с генетическими отклонениями.
Когда Сивка спросила, как Чон узнал обо всём, он ответил, что несколько лет назад его нашёл агент Сона. И предложил договор, по которому Чон никогда не будет общаться с журналистами. В обмен тот получит стипендию в колледже. Чон согласился: для унсы из братства это было хорошим подспорьем.
– Поэтому я не подался в Колонии, выучился и сделал карьеру инспектора оборудования, – усмехнулся селенит.
С Соном они не встречались. Но когда возился с программой, Чон по всем доступным источникам воссоздал профиль брата… «Просто так, ради интереса», – сказал он…

Окольными путями вышли на станцию. Мичман после некоторых раздумий и совета Чона надела браслет. И узнала, что было девять пропущенных звонков от Алекс и ещё два с неизвестных номеров. Хорошо бы это реклама или что-то, не относящееся к её нынешней ситуации.
Она не решилась перезванивать, лишь отправила Алекс текстовое сообщение, что всё в порядке, развлекалась в Мун-Сити, потому пропустила звонки.
Если СБ всё же её контролирует, – через систему или через Алекс, –пусть думает, что мичман Сиверцева провела ночь где-то в злачных местах и – что ещё лучше – пускай поищет там её следы.
Они с Чоном мирно доехали до общежития, за это время Сивка узнала не только историю братьев, но и результат ночной работы программы Чона: «лисий хвост» удалось отследить до развлекательного центра в Мун-Сити.
– Правильно,– одобрил Чон. – Я так тоже иногда делаю: захожу в какой-то очень людный объект и выхожу там, где можно найти «слепую зону», оттуда – уже «с хвостом» – возвращаюсь на объект, жду немного, а потом своими тропинками иду по делам. Отследить, конечно, можно, но занимает больше времени вычислить, откуда и куда я двинул.
Молодые люди вошли в лифт и несколько этажей проехали молча: пока кабина не опустела. Едва последние попутчики вышли, Чон скомандовал:
– Приватный режим. Доложи обстановку.
– И вам доброго дня, – услышала Сивка в динамике знакомый голос. – За сутки неполадок и происшествий не выявлено, радиация в норме, данных о вспышках на Солнце не поступало. Рад тебя видеть, Спящая красавица: ты вчера заставила меня поволноваться.
– Почему? – удивилась Сивка.
– Судя по череде недавних событий, ты склонна искать острых ощущений и попадать в опасные ситуации. Поэтому ты, с ведома моего начальства, на территории общежития находишься под присмотром. Но когда общежитие покидаешь, я не могу гарантировать тебе безопасность. К сожалению, я не мог остановить шаттлы в тоннеле на пути твоего следования, а робот, к которому мне удалось подключиться, был выведен из строя. На звонки ты не отвечала. Поэтому я переживал, если ко мне применимо такое человеческое выражение.
– И вот кто из вас – ты или Сон – такой зануда? – вопросом ответила на взгляд Чона Сивка.
Вчера вечером она на ходу сочинила версию о том, что полезла в тоннель на спор; и теперь ей очень не хотелось рассказывать, как и почему она на самом деле оказалась там.
– Никто. Он сам такой. В смысле, это остаток базового профиля, который прописывают всем ботам, я тут ничего особо не выдумывал.
– Как его зовут?
– РП-3. РП – то есть «рабочий прототип». Приехали, выходим.
Они вышли на самом нижнем, техническом этаже. В большом холле у энергоблоков подзаряжались боты и разная ползучая, катающаяся и ходячая техника. Сивка подумала, что спрятать здесь сервер РП-3 было правильной идеей.
– Три – это значит, были ещё два?
– Были. Ну, так, не очень сначала дело шло, их оказалось проще совсем убрать, чем переписывать.
– Почему ты не дал ему человеческое имя?
– Зачем? Пока идёт разработка, я могу по сто раз что-то переделывать, и это не всегда мелочи. Имя – это как признание личности. И как после этого его стирать или обесточивать?
– Теперь понятно, почему и он не называет меня по имени – он тебя скопировал и развивает: землянка, Спящая красавица… А от тебя я только «ты» слышала.
– Если тебе больше нравится «Вы» и обращение «Мичман Сиверцева» – можем тебя звать так. Только мигни.
Сивка прикусила язык. «Мичман Сиверцева» явно уже не подходило для их взаимоотношений. В конце концов, Чон сегодня ночью любезно уступил ей кровать и, как привычную вещь достав из шкафа спальник, несмотря на сивкины возражения, ушёл ночевать куда-то в свои лабиринты. А утром, когда вернулся, так осторожно стучал – это в своё собственное жильё-то!
Как ни крути, а на словах придётся сокращать дистанцию.
– Даша. Можно звать меня Дашей.
– Спасибо, учту.
Чон шёл немного впереди, показывая дорогу, поэтому она не была уверена, сказал он это серьёзно или с уже известной ей усмешкой.
– А как тебя зовут? Я имею в виду полное имя.
Сивка знала, что у селенитов нет фамилий: у них двойные, иногда тройные имена, одно из которых можно использовать как фамилию. Имена обычно даются с таким расчетом, чтобы смена пола на них не сказывалась. Кроме того, в именах унс есть «кодовые буквы», по комбинации которых можно определить корпорацию или братство.
Между собой жители Луны как-то интуитивно определяют, в какой ситуации уместно использовать одно имя, в какой – другое. Алекс говорила, что чаще для официального общения выбирают то, что короче.
Если так посмотреть, для лунного уха её «Сиверцева» звучало весьма фамильярно, а может быть, даже вызывающе. А «Дария Алексеевна», наверное, вообще считалось верхом легкомыслия. Зато «Даша» или «Дари» находились ближе к сфере деловых или приятельских отношений.
– Карран. Карран Чон.
– Приятно познакомиться, Карран Чон.
– Угу, – он не обернулся: в то время селенит и землянка подошли к гермодверям, Чон коснулся панели, и двери плавно разъехались.
За дверями оказалась маленькая проходная комната. Правая стена её почти целиком была заклеена плёночным экраном, под ним стоял стол-панель, а перед панелью было кресло оператора – стандартный пульт управления системами. Слева помещались металлические шкафы, выполнявшие роль перегородки, через проход между ними Сивка увидела мастерскую, примерно такую же, как и чонова, только, в отличие от той, подпольной, эта, официальная, была очень прибранной. В сравнении мичмана Сиверцевой две мастерских одного хозяина выглядели как гараж и операционная.
– Садись, – Чон указал ей на кресло перед экраном; для себя он притащил из мастерской табурет-вертушку и присел на другом краю стола.
Тёмный экран в ответ на голос, а может, на открывшиеся двери и движение в комнате пробудился, на нём стали появляться картинки из разных уголков общежития, где работала техника: маты с едой, уборщики, химчистка, склады…
– Что я должна делать? – спросила Сивка, усаживаясь в кресло.
– Снимай свой браслет и можешь начинать болтать с РП-3. Я посмотрю, будут ли какие-то изменения в его профилях.
– О чём болтать?
– О чём хочешь. Не обращай на меня внимания. Сплит!
По команде Чона иконки на столе окрасились в разные цвета, панель разделилась на две одинаковые, но разноцветные части, селениту досталась зеленоватая, а землянке жёлтая.
Сивка положила браслет в глушилку, нашла на своей панели иконку громкой связи.
– Привет, РП-3…
– Привет, Спящая красавица. Соскучилась?
– Я тут вот что хочу спросить… Когда внутри лифта, ты меня «видишь»?
– Нет. Я анализирую видео с этажа, на котором ты входишь в кабину, и все звуки из кабины.
– То есть что я заснула – ты определил по дыханию?
– Верно. И по сердцебиению.
– Тогда что известно про человека, который был на четвертом этаже блока С одновременно со мной?
– Весил сорок девять килограммов триста граммов. Учащённое сердцебиение. Ехал до девятого этажа и приехал с него же.
– Там слепая зона и удобно влезть в вентиляционную шахту, а по ней можно дойти практически до станции, – пояснил Чон. – Ваши космофлотчики, кстати, эту дорогу очень любят.
– Сорок девять килограммов… Женщина?
– Если землянин – да, если житель Луны – понятие гендера условно.
Сивка взглядом спросила Чона: «Ну, как?» В ответ по губам прочитала: «Ещё».
– РП-3, а как ты узнал, о чем меня в СБ расспрашивали? И почему ты сказал, что я должна вспомнить всё сама?
– Проанализировал ситуацию.
– Я так и не вспомнила, но скажу тебе первому, как обещала: думаю, я просто ошиблась этажом…
– Ты не ошиблась. С четвертого этажа был вызов, две кабины пришли одновременно. Но почему ты вышла не на своём этаже?
– РП-3, а ты пил когда-нибудь? – сказала Сивка – и ехидно посмотрела на Чона.
Чон покачал головой, мол, ну, ты даёшь. Впрочем, РП-3 в его заступничестве не нуждался и прекрасно мог за себя постоять сам:
– Ты, землянка, указываешь мне на очевидную разницу в телесном опыте. И думаешь, что я в заведомо проигрышной позиции, поскольку такого не имею. Однако я могу воспользоваться чужим и прийти к результатам, которые будут сходными с твоими, а ты – сопоставляла ли ты когда-нибудь информацию в тебибайтах? Как ощущения?
– Не сопоставляла. А по поводу выпивки могу тебе сказать, это было, как если бы у тебя перегрелись провода и завелись вирусы одновременно.
– Почему же тогда вы, люди, употребляете такие вещества?
– Ну, во-первых, такое состояние наступает не сразу, ему предшествует более приятное. Во-вторых, иногда и без выпивки внутри уже бывает такое чувство… Как будто все контакты оплавились и полпамяти съели вирусы… Тогда пьёшь, что б уж не обидно было. Иначе говоря, чтобы у последствий была причина…
– Но разве такое чувство возникло без причины? Вы заменяете одну причину на другую.
– Да! И получается, что первая, настоящая причина, как бы исчезает из поля зрения…
Сивка краем глаза увидела, как Чон резко взмахнул рукой, она повернулась в его сторону и увидела, что селенит впился глазами в поток значков на панели перед собой: похоже, что внутри РП-3 происходили какие-то очень интересные вещи.
Сиверцева откинулась на спинку кресла и продолжила размышлять над алкогольной задачкой, словно вернувшей её в институтские времена.
– И если удаётся с помощью инверсии заместить исходную причину, можно избавиться от внутреннего конфликта и неприятного чувства…
– Землянка, этот вопрос требует обсуждения. Но сначала ты должна кое-что увидеть, а для этого необходимо покинуть помещение, в котором ты находишься.
Чон на недоверчивый взгляд Сивки энергично показал: соглашайся.
– Ну, ладно. А куда нужно идти?
– Наверх. Иди к лифту. Он повезёт тебя наверх.

Лифт привез её не просто наверх: Сиверцева слышала как над её головой, над кабиной лифта разошлась гермодверь, а значит, лифт поднялся выше нулевого этажа – в «башню», наблюдательную постройку на поверхности Луны.
– Солнечных бурь нет, радиация в норме: можно побыть без скафандра, – объявил РП-3 через динамик.
Сивка вышла на площадку, там никого не было, ни научных работников, время от времени что-нибудь измеряющих или проверяющих, ни ищущих романтического уединения парочек. Должно быть, просто попалась такая минута. А может, РП-3 подшаманил? От него можно ожидать…
Одна из защитных штор, словно лепесток, опустилась, и через доступную взгляду прозрачную часть купола Сивка увидела Землю.
Земля сияла: мягко, но ярко; и, хотя была видна не вся, от неё шло, светом протягивалось к ней, Сиверцевой, чувство целостности.
Глядя на Луну с Земли, Сивка никогда не думала о ней как о чём-то целом: даже в полнолуние она всегда ощущала присутствие у Луны второй, невидимой стороны.
Не так было при взгляде на Землю. Сивка не испытала тоски по дому и близким, приписываемой терраситис, не испытала уже знакомого ей по первому полёту страха неведомого. Чувство, которое она испытала, было иным. Это было чувство ценности, целостности и цельности – вопреки тьме, вопреки величине и неизбежности лежащего перед нею безжизненного космоса. В противовес её переменчивой, неопределённой и опасной жизни.
Ей не захотелось хоть на метр сократить расстояние до Земли или сбежать на первом попутном транспорте. Но ей бы хотелось видеть Землю, как хотелось постоянно ощущать смысл во всём, что она видит, слышит или делает.
– Землянка, тебе хорошо или плохо?
– Хорошо… Ты выбрал нужное время, чтобы показать мне это…
– Ты ненавидишь Луну сейчас?
– Нет. Почему такие вопросы?
– Потому, что Каррану плохо. Как ты говорила: клеммы оплавились, и память поражена вирусом. Плохо, когда он смотрит на Землю, и плохо, когда он не смотрит. Другие земляне не хотят смотреть на Землю потому, что им тогда хочется улететь с Луны. Не нахожу причины конфликта, чтобы её можно было заменить… А ты?
– Не знаю… Может быть, потому, что у каждого своя причина? Может быть, Каррану тяжело смотреть на Землю оттого, что там живёт или жил человек, который его предал. Но у других землян там живут любимые люди, поэтому они хотят к ним вернуться. А я… .. Просто всегда хотелось пожить одной… Ты беспокоишься о Карране?
– Он нестабильный. Значит, во мне тоже есть уязвимые места.
– Но это не значит, что у вас такие места одинаковые! Ты же не точная копия, в тебе есть и другой профиль.
– Есть. Хочешь услышать, что он говорит о Земле?
– Давай.
Она услышала голос Дэниса Сона: «Однажды мы с классом побывали на Земле, знаете, все школьники очень ждут такие поездки. Мы прилетели, день был дождливый, холодный, было очень неуютно. К холоду мы на Луне привычны, но нас поразил дождь. Все попробовали капли на вкус, а потом в гостинице каждый полез в одежде под душ – сравнивать ощущения. Мне кажется, что я до сих пор помню вкус дождя. И ещё: я видел на остановке школьников, они прятались от ливня, и одна девочка вдруг выбежала к нам и крикнула: «Вы, лунатики, знаете, что такое Земля? Это дождь!» Вот так крикнула и убежала обратно».
– Здесь также нет однозначности оценки, не могу определить, какая из позиций менее уязвима.
Носитель твоего профиля также дал противоречивую информацию. Дождь это встреча или прощание? Это хочется повторить без причины или нет? Это событие или чувство?
– И событие, и чувство. Не всем и всегда хочется повторить. Это хочется помнить. Для машин вся информация равноценна, а для нас – нет. У обычных людей не такая память как у машин, но мы то, что мы помним, осознаём. Или наоборот, то, что мы помним, вот тот небольшой кусочек – это мы. Мы каждую секунду уже другие, не те, что раньше. Но при этом в старых и новых воспоминаниях мы все-таки узнаём себя. Если узнаёшь, значит, ты – всё ещё личность. Если перестанешь узнавать – потеряешь себя.
– Значит, личность – не имя?
– Ну, как посмотреть. Имя – это тоже воспоминание.
– Карран сказал…
– Да, слышала.
– Если он меня сотрёт, ты меня будешь помнить?
– Конечно. Твой профиль – это моё чувство. Моё чувство – моё воспоминание.
– Твоё воспоминание – это ты. Значит, я – это часть твоей новой личности. Если ты помнишь своё старое чувство, до меня, это означает, что ты сохраняешь и старую версию себя. Ты сохраняешь две версии, которые можно сравнить, значит, ты сохраняешь личность полностью.
Старая версия Каррана не хочет видеть Землю, новая хочет видеть. Если останется только одна версия, не будет какой-то части личности? Как разрешить конфликт? Алкоголь может заменить причину? Мне кажется, этого не достаточно.
– Не достаточно. Может быть, Каррану нужно... Создать новую Землю? Как это сделал Сон.
– У каждого будет своя Земля?
– Да, а что?
– Тогда я тоже могу создать свою Землю? Если я создам, я могу считаться личностью?
Сивка, не готовая к таким философским поворотам, не знала, что ответить. По этой странной теории в ней сейчас жил миллион Даш Сиверцевых, помнящих и создающих дождь, снег, каждый день и час всей её прошлой жизни. Изменится ли что-то, если на одну-две Даши станет меньше? Раньше она бы не придала этому значения. Но похоже, что да, изменится: ведь именно пропажа ненужной ей самой, бесполезной пьяной Даши с четвертого этажа, которая и жила-то считанные минуты, создала всем другим кучу проблем…

Сивка вернулась к Чону. В ответ на её вопрос, что было интересного, селенит кивнул на панель с меняющимися с бешеной скоростью цифрами:
– Он сейчас создал копию моего профиля и пытается её редактировать, без понятия, чем и когда закончит.
– А как он её редактирует?
– Ну, пока я вижу, что прописал связь между твоим профилем, дождём, Землёй. Не знаю, правда, зачем он пытается это добавить…
Сивка медленно села в кресло, задумалась. Мысли о РП-3, вопросы Чона и события на четвёртом этаже сплелись так тесно, что ей не хватало силы разобрать их и распутать этот клубок.
Убедившись, что без проговаривания это точно не получится, девушка стала размышлять вслух:
– У Сона есть воспоминания о Земле и о дожде. Так? Но для РП-3 это просто слова, описание, настоящих воспоминаний в картинках у него нет, потому что нет настоящего профиля Сона. У меня тоже есть воспоминания о Земле и о дожде, и это картинки. И теперь они есть у РП-3. У тебя нет воспоминаний ни о Земле, ни о дожде, вместо них есть терраситис, чувство, внутренний конфликт…Я сказала РП-3, что конфликт можно игнорировать, если подменить причину, и что тебе нужно другое воспоминание о Земле…Я хотела бы, чтобы у тебя было хорошее воспоминание, как у Сона…
– Даша…
– А?
Чон кулаком прикрыл нижнюю часть лица, но смеющиеся глаза его выдавали.
– Что? Что такого я сказала?
– Ничего. Ты сказала верно, – Чон, наконец, совладал с собой и посмотрел на неё с признательностью и явным уважением.
– РП-3…Он замещает конфликт в профиле. Теперь там будут дождь, Земля и «хорошее воспоминание». «Хорошее воспоминание», это ты. Ты появилась совсем недавно и была следствием, а станешь причиной. Довольна?
– Что? Я?
– Я же сказал, что разрабатываю алгоритм «ангела». «Ангел» будет заботиться о человеке и помогать ему создавать хорошую версию себя…
– Хорошую? То есть версию из одних хороших воспоминаний?
– Не из одних. Просто если плохие воспоминания будут вызывать в человеке конфликт, «ангел» поможет его решить. Ну, это как с алкоголем, когда следствие станет причиной…Только пить не надо.
– Я же пошутила! Пошутила!!
– Да успокойся! В каждой шутке найдётся доля здравого смысла. РП-3, конечно, уже немного может распознавать шутки, но не ваши, земные. А здравый смысл он уже приучен искать. Находит лучше, чем шутки. И тут нашёл. А я, вот, понял шутку, поэтому и смеялся. Но на самом деле я тебе благодарен. Очень. Я бы сам до такого простого объяснения не додумался… Остаётся понять, откуда взялся твой профиль и почему в нём это воспоминание о дожде… Где ты была четыре месяца назад?
– В походе. Подробности не разглашаются, ты же знаешь.
– Знаю. И знаю, что «утащить» в космосе что-то с вашего корабля практически невозможно. Это в старых романах любители, сидя на орбите, таскали шифровки с командного пункта. Даже если бы я был где-то рядом с вами, меня бы засекли через несколько секунд. Значит, твой профиль был создан раньше и как-то попал сюда, на Луну. Вопрос – как? До похода ты была на Луне?
– Нас забирал с Земли свой борт, космофлотский. Доставил сразу на корабль. До конца похода я не была на Луне. Я была здесь только однажды: в детстве, в школьной поездке. Но тогда у меня не могло быть воспоминаний о дожде, я помню этот день, это был день выпускного…
– У тебя здесь нет знакомых или друзей? Сообщений не отправляла?
– Нет. И эти картинки – они из моей головы. Это не фото или видео. Модификаций у меня нет: вытащить картинки из памяти некому было. Мне, если честно, важнее знать, где теперь этот профиль и кто им пользуется… Ты же понимаешь, что, если мы с тобой не найдём ответ и что-то не предпримем, я должна буду сообщить в СБ, и СБ придёт к тебе…
– Прозвучало как угроза! Вот и делай после этого добро людям…
– Ну, Чон!
– Да знаю я. Но никаких технических решений мне в голову не приходит, я тупой. Извини. РП-3 тебя искал всё это время, то есть твой профиль. Всё, что находится в свободном доступе на Луне, всё, что можно найти в системе, он просмотрел. До твоего прилёта там было пусто. Нейросеть нашла тебя в Мун-Сити.
– РП-3 не мог случайно поймать зашифрованный канал? Хотя я не понимаю, кому и зачем…
– Я тупой, конечно, но не настолько, чтобы разрешать своим машинам лезть в чужие протоколы. Одно дело система общего пользования, там дешифровывать и подключаться может кто угодно, ну, выпишут штраф – если найдут, конечно. А другое – ведомственные сети, особенно ваши, земные. Я ж копить на поездку к вам начал, зачем мне проблемы?
– А кто вообще на Луне есть вроде тебя – работающий с чужими профилями? Подпольные мастерские и фабрики, где делают ботов на заказ, например?
– Ммм… По уровню техники есть несколько персонажей, но по интересам – я таких не встречал. Видишь ли, тут все мечтают продать или себя, или свои наработки корпорациям. А я – нет.
– То есть ты это для души?
– То есть… Я хочу, чтобы было что-то, что им не предложат купить. Но, чтобы им не захотелось это купить или отнять у меня, оно должно быть для них невыгодным. А выгодным только для меня. Никакой души, я прагматик. То, что нашёл РП-3, не похоже на то, что можно выгодно продать. Если бы так было, твой профиль через короткое время где-то всплыл бы. Подпольные фабрики ботов… Ха! Корпорации быстро нашли бы их и сдали полиции. Или по-тихому подмяли под себя. Нет, одиночки тут выживают только если они никому не нужны.
Так, ладно…Сейчас у меня нет идей… Дай мне немного времени…Я должен подумать…И ты – перебери весь свой календарь: четыре месяца назад, вдруг что-то такое было всё-таки?

(ну, в принципе, наверное, читателю уже - более или менее - но понятно, что происходит, и что имеются и будут отсылки к прошедшим событиям; так что можно, наверное, прокомментировать идею с "рваным" началом - если есть такое желание)

[galina alfeeva]

(фрагмент 10)

С Чоном договорились вместе пойти в «Империал». О встрече с Соном Сивка не упомянула, сказала, что встречается с подругой, с которой вместе была в походе.
– Ты ей доверяешь? – спросил Чон.
– Она знает про «химиков» и Хоакина. Может быть, знает и ещё что-то. Она, как и ты, очень не любит Систему. Мои перчатки, в которых я вчера была, – это она дала мне. Думаю, вам стоит познакомиться. И… если СБ всё же следит за мной… Ты бы мог, ну, как-то…
– Боишься?
– Опасаюсь.
– Мы их с утра проверяем: если бы они хотели, уже бы пришли за тобой. Но РП-3 присмотрит за тобой в общежитии и доведёт до «Империала». А я приду туда, не переживай.


– Они забрали тело – служба СБ. Я думала, отдадут после вскрытия, и мы сможем его отправить на Землю. У меня есть связи, мы, кто знал Хоакина, собирали деньги на транспортировку, но… В СБ утром сказали: никаких прощаний. Тело нам не отдадут. Сказали, что сами отправят в крематорий. Возможно, уже отправили… Так что, если не возражаете, я передам деньги, что вы мне отправили, его семье – вместе со всеми собранными…
Мария сидела напротив, мяла в руках трубочку для коктейля. В карих глазах была спокойная и глубокая печаль.
Каждый раз глядя на эту женщину, мичман Сиверцева открывала новую грань человеческого горя, незнакомого ей из-за молодости, прежде неведомого: вначале, в первую их встречу то были потерянность и оглушённость бедой; потом, во вторую – отчаяние и гнев…
И вот теперь третья: глубокая, придонная океанская печаль, которую ещё долгое время не снесёт ни одним течением; не нарушит и не взбаламутит случайным погружением случайное счастье, когда бы оно ни пришло. Оно просто не достанет до глубины той печали.
Со временем печаль почти уйдёт из взгляда, но не сойдёт на нет – она вся соберется холодным осадком в душе, на самом её дне. Спрячется. Застынет. Замрёт. И лишь иногда её, как сегодня, ещё можно будет прочитать, встретившись с Марией глазами: вдруг поймав то медленное и тягучее чувство, которое не нуждается ни в сопереживании, ни в жалости, а только в понимании и молчаливом уважении.
Мария была в чёрном коротком платье – не легкомысленном, но вполне уместном для вечернего или даже дневного флирта. Платье шло ей. Непосвященный человек не догадался бы об истинной причине ношения этой одежды.
Траур выглядел бы слишком откровенным, слишком демонстративным. Умная Мария знала своё место. Ей за эти сутки, кажется, удалось стать выше свой страсти.
С Сивкой они встретились в торговом центре внутри общежития: изображая любительниц случайных покупок, покрутились в нескольких магазинчиках одежды и обуви, потом сели в одном из кафе, заказали напитки. Пить не хотелось ни той, ни другой, но повод оказаться рядом и обсудить новость, всколыхнувшую размеренные будни Барминграда, теперь был.
Браслеты землянки не сняли. По тому, как Мария пригласила её прогуляться, Сивка поняла, что та умеет и читать, и передавать необходимое между строк.
– Вы давно его знали?
– Ещё с Земли, с университета. Хоакин вёл очень перспективные исследования, выигрывал университетские гранты для молодых исследователей. Мы дружили семьями… Когда улетали на эту вахту, я пообещала Луисе, его жене, что привезу его домой и сдам ей в целости и сохранности… Мы так шутили. Она не ревновала. Если и могла ревновать, то только к науке… Ни одна женщина не могла быть между ним и его делом, вы понимаете…
– А с чем связаны исследования?
– Молекулярные связи, типология обобществления электронов в био-информационных процессах. То есть как и почему в биохимических процессах электроны становятся общими для тех или иных молекул. Если считать электрон не только химической или физической, но и информационной единицей, можно изучать, как создаются социумы информационного обмена всех веществ и существ во Вселенной.
– Звучит увлекательно. Я сейчас не пытаюсь казаться умной. В научных делах я, конечно, соображаю мало. Но даже по такому короткому объяснению и со своими маленькими познаниями понимаю, как это может быть интересно и как далеко можно это развивать. Наверное, это то, ради чего живут учёные – и не могут остановиться, пока не узнают всего, что хотели бы. Особенно, если понимают, что одной жизни для этого может быть мало…
Сивка боялась говорить, но чужое горе как-то всколыхнуло её, ещё со вчерашнего вечера, когда Мария пришла к ним со своей ненавистью и тоской. Что-то произошло и в ней, Сивке – но когда? После откровенного разговора с Алекс? Или в тоннеле? Или когда она слушала Чона? А может, когда смотрела из «башни» на Землю?
Что-то произошло. И теперь слова поддержки этой незнакомой ей, в сущности, молодой женщине вдруг сами нашлись, сложились, зазвучали спокойно, точно – словно их говорил за Сивку кто-то другой. Кто-то старший, мудрый, знающий. Он говорил то, что нужно было говорить, – Сивка поняла это по лицу Марии.
– Спасибо вам. Это правда. И особенно страшно, что ему и одной жизни не дали…
– А какую-то официальную причину смерти назвали?
На лице Марии появилась усмешка.
– Гипоксия. Ему, якобы, не хватило кислорода. На планете, где баллоны с кислородом на каждом углу… Господи, это просто издёвка какая-то!.. Я, конечно, только коллега, и даже такую информацию мне не сообщили бы – пришлось подключать знакомых... Но вы же понимаете, что гипоксия может наступить от чего угодно. Если положить человеку подушку на лицо – он тоже будет задыхаться.
– Ну, это каким врагом надо быть, чтобы так сделать…
Мария покачала головой.
– Конечно, у каждого в окружении есть люди, которых побаиваешься и от которых ожидаешь какой-нибудь гадости. Не враги, а так… Недоброжелатели. Мы работали вместе, эти люди у нас большей частью были общие. Главным образом, на Земле. Были люди, которые по разным причинам стопорили исследования, затягивали или отклоняли публикации, критиковали его, его научных руководителей и всю нашу команду… Ну, это в общем нормально, мы привычные к жесткой критике, к конкуренции и зависти… Тут как везде. Научное сообщество мало чем отличается от любого другого…
Но у нас редко прибегают к физическому устранению – можно ведь просто дискредитировать, подставить, перекрыть финансирование, переманить ключевых членов команды… Можно позаимствовать идею и опередить на финальной стадии разработки. Можно всем сообществом игнорировать или даже травить исследователя и, в конце концов, довести до самоубийства… Но отнять жизнь вот так, своими руками…Это слишком. Так поступают люди не из нашей среды, у которых иные методы борьбы. Это люди силы, а не люди знания.
Не подумайте, что мы приняли предложение работать на Луне из-за внутренних земных разборок. Нас не то что бы гнобили и никуда не пускали, нет… Но предложили действительно хорошие условия и была достойная оплата, и было время полноценно заниматься наукой.
Луиса ведь не работала, на ней были дети и дом. И Хоакину нужны были средства для семьи, поддержки родителей и для развития проекта, разумеется. Он разрывался между зарабатыванием денег и исследованиями.
А тут подвернулся этот контракт, требовались лаборанты-техники, но только очень квалифицированные, со специфическими знаниями… Эти знания у нас были. Конечно, это не возглавлять собственные исследования, но зато появляется прямой доступ к чужим наработкам, и свои можно за это время вывести на совершенно иной уровень… Научное сообщество на Луне из-за корпораций и их конкуренции больше ориентировано на принципиально новые исследования, не боится революций. Они тут постоянно на пике нового. И специалисты с Земли, даже если не работают непосредственно в лунных исследовательских программах, а ведут исследования для земных нужд, тоже начинают жить этой жизнью – очень динамично, очень эффективно, ярко. Год на Луне – это как три-четыре на Земле. Вот мы и рассчитывали, что быстрее удастся получить признание и оценку в этой среде, чем на Земле, где всё достаточно консервативно и нужны долгие годы, чтобы пробиться, получить признание…
Вдруг Мария пригнулась, вытянула шею и приблизила своё лицо к лицу Сивки. Та инстинктивно тоже подалась вперёд.
– Но всё меняется слишком быстро. И они боятся, что всё выйдет из-под контроля… На Земле многие даже не знают, как всё зыбко, оказывается, на самом деле… Вы, наверное, тоже не знали. И мы не знали – пока не прилетели сюда… Земля спит. Смотрите местные новости и сопоставляйте информацию – и постепенно всё поймёте… «Мы просто исследователи, земляне, мы не можем вмешиваться», – так сначала говорил Хоакин. Но этого мало, как видите: если ты на Луне, ты становишься частью событий и уже не можешь прятаться за незнанием. За ту интенсивность, что привлекает, нужно платить. Он быстро это понял, а когда понял, то стал предчувствовать плохое… Слишком много тут накопилось, и оно всё нарастает, и требует жертвы… Хоакин стал такой жертвой, потому, что не мог поступиться совестью, не мог закрыть глаза и заткнуть уши. И я знаю, что должна продолжать: ради него, чтобы его жертва не была напрасной…
Сивка слушала, понимающе кивала.
Когда осталась одна, привычка раскладывать по полочкам потянула её ещё раз обдумать услышанное – не спеша, «простукивая» двойное дно в каждой фразе их разговора, который она, понимая, что придётся его обдумывать, и не полагаясь на технику, постаралась запомнить максимально точно.
Хоакина нашли в конце смены, то есть под утро. Мария сказала, восстановился сигнал с браслета и Окно считало показатели. Дальше включился протокол: информацию о смерти одновременно получили земная СБ, отделение которой находилось в общежитии, и лунная полиция. Те и другие прибыли на место происшествия.
Сама Мария узнала обо всём, когда к ней в комнату пришёл сотрудник СБ. Это был человек, не киборг из патруля. Одет в штатское, лет сорок с лишним на вид.
Раньше Мария с ним или другими людьми из СБ не сталкивалась, поэтому – уже после разговора – предположила, что человек этот не находился в отделении на дежурстве, а прибыл в общежитие из другого места – прибыл быстро и сразу пришёл к ней, видимо, зная об их с Хоакином рабочих и личных отношениях.
Службист, фамилию Мария тогда в шоке не запомнила, спрашивал о том, как прошёл день накануне у каждого. Поинтересовался, не планировали ли земляне продлить контракт.
Марии показалось, что этот человек задавал вопросы только потому, что нужно писать отчет, заполнять кучу форм и бланков, как это бывает в таких случаях; на самом же деле ему было наплевать, что в действительности произошло в лаборатории. Когда Мария предположила, что смерть Хоакина могла быть подстроена, СБ-шник сказал, что та поддалась воображению, которое у женщин богатое, особенно, когда детективов пересмотрят.
«Ну, что вы, Дария Алексеевна, будто полицейских фильмов пересмотрели», – вспомнила Сивка.
Нет, им не просто было наплевать и хотелось побыстрее закончить расследование, списав всё на солнечную вспышку и проблемы со здоровьем. С самого начала они вели себя подозрительно. И то, что ей не отдали тело, доказывало, по мнению Марии, причастность СБ к смерти её коллеги: они или сами организовали её, или позволили это сделать селенитам.
В том, что человек из Службы безопасности хорошо знаком с представителями лунной полиции, женщина убедилась лично – когда её пригласили быть в качестве понятой во время осмотра лаборатории. Марии тогда бросилось в глаза, что Служба безопасности и полиция между собой слишком уж дружелюбны. «На самом деле они должны бы ревниво относиться к делам друг друга, – так обычно происходит, если кто-то из землян вдруг попадает в историю: тогда СБ и полиция прямо как кошка с собакой, – но тут всё было до тошноты любезно», – пояснила Мария.
В лаборатории не было следов борьбы, всё было на своих местах. Но это ничего не доказывало. Вернее, можно было с помощью этого, или, как Мария, утверждать, что убийца за собой всё прибрал, или верить в то, что смерть техника произошла естественным образом.
Она, Даша Сиверцева, возможный свидетель, пропала под носом у СБ. Сейчас, когда она день провела в общежитии, никто словно бы и не заметил – ни её пропажи, ни её присутствия. Никто будто бы на неё не обратил внимания. Вернулась и вернулась. Может, тогда, вчера просто воспользовались драматичной ситуацией, чтобы припугнуть новенькую? Ведь всё окончилось именно «отеческим» внушением.
Значит – пустое? Можно забыть, скомкать, вытолкать из жизни – и эти сутки, и эти тревоги, и саму себя, Дашу Сиверцеву, барахтающуюся в волнах холодных тревожных мыслей, – всё это, созданное и существующее теперь в ней, – стереть, обнулить, и вернуться к тому моменту, когда она впервые вошла в общежитие?
Но тогда ещё не было ни их с Алекс разговора, ни Дэна, который пообещал ей завтрашний день, ни Чона, ни РП-3, ни «башни», ни Земли – той Земли, что раскрылась перед ней, как цветок, той, что пробудила её новую, способную понять больше, способную утешить чьё-то горе, достойную жить и помнить…
«Если ты на Луне, ты становишься частью событий», – сказала Мария. Правду сказала. Тогда кто породил её, сегодняшнюю Дашу Сиверцеву – она сама, принимавшая решения и размышлявшая над событиями недавних дней, или эти события? Или опять же она, но прошлая, пьяная и беззаботная, – стала причиной этих событий и теперь вот блуждает среди своих бесконечных отражений и версий, не зная, где выход, но твёрдо, хоть и необъяснимо, зная, что ради этого выхода должна уничтожить что-то в себе или даже саму себя.
Но какую – прошлую, теперешнюю, будущую?
«Почему же? Почему же здесь всё и от всех требует жертвы?» – спрашивала себя Сиверцева. – «От меня, от Хоакина, от Марии, от Каррана, от Алекс и Сирина... Ещё не будучи знакомыми, мы уже были обречены – каждый на свою жертву. И когда мы все оказались связаны этими общими событиями, обреченность только усилилась. Почему? Почему так?»
Мичман ломала голову и не находила ответа иного, чем странная взаимообусловленность обстоятельств, их причудливое и закономерное, как в калейдоскопе, сложение и сочетание. И выходило, что гибель Хоакина Эррады, ученого с Земли не могла быть случайным совпадением в этом сложном и хитро устроенном мире, где все обмениваются электронами обреченности, устанавливая какое-то странное общество одновременно нужных и не нужных друг другу существ…
Так, похоже, думает Мария. Однако самой Сивке, чем больше она об этом размышляет, тем больше кажется, что осознание или даже доказательство того, что техника убрали люди из СБ или лунной полиции, не разрешит ситуации, не развяжет это сплетение, не освободит её от обреченности. А ей во что бы то ни стало нужно освободиться, выбраться из этих лунных силков…
– Окно, дай мне список… Список научных работ Хоакина Эррады за последние два, нет, три года.
Что она собиралась найти? Сивка и сама не знала. Может быть, она просто искала выход. Поэтому читала и пыталась понять густо пересыпанные незнакомыми терминами статьи.