Сказ о деревушке Накабасира, Самурайщина, чай Опции

[Демер Нкардаз]

Потихоньку пытаюсь писать своё первое произведение в антураже вымышленной средневековой Японии.
Тут выложу кусочек первой главы, который более менее завершён.

Картинки



Аннотация
АКУЦУХАРА ・ СМУТА ГОФУН
Здешние земли всегда были полны опасности, как и вся Нихонсимагуни — где же поджидает смерть, и какова она тут будет? Меч врага, копьё предателя? Когти демонов ночных кошмаров? А быть может гнев богов?
Многое переплетается вокруг большой деревни на севере Акуцухары. Деревушки, что таит секреты древней магии, манящей авантюристов с давних пор. В её центре вот уже более двух тысяч лет охраняет людской покой столп, выточенный предком династии Императоров.
Героям предстоит творить свершения, столкнуться лицом к лицу с чудовищами ужасов иных миров да с монстрами, что с ликами людей, спасти само небо от «вознесения» или всё же умереть на радость подземному царству Ёми.
Нобори Мицутакэ, «тиссовая синица» — заморский самурай, даймё из Момохары, оказался втянутым в местные проблемы и вынужден принять участие в их преодолении ради местных жителей и собственного дома.

Первая сцена нулевой главы
Окрестности Татэбаяси-кё
IIIЭ 1097. Беседы при замке «Хакка»
— Деда, ты ведь предвкушаешь наши достижения во времена грядущих восстаний провинций севера, не так ли? — юный Куки Ёсимаса 九鬼 義政 с гордой улыбкой обратился к старому военачальнику.
— А ты то, как думаешь? Куёси-кун, я ждал этого шестьдесят один год, и всё никак, — прозвучало раздражённым голосом. — Конечно, меня долго томили надежды, что... Торимаса подсобит мне в этом, но вырос он слишком отстранённым от отцовских идей и планов, да засел в своём же замке аки в темнице, — сожалея дополнил Куки Торимада 九鬼 鳥間兌. — Да и с поддержкой так себе положение за столь немало лет, вопреки моим заслугам перед господином ōнуси1 и влиянию на столичную политику. Н-но, Ёсимаса — вместе мы докажем людям в смутные дни севера, что самураи древнего рода Куки способны на многие свершения великой славы, способны к достижению собственных стремлений — быть самой могущественной силой Акуцухары.
— Отец последнее время сам не свой, он и правда не покидает стен замка, а большую часть дня даже из покоев не выходит. С ума сходит: говорит, что идут некие чудища, «способные души заточать, а телами управлять». Что «нужны им тела семьи Кюсибон»... главной семьи. Описывает их как тёмные и размытые образы с кучей щупалец и на четырёх лапах. Эх, а всего два года назад скакал на коне да катаной махал во всех, кого хотя бы подозревали в мятежности против владыки, — устало промолвил Ёсимаса. — Обещаю, ты будешь гордиться моими подвигами и однажды наш род будет править. И я уверен, что господин-владыка Тоётоми Хидэнара 豊臣 秀楢 наградит меня за все будущие свершения на севере, но ему не обязательно знать, как и какими методами я до них дойду. И отца как излечить способ найду — думаю, мне надо начать искать ответ с Гиномото 技野本国.

О Хидэнаре
圷原の豊岸国王主 ・ 豊臣秀楢 「天道神の大白鳥」 、 民意の恩人
Акуцухара-но Тоёгисикуни ōнуси Тоётоми Хидэнара «Тэндōдзин-но ōхакутё», Миньи-но ондзин
„Большой лебедь богов небесного пути“ Тоётоми Хидэнара, подлинный правитель страны Тоёгиси на Акуцухаре, Благодетель народной воли.

Торимада рассмеялся, но внутри он тревожился о состоянии своего третьего сына — Куки Торимасы 九鬼 鳥政, отца Ёсимасы. Военачальник и сам страдает от кошмарных чуждых образов, пусть и не столь чудовищных, как у сына. «Надо бы наведать его в Тюсо 蛛素城, да вывести на воздух к люду. Возможно, это лишь помутнение наших рассудков, и будет лучше, если так. И всё же я боюсь — это может быть связано с той тварью, убитой в Нэндай двадцать лет назад копьём Торисигэ... Быстро брат мой слёг в землю после этого. Суйгами, надеюсь ты не подведёшь, помоги моим лучшим людям, помоги Ёсимасе избежать страданий...», — содрогая пальцы Торимада размышлял.
— Конечно, а то он разозлится и будет громко шипеть как змей и кудахтать как неугомонный петух на весь Татэбаяси, — Торимада изображал, будто еле сдерживает эмоции. — И всё же, надо быть осторожными — наш род силён, но недостаточно, понимай это. Я не увижу рассвета рода Куки на Акуцухаре, не при своей жизни. Да и Торитада, мой старший, не уступит ничего ради наших амбиций, пока занимает положение сōкэ1... Куёси-кун, прошу, сделай всё, чтобы именно ты стал главой всей нашей великой семьи, — военачальник притих на секунду, проверяя, не появились ли поблизости уши у стен. — Если это потребуется — убей своего дядю, а я помогу и прикрою, несмотря на то что он тоже мой потомок. Я всегда тебя поддержу, — прошептал он.
«Такой юный. Ему всего семнадцать лет, а своими талантами и амбициями он сможет затмить даже моих сыновей и сравниться с моим отцом. Всё же он многообещающий мальчишка, хах. Я должен помочь этому цветку распуститься во благо всего нашего рода и доверить ему будущее.» — сказал про себя Куки Торимада.
Торимада встал и подошёл к окну. За ним виднелся вид из замка Хакка 薄荷城: оттуда представала взору сама столица с её яркими жёлтыми стенами, как и вид на здешние пейзажи, пестрящих пышным разнообразием — леса, озёра, реки, скалистые холмы, туманные болота и травянистые поля, да цветочные луга, и всё это на небольшой территории вокруг столицы, в пределах всего-то пяти ри2.
— А насчёт Торимасы, — опустив голову, промолвил Торимада. — Возможно, ему уже не помочь. У меня есть причины так считать, как и доверять его видениям.
— Почему? Чего я не знаю?
— Как ты знаешь, двадцать лет назад в провинции Нэндай вспыхнуло восстание. Очередное. Торимаса с моим братом Торисигэ бились там вместе, и-...
— Торисигэ-сан разил копьём чудище Сандзэцу1. Торитада и отец первые об этом рассказали, когда мне было лет, наверно, семь. Но я так и не смог понять, что это такое. Ёкай2 как ёкай, хоть и опасный.
— Это не какой-то простой ёкай или даже ками3. Это нечто другое. Чуждое и зловещее. Я и Суйгами склонны полагать о гогансандзэцу, что те — рукотворные создания из «нитей, сотканных из душ» 心糸 (синъито). Суйгами лучше в этом сведущ, а я не совсем могу понять, как из душ можно создавать нити, а из них — чудовищ... Однако я точно уверен в том, что контакты с подобными тварями опасны, даже если выйти победителем — Торисигэ погиб спустя год, как одолел чудовище, и весь этот год он страдал от неизлечимой болезни.
«Правда ли, что есть не только ёкаи и ками? Есть и иные подобные существа, о которых мне не рассказывал мастер Хайся 灰炙・達人? Придётся немного подокучать отца Суйгами...», — подумал Ёсимаса.
— Думаешь, отец подвергнулся тому же влиянию?
— Да, но проживёт он куда больше, ведь не вступал в этот бой. Кошмары начали одолевать его сознание очень поздно. И это может быть хорошим знаком, пусть я и ожидаю худшего. У Торисигэ всё начиналось с тех же симптомов — ему начали сниться кошмары пол года спустя от восстания в Нэндай.
— Одзи4-сан, я всё же попробую разузнать как можно больше, особенно в Гиномото. Возможно, нам не помешает и тайна «Накабасиры», которую так удерживает Нагамаса — всё же дух «тайности» там стоит давно. Хотя найти «Книгу чёрного снега» 黒雪本 («Куроюки-хон») было бы полезнее.
— Куроюки-хон? — с удивлением спросил военачальник. — Она же была утеряна ещё во времена падения города Хибасира.
— Купец с Хигэкуры поговаривал, что похожую книгу видели в порту Фукухары 福原京 в Хирагоку 平国 (страна рода Тайра, восточнее страны Хигэкура). Конечно, это лишь слухи, но я хочу их проверить.
— Далековато. И затратно. Ты ещё юн, для тебя такое путешествие опаснее, чем для тех, кого можно отправить вместо тебя. К тому же, здесь ты нужнее.
— Не имеет значения, если это даст нам бóльших знаний о происходящем и позволит хотя бы ослабить страдания отца. — Ёсимаса вдруг задумался. — Ну, ещё одну зацепку я рассчитываю найти в пещере водопада при Кавабасире. Поговаривают о странностях и магических явлениях в тех местах.
— Хидэкацу недавно выдвинулся туда с оммёдзи1.
— Вот как...
— Всё же я не одобряю твои мысли о Хирагоку — нет гарантий, что там ты найдёшь Куроюки-хон, и нет гарантий, что ты не погибнешь. Можешь считать это запретом или приказом оставаться здесь. Нам следует выждать более лучшего времени для всего этого. И в Гиномото не советую сейчас спешить. Род Хинакамори мелкий, слабый, но проблем не оберёмся потом, если совершим ошибку. Даймё Нагамаса очень вспыльчив, и с твоим текущим статусом для него ты всё равно, что назойливая муха, которую он раздавит об пол не задумавшись, и даже фамилия Куки тебя не спасёт.
— Ладно, одзи-сан, я уважаю твоё мнение. — преклонившись сказал Ёсимаса. — Доводилось бывать в тех местах по приказу сōкэ Янагидзава. Честно — не замечал чего-то сильно отличного от наших земель, хотя о Нагамасе действительно многое говорят даже там.
— Иногда мне кажется, что он просто псих — в середине весны демонстративно зарубил посланника из рода Кавамада, якобы за оскорбление чести. Хотя я слышал, что тот, чихнув, просто испачкал дорогое одеяние Нагамасы и он пришёл в бешенство. И такими подданными дорожит ōнуси... как он вообще собирается удерживать власть. Я бы поставил сотню бутылок сакэ на то, что после этого род Кавамада захочет вернуть должок, а то и вовсе восстанет. А нас пошлют их подавлять...

Торимада и Ёсимаса продолжали свою беседу ещё некоторое время, обсуждая положение дел, но плавно это перетекло в тему о собственных корнях...
— В конце концов, мы несём прямое наследие рода Фудзивара. И как бы негативно я не относился к состоянию этого дома сейчас, некогда Фудзивара действительно значились самой могущественной силой во всём Нихонсотё, пока удерживали под своими пурпурными ветвями тэнно1, — сказал Торимада, наслаждаясь видом на озеро с гигантским древом гинкго к западу от стен столицы. — Раньше я этого не говорил, но основателем нашей семьи приходится Фудзивара Сайгодани 藤原 最期谷, и мне всегда нравились рассказы моего дедушки о нём.
— Отец как-то рассказывал, что наши корни лежат в доме Фудзивара, но и что мы пошли от Фудзивара-но Дзицукуна 藤原 実国. Имя Сайгодани я припоминаю, в детстве ты тоже о нём мне рассказывал сказки, и довольно часто, — Ёсимаса на мгновение задумался. — Помню, у него было прозвище: «Отворитель девяти демонических врат».
— Нет, Торимаса ошибается. Дзицукуна — предок дома Кудзё, но не Куки. И да, верно, это прозвище Сайгодани. И по давним сказаниям, вместе со своими воинами он защищал Хонсю в долине Идаку-
ути 抱く中谷 от созданий, что страшнее любых óни2. Из этой битвы ему достался особый предмет, который передавался в нашей семье от отца к сыну. И мне он тоже достался, как самому старшему сыну твоего прадедушки, вместе со сгнившей флейтой некоего «тёмного мастера».
— А сейчас он у Торитады?
— Нет, я не смог отдать его ни одному из сыновей. Не обладают они достоинством владеть таким артефактом, особенно Торитада. И ни один из их сыновей не показал себя умело... Кроме тебя, Ёсимаса.
— Это значит...
— Да, Ёсимаса-кун, он твой. — Торимада, достав из потайной секции в стене, передал внуку нечто свёрнутое в пурпурные ткани. — Но не открывай, ещё рано узнавать. Придёт время, и он сам подскажет тебе, что уже пора.
— Благодарю, одзи-сама3. Для меня большая честь принять эту реликвию. Я буду оберегать её и ждать этого часа. — Ёсимаса склонился в почтении к военачальнику. — А что о флейте? — поднял он голову с выражением явного интереса.
— А-а, она из «Ниси-аокуса» (Си-циньцао) 西青草市, это где-то дальше «Тюгоку» (Чжунго, «Центральный Китай») 中國. К западу от него. Твой прадедушка рассказывал мне, что та принадлежала мастеру какой-то «загадочной магии» и наделала немало шума. Хотя я думаю, что он это всё выдумал, пытаясь развеселить ребёнка в моём лице.
— А флейта при тебе? Доводилось слышать о подобных вещах от некоторых оммёдзи и махоси1. Абэ Суйгами 安倍 水紙 говорил мне, что существует шесть флейт из дзюхихонгай2, подобно шести столпам Хонкая. Вдруг и эта из какой-то особой древесины.
— Мне тоже. Да, я всегда ношу её в память об отце, — Торимада достал старую и чахлую флейту в красно-зелёных оттенках. — На ней даже не сыграть — звук есть, да вот мелодии никак. Она и явно не подобна «шести флейтам».
— Из бамбука значит. Я попробую, — Ёсимаса взял флейту из рук дедушки и начал играть. Комнату заполонили отвратительные звуки, больше схожие с криком умирающей лягушки, чем с прекрасной мелодией — настоящая пытка для ушей. — Ой, не думал, что всё настолько плохо, — неловко озвучил он.
— Ха-ха. Я когда сам впервые попробовал, отец приказал больше не дуть в неё при нём никогда. Что забавно, всегда вслед за «игрой» на этой флейте что-то да происходит. Будто в ней есть какая-то сила, но всё это таки лишь случайные совпадения. Никаких чудес или зла от неё я никогда не видал, хоть и отец говорил об обратном.
— Нам теперь ждать беды? — Ёсимаса посмеялся и протянул руку с флейтой Торимаде.
— Возможно. Но лучше ждать нашей победы, Куёси-кун. А теперь пойдём на верх. — Торимада встал и почти поместил флейту в свои одежды.
— Постой, на флейте остатки какой-то надписи.
Дедушка Ёсимасы остановился и посмотрел на флейту.
— А-а, это. Удивительно, что стёрлась она при моей жизни, а не раньше. Там было написано «Врата в океан» (Янмэнь) 洋門, что бы это не значило. И это странно, насколько я знаю, в тамошних местах океанов нет, хотя я там и не бывал никогда. Наверно это что-то более поэтическое, и понять смысл мне не суждено.

Вместе они поднялись на верхний этаж Хакка-дзё, изящно украшенного и обустроенного как балкон для умиротворения и созерцания во времена третьего владыки из Тоётоми. Столетием до сегодняшнего дня замок Хакка даровался роду Куки государем Тоётоми Хидэсиро 豊臣 秀白 в благодарность за их деяния на благо страны, важными из которых стала помощь клана в искоренении «мёртвых культов» и самого опасного из них — Сикабанэ-хадзоку 屍派族, удержание опасных ёкаев и демонических отродий от стен Буден-кё и Татэбаяси-си, а также и уничтожение дома Итимандзи на юге, промышлявшего вредоносными оккультными учениями да интригами со смутой, под началом которого находилась часть из малых «мёртвых культов».
Хакка-дзё, «Мятный замок», возводился в давние времена — при «Отаймё1 центральных равнин и скал» Уцугунэ Наритомо 雨津具根 斉朝, задолго до прибытия рода Тоётоми на остров. Входит он в «Семёрку великих замков Татэбаяси», охватывающих окружные границы столицы, и значится самым молодым из них — строилась Хакка больше из эстетических, чем практических соображений, и всё же не теряет своей стратегической ценности и по сей день.
— Я чувствую, что не долго мне топтать здешние почвы, камни да балки. Ты должен уберечь и этот прекрасный замок — моё последнее наследие, даже если оно попадёт в руки совершенно иного дома по воле Тоётоми.
— Да ладно, ты хоть скоро уже и прадедушкой станешь, но здоровья и силы тебе не занимать, — улыбнулся Ёсимаса.
— Каждому отдан свой срок... Да и я сам без пяти лун восьмидесятилетний старик. Последние двадцать лет мне приходили видения, — обеспокоенно высказался Торимада и начал возиться с вещами на балконе. — В будущем нечто страшное разделит здесь со мной красный, как кровь, чай, и это будет последнее событие в моей долгой жизни. Я могу рассчитывать только на то, что ты продолжишь моё дело, и я в тебе уверен, — положил он руку на плечо внука.
— Ты больше ни с кем эти видения не обсуждал? — с тревогой спросил Ёсимаса. — Это могут быть лишь наведения и не более. Быть может, на тебя с отцом кто-то просто наложил сглаз кошмаров. Не хочу, что бы вас постигла судьба Торисигэ-сана.
— Обсуждал. Я ездил к Абэ Суйгами, однако он толком и не смог мне никак помочь. А вот пить сётю на перегонки было весело, хах. Правда я проиграл...
— Да его никто не перепьёт, — посмеялся Ёсимаса. — И что же он сказал?
— Сейчас это не так важно, — Торимада достал из бархатных свёртков чугунный чайник тэцубин 鉄瓶 малахитовых оттенков и золотых узоров, «цусимскую чайницу», две серые чаши и другие чайные предметы.
— Это утварь для чайной церемонии?
— Да. Знаешь, пять лет назад я приплыл в портовый город Кин 新潟市 на западном берегу Хонсю, там правят сёгуны Накацугава. На моё удивление, меня там не зарубили, — в присмешку сказал Торимада. — Там я познакомился с Сакамото Ōцу 坂本 大津, он обучил меня приготовлению разных напитков, а ещё проведению чайной церемонии по традиции Акидэнкō-чаю 秋天鸛茶湯 («Чайная церемония аиста осеннего неба»). Сейчас я наконец-то удовлетворён своими успехами в приготовлении этого сорта, и решил вот похвастать тебе.
Ёсимаса стал наблюдать, как его дедушка увлечённо занимается подготовкой чайной церемонии, необычной для здешних краёв.
Торимада не использовал угли для разогрева тэцубин, вместо чего возложил в очаг слитые в смоле травы с лазурными цветками и острыми лепестками.
— Я купил их там же, в Кин, и храню в Хакке. Это часть церемонии, пускай и не столь же быстрая, будь на их месте угли. — военачальник растопил очаг и балкон быстро заполонил стойкий смоляной и цветочный запах, хоть помещение и открыто как сквозное по трём направлениям, кроме юга.
— Приятный запах, и незнакомый, — подметил Ёсимаса.
— Это цветы «Осирои камахана» 白粉鎌花, растут только на линии западного берега Хонсю. Ну, и ещё встречаются на Рюкю и Цусиме. Поговаривают, что этот запах привлекает аистов, где бы те не находились. — Торимада затих на пол минуты. — По правде говоря, эта церемония должна проводиться осенним вечером, при голубом восходе Сёмокуби1 на востоке до глубокого оранжевого заката Тайё на западе, но я решил, что ничего страшного не будет и в летнем солнечном дне для моего внука, — улыбнулся он.
Старый полководец продолжил церемонию. Пока тэцубин нагревался, он взял один из дымящихся кирпичиков смолы и кругом прошёлся по внешней дорожке балкона, проговаривая: «Mōhito-otsu-u no a-ame-e. Mōhito-otsu-u no kaede-e. Kōnotori-i wa ha-ashira ni tobitsu-uku-u» («Ещё один дождь. Ещё один клён. Аист прыгает на столб»).
— Звучишь как вылитый монах, — позабавился Ёсимаса, однако Торимада не прерывал «пения» ещё минуту.
Следом он уложил кирпичик уже остывшей смолы на блюдце для подношений и лишь дожидался закипания воды. Торимада взял «цусимскую чайницу» и начал приготовление светлого зелёного маття заморского сорта, размешивая его венчиком тясэн из молочного бамбука «Юки-такэню» 雪竹乳. Ёсимаса молча и внимательно наблюдал.
— Вот и всё. — промолвил Торимада. — Можешь пить, — он положил серые чаши перед собой и внуком.
— Благодарю за церемонию, и за то, что я стал первым, кто увидел твои старания, одзи-сан.
Перед тем, как дотронуться до чаши, Ёсимаса заметил в чаю рябь, неестественно сильную, как от тряски почв. «Быть этого не должно в это время, если верить предсказаниям оммёдō-канри», — подумал он, смущённо двинув бровь.
— Дедушка... Похоже горные божества и духи опять чего-то хотят от нашей земли... в такое то время. Или всё-таки флейта делов натворила? Совпадения, они, конечно, совпадениями, но...
— Не забивай голову лишними мыслями, просто насладись чаем, порадуй своего дедушку за его старания, — улыбнулся Торимада.
— Подожди, а эти звуки... — Ёсимаса вгляделся в небо. — Аисты? Я вижу, как сюда летят птицы. Там, с запада, — указал он ладонью.
— Что? Не верю. Их в этих краях давно нет, — военачальник встал и выступил на внешнюю дорожку балкона, чтобы разглядеть небо. — Да быть такого не может, сила пяти ками¹... и их четыре, и они летят сюда. И всё же Оцу не лгал мне... но ведь раньше, когда я учился, они не слетались даже в его чайном домике на берегу Кин, где их полным-полно. Почему они сейчас слетелись, ещё и здесь...?
— Сам говорил, не забивай голову лишними мыслями, — присмешливо ответил на размышления своего дедушки Ёсимаса. — Думаю, прилёт аистов значит, что ты достиг значимых успехов в церемонии, и я с аистами согласен, — улыбнулся он.
Четыре аиста сели на перила балкона замка Хакка, разделяя вместе с самураями время за испитием ароматного чая, завезённого в Кин из далёкой восточной Ōйнадзума-токугоку 大電徳国.
«Пары чая подобны запаху утренней росы после сильного дождя, а вкус заставляет думать о полях распущенных цветков», — такую оценку озвучил чайный мастер из Камакуры, приплывший в «страну больших молний», перед местным рёсёгуном². Мысленно и юный самурай, и старый полководец разделяли подобные суждения, истинно наслаждаясь ароматом и вкусом. Местные сорта не могли похвастать такой же изысканностью и «богатством», а быть может присытились они, и чуждый вкус для них открытие чайного эстетства... В любом случае, амарайтя 雨雷茶 и вправду хорош, и по достоинству оценивается во многих регионах.
Торимада дал аистам по осирои камахана, и те быстро и довольно проглотили их. Удивился Торимада — видимо, для таких птиц это любимая сладость...

[Граф]

О, Япона-мать! Как тут не вспомнить старый анекдот (правда, китайский):
Приходит женщина к мудрецу и спрашивает:
- Скажи, почему мужчина может иметь несколько жен, а женщина мужей - нет?
- Вот смотри, - отвечает мудрец. - Что лучше: один чайник и шесть чашек или одна чашка и шесть чайников?
- Кончно, одна чашка и шесть чайников!
- Тьфу, ты, дура! - рассердился мудрец. - Такую притчу испортила!