Искушение Хищника. Мистический роман. Опции

[Седой]

Уважаемые форумчане! Хочу Вам сообщить, что процесс моей графоманской деятельности достиг своего апогея и его уже не остановить. Всё пишется, пишется и пишется, и конца этому не видать. А поскольку здесь, довольно часто, наблюдается практика выкладки авторами своих произведений, то я решил воспользоваться этой возможностью и тоже попытаться разместить своё скромное творение, которое называется "Искушение Хищника". По жанру это мистический роман. О сюжете в двух словах - одному, уже не молодому криминальному авторитету, стал являться чёрт. И поскольку здесь сплошная чертовщина и уголовщина, то сие творение мной отмечено как "18+". И это с учётом того, что я старался по максимуму всё криминальное, в смысле - не литературное, уложить в рамки приличия.






Искушение Хищника





"Разницы нет никакой между Правдой и Ложью..."
Владимир Высоцкий


"...каждому будет дано по его вере..."
Михаил Булгаков



(хроника событий последних суток)

***

Город Шатузол. Кабинет начальника ГАИ.
Местное время - 9 часов, 30 минут.


- Подполковник Воронов, как вы думаете, что находится в этой папке?
- Не могу знать, товарищ полковник...
- Так вот, в этой папке результаты проверок по твоему району. Здесь написано чёрным по белому, что пятеро ваших подчинённых, уличены в получении определённой денежной суммы. Проще говоря - взятки. Вам понятно, товарищ подполковник? Самое смешное, что всего-то и было пять проверок. Пять из пяти и все в цель. То есть - стопроцентное попадание. Хотя бы один, ради приличия, отказался.
Конечно, взяточники понесут заслуженное наказание. Но вот будите ли вы работать в прежней должности - не знаю. Пока вопрос открытый.
Я как-то, месяц назад, ехал по центральному проспекту. На пересечении с улицей Латерейной, какраз под мостом, стоял, так называемый, Государственный автоинспектор... Вот знаете, товарищи, лицо и анус - одного размера. Честное слово, не преувеличиваю. Рядом с ним, служебный автомобиль, "девятка", выглядел игрушачным. Я ещё подумал - "Как же это он залазит в такую маленькую девяточку?". А если надо догнать нарушителя? Она же, бедненькая, его не потянет. Такие вот дела... Развёл ты, товарищ Воронов, понимаешь, болота в своём районе. Милиционеры, вместо того чтобы следить за порядком, берут взятки, пьянствуют водку, нагуливают бока жиром и ростят себе большие анусы. Никто не думает мозгами, извилины прямые, мысли в головах не совокупляются. Товарищ подполковник, вы когда-нибудь давали своим подчинённым какие-нибудь вводные? Поднимали их по тревоге? Проводили проверки состояние боевой готовности?
Я сомневаюсь...

***

5 часов, 40 минут следующего дня.
Город Шатузол.
Улица Памяти Декабристов.
Дом 16 квартира 10.


Человек, вдруг, почувствовал сильный удар в затылок. В глазах резко потемнело, словно он мгновенно очутился в какой-то вселенской пустоте, которая, казалось, невидимой субстанцией, жёстко придавила его со всех сторон. Не было ничего: ни света, ни звука, ни воспоминаний.
- Кто я? Где я? - крутилось в сознании, но все попытки что-то вспомнить безрезультатно проносились сквозь глухую пустоту. И вдруг...
- Вася! Васечка! - голос матери требовательно звучал из темноты - Вставай, сыночек, пора в школу.
Он открыл глаза. Ослепительно яркий свет, сплошным потоком, словно снежная лавина, сорвавшиеся с высокой кручи, на бешенной скорости, ворвался в его сознание.
Свет, представляющий из себя невесомую белую массу, заполнил всё вокруг. Потом он постепенно начал таять, обнажая очертания знакомых предметов.
Сначало Василий узнал свою квартиру.
"Мамы здесь нет и быть не может. А школы и подавно. Всё уже давно в прошлом" - подумал он, приподнимаясь на кровати.
С улицы, в большое, открытое окно падала яркая полоса света и белой половицей стелилась к его ногам..
Весь в белом и весь белый ангел, с видом пятилетнего мальчика и, почему-то, бутофорскими крылышками за спиной, сидел на подоконнике, с любопытством разглядывая Василия.
- Ты ангел?
Что вопрос нелепый, он осознал сразу, как только произнёс его.
- Да... - ответил тот и поднялся - Пойдём...
Ступая босыми, пухлинькими ножками по полосе света, он вышел из квартиры через окно.
Василий оторвался от кровати и двинулся следом. Однако он не предпринимал никаких усилий: не напрягал мышцы, не двигал руками, не перестовлял ноги. Он плыл по воздуху, будто его тело было невесомое и невидимой нитью прикреплялось к этому небесному созданию.
- Куда ты меня ведёшь? - спустя какое-то время спросил он.
- В рай... - не оборачивоясь ответил ангел.
Вдруг, откуда-то сверху, как во время сильного снегопада, на Василия обрушились воспоминания. Они, вначале, кружились в бешенном вихре, потом стали замедляться, опускаться, занимать свои места в пустых ячейках памяти.
Вся прошлая жизнь, во всех подробностях, как-то по особенному чётко и ясно предстала перед его сознанием.
- Подожди... - проговорил Василий - Мне нельзя в рай. Я - грешник...
Ангел остановился, повернул к нему голову, в белых кудряшках, и недоумённо посмотрел в глаза.
- Но мне поручили привести тебя в рай.
- Здесь ошибка, вы что-то перепутали - мягко настаивал Василий.
Вдруг, оглушительный раскат грома разорвал тишину. Одновременно подул сильный ветер, стремительно разрушая пелену белого света, превращая его в клочья облоков и швыряя в разные стороны. Внизу обножилось страшное место, в виде чёрных скал, вершинами представляющих из себя острые пики, зловеще торчащих неровными рядами.
- Стр-е-е-ля-й-й-й.. е-э-э-й... в... го-о-о-ло-ву-у-у... - из грубого завывания ветра сложились слова, наводящие ужас своим звучанием.
Ангел стоял на краю облачка. Это всё что осталось от белого света, совсем ещё недавно заполнявшего пространство. Василий, каким-то чудом держался за это облачко и, подняв голову, обречённо смотрел на ангела.
- Я же говорил... Мне надо в ад... - наконец прошептал он.
- Нет - твёрдо ответил ангел - просто тебе ещё рано в рай...
После этих слов Василий сорвался окончательно и, терзаемый яростными порывами ветра, куборем полетел вниз. В темноте он о что-то ударился затылоком и застонал от страшной боли.
- Держись, мужик, держись - откуда-то послышался обычный человеческий голос, сразу же переходящий в крик - В операционную! Быстро!


***

5 часов, 45 минут того же дня.
Город Шатузол.
Улица Памяти Декабристов.
Дом16. Квартира 9.


- Ало! Ало! Это милиция? Ало... Милиция?... Приезжайте, здесь стреляют... Стреляют, говорю! Нет, ни в меня, наверху стреляют... В квартире, которая над моей... Я не знаю кто ... Приезжайте и разбирайтесь... Чья фамилия? Моя фамилия? Пехотина. Пехотина Вера Ивановна. Не вздумайте написать Пахатина! Помните первого секретаря Горкома партии Пехотина? Помните... Нихрена вы не помните... Адрес? Пишите...


***


6 часов, 03 минуты того же дня.
Город Шатузол.
Улица Памяти Декабристов.



Патрульная машина остановилась у дома номер шестнадцать. Из неё вылезли два милиционера и, часто похрустывая сопогами по первому снегу, твёрдым шагом, уверенно, направились к центральному подъезду.
Шестнадцатый дом представлял из себя старинный двухэтажный особняк, построенный около двух веков назад. По изначальному проекту здесь имелся парадный вход, представляющий из себя тройную цилиндрическую колонаду, поддерживающую массивный выступающий навес. Когда-то за колонадой, располагались три высокие двухстворчатые двери, арочной формы, но после революции осталась только одна. Остальные убрали и проёмы замуровали. А в пятидесятых годах двадцатого века, после капремонта, здесь установили обычную, стандартную дверь, как во всех подъездах многоэтажек. Перепланировка произошла и внутри дома о чём свидетельствовали надписи на стене - "Подъезд номер один. Квартиры 1 - 8" Жирная, красная стрелка влево указывала, что в том направлении квартиры 9 и 10. А если зайти со двора, то там ещё 11 и 12. Эти указатели появилась потому, что люди не знающие подробностей перепланировки, как обычно шли к центральному входу.
Милиционеры тоже прочли эту надпись только у самых дверей, за колоннами. После чего они сразу же развернулись и пошли по стрелке.
- Лейтенант сказал, что если эта пьяная выходка, то забирать всех в обезьянник и подержать сутки на голодном пайке - сказал милиционер, идущий чуть позади, младший за коллегу по возрасту и званию.
Первый резко остановился и повернулся ко второму.
- Послушай меня, коллега - сурово произнёс повернувшийся - Этот район называется Сиреневая Гряда. Здесь всегда жили и живут только первые люди города. В какой-нибудь Беднохатке ты можешь свободно махать дубиной налево и направо, и крыть матом всех подряд. Здесь же, стоит только на кого-то косо посмотреть, как завтра же, вместе со своим лейтенантом, пойдёшь подметать вокзал. Понятно?
- Так точно... - кротко ответил второй.
Дверь в подъезд была приоткрыта, табло домофона не светилось. Даже в элитных домах элитного района имелись какие-то недостатки.
Войдя в тёмный подъезд, пошарив фонариком вокруг, милиционеры нашли выключатель и включили освещение.
Такого подъезда они ещё не видели. Он имел цилиндрическую форму, чем напоминал средневековую башню. Небольшие окна, исполненные в готическом стиле, могли когда-то служить бойницами. Широкая каменная лестница с широкими каменными перилами, серпантином поднималась вдоль стены и заканчивалась площадкой на втором этаже. В изначальном варианте это была одна из лестниц, ведущих на второй этаж. Она находилась в фасадном углу дома, который также имел закруглённую форму и заканчивался конусной крышей, тем самым выделяющейся от остальной, покатой.
В подъезде было чисто: белые стены, без надписей, не битые и не замазанные краской стёкла в окнах и светильниках. Причина такой чистоты заключалось в том, что здесь жили всего две семьи и у них имелось обоюдное желание поддерживать порядок.
Этот дом построили, когда ещё город находился в семи километрах отсюда. Богатые и состоятельные люди того времени облюбовали эти места за их живописность. Лес, луг, река, спокойное и равномерное течение воды. Тишина и спокойствие. Двенадцать имений появились вдоль реки по всей возвышенности, с расстоянием полкилометра друг от друга. Всех их соединяла ровная, как струна, дорога. Со временем усадьбы обросли садами, парками, цветочными клумбами. Особенно изобиловали эти места сиренью. Здесь её было так много, что местность стали называть Сиреневой Грядой.
Время шло и в мире всё менялось: строй, порядки, общественные устои, обстановка, отношения. Революция заставила хозяев бросить эти дома, но они никогда не пустовали. Их сразу же заселили новые представители власти и другие влиятельные люди города, которые и вносили изменение в архитектуру строений.
Город давно уже подкрадывался к Сиреневой Граде. Ещё перед революцией она стала его окраиной а потом, за одну пятилетку "вросла" вглубь на три километра. Целлюлозный и кожевенный комбинаты, возведенные в кратчайшие сроки, окончательно испоганили воду в реке, два литейных завода, ещё до революции отравлявшие воздух, с успехом продолжали это делать и сейчас. Сиреневая Гряда давно уже перестала быть райским уголком, но и тем не менее, продолжала оставаться элитным районом. К слову сказать, изначально город, в экологическом смысле, был безупречно чист, по той простой причине, что основали его обыкновенные спекулянты.
Полайский горный хребет протянулся строго с севера на юг. В самой его южной части, у подножья гор, брала своё начало речушка со смешным названием Люська. Где-то около семисот километров она текла на север, параллельно горному хребту, подпитываясь его водами, ширясь и углубляясь. Но потом вдруг резко, почти под прямым углом, поворачивала на запад и петляла по тайге. Вот за это петляние в народе её прозвали Шатун, мол шатается по тайге. Официальное название реки и было Шатун, хотя от истока и до поворота, люди по-прежнему называли её Люська. Где-то в глубине тайги имелось место, протяжённостью около двух километров, где до этого спокойная и тихая река, шипела и пенилась перепадами, порогами, скалилась острыми и крывыми краями подводных камней. "Шатун зол..." - говорили люди про это место. Надо сказать, что до порогов и после, река была вполне судоходной. Конечно, не для крупных судов, но мелкие и средние проходили свободно. Это был единственный кратчайший путь, связывающий два крупных города - Политор и Бокачуйск. С развитием промышленности появилась необходимость в торговле. Купечиские лодки доплывали до порогов, по суше перетаскивались в обход опасного места, и следовали дальше. Сразу же появились предприимчивые люди, которые здесь поселились и стали заниматься исключительно переправой. Они же начали скупать товар у торговцев с верхнего течения, перепродовать его нижним и наоборот. Со временем на этом месте возник посёлок с названием Шатузол. После того, как прокапали канал в обход порогов, посёлок вовсе не исчез, а наоборот, стал расширяться и вскоре превратился в город, который, из-за своего выгодного местоположения продолжал рости и развиваться. И наконец, он дошёл до Сиреневой гряды. На её живописных холмах беспардонно обосновались однотипные, безликие, прямоугольники «хрущёвак». Они хотя и поглотили этот район, однако не растворили в себе: Сиреневая Гряда так и осталась зелёным островком среди каменных джунглей высоток. И по прежнему здесь жила городская элита. Даже если люди получали или приобретали комфортабельное жильё в новостройках, то всеми способами старались оставить за собой, или своими родственниками, квартиру, или хотя бы комнату, в Сиреневой Гряде. И это несмотря на то, что особняки значительно преобразились внутренне и больше напоминали коммунальные квартиры. В частности - парадные входы, с арочными сводами и колоннадами, превратились в три, а то и четыре, отдельных подъезда. Кроме того - входные проёмы проделывались в тыльных и боковых стенах зданий, от чего подъезды получались своеобразные. Последующие перепланировки квартир не лишили их оригинальности, неповторимости, сохранив удобства и комфорт. Это был рай для любители старины: этих высоких потолков, больших окон и печного отопления, иметь которое, в последнее время, стало очень модным. Ещё о прежних хозяевах напоминали названии улиц, которые сохранились в народной памяти. На самом деле, улица в этом районе была одна и называлась – «Памяти Декабристов». Правда к декабристам она не имела никакого отношения. В былые времена, та часть улицы, которая находилась напротив какого-нибудь особняка, называлась именем его хозяина. Так появились улица Ропчина, Ивапетова, Загорского, Паше и так далее. И если, к примеру, теперь кто-то говорил об улице Цветалинской, то все местные жители представляли, где это находиться, но официальный адрес этого места был – улица Памяти Декабристов, дом номер семь.
Сержант изо всех сил жал на кнопку звонка, вкладывая в это действие всю свою злобу и недовольстве. Вызов в конце дежурства был, мягко говоря, некстати.
После третьего нажатия внутри квартиры послышалась возня, замок щелкнул, и дверь открылась. Хозяин даже не соизволил поинтересоваться, кто его беспокоит.
- Патрульно-постовая служба, сержант Ква... - произнёс сержант небрежно поднося руку к головному убору и вдруг резко осёкся: в дверях стояла юная девушка, не больше восемнадцати, лохматая и заспаная, в короткой, просвечивающейся ночной рубашке. Её симпатичное личико со взглядом, безучастным ко всему происходящему, говорило о том, что она, в сущности, вся ещё спала. И только один, чуть приоткрытый глазик, из-под нависшей пряди тёмно-русых волос, с лёгким недоумением созерцал это непонятное явление.
- … Квасов – наконец закончил милиционер. Представление получилось комичное - "Сержант Ква-Квасов". Но этого никто не заметил.
- У вас входная дверь в подъезде не притягивается к магниту – каким-то восхищённо-извиняющимся тоном сообщил его коллега.
- Это вы звонили в милицию? – спросил сержант Квасов деловым, но мягким тоном.
- Милицию?... – удивлённо повторила девушка, еле шевеля розовыми пухленькими губками.
- Это я звонила в милицию… - послышался из глубины квартиры старческий голос с хрипотцой.
Девушка повернулась боком, позволяя милиционерам видеть личность, по милости которой они оказались здесь. Это была очень старая, сгорбленная женщина, с худым морщинистым лицом, длинным носом и острым подбородкам. Её седые волосы, редкие и прямые, с одной стороны были расчёсаны, а с другой – взъерошены и торчали в сторону. Она сидела в инвалидной коляске, чуть наклонившись вперёд, укрытая по шею английским пледом и сквозь большие очки, в чёрной оправе, смотрела на милиционеров.
- Зачем? - тихо спросила девушка.
- А за тем, что бы ты не стояла голая на сквозняке! – властно произнесла старуха.
Девушка бросила короткий взгляд на милиционеров и со словами – «Я не голая» - сделала шаг назад и исчезла в темноте коридора.
- Вы сообщили, что слышали выстрелы - приступил к своим обязанностям милиционер.
- Да, наверху стреляли.
- А почему вы решили, что это были выстрелы? Может это были звуки падения какого-нибудь предмета или просто удары?
Женщина низко наклонила голову к коленям, сняла очки и снова выпрямилась.
– Молодой человек! Я пережила две войны и революцию! Неужели вы думаете, что я не смогу отличить выстрелы от ударов молотка? - глядя Квасову в лицо, сказала она.
В это время появилась девушка, одетая в длинный махровый халат, коричневого цвета.
- Бабушка, с чего ты взяла, что там стреляли? - окончательно проснувшись, уже раздражённо спросила она, наклоняясь над старухой и махая у неё перед лицом растопыренными пальцами.
- Потому, что я ещё хорошо слышу! - почти крикнула старуха, строгим взглядом вцепившись в девушку.
- Я ничего не слышала – спокойно произнесла та, обращаясь к милиционерам.
- А кто живёт над вами – спросил напарник Квасова.
Женщина откинулась на спинку кресла и, устремив мечтательный и даже помолодевший взгляд куда-то мимо стоящих перед ней людей, с лёгкой улыбкой произнесла – «Там живёт элегантный мужчина. Полковник. Культурный, образованный, воспитанный, интелегентнейший человек». Произнеся эти слова, она застыла в мечтательной задумчивости.
- Откуда ты знаешь, что он полковник? Я его никогда не видела в форме – сказала девушка.
- Я военного человека определю на расстоянии – словно очнувшись произнесла старуха, немного помрачнев лицом.
Её внучка стояла закутавшись в халат, скрестив на груди руки и, опершись спиной о дверь, молча смотрела на бабушку. Вдруг она повернула голову в сторону милиционеров.
- Вообще-то там живёт профессор Касьянов, но он находиться в командировке, а квартиру сдаёт в наём - сказала она и, немного подумав, добавила – Уже, наверно, лет пять здесь живёт этот мужчина.
- У него большое горе – мрачно добавила бабушка – Его дочь очень больна.
- Почему ты решила, что она ему дочь? - с безразличием, разглядывая свои ногти, спросила внучка.
- Ну а кто же ещё? Он за ней так ухаживает, так смотрит - держалась за своё предположение старуха.
- Вообще-то, странный тип... – рассудительно продолжала внучка, не сводя глаз с милиционеров – Замкнутый, молчеливый, ни с кем не общается, к нему никто не приходит. Я не знаю, где он работает, чем занимается, но «тачка» у него крутая.
- Как зовут вашего соседа? – спросил Квасов.
- Как зовут его? – обратилась внучка к бабушке.
- Ой, а мы с ним как-то даже и не познакомились. При встрече здоровались, разговаривали но… - растерянно проговорила та.
- Не важно – деловым тоном прервал её сержант – Сейчас разберёмся.
Девушка, слегка улыбнувшись, одобрительно закивала головой и, поскольку милиционеры собрались уходить, начала прикрывать за ними дверь.
- А у вас бабушка бдительная – бросил в оставшуюся щёлочку коллега Квасова.
Неизвестно спасёт ли мир красота, но милиционеры на второй этаж поднимались уже подобревшие.
Они остановились у двери и сново сержант Квасов нажал на кнопку звонка.
Здесь стояла старинная, сделанная из натурального дерева, высокая, массивная дверь. Современный кнопочный замок даже как-то и не смотрелся в ней.
То ли звонок сам по себе звучал не громко, то ли толщина двери его сильно приглушала, но снаружи лишь один раз, еле-еле, послышался мелодичный перелив. Квасов, уже не прислушиваясь, нажал на кнопку несколько раз подряд. За дверью никто не реагировал.
- Ну что мы можем сделать? - не столько спрашивал, сколько рассуждал сержант, глядя на своего напарника - Дверь ломать, мы не имеем право, а открыть её... нам никто не открыл.
С этими словами он, скорее интуитивно, чем с какими-то намерениями, нажал вниз дверную ручку и одновременно толкнул её от себя. Дверь сразу же подалась его легкому усилию, при этом послышался характерный скрежет металла и щелчок. Это говорило о том, что раньше, при нажатии на кнопку замка, для его закрытия, язычок не вошёл в соответствующее прямоугольное углубление, и дверь, практически, осталась не запертой.
Милиционеры посмотрели друг другу в глаза.
"Надо указать в протоколе..." - мелькнула мысль у сержанта Квасова.
- Эй, есть кто-нибудь? У вас здесь всё открыто... - сквозь образовавшуюся щель произнёс он в глубину квартиры. Потом снова повторил эту фразу, но уже громче и ещё шире приоткрыл дверь - Есть кто-нибудь дома! - наконец почти крикнул милиционер, прислушиваясь к тишине.
Вдруг, на какое-то мгновение, но очень явственно, то, что люди имевшие дело с оружием не перепутают никогда и не с чем, до их осязания донёсся лёгкий запах пороховых газов.
Сержант застыл всем телом и неподвижным взглядом смотрел в темноту за дверным проемом.
- Стой здесь - сквозь зубы процедил он напарнику и пальцем левой руки указал место, где надо стоять. Затем достал пистолет, передёрнул затвор и переступил порог. Там он сново остановился, достал из кармане фонарик и, шаря белым лучом по полу и стенам, пошёл дальше. Осторожно ступая, словно крадучись, он скрылся в темноте, а напарник остался у дверей, с тревогой прислушиваясь к донносившимся еле уловимым звукам.
Сержант появился неожиданно, с испуганным видом, словно побывал в преисподней.
- Вызывай оперативников, там два трупа - вполголоса, с усилием сдерживая волнения, произнёс он.


****


6 часов, 21минута того же дня.
Пятый километр трассы Шатузол - Риппоир.

- Соловьёв, да включи ты печку! Ноги мёрзнут.
- Ага... Потом Марковский спросит куда бензин дел? По спидометру проехали десять километров а топливо израсходовали на все сто.
- Ну, так что нам всем теперь околеть в этой машине?! Дурдом какой-то... Подняли в три часа ночи, оружие в "зубы", боевые патроны и в чистое поле. Война, что ли началась?
- Хуже. Проверка боевой готовности.
- Да убери ты от меня свой автомат! Прикладом в бок упёрся.
- Это не автомат, это подсумок.
- Значит подсумок убери.
- Куда я его уберу? Он к ремню пристёгнут.
- Да заткнись ты, Мухин. Три часа всё ноешь и ноешь. Надоело. Как будто нам хорошо а тебе одному плохо. Вон, машина с города едет. Иди лучше проверь.
- Ага, на холод вылезать... Вы, вообще, в курсе, что зима на улице?
- Мухин, я что-то непонятно сказал?
- Почему я?
- Товарищ сержант, это приказ!
- Иду уже, иду... Нормальные люди ещё спят... Бандиты спят... Одни менты, как придурки... Ночью, в чистом поле...



За полгода до произошедших событий

Гудвину пришла идея ограбить банк и он, по этому поводу, собрал у себя на даче братву.

[Седой]

Профессор Летечко вернулся из-за границы и сразу же начал приём посетителей.
Полу позвонили, предложили день и время. Он стал готовиться, собираться. И вдруг, неожиданно возникшая мысль, на какое-то время парализовала весь процесс его сборов - "А зачем я всё это делаю?"
"Чтобы вылечить..." - ответил он сам себе.
"Ну, а если она никогда не выздоровеет?"
Этот вопрос, казалось, был задан не им, а проник в его сознание извне. Пол даже обернулся - не явился ли снова Качай?
"Тогда отвезу её обратно..."
После этой мысленной фразы, стало как-то подозрительно тихо. И вдруг он очень явственно представил картину: открытые настежь двери гумна, где он когда-то нашёл Ирину, а за ними густая, непроглядная темень. Вдруг, где-то из её глубины, послышалось глухое шипение, будто через эту открытую дверь вырвался наружу тяжёлый вздох преисподней. Оборванные нити паутины, свисающие сверху, при входе, приподнялась и опустилась, а Пола на мгновение обдало волной пронзительного холода, от которого его тело, уже в реальности, пробила мелкая дрожь. И тогда он понял, что никогда не отвезёт Ирину обратно.
"Ну, так что, теперь всю жизнь будешь с ней возиться?" - послышалось за спиной.
Пол не обернулся. Он знал, что за ним никого нет. Однако почувствовал на себе колючие, острые как штыки, взгляды, стоящих в шеренгу Ферзя, Бахчы, Гудвина и Шеста. Они словно на самом деле находились у него сзади, с хмурыми, окаменевшими лицами злобно смотрели в спину.
- Так ничего другого мне и не остаётся...
И вдруг он осознал, что находиться в ловушке.
Как хищник, он был расчётлив. Но как хищник он был и осторожен. Он чувствовал западню и всегда оставлял пути для отступления. Теперь же их не было. Теперь оставался только один выход - вылечить девушку. И чем быстрее, тем лучше, потому как время играло против него.
Шорох за спиной заставил Пола обернутся. Ирина смотрела ему в глаза. Поначалу этот взгляд показался осмысленным, но подойдя ближе, Пол понял - ошибался.
- Что случилось? - спросил он - Наверно хочешь в туалет? Пойдём.
"Да, добром это, однозначно, не кончится... - подумал он - Либо она выздоравливает, либо меня загоняет в гроб".

***

"Светило" не был похож на профессора: внешне - ни капли интеллигентности. Невысокий, полноватый мужчина, в районе за шестьдесят, с большой лысиной, замаскированной седыми прядями волос и бесцветными бровями. К его внешности больше всего подошла бы специальность повара или кондитера. Почему-то создавалось впечатление, что его слегка присыпали мукой. Высокий белый колпак идеально бы подошёл к его круглой голове, небольшому, приплюснутому носу и пухлым розовым щекам.
Его рабочий кабинет выглядел по-современному: просторный, чистый, светлый. Массивный стол, компьютер, большое окно, с белыми рамами и широким подоконникам. При входе, с одной стороны - жёсткий топчан, с другой - двухстворчатый шкаф. В общем, интерьер кабинета соответствовал вывеске на дверях, где большими, под золото теснёнными буквами, красовались инициалы и должность хозяина кабинета. В свою очередь этот кабинет, с дверями, вывеской, обстановкой, соответствовал внешнему виду комплекса зданий. Современные постройки с затенёнными окнами, аккуратными сквериками, подстриженными газонами, размеченной автомобильной стоянкой. И всё это было обнесено высоким бетонным забором.
Когда Пол и Ирина вошли в кабинет, профессор предложил сесть, указав рукой на топчан. Всё это время, пока они не спеша подходили к указанному месту, врач очень внимательно, как-то даже по-хищнически, смотрел на девушку. Затем он спросил инициалы, что-то нашёл в компьютере и раскрыл перед собой канцелярскую папку.
Он читал, низко наклонив голову над столом, и почти не шевелился.
Полу стало казаться, что тот создаёт видимость работы, а на самом деле, просто дремлет над раскрытой папкой и, что бы скрыть это, время от времени переворачивает страницы.
Вдруг профессор резко откинулся на спинку кресла, сполз вниз на сиденье, так что подбородок лёг на его грудь и стал неслышно стучать пальцами себе по животу. Вцепившись в Пола придирчивым взглядом, долго молчал.
- Вы ей кто? - наконец задал вопрос Летечко.
- Я - просто знакомый - стушевался Пол.
Летечко резко приподнялся, наклонился вперёд и навалился грудью на край стола.
- Не. Просто знакомый - не годиться. Нужны родители. У неё же есть родители?
Сделав паузу, по времени ровно столько, чтобы у собеседника в сознании сформировался вопрос - "Зачем?" - стал на него отвечать.
- Когда, к примеру, человеку делают операцию, у него берут письменное согласие на операцию. В силу сложившихся обстоятельств, она не может дать такое согласие. Значит нужно согласие родителей.
Пол вздохнул, опустил голову и стал искоса смотреть в сторону.
- Электрическим током будите лечить?
Этот вопрос, как ему казалось, он задавал мысленно, и только спустя какое-то время понял, что произнёс вслух.
Он по-прежнему сидел, не поднимая головы и не видел, как от этого вопроса профессор сильно смутился, суетливо закрыл папку, несколько раз стукнул пальцем по клавиши компьютера.
- Это из области профессиональной этики, которую я не вправе разглашать. Вы же хотите, чтобы она выздоровела?
Слушая этот раздражительный ответ, Пол думал совсем о другом. "Как быть с тем, что её родители постоянно пьют? - крутилось в голове - не повезёшь же их сюда датыми".
- В общем, так - продолжал Летечко - обдумайте и решите. Когда определитесь, обращайтесь в одиннадцатый кабинет, к Галине Макаровне Тучиной. Это здесь, по коридору и направо. Она вам всё объяснит.
Однако опасения Пола оказались напрасны: когда он на следующий день поехал в Липкое, застал родителей Ирины совершенно трезвыми. Поначалу, он долго всматривался в их лица, стараясь определить состояние и, когда убедился что они не пьяны, изложил суть дела.
- Когда ехать? Сейчас? - спросил отец.
Пол не планировал ехать сейчас, но раз обстоятельства складывались таким образом, то этим следовало воспользоваться.
- А Ира?... - робко поинтересовалась мать.
- Здесь - ответил Пол, кивком головы указывая на автомобиль.
Она бросилась к дочери, как только та показалась из машины. Обняла её, расцеловала, стала плакать, уткнувшись лицом в грудь. Вскоре подошёл отец, тоже обнял обеих и, глотая слёзы, стал гладить дочь по голове, плечам, шёпотом произнося ей в волосы - "Иринка-картинка, Иринка-картинка...". Но дочь, как и раньше, оставалась безразличной к их чувствам.
В дороге, через зеркало заднего вида, Пол видел лица всех сидящих сзади. Ирина располагалась посредине, мать - слева, отец - справа. Пол отметил про себя какую-то решительность, целеустремлённость во взгляде родителей, словно они были полностью уверены, что дочь вылечат. И Пол не понимал, откуда у них эта уверенность? Неужели они до такой степени надеются на него?
Галина Макаровна судя, по поведению, была женщиной доброй и заботливой. Её голос звучал мягко, нежно, с явным сочувствием и состраданием. Она суетилась возле них, скорее просила, чем указывала, предлагала, а не распоряжалась. И если это даже был шаблон, он идеально подходил и к месту, и к обстоятельствам.
Тучина позвала родителей к столу для оформления документов и, во время процесса, подсказывала, что, где и как надо писать. Пол и Ирина в это время сидели у стены. Ирину можно было оставить в машине: включить радио или одеть наушники. Но Пол решил не афишировать свои методы.
Вдруг Галина Макаровна вышла в смежный кабинет. По-видимому, вопрос был мелочный, потому что дверь туда она оставила открытой.
В это время мать Ирины кивком головы подозвала Пола к себе. Указывая ручкой на сумму, прописанную в документе, которую следовало уплатить за весь курс лечения, она шепотом произнесла - "У нас нет таких денег".
- Это не ваша забота - вполголоса сказал Пол - Вам надо только подписать.
Вошла Галина Макаровна и он вернулся на место.
- К сожалению, сегодня госпитализировать мы её не сможем. Есть небольшие проблемы с размещением - сказала она - Но где-то послезавтра решим эти вопросы. Вот вы и приезжайте послезавтра. Только квитанцию об оплате не забудьте. Если что-то измениться - я вас наберу.
Перерыв оказался кстати, потому как Пол не готов был оставить Ирину теперь. Хотя, в сущности, она была в нормальном состоянии: вымытой, ухоженной. Просто он хотел одеть её в новую одежду и купить зимнюю куртку.
Прямо из больницы он привёз родителей домой, в деревню Липкое.
- Не беспокойтесь, это лучшая клиника, врачи с мировыми именами. Я думаю, они смогут вылечить. Во всяком случае - надежда есть - говорил он, медленно шагая по двору, глядя на пятнистого кота, который нервно подёргивая хвостом, бежал впереди - Я буду держать вас в курсе.
Сказать больше было нечего, Пол остановился и родители тоже.
- Трудно с ней? - вполголоса спросила мать, заглядывая ему в лицо.
- Да нет, не очень...
Вдруг женщина упала перед ним на колени, схватила правую руку и стала неистова целовать тыльную сторону ладони.
Пол как-то не сразу осознал происходящее. Только спустя несколько секунд до него дошёл смысл этих действий.
- Мамо, перестаньте! - крикнул он, вырвал руку и отскочил в сторону.
Как садился в машину, как выехал на трассу, помнил смутно, как в тумане. Казалось, всё произошло одним рывком. Лишь через какое-то время осознал, что гонит машину на низкой передаче, на полном газу.
Сначала в горле стоял тупой, тяжёлый ком, потом ещё потекли и слёзы. Пришлось остановиться на обочине.
Он отёр ладонями глаза, опустил боковое стекло. Может быть от свежего воздуха, или от слёз, но ком в горле постепенно таял. Стало легче дышать.
"Мать Тереза - мысленно упрекнул он себя - Только почему я назвал её - мамо?".
Пол долго рылся в памяти и наконец вспомнил ту историю, которая объясняла такое неожиданного обращения к чужой женщине.
Эта история шуткой ходила среди автослесарей. Суть её заключалась в том, что автоэлектрик обращался к своей тёще исключительно на "вы" и однажды выдал такую фразу, которая в их среде стала почти крылатой - "Мамо, (ити) вашу мать, вы опять сели на пульт от телевизора".
- Как к тёще... - вслух сказал Пол и в мыслях добавил - А ведь она, действительно, в какой-то степени, считает меня зятем. Пусть и неофициальным, гражданским. Ведь ни она и никто другой не поверят, что чужой, посторонний человек, просто так, бескорыстно, будет заботиться о её дочери.
На следующий день, до обеда, он уладил дела на работе, заплатил за Ирину и купил необходимую одежду. Приехав домой, раздел девушку, сводил в туалет, после вымыл руки, завёл в кухню и посадил за стол.
Пол сам не заметил, как научился готовить и, практически всегда, питался дома. Он даже поправился на полтора килограмма и почувствовал, что стало тяжелее надевать носки.
Достав из холодильника кастрюлю, взял черпак и потянулся за тарелкой. Вдруг за спиной послышался странный звук, похожий на приглушённый вскрик слегка испуганного человека. Резко обернувшись, Пол увидел, что Ирина действительно испуганно смотрит перед собой. Он резко, всем корпусом сделал ещё пол оборота и сам чуть не вскрикнул от неожиданности - в дверях, прислонившись плечом к косяку, стоял Качай.