Мишка и Оффтопик, Личное будет здесь, творческий эксгибионизм Опции

[Mishka]

Вопрос вот такой есть. Может и спрашивал уже. Где можно разместить свои работы красиво, с хорошими оглавлениями, С главами, подглавками. Здесь все прекрасно, мой любимый сайт, но забанят ведь, поскольку активен. Меня сейчас начинают двигать, сильно, презентация нужна, там я буду молчуном. Здесь я болтун-хохотун, пока позволяют. Кто-что посоветует?

[Mishka]

Меня и Дональда заблокировали, его Твиттер, меня Фейс. И если мне это смешно, то мой коллега негодует, он их точно порвет. Я-то букашка. Тем не менее, вторая жена пишет, шифрованно, конечно: не выходи из дому, на тебя готовится покушение. Как не выйти, отвечаю, хлеб-молоко заканчиваются, да и воздухом хочется подышать. Закажи хлеб-молоко, принесут. Ага, и пулю в лоб принесут. Нет, пусть уж лучше убьют в магазине.

[Mishka]

-Здравствуйте, доктор.
-И вам не болеть. Рассказывайте, что с вами. Только не раздевайтесь, мне некогда.
- А я быстро разденусь, доктор. Раз-два. Вот.
-Зачем вы разделись?
- Вы же должны меня осмотреть.
-Осмотрел. Вы здоровы, одевайтесь.
-Но вы же меня только спереди осмотрели. А у меня болит сзади.
-Ладно, поворачивайтесь. О, да, вижу больное место. Будем лечить.
-Долго, доктор? И чем?
-Час-два. Какая вам разница? Фик его знает, чем. Сейчас сестру позову.
-Медицинскую или свою?
-Какая вам разница, чья сестра, больной?
-А вдруг это моя сестра?
-Как зовут вашу сестру?
-Лариса.
-Нет, мою сестру зовут как-то по-другому. Миша, Бугаев, или Букоев, или как вас там, как зовут нашу сестру? Только без ужимок отвечайте. И скорее уж.
-Какую сестру, доктор?
- Да нашу. Вы зачем при мне ужимаетесь? Ведь не думаете, что я вас хочу?
-Хотите, доктор, вижу по глазам. И я ваша сестра.
-Час от часу не легче, Бугаев. Кем вы работали до сестры? Только не врите.
-Парикмахером. А если не врать, то просто хером. Еще и педикюр делал.
-С меня довольно, доктор. Есть здесь другие доктора? Можно мне надеть штаны?
-Нет. Бугаев иx на вас наденет.
Занавес падает.

[Mishka]

Нежелание жены

Название темы чисто условное и речь пойдет о том, почему ваше ваше тело не устраивает вашу жену. Тело ваше не мальчика с красивыми грудными мышцами, безживотное, с упругими ягодицами, чем еще может порадовать молодое мальчуковое тело? Спрашиваю жену: почему ты предпочтешь мне юношу, кроме того, что тело покрепче? И перечисляю свои преимущества: если представить меня древним мужчиной, то я крепче мальчишки, даже крепче трех, справлюсь со всеми тремя разом. Не в том дело, отвечает жена, я еще и сама не знаю, в чем. В возлежании я знаю множество приемов, даже и не в этом дело, я знаю все о возлежании, интуитивно приходит новое: движение, такты, ритмы, то медленные, то ускоренные. Смелость: похлопать, слегка, сильнее, сжать, где нужно, резкость, нежность, чередование всего этого, которое приходит только с опытом. И даже тогда, когда, казалось бы, знаешь все о женщинах, можешь управлять любой из них, точно кобылой, тут и вдруг и приходит вдруг откровение со стороны женщины: Миша, этого недостаточно.
Выходит, что даже сверхтехники почему-то мало. Почему? Казалось бы, знаю все, умею все, к тому же, кроме знания и умения, присутствуют и некие высшие умения, и все же даже и этого недостаточно. У меня в жизни было громадное количество женщин, две тысячи точно, из них всего с десяток богинь, назовем их так, и это естественно. В любом случае, опыт есть, нужно сделать какие-то выводы как для себя, так и для других несчастных. Это долгий путь, и в первой главе я расскажу о том, как становился мужчиной.

[Mishka]

Цитата(Алекс Унгерн @ 13.1.2021, 18:46) *
Как в том анекдоте: "Вот, сынок!!! Теоретически мы имеем миллион, а практически одного педераста и
двух проституток".

Все верно, Алекс. У меня огромная 4-х комнатная квартира, а я ною: негде прилечь. Морозилки забиты, а я ною: нечего пожрать. Пять поклонниц, а я ною: никто меня не любит. Иногда хочется поныть, звонишь всем, а там тебе начинают изливать свое нытье. И это, блин, возраст.

[Mishka]

Когда-то Россия была страной, в которую стекались люди из других стран, Вольтер, к примеру, даже и Дюма приведем. Ею восхищались, пусть даже и по ложной причине, после победы большевиков, Дункан, Уэлс, даже Шоу. А Рид вроде и жизнь оставил в коммунистической России. Каждую эту судьбу можно рассмотреть отдельно, люди заблуждались или не заблуждались. В любом случае, Россия тогда что-то из себя представляла. Не просто огромную территорию, но территорию с интересной идеологией. Скажем, будь я западным человеком и уставшим от привычной мне цивилизации, не захотел ли бы я чего-то иного, захотел бы обязательно. Речь идет, конечно же, о творческих личностях, которые могли позволить себе всякие глупости. Пока это вступительная глава, все пока размыто, но в следующих главах все смешные поступки встанут на свои места. А их множество.

Не стану скрывать
Прекрасно жили датчане и без норок
У каждой семьи была своя норка
Теплая, уютная с телевизором и другими удобствами
И тут привезли им русские норок
Русские - это я и моя русская семья
Везите норок, говорил я
Побольше и - главное - почаще
Помню, привезли моряки сто тысяч норок
Я отругал их как следует:
Что везете так мало?!
Испугались русские моряки
Закричали: мы вам, Миккель,
Не какие-то дохляки
Привезли сто миллионов норок
У меня на них не хватило бы
Никаких норок
Что делать с ними
Спросил у премьерши Метты
Позволите им жить
Или прикажете их убить?
Давайте, Миккель, я скажут
Убить
А вы закричите
Как же, как же
Пусть будут жить
Веселая получится картина
А люди пусть сидят в карантине
А убивать их бидет некий аф
От его руки погиб уж несчастный жираф
Ладно, согласился я
Лишь бы не я

[Mishka]

И мне вспомнилось по поводу опущеных в тюрьмах. Для них были созданы специальные места для отбывания срока. Так многие из них стали проситься обратно, в нормальные тюрьмы. Поскольку там они были просто опущеные, а в новой тюрьме появились опущеные из опущеных. Это писалось в серьезной газете, подозреваю, что правда.
А вот еще. что заставляет задуматься. Детям с садике выдали совершенно новые игрушки, которые позже заменили на старые. Так дети начали ломать эти старые игрушки, Перекладывая на российскую реальность: дай народу вдруг чубайско-есльцибскую политику, народ просто взорвется. Понимаю мезг тем, что и сейчас жизнь не сахар.

Спасибо, Андрей :-) Приятно такое выслушать. Чем ближе к старичковому возрасту, тем больше тянет на мироосмысление. И вдруг появляется что сказать. И даже верное. Вот второй и четвертой жене нужно куда-то поехать, чтобы что-то увидеть, а я без поездки все вижу. Вот вам нужно обязательно уйти в фантастику (нисколько не осуждаю), чтобы взглянуть на мир по иному, а мне он видится иным и без фантастики.
Вот собрались с женой сначала в Грецию, затем подумали, что в Турции пятизвездочный обойдется во столько же, сколько в Греции трехзвездочный, может даже с греческими тараканами. Но вдруг... заболела нога. Самое интересное, что именно в утро отлета в Будапешт заболел правый бок и мучал меня все шесть дней, что был там. А самое интересное, что вернулся в Копенгаген и... уже в аэропорту бок перестал болеть. Что это было?
Четвертая жена поедет теперь со своим сыном. Сестра заглянула на сайт отеля, сказала: надо же, вам недели не хватит, чтобы все там испытать, там столько всего! Там действительно всего невероятно много, на некоторые множества нужно записываться уже в первые дни. Сестра жены сказала: даже мы (богатые люди в своем гпроде) не можем позволить себе то, что вы (бедные люди в своем городе). Вот и нарисовался хороший сюжет. А ведь из аэропоста до отеля ехать 3 часа. И все, что происходит за окном, можно наблюдать и описывать. А произойти может все, что угодно...

Олег Б.,
Может и смешны, я вообще очень смешной писатель, уж человек 10 точно померли от смеха. Мне скоро 60, как мне не знать шестидесятые? Все нанаверняка знаю, что знаете вы, может даже больше знаю и не прячу своих знаний.

[Olgaesokolova]

Друзья-коллеги, я не самый маленький человек в лит-творчестве. Сейчас, недели две примерно спустя буду двигать свой сборник рассказов на датском. Если будет русский талант, могу вставить небольшой рассказ в свой сборник, я уже здесь культовый онлине. Черный юмор, абсурд и все такое. Иллюстраторы, может быть, но точно редкое. Это новое для меня, как и для вас. Мыслей много, думать есть о чем. Все будет на скандинавском, может английском. Все пока расплывчато.

Миша, у меня есть близкая вам тема про девушку-эксгибиционистку. В прошлом конкурсе рассказ был. "За живое общение" называется. Мне кажется, датчанам понравится.

[Mishka]

Миша, у меня есть близкая вам тема про девушку-эксгибиционистку. В прошлом конкурсе рассказ был. "За живое общение" называется. Мне кажется, датчанам понравится.

Интересная тема, коллеги. У меня очень маленький опыт по издавательству. Сейчас и назову его. Хороший рассказ, Маврик, во французском альманахе, бесплатно, но и безгонорарово, довольно почетное печатание. 10-20 кастрированных рассказов в дамском российском журнале. И это все. Но стоило перейти на скандинавские языки, и вдруг все поперло. Здесь берут, тут берут, сын, прекрасный маркетолог, почти директор в большой фирме, говорит: папа, я позвоню, через 5 минут возьмут твой сценарий. Подожди, говорю, сын, у меня и так все прет, я уже культовый. И в России все прет. Но это мой год коллеги. Как хочешь, папа, говорит сын.

[Mishka]

Миша, у меня есть близкая вам тема про девушку-эксгибиционистку. В прошлом конкурсе рассказ был. "За живое общение" называется. Мне кажется, датчанам понравится.

Покажи, Оля. А вдруг?

[Mishka]

Ребята, если пойдет МОЙ сборник, я могу прицепить один рассказ в прицепик. Иллюстрации, эпиграфы на строчку-две. Даю ведь шанс, почему спите? Сканди - это не хрен собачий.

[Mishka]

Вредительство. Поскольку дело совершенно не трогается с места, есть обещание неизвестной особы женского пола, что дело будет передано салгсшефу, на этом и все. Потому вступает в действие вредительство. На сегодняшний день, 25 июля, имеем вот какие вредительства:
порванная упаковка с семянами за 15 крон, две сломанные шоколодки по 10 крон, свинченная пробка на бутылке вина за 30 крон, итого убытка на 65 крон. Считаю, что за одну крону мне, на которую меня ограбил магазин, он должен потерпеть урон на 60 крон, в целом на 3.500 крон, тогда моя душенька будет довольна. Но проделывать все нужно будет осторожно: магазин напичкан камерами, их до десяти внутри.
30.04.20. Хотя вроде салгшеф из конторы сообщил, что рассмотрит мое дело, результатов пока никаких, так что еще немножко навредил, тем более, что это вполне может войти в мой рассказ. На этот раз упаковка рагу (мясо с картофелем-пюре, примерно то, что я покупаю в Квикли за половину цены, здесь же оно никогда не бывает со скидкой), ценой в 60 крон, пленка на уголке легко отдирается от упаковки и продукт после этого реализовать невозможно. Хорошая цель и легкая, но злоупотреблять легкостью не стоит, нужно искать другие объекты для вредительства, отвлекать внимание. Как все же эти торговые точки уязвимы, потому и должны держаться хороших отношений с каждым из покупателей.
Уязвимость не только в порче продукта, но и в репутации магазина. Если покупатель приносит домой нарушенный продукт, то это уже плохо. А если он возвращает его в магазин и хозяин отказывается его принимать и вдобавок может даже нагрубит, то покупатель в следующий раз задумается, прежде чем пойти именно в этот бутик, тем более, что под боком безупречный Нетто.
Итак, убытки Факты на настоящий день составили примерно 120 крон, и это всего лишь только разминка с моей стороны.
12.05.20. Самое легкое из вредительств - это приоткрывать с уголка пакеты с гуляшом, после чего им одна дорога - на свалку. Стоят 60 крон и достаточно одного незаметного движения, и вредительство совершено. Чтобы не мучили вдруг нелепые угрызения совести, вполне можно представить себя партизаном, народным мстителем, в стане врагов, фашистов, к примеру. Очень просто вскрыть баночку пива, желательно дорогого, на 15 крон. Сегодня навредил на 60 крон, гуляш, и 15 крон, пиво. Итого 195 крон.
Салгсшеф ведет себя нагловато и неразумно, отказывая не только в моральной компенсации, но и возвращения денег по чеку. Прикидывается дурачком и меня выставляя в том же свете. Неоднократно заявлял, что я должен был проверить чек не отходя от кассы, чего я делать не должен. Перекидывает вину на меня. В результате, если прежде моим врагом была Ырзя со своим бутиком, то сейчас, когда Ырзю убрали, то врагом все равно остался бутик, причем вечным врагом. А после крайне неприятного поведения Салгсшефа Анаса врагом стала Факта в целом. Если бы я вдруг узнал, в каком бутике работает Ырзя, я бы и там повредил, не намеренно, конечно же, наведывался бы, но случайно, проходя мимо. Вот так конфликты перерастают из мелочи в нечто большее. И мне все равно, если меня кто-то вдруг осудит, это все же лучше, чем ходить оплеванным и носить неудовлетворение в себе.
Новая хозяйка бутика немолодая, кругленькая женщина, небольшого росточка, лицом добродушная, характера вроде застенчивая. Лично ей вредить я бы не стал, но все уже так запущенно, что не остановиться без шага навстречу со стороны Анаса, а этого шага, скорее всего, не произойдет.
14.05.20. От Анаса все еще тишина, этот датский человек не понимает, что хотя он в своих кругах крупный начальник и может вершить кое-какие судьбы по щелчку, но все же не на всех действуют его щелчки, на меня, к примеру. Таким людям кажется, что мир живет по придуманным ими законам, и вдруг очень расстраиваются, когда узнают, что мир существует по совсем другим законам. Что покупателю совершенно безразлично, какую должность занимает Анас, он всего лишь винтик в механизме, который должен постараться и удовлетворить его жалобу.
Анас молчит, а я тем временем во время своих два раза в неделю обходов магазинов захожу и в Факту. У меня нет в мыслях как-то вредить магазину сегодня, нет того настроения из-за болей в шее и к тому же устал, но увидел вдруг знакомый силует у полок и прежнее настроение вернулась. Увидел со спину Ырзу, раскладывающую по полкам товар. Двухметровое создание великанских во всем размеров, широкая, точно шкаф, но не толстячка в прямом смысле этого слова. Лица ее не видел, но вид ее мне показался каким-то жалким, согбенным, но не исключено, что всего лишь показался. И хотя Анас обещал, что я не увижу ее в следующем месяце, а этот еще не прошел, все же один ее вид меня завел.
Продолжил вредительство, надорвал упаковку с гуляшом за 60 крон и отворил бутылку с вином за 40 крон. Итого вредительство на данный момент достигло 295 крон и будет продолжаться.

[Mishka]

Четыре безумных королевства

Лорд Тэйс возрастом начал меняться в теле.
Стал крупнее, былая стройность, завидная телесная красота в считанные месяцы исчезли. Тело вдруг расплылось, точно растворилось в довольной улыбке, на лице разом выступили прыщи, от которых не помогали никакие мази. Случались дни, когда лорду вовсе не хотелось вставать с постели. А лет ему на то время было не более шестидесяти. В другие, даже более худшие дни, он чуствовал себя бодрее, живее , великолепнее.
Он участвовал в турнирах, даже и против двух всадников разом. Брал в руки два копья, желал заново покорить жену. Позже понимал, что все это полная бессмыслица. Жена лорда, сколько бы копий он ни брал в руки, разлюбила его, он ей опостылил. Лорд ублажал жену по три раза три раза на день, но все это было бестолку: она, жена, мечтала лишь о рыцаре на белом коне.
- Хочется любви,- грустно говорила жена лордаТойса.
- Так ведь люблю два-три раза на день,- отвечал лорд.
- Я не хочу, чтобы меня любили. Я сама хочу любить.
Тут лорд Тойс ничего не мог поделать. Разве что мог повелеть отрубить жене непослушную голову. Но надеялся, что все обойдется, отношения восстановятся.
Народ, взирая на незавидную жизнь лорда, стал вести себя нахально. По городу разносились вздорные памфлеты, где о лорде разносились скверные сплетни. Можно, конечно, было устроить массовые казни, сделать так, чтобы всем стало страшно. Но лорд Тойс решил поступить по-своему, он решил начать войну с соседними королевствами. Королевств было три: Сверия, Норгия, Сландия. Покорение этих трех королевст завпечатлеет его имя в веках, тогда как казни представят его перед грядущими поколениями деспотом.
Он наведался в Оскильде, резиденцию короля, чтобы получить его разрешение, чтобы напасть на Сверию. Король был в духе, позволил лорду Тайсону все и даже выделил сотню рыцарей. Лорд выступил на Сверию с двухтысячным войском. Шли скученно, ночевали на фермах, в крошечных городках. Разведчики были рассыпаны сторонам, наблюдали, чтобы никто из местных не доносили информацию о наступлении данского войска до свенского. Подозреваемых в том просто казнили на месте, отсекали головы.
От Оскилле до Ельцингора шли всего три дня, хотя в обычное время с таким расстоянием и за неделю было бы не управиться. Спали совсем чуть, ели тоже чуть, не было совсем времени на любовниц, но они и мриставали, понимамали, что выспаться воинам важнее. Просто ложились рядом и обнимали их.
Спустя три дня после начала похода, войско лорда Тайсона достигло Ельсингёра и взяла в свое десять судов, что стояли у причала. Ельсинор от Елциборга отделяют всего километротров десять с небольшим. По обе стороны залива мощные пушки, точные, способные разнести любой корабля на щепки. Но пушки в этот день спали, датчане высадились в Ельцинборге без единой потери, а на это у них ушло полдня.
Еще за неделю данчане добрались до Стокгольма, не потеряв ни едимого человека. Никто не был готов к войне, никто не ожидал, что кто-то на кого-то нападет, когда всем и без войны хорошо. Кто же знал, что у у лорда Тайсона жена зачудит? Лорд оставил в Стокгольме тысйчу человек для поддержания данского поррядка, взял золото из свенской казны и с тысячью воинов вернулся в родной город.
- Быстро вернулся,- сказала жена.
Под кроватью кто-то чихнул несколько раз - от пыли? Лорд вытащил его за щиколотки оттуда и вышвырнул в окошко, а жил он на пятом этаже.
- Сверия теперь наша,- сказал Лорд,- может восстановим отношения?
- Да мне что дело до того?- сказала жена.- Мне бы любви.
- Так пойдем,- ответил лорд,- полюблю.
- Ты не понимаешь,- ответила жена лорда.- Мне не нужно, чтобы меня любили. Мне нужно, чтобы я полюбила.
В голове лорда Тайсона закружился дурдом.
- Победа над Сверией,- сказал король,- была легкой. Но только благодаря неожуданности вашего нападения. Норги, напротив, готовы к вторжению. Могу предоставить сотню суден и пару драконок. Там задача будет осложнее, чем со Сверией.
- Недельку подумаю, ваше королейшество,- ответил лорд Тайсон.
- Домашние проблемы?- поинтересовался Король напоследок.
Какие пробкемы? Вчера только три раза было.- ответил лорд.
- Дело не в разах,- ответил Король.- У меня как-то было с пастушкой 20 раз за ночь. А любит она того, с кем ни тазу за ночь. Тоное дело.
Лорд Тайсон выслушал все это и пошел собитать войско для похода на Норгию.
Корабли у данинов хорошие, дерево привозное, из Бельгии, Спании, но отобранное. Данины известны своим рукоделием оп части строительства судов, к тому же и мореходы неплохие. Со Сверией справиться, конечно, було просто: они скорее религиозные, полагаются на помощь сверху, если что, складывают руки вместе, падают на колени и молятся. Не помогло им это, когда данники дошли до Стогольма. Даники беспрепятсвенно прошли по всей стране.
С норгами все предполагалось сложнее: судоходы они тоже неплохие, корабли проще, дерево собственное, паруса шиты женщинами. Полководцев, адмиралов у них нет, берут одиночным геройством, Если б встретились в открытом море десять данских судов и сотня норгских, то ясно, что победили бы данские. Но если норгские будут стоять вдоль берега, все даже при равных силах будет выглядеть совсем по-другому. Поэто лорд Тайсон и не торопился: выпустил драконов, чтобы они осмотрели место боя с норгами. Выяснилось, что кораблей у них примерно поровну, пушки, рассказали драконов, у норгов много хуже, бьют всего лишь на полрасстояния от данских. Мачты слабые, сильного ветра не выдержат, паруса как носовые платки, в шторм будут порваны как тряпочки. Судна скорее каботажные, держат их ближе к берегу, но они под прикрытием береговых пушек. Норгский флот разбить будет несложно, но вот наземная война будет тяжеой.
Лорд Тайсон разделил свой флот натрое. Двадцать кораблей из ста отправил в лоб норгам, чтобы те отправили свои корабли навстречу его двадцати судам. Остальные данские суда, тяжело нагруженные, высадят рыцарей и пехоту с левой и правой сторон Норгии. Двадцати судам, конечно, достанется, может даже корабли погибнут, может нет, потому что на судах будут морские воины, а не крестьяне, которымы нагрузит свои корабли Норгия. Чуть позже придет поддержка в образе двух драконов, которые будут жечь все своим дыханием. Армия, которую высадят оставшиеся восемьдесят судов, рассыпется по побережью и Норгия станет данской.
- Норгия теперь наша, тебе не радостно?- спросил лорд Тайсон у жены. Радости в ее глазах он не увидел. Беда, несчастье, ужас. Идем на Сландию. Там все намного серьезнее, нежели со Сверей и Норгие,, поэтому король дал еще одного дракона и еще сотню судов. Там требовалась совершенно другая тактика. Наземная война, народ дикий, даже женщины.
До Сландии плыть было трое с лишним суток. Оттого она и стояла особняком, никем не захваченная. В стране трорился ужас, разбой, островной инцест, фамилии назначались не по отцу (сен), а по матери (доттер). Флот у Сландии бык, но в основном шлюпочный. он вышел навстречу данникам, но в течении получаса был полностью уничтожен. Флот лорда Тайсона окружил Сландихы со всех сторон и палил из пушек сутки. После воины с двух кораблей высадились в Сландии и потерпели полное поражение. Сландцы - люди дикие, смерти не боятся, даже бегут ей навстречу. Из двух сотен, отправленных лордом Тайсоном на битву бойцов, осталось тридцать-сорок. Нужна была особая тактика.
Лорд Тайсон отправил к сландцам переговорщиков.

[Mishka]

Глава первая. Пинокьё встречается с писателем

Человек сам решил называть себя Пинокьё, хотя мог выбрать любое другое имя, никто его на это не толкал. Но раз выбрал, то и будет так прозываться на протяжении всей эпопеи. Нос у нашего человека был вполне подходящим для прозвища, не такой длинный и острый, как у сказочного персонажа, но в глаза обязательно бросался. Люди с длинным носом, как известно, отличаются повышенным любопытством, все им непременно нужно знать, оттого вечно и попадают в передряги. Для писателя такие персонажи на вес золота, а я, как вы догадались, как раз писатель.
Чтобы узнать своего Пинокьё получше, я предложил ему встретиться в моем кабинете.
Кабинет служил мне не только помещением, где я сочинял книги, по большей части эпопеи, но и местом проведения различных встреч. Кто только меня не навещал, начиная с поклонниц всех возрастов до политических деятелей различного ранга; от преступников, часто закоренелых, подкармливающих меня удивительными историями из криминального мира, до полицейских и детективов, расследующих эти криминальные дела. Случалось и такое, что посетители, которых невозможно представить вместе в реальной жизни, лоб в лоб сталкивались в моем коридоре. Причем иногда совсем случайно, тогда как в другой раз я подстраивал такие столкновения намеренно, с любопытством и пользой для творчества наблюдал за человеческими реакциями.
- Жду вас завтра,- сказал я Пинокьё,- на чашку чая с пирожным. Какой чай предпочитаете пить? Вижу по вашему лицу, что ромашковый?
- Чай,- повторил за мной Пинокьё, недоуменно растягивая слова,- ромашковый… Мне пятьдесят лет исполнится может даже завтра, а вы предлагаете... чай. Без водки мы с вами точно не сработаемся, писатель.
Выходит, что я имел дело еще с одним любителем выпить, что меня не удивило и не растроило. Ведь я и сам до недавних пор был не меньшим выпивохой, любому чаю предпочитал виски, но с некоторых пор взялся за ум . Не знаю даже, с чего такая мысль пришла мне в голову, но как-то одним очень тяжелым утром я понял, что дни мои сочтены, если сейчас же не поклянусь себе, что стану трезвенником.
- Вы пьёте с горя,- спросил я у Пинокьё,- или по какой-то другой причине?
- А вы с какого горя пьёте свой чай?- поинтересовался в ответ Пинокьё.
- Вовсе не с горя,- ответил я,- чай пьют для наслаждения, для полноты жизни.
- Все то же применимо и к водке,- улыбнулся Пинокьё, и я заметил, что зубов во рту у него намного меньше, чем у обычного человека. Надо будет поинтересоваться, куда подевались его зубы. На драчуна он не был похож, но видно было, что характером задиристый, немножко неуживчивый. Я при своем двух с лишним метровом росте мог позволить себе многое, не лишаясь зубов. А вот Пинокьё уж точно жилось намного сложнее.

Пинокьё порекомендовала мне одна из поклонниц, из тех, что приходили ко мне за тем, чтобы я подписал им одну из своих книг, после на какое-то время задерживались в моей жизни. Жизнь этих женщин сразу приобретала красочные оттенки, они с недоумением вспоминали впустую до того прожитые годы. Они неожиданно сталкивались с такой жизнью, какой она должна была быть, а не срисованной с чужих, столь же нелепых жизней.
Поклонницу звали Еленой, как и ту женщину, напомнил я ей, из-за которой разыгралась война, описанная в "Илиаде" слепого греческого певца Гомера. Ей была знакома эта история, возможно даже, что она пыталась ее читать, но история сидела в ней глубоко, сокрытая под хламом ненужных знаний. И вот я напомнил ей обо всем этом, история благодаря мне выплыла на поверхность ее сознания, сделал ее саму частью этой истории. Вот за что меня любят поклонницы: ни одна из них не остается после встречи со мной прежней, они преображаются, их жизнь пропитывается смыслом, и это всего лишь благодаря моим словам.
Елена прочитала мою книгу о том, как я противился алкоголизму, который какое-то время присутствовал в моей жизни, и победил его окончательно. Противостоять этой привычке, превратившейся со временем в образ жизни, я начал с порошкового Антабуса, разведенного в воде, и не было бы в моем последующем отказе от спиртного никакой изумительной победы, если бы она произошла всего лишь благодаря препарату. Что превратило мою победу в слово с большой буквы - это то, что я очень скоро отказался от Антабуса и держался без алкоголя благодаря воле, мной открытой личной философии. Я когда угодно мог разрешить себе выпить, в любой момент мог остановиться, то есть стал полным хозяином привычки.
Я вполне мог бы понять, если бы подвинул на чтение книги человека сколько-нибудь спившегося, опустившегося в своей привычке, запутавшегося в жизни. Но передо мной стояла хрупкая девушка, которую вполне можно было представить в коротком белом платьице, в сандаликах, с двумя бантиками на голове, держащей в руках куклу. Выглядела она, конечно же, по-другому, чуть взрослой, гимназистского вида, с рюкзачком за спиной, в очках с выпуклыми линзами. Книга называлась Моя совместная жизнь с Антабусом, Елена протянула ее мне на подпись и сказала, что прочитала ее дважды.

[Mishka]

Рига18, апрель, агрессив


Первый день в Риге прошел прекрасно, хоть и безалаберно. Не имея карты, без ДжиПиЭс блуждали точно в потемках. Карта, позже купленная, мало помогала, местные обозначения улиц сбивали с толку. Телефон что-то чуточку подсказывал, но и у него вдруг закончилась энергия. Наташа в картах разбирается слабо, может с полчаса изведывать путь, я такой же, и все равно ее разгадывания приведут не туда. На все мои порекания следует один ответ: почему бы тебе самому не разобраться со всем этим? Но это нечестный ход: она сама выбрала поездку, использовала во всем свои гаджеты, город тщательно ихучала. Тогда как я занимался своими делами, за карту совсем не брался.
Чтобы освободить Наташу от ее обязанностей, мне пришлось бы начать изучать город с нуля, должен был сложить в голове, точно паззлы, план города, дикая работа. Тогда как ей всего-навсего требовалось осмыссленно, разумно использовать уже накопленные знания о городе. Мой неотразимый аргумент перед самой поездкой был: эта поездка твоя, ты ее захотела, ее подготовила, тогда как от меня прозвучало лишь: ладно, поедем. И как назло, неожиданно заболела правая нога, каждый шаг начал отзываться болью; появился рассчет: как добраться до дому (отеля) с меньшей болью, с меньшим количeством шагов?
К тому же, я тварь хищная, мне волю дай, я дорогу просто почую, у всех свой дар, мой обостряется, когда я знаю, что не на кого рассчитывать, кроме себя. Чувства обостряются, я неожиданно вижу путь, могу даже и повести за собой, но на этот раз мои хищнические привычки полностью отсутствовали.
В отеле девушка-женщина Настенька поинтересовалась у Наташи: мужчина, что с вами, он болен? Он сильно хромает, я это заметила. Вопрос вполне естественный, потому что у Наташи есть свойство по щелчку делать всех своими друзьями-подругами. Барьеры разом исчезают и становится естественным задавать друг другу любые, даже самые глупейшие вопросы. Оттого и такой ворос по поводу моего здоровья. Да, отвечает Наташа, в эту поездку у него болит нога, как и при поездке в Берлин, При поездке в Будапешт у него болел правый бок. У него к тому хе волдыри на лице, на руках экзема, он всего этого стесняется, но духом не падает.

Наташа сказала, что ей очень хочется поесть какого-нибудь супчика, а вокруг все больше бутерброды, сладкое; последний супчик, солянку, такое мы не так давно ели в пельменной на вокзале. И если вспомните мужчинум который орал на жену в Рими, то со мной произошло то же, что и с тем мужчиной. Я осудил того мужчину, а кто-то стороны весьма вероятно, осудил меня еще похлеще. А вот как все было: мы стояли в пельменной, заказали солянку, молодой мальчишка разлил ее в миску и протянул нам. Наташа вдруг заорала: ты что, не можешь взять эту миску и поставить ее на поднос, у меня руки заняты. Я, наверное, последний человек на земле, на которого можно так орать безнаказанно. Что ты орешь на меня, блядь? заорал я так, что вся пельменная втянула голове в плечи. Жальче всего было мальчика-таздающего, он застыл и поднял глаза в потолок. Если прибавить к тому мое лицо в жутких прыщах, колченогость, то я вылитый сатир. Такое случается редко, просто Наташе в поездках хочется взять на себя лидирующую роль, вот и заигрывается. Может то же самое произошло и тем мужчиной из Рими: жена заигралась.
В этот раз мы решили сходить в соседнюю столовую, где суп подешевле в три раза, но миски будто поменьше, но и такой миски достаточно, чтобы наесться. Но жена настаивает на том, что поесть желательно серьезно, оттого и берем по супу, по салату, по второму, по томатному соку. Наедаюсь уже супом, салат ем на треть, от второго - куриная грудка - отщипываю жалкие кусочки, а ведь женщина-раздающая на ходу влюбилась в меня и выискивала самый крупный кусок. Вокруг носится очень маленького роста девушка, собирает посуду, видно, что работа приносит ей радость, значит находится на своем месте. Замечаю, что люди, если их не разговорить, пребывают в замороженном состоянии, но когда я или моя жена к ним обращаемся, они вдруг оживают. В пельменной, где мы сейчас находимся, прямо за кассой столб, густо обвитый древесным стволом, от дерева на потолке ветви во все стороны. Спорим с Наташей, живое ли дерево? По мне, так живое; а по ней - так нет. Спор может разрешить только серьезная неулыбчивая кассирша. Конечно же, говорит, это ненастоящее дерево, вы проспорили своей жене, улыбаетя. На что хоть спорили? К счастью, ни на что.
Кстати, забыл описать, что по дороге от церкви до пельменной встретился забавный человек, роста небольшого. С ним женщина заметно постарше его; она с ним рядом и как оберегающая его матушка, хоть и старше лет всего на десять, не сын он ей; и как жена, а может и старшая сестра, кто знает. Он ниже ее, одет во все джинсовое, идет так, точно на прогулке в тюремном дворике; напряжен так, точно ожидает, что ему сейчас вставят пику в почку. Сигарета во рту сидит под углом, губы искривлены, глаза злобно бегают по сторонам. С таким никуда в общество не сходить. Интересуюсь у Наташи о Прозорове, ее приятеле, что был у нее до меня, он такой же? Упаси Боже, отвечает. Но я не особо ей верю, кто же сознается в том, что... надо ли продолжать?

[Mishka]

Меня и Дональда заблокировали, его Твиттер, меня Фейс. И если мне это смешно, то мой коллега негодует, он их точно порвет. Я-то букашка. Тем не менее, вторая жена пишет, шифрованно, конечно: не выходи из дому, на тебя готовится покушение. Как не выйти, отвечаю, хлеб-молоко заканчиваются, да и воздухом хочется подышать. Закажи хлеб-молоко, принесут. Ага, и пулю в лоб принесут. Нет, пусть уж лучше убьют в магазине.

[Mishka]

Генерал и его армия

Наблюдал за генералом не меньше двух лет. Он проходил под моим окном едва не каждые утро и вечер. Первой всегда шла его жена, следом дети и внуки, сам он плелся в конце процессии, посвистывая и покрякивая.
Собственно, это не было покрякиванием, скорее нервными навязчивыму звуками, чему я и сам подвержен, как и разным тикам. Все эти недоразумения тотчас привязываются ко мне, стоит только увидеть человека, страдающим тем же, потому и стараюсь избегать подобных людей. Вот даже сейчас, когда описываю генерала, из меня невольно лезут все эти тики и кряки.
У генерала в наших местах жила дочь с детьми, сам он с женой проживал в соседнем районе. Полагаю, что происхождением они были из Ирака, даже уверен, что именно оттуда. Жена генерала была сурового вида, на голову выше его, вдвое шире и тяжелее. Однако передвигалась настолько скоро и уверенно, что ей даже не было нужды рассекать своим крупным телом воздух: тот сам испуганно рассекался перед ней. Шла не оглядываясь, точно генерал не имел к ней ни малейшего отношения.
Итак, за два года не одну сотню раз наблюдал, как генерал с семейством проходят мимо. Он, как обычно, покрякивает, маскируя покрякивания рассуждениями вслух. На арабском, разумеется, мне из его рассуждений не ясно ни слова. Впрочем, это и не рассуждения вовсе, а скорее команды, которые он раздает направо и налево. И если точнее, то репетиция команд, которые ему рано или поздно придется отдавать. Иной раз он проходит мимо моего окна один, другой раз всей семьей: жена, чуть позади дочь, двое дочкиных детей (те не соблюдают никаких правил, носятся взад-вперед), а замыкает процессию, конечно же, генерал. И хоть он находится в самом конце, явно, что в процессии он главный.
Существует в некоторых головах, вроде моей, полностью ложное представление: что когда вы наблюдаете за прохожими из своего окна, они вас будто не замечают. Генерал, уверен, все время наблюдал за мной, пусть даже краем глаза. А когда сам не мог наблюдать, подсылал в наблюдение своих солдат. Все это узналось много позже, а до тех пор я рассматривал генерала как очередного городского сумасшедшего. Их мимо моего окна проходило каждый день не меньше полусотни.
Стоит сразу отметить, что генерал всегда был одет с иголочки, даже разодет. Одежда на нем непременно была выстирана-выглажена, куртка хоть и строгого покроя, но обязательно отвечала последней моде. Осанка была прямая, голова чуть склоненная, как у военного, неожиданно и незаслуженно пониженного в ранге. Но в целом он имел вид человека, всегда готового поднять голову и распрямить плечи.

В нашем городе, сколько помню, всегда был порядок. Даже группы байкеров и мусульманские банды вели себя прилично, старались договориться друг с другом, нежели устраивать перестрелки. Равновесие между добром и злом, конечно же, было хрупким, и вот как-то разом оно вдруг рассыпалось. С некоторых пор начали постреливать сначала в окрестностях и лишь по ночам, а после повсюду и в любое время, полицейские сирены уже не смолкали. Люди совсем обычного вида, которых я еще вчера воспринимал за скромных граждан, стали переодеваться в одежду, выдававшую в них принадлежность к той или иной преступной группе.
Не скажу, чтобы разом и вдруг стало страшно выходить на улицу, но ведь такое могло случиться в любое, самое ближайшее время. Я выставил у входной двери утяжеленную свинцом бейсбольную биту. Облегчил доступ к пневматической винтовке, к ней у меня хранилось двести с лишним пулек. Подготовил также к действию композитный лук, который научился собирать всего за пару минут, к нему прилагался колчан с восемью убийственными охотничьими стрелами. Было чем отбиться в случае необходимости.
Когда-то давно я оказал услугу местной Домашней гвардии. В ней состоят люди, которым в свое время не хватило войны, а также и те, которым ее вовсе не досталось. Теперь они от всей души игрались в военных: мужчины, женщины, старики, подростки. За оказанную им услугу я приобрел почетное право пребывать в их рядах, а также возможность иметь самый настоящий карабин. Он хранился у меня в спальной комнате, надежно запертый, как и положено, в прочном сейфе вместе с коробкой патронов. Сразу сознаюсь, что ни разу в жизни не стрелял из карабина, и даже мысль о том всегда внушала мне сильный страх. Все же карабин не рогатка, с которой ходят на воробьев. Однако иметь такую вещицу под рукой означает примерно то же, что и обладать лодкой на случай потопа: при нужде скрытые за ненадобностью умения обязательно в полной мере проявятся.
Полагаю, что не был единственным человеком в нашем городе, кто подготовился к самым скверным развитиям событий. Однако разом все нехорошее вдруг прекратилось: постреливать стали реже, а вскоре и вовсе перестали, вновь наступило спокойствие. С чего бы это, подивился я, и не нашел тому других объяснений, кроме как вечерних прогулок генерала по центральной площади города. Вместо того, чтобы расхаживать под моими окнами, он теперь по нескольку раз за вечер неторопливо обходил площадь.
Я уже больше не видел рядом с ним жену, дочь и внуков (умерли?). Вид у него был по-прежнему ухоженный, вот только он уже ни за кем не плелся, а вышагивал уверенно, держа руки за спиной, точно высокопоставленный военный на прогулке.
Взгляд у него был легкий с первого взгляда, но на самом деле испепеляющий. Мне как-то пришлось встретиться с ним взглядом, взгляды у нас были разные: он склонен был убеждать своим взглядом массы, я же обращался взглядом к каждому отдельному человеку. Не исключено, впрочем, что намерения у нас были равными и хорошими.
У меня никогда не было намерения изменить город и людей, в нем проживающих. Люди несовершенный материал, это наверняка понимал и генерал. Ими можно управлять лишь короткое время. Невозможно постоянно удерживать их на коротком поводке, они желают сорваться с него, пусть даже на поводке им неплохо.
Мимо банка, где мы с Наташей прибирались по вечерам, он проходил, как минимум, два раза за вечер. Всякий раз останавливался и внимательно осматривал все вокруг: все ли в порядке? Шел затем дальше.
Часто наблюдал, как местные пенсионеры проходятся по мусорным бачкам. Следуют едва ли не один за другим, с надеждой заглядывая в лоно бачков, запускают в них руки. Попадаются им изредка пустые бутылки, которые можно обменять в супермаркете на деньги. Застав за этим занятием генерала, я едва не потерял веру в него. Ведь собирание у всех на виду порожних бутылок - наистрашнейшее в моих глазах моральное падение.
Генерала, впрочем, пустые бутылки интересовали меньше всего. Он проходил, как правило, по бачкам, что прилегали к банкам. Вытягивал из них чеки, рвал их на кусочки, проделывал работу за нерадивых пользователей.

Пока забудем о генерале, тем более, что давно уже не наблюдал его под своим окном с семьей. Зато в городе, благодаря, скорее всего, ему, царил невообразимый порядок.
Вряд ли бы он сам, в одиночку, смог навести в городе порядок, ему наверняка помогали. К примеру, две старушки (лесбиянки?) каждый день тащили мимо моего окна тележки. Одна тащила тележку вперед, другая волокла тележку за собой. Шли пустые. легко, а возвращались нагруженнуе, тяжело шли. Какое-то время пытался осмыслить их поступки, но после понял, что не нужно ничего осмысливать, они лишь следуют воле генерала.
Сверху надо мной живут старички, тоже что-то уноят и приносят: он согнутый чуть ли не до колен, его подруга без тележки, на которую при ходьбе нужно опираться, уже совсем не человек. Машинка у них гудит ночь напролет: стирают, утюг шипит - гладят. Явно, что работают на армию.
По ночам, с трех до пяти, им подвозят почту на дребезжащем мопеде, что явно родом из сороковых годов прошлого века, каждая деталь в нем дрожит. Все соударяется друг с другом, грохот стоит неимоверный. Доставщики люди небольшого роста, я выходил по ночам, разговаривал с ними, даже ломал их своими аргументами и на несколько дней под моим окном становилось спокойно. Но длилось спокойствие лишь несколько дней, после чего все возобновлялось.За ними явно стояли силы, с которыми мне в одиночку было не справиться. А поддержать меня могли лишь немногие: жена в какой-то степени, ее сын, которому все эти шуму нисколько не мешали (окна у него выходили на другую сторону), и кот Андрюша.
Соседи тоже не понимали моих беспокойств: ну прогрохочет кто-нибудь раз в ночь мимо окон, вот беда. Страшное было в другом: предполагалось, что разносчик доставлял соседям сверху ночную газету, но ведь под предлогом газеты можно было разносить что угодно. Даже оружие. Здесь я, конечно, перегнул палку: зачем сгорбленному мужчине и его жене, которая без тележки не сдвинется с места, оружие? Ну а кто подтвердит, что они на самом деле не притворяются немощными, являясь на самом деле вполне боеспособными единицами армии генерала.
И почему доставляемую им информацию нужно рассматривать как "утренние газеты"? Почему они не могут быть сводками, указаниями к действиям, в чем смысл посреди ночи ждать новость, которая и несколько часов спустя не перестанет быть такой же острой новостью.
И почему, когда я вступил на тропу войны с этими доставщиками газет, все ополчились против меня, тот же сосед Флеминг по прозвищу Орастый. О нем особая речь, став больным и жалким, он даже приобрел мою симпатию, а когда я заметил, что он прячется от жены в тени березы с бутылкой пива, моя к нему жалость выросла вдвойне. Постараюсь выделить в повествовании достаточно места.

[Mishka]

Акимов, Асадов, Тарковский с женой, покойный Пастернак, я

И все это в один день.
Друг Гена спал, а раз говорим о кладбище, то скорее он покоился, возлежал головой в моих ногах, я в его. Могильная скамейка, хоть и прочная, достаточно широкая, никак не была рассчитана на то, что на ней остановятся ночевать две творческие, в меру счастливые, в меру пьяные души. Посреди ночи, может даже в полуночь, я перестал спать, сел на скамейке, сгорбившись, чувствовал себя замерзшей птичкой, воробушком, согреть которого может только рассвет, а до него мерзнуть предстоит еще множество часов. Гена Акимов, хоть и сложный поэт, как человек устроен попроще меня: где лег, там и уснул, даже может и всхрапнуть во сне. Тогда как мне нужен сон с большой буквы, насколько помню, в таких поездках мне не хватало именно качественного сна. Сон урывками я получал, но хотелось настоящего сна, где не приходилось бы вспоминать, где я сплю сейчас и где буду спать завтра.
Как уже сказал, время около полуночи, вроде полная ночь, но вокруг присутствует какое-то легкое освещение, будто над каждой писательской могилкой зажжена свеча. В тело входят какое-то спокойствие, умиротворенность, даже состояние некой вечности. Не хочется все это терять, тратить полученные ощущения на глупый сон, потому сажусь, как уже сказал, в позе замерзшего воробышка, руки прижаты к телу, колени приподняты к груди. Рядом лежит-похрапывает-посапывает поэт Гена Акимов, а вокруг пышным легким одеялком расстилается странный туман. Странный он потому, что место ему раннее утро, тогда как сейчас полночь, да, зябко, но откуда же взяться туманам в ночь. Разве что на кладбище, так мы и так с поэтом Акимовым покоимся на кладбище. Я еще чему-то удивляюсь, тогда как он, бессчувственное бревно, мирно себе себе спит, похрапывает, вот сейчас перевернулся на другой бок и... пукнул. Чем пробудил Бориса Пастернака.
Как это происходит, только догадываться можно. Спал себе великий человек двадцать лет, и вдруг рядом с ним как раз в полночь очутились хороший поэт и прекрасный (в будущем) прозаик. Он, покойный Борис, не живет настоящим, способен заглядывать в прошлое, в будущее, на то и покойник. Способен заглядывать и в другие, сложные миры. Скажем, в мир Марины Цветаевой, мир Блока, мир Достоевского. Мы все рассматриваем планетарно: круглое, плоское, далеко-близко. А ведь то, что сейчас круглое, через мгновение может стать плоским, далекое станет близким, и наоборот. Так что я нисколько не удивился, когда Борис вышел из своего надгробия и вошел в меня. Сказал, что захотелось ему немножко побыть в живом теле, попросил не бояться его, он добрый. Друга, сказал, не буди, друг хороший поэт, сказал, но он никогда не сможет переступить реку, которая отделяет Жизнь от Нежизни. Мне это будет дано, очень-очень нескоро, никто меня не поймет, когда это произойдет. Позже знакомая экстрасенсорная женщина скажет: удивляюсь, что ты здесь делаешь, среди НИХ, разве что послан. Да, отвечаю, послан. За десять лет, продолжаю, написал столько, что хватит на десять библий. Ты прямо апостол Михаил, говорит Борис Пастернак. Он капелькой по капельке исчезает из меня, с первыми лучами солнца просыпается и Геннадий, потягиваетша, не чувствует ни рук, ни ног. Он проснулся таким же, каким и заснул, тогда как во мне начала жить частичка от Бориса Пастернака. А ведь это всего лишь крошечный кусочек из тех великолепных суток. Все опишу.
Памятник чуть скошен, говорит он, мы вчера ничего не натворили? Ничего, отвечаю, разве что побегал вчера по кладбищу и визжал так, точно тебя режет Борис Пастернак. Не помню такого, говорит друг Гена, это он пока друг, после станет полной скотиной, мерзкой, жадной скотиной, разочарованием станет. Жена, четвертая, скажет: пусть тебя, Гена, покусает бешенная собака. Покусала. Я пожелал ему тяжелейшего геморроя, и это исполнилось. Звонит, почти молится: ничего мне, пожалуйста, больше не желайте. Пошел, пожелал я ему, в жопу. Не исполнилось пожелание.
К этой ночи и к предшествующему ей дню вернемся обязательно, но вспомним о кладбищенской ночи с Колей Скрылем, Лёней, Сиконей и мной. По этой ночи можно фильм снимать: жгли гробы, чтобы согреться, пили самогон, читали стихи, это был редкий хэппенинг. Утром проснулись на кладбище, я пошел искать папину могилу. Сиконя: Миша, я нашел могилу твоего папы, еще и бабушки, дедушки. Он радовался этому, точно малое дитя. И Коля тоже кого-то из своих нашел.
Полная кладбищенская нереальность.

[Mishka]

Сократил. Сократ ведь.

[Mishka]

1.
У Спарклинг были соседи, сколько их, она не всегда помнила. Много их всех было, десять или одиннадцать. Иногда их неожиданно становилось десять, в другой раз снова их было одиннадцать. Почему так - она не знала, но догадывалась. Если кто-то из соседей уходил в магазин за фаршем или мукой, то соседей неожиданно становилось десять. Когда же сосед возвращался, их снова становилось одиннадцать.
Спарклинг почему-то всегда была двенадцатой. Хотя ей непременно всякий раз хотелось быть первой. Но почему-то всегда оказывалась двенадцатой.
Соседи были сплошь фактурные и колоритные. Один горбатый. Другой хромой. Третий косой. Четвертый заика. Пятый лысый. Шестой карлик. Седьмой каланча. И так далее.
Напомним, двенадцатой была Спарклинг. Она была фактурнее и колоритнее всех. Редактор Вога как-то похвалил ее за вес. Но пожурил за рост.
Дядя всем говорил, что он главный редактор Вога. Он тоже был фактурным и колоритным.
Спарклинг жалела, что Дядя не ее сосед.
А соседи у нее были бесстыдные. Не было у них никакого датского стыда. Об этом позже.
На травмы Спарклинг им было наплевать. Они даже бесстыдно насмехались над ее травмами. Это очень ранило Спарклинг. Об этом тоже позже.
Сегодня утром соседей оказалось всего девять. Трое ушли за мукой и фаршем. Когда они вернутся, соседей снова станет одиннадцать.
Хромой вернется последним. Потому что, если все ходят "раз-два, раз-два", то он ходит "раз-полтора, раз-полтора".
Спарклинг угадала. Хромой вернулся последним.