№7 Голодный. Сытый. Злой, Дуэль №34 Опции

[Аптекарь]

В позолоченный кокон зашитое
В колыбели из оникса черного
Задыхается Богом забытое
Сострадание новорожденное

Голодный

Татьяна Семёновна уронила молоток, села на узкую скрипучую табуретку, напротив старого облупившегося стола, в дальнем углу крохотной задымлённой кухни. На грязной, почерневшей от гари плите, чадила пустая чугунная сковорода. В открытую форточку молочным туманом втекал с улицы чистый морозный воздух. В кухне постепенно становилось холодно.
Татьяна Семёновна сложила ладони лодочкой на липкой пожелтевшей столешнице и уставилась невидящим взглядом через открытый дверной проём в тёмный коридор, где у входной двери лежало, распластавшись в неестественной позе, остывающее тело Трофима Сергеевича.
В серых потухших глазах Трофима Сергеевича отражалась пыльная люстра из пластика с клочьями паутины между кристаллами искусственного хрусталя. Из приоткрытого рта стекала тонкая струйка густой слюны, а на коврике под головой темнело, расширяясь, кровавое пятно.
С минуту в квартире всё сохранялось в покое. Татьяна Семёновна казалась такой же мёртвой, как тело Трофима Сергеевича, но в её тощей груди под фартуком, под синей блузкой, под морщинистой кожей глухо стучало большое изнывающее сердце. Татьяна Семёновна почти не дышала, её глаза слезились то ли от дыма, то ли от осознания утраты. Подбородок её часто подрагивал, а плотно сжатые губы цедили, сдерживая, громкий отчаянный стон.
Мы с братом наблюдали за Трофимом и Татьяной, сохраняясь в тени, всегда в двух шагах, всегда за спиной. И только когда голод Татьяны стал невыносимым, когда резь в животе победила все тёплые чувства, когда она достала из выдвижного ящика самый большой и самый острый нож и направилась с ним к остывающему телу мужа. Только тогда мы показались на свет.
– За гриву держи! – Паша, схватил Татьяну за запястье и отвёл руку назад. Пальцы занемели, нож выпал из побелевшей ладони и звонко ударился об пол.
– Чёрт, вот это зубы! – я отскочил в сторону, а клыкастые челюсти сомкнулись, прихватив жёсткую ткань формы. – Вот гадина!
– За гриву держи! – Крикнул Паша.
Татьяна дёрнула головой, вырвала кусок материи, сплюнула его на пол, вывернулась и вцепилась зубами в ногу Паши. Он задавленно взвыл, размахнулся и глухо ударил кулаком в седой висок. От удара лопнула старая кожа, кровь брызнула на пол, Татьяна пошатнулась и осела.
– Твою мать, Серёга! – ругался Паша, рассматривая следы зубов над коленкой. – В кого ты такой неповоротливый?
– Да ты видел, какие у неё зубищи… – оправдывался я, скосив взгляд на обмякшее тело Татьяны.
– Обыкновенные, – Паша достал из кармана платок и флакончик перекиси, смочил рану и наспех перевязал. – Надо бы связать её, пока не очнулась. Дай полотенце или какую-нибудь тряпку подлиннее…
– Коменданта вызвал?
Отмахиваясь от дыма, я искал на кухне полотенце, Паша в это время возился с Татьяной в коридоре. Единственное, что мне удалось найти – это грязная мыльная тряпка, размокающая в маленькой кастрюльке, покрытой изнутри белым налётом кристаллизовавшейся хлорки. Поборов отвращение, я достал склизкую тряпку, хорошенько отжал её, вода густо брызнула мне на форму, и, отряхиваясь, вышел в коридор.
– Есть будешь? – чавкая, спросил Паша.
Трофим Сергеевич лежал на полу всё в той же неестественно позе с разрезанным наискосок животом. Паша аккуратно срезал тонкие кусочки мяса, клал их в рот и с аппетитом пережёвывал. Губы его были тёмными от крови, а глаза довольными и сытыми, как у накормленной собаки.
– Сырое? Не буду. Подцепишь ещё что-нибудь. Они же что попало жрали…
– Консервы они жрали, – возмутился Паша, подобрав с ножа очередной кусок.
– Знаю я эти консервы. Бомжатина и туберкулёзники, – я скривился от отвращения. – Ты коменданта вызвал?
– Да щас! Надо своё забрать, иначе ничего не достанется. Слышал, у этого, – Паша ткнул ножом в грудь Трофима Сергеевича, – все запасы отняли.
– Ага, но он-то кто? Вша.
– Ага, – кивнул Паша, – Только и мы не далеко ушли.
Я пожал плечами. Жрать действительно было нечего, а до раздачи ещё восемь дней.
– Давай хоть зажарим, там сковорода горит. И эту, – я толкнул ногой Татьяну, – связать надо.
– Всё сделано, гражданин начальник! – Паша показал мне ленту на запястьях старухи. Ткань врезалась в кожу и перетянула вены до того, что кисти посинели и набухли. – Из фартука вырезал, – пояснил он.
– Режь тогда, и тащи в машину. Коменданту скажем, что она сожрала.
– Поверит?
– Не поверит – поделимся. Он тоже голодный, – я усмехнулся и затолкал грязную тряпку в озверевшую пасть Татьяны.

Сытый

Дмитрий Олегович уселся в широкое бархатное кресло, за большой круглый стол в центре просторного зала с малахитовыми колоннами. Позолоченный ножки кресла прочно упёрлись в глянцевую поверхность мраморных плит, заскрипели от натуги, но и на этот раз не подвели. Вокруг услужливо кружили официанты с подносами, подавали одно блюдо за другим. Меняли тарелки, приборы, бокалы.
Всё, что было в зале – было живым. Живой блеск хрусталя и столового серебра, живые ароматы цветов, букетами расставленных на столе, живое тепло резного, полированного дерева столешницы. Даже свет с расписного потолка спускался мягкими живыми волнами.
– Лучше всего красное, – советовал пожилой сомелье, повернув влажную бутылку этикеткой наружу.
– К этой подошве только водку подавать. А лучше залить всё спиртом и спалить. Из кого эта отбивная? Из тощей старухи? – Дмитрий Олегович бросил вилку, откинулся на спинку кресла. Вилка скользнула по столу, оцарапала лакированное дерево и звонко ударилась о дно вазы.
– Никак нет, – сомелье поклонился и отступил на шаг, – по спцзаказу. Из питомника.
– Чёрти что! Оторвать бы руки тому, кто это приготовил.
Дмитрий Олегович поднял бокал, повертел его в руках, чтобы вино закружилось и заиграло в свете огромной хрустальной люстры. Радужные блики, отражённые тысячами кристаллов, блестели на кромке Бургунди, тонули и растворялись в плотном красном вине. Дмитрий Олегович поднёс бокал к широкому носу и недовольно принюхался.
– Разбавленное?
– Что вы, ни в коем случае! – сомелье отступил ещё на шаг. – По спецзаказу. Из…
– Голову бы снять тому, кто это заказывал.
– Непременно, – кивнул сомелье и отступил ещё, – непременно накажем.
Дмитрий Олегович поставил бокал, перегнулся через подлокотник и, прищурившись, посмотрел в глаза старику.
– Врёшь ты всё, – вкрадчиво произнёс он. – Думаешь, я не знаю, как вы друг друга прикрывате? Как вы все, – он обвёл пальцем официантов, – таскаете мясо из холодильников, будто я мало плачу. И вот это, – толстые пальцы схватили отбивную с тарелки, сжали её так, что сок брызнул во все стороны, – это мясо тощей старухи.
Дмитрий Олегович оскалился и бросил смятый кусок к ногам сомелье. С мерзким звуком мясо прокатилось по мрамору, оставив за собой тёмный жирный след.
– Принесите мне что-нибудь съедобное. А это кусок можете забрать вместо суточного жалования, – он усмехнулся. – Не стесняйтесь! Больше ничего не получите.
Дмитрий Олегович облизнулся, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки; не было для него ничего слаще возможности отнять и присвоить чужое. Он наслаждался, поглощал густую терпкую обиду, вдыхал тяжёлый аромат отчаянья, смаковал кисловатый привкус страха. От этого внутри разливалось приятно тепло, как от хорошего вина, как от плотного ужина.
Только так он чувствовал себя по-настоящему сытым.

[Леостат]

А где же Злой?
Мини зарисовочки... не связанные между собой...
Вроде не плохо, но идеи я не увидел.

[silverrat]

Татьяна Семёновна уронила молоток, села на узкую скрипучую табуретку, напротив старого облупившегося стола, в дальнем углу крохотной задымлённой кухни. На грязной, почерневшей от гари плите, чадила пустая чугунная сковорода. В открытую форточку молочным туманом втекал с улицы чистый морозный воздух. В кухне постепенно становилось холодно.
Татьяна Семёновна сложила ладони лодочкой на липкой пожелтевшей столешнице и уставилась невидящим взглядом через открытый дверной проём в тёмный коридор, где у входной двери лежало, распластавшись в неестественной позе, остывающее тело Трофима Сергеевича.
В серых потухших глазах Трофима Сергеевича отражалась пыльная люстра из пластика с клочьями паутины между кристаллами искусственного хрусталя. Из приоткрытого рта стекала тонкая струйка густой слюны, а на коврике под головой темнело, расширяясь, кровавое пятно.

Не хочу обидеть автора, но очень много определений. У каждого существительного по два прилагательных, "узкую скрипучую", "старого облупившегося" , "пустая чугунная". Пыльная люстра из пластика с паутиной. Через них продираешься, как сквозь дремучий лес. Пока представляешь все эти определения, сюжет стоит на месте. Почему бы не начать просто:
"У двери (входной, выходной, какая разница?) лежало тело Трофима Петровича" И далее уже действие с телом. То, что оно остывало надо было пояснить дальше. Потому что "остывающее", значит это ярлык.

[*Drago*]

Название даёт ненужные аналогии с одним известным романом. Да, внимание привлекает такое название, но стоит ли так делать?
Сам расск... Кстати, а тут был рассказ? Две зарисовки, ни о чём. Никакого смысла, никакой связи. Набор образов. И совершенный моветон давать в названии три части, а в тексте лишь две.
Лютая тоска.

[Серый Манул]

Татьяна Семёновна уронила молоток, села на узкую скрипучую табуретку, напротив старого облупившегося стола, в дальнем углу крохотной задымлённой кухни.

И дальше все в таком духе.... ладно стиль так стиль.

Лучше бы тут от первого лица не описывать. Слишком метафорично.

Живой блеск хрусталя и столового серебра, живые ароматы цветов, букетами расставленных на столе, живое тепло резного, полированного дерева столешницы. Даже свет с расписного потолка спускался мягкими живыми волнами.

Слишком много жизни....


Честно - хрень. Одна описательность, никакого сюжета, никакой идеи. Лишь каннибалы какие-то непонятные и чревоугодие. Написано не плохо, словарный запас большой, но навязчивый стиль. Прочитал забыл через секунду о чём. Это не фантастика, чернуха какая-та.

[silverrat]

Лучше бы тут от первого лица не описывать. Слишком метафорично.

Ето не первое лицо, а третье.

[Серый Манул]

Ето не первое лицо, а третье.

– Чёрт, вот это зубы! – я отскочил в сторону, а клыкастые челюсти сомкнулись, прихватив жёсткую ткань формы. – Вот гадина!

[Полудиккенс]

Название даёт ненужные аналогии с одним известным романом.

С каким, если не секрет? Или вы хотели сказать - с фильмом?

Пока представляешь все эти определения, сюжет стоит на месте. Почему бы не начать просто:"У двери (входной, выходной, какая разница?) лежало тело Трофима Петровича"

Так может, лучше просто "У двери тело"? Или даже просто "Тело"? Так сказать, ночь, улица, фонарь, аптека...

[*Drago*]

С каким, если не секрет? Или вы хотели сказать - с фильмом?

Я говорю ровно то, что собираюсь. То что у вас возникли мысли относительно названия говорит о том, что либо вы автор, либо ассоциации схожие.
Роман называется "Есть, молиться, любить". Если точнее, то "Есть, молиться, любить: Один год из жизни женщины в путешествии по Италии, Индии и Индонезии в поисках ВСЕГО", но известно произведение именно по первым трём словам названия. Так что я не говорил о "Ешь, молись, люби", хотя в плане названия, а я говорю исключительно о названии, это не столь принципиально.

[Полудиккенс]

Я говорю ровно то, что собираюсь. То что у вас возникли мысли относительно названия говорит о том, что либо вы автор, либо ассоциации схожие.Роман называется "Есть, молиться, любить". Если точнее, то "Есть, молиться, любить:

Я не автор, и по мне это явная отсылка к Серджио Леоне и его "Хороший, плохой, злой"...

[Гость_Anger Builder_*]

Гм. А о чём это всё? Где идея? Надо было в третьем куске объединить две истории в одну с неожиданным поворотом, тогда было бы интересно. ИМХО.

[*Drago*]

Я не автор, и по мне это явная отсылка к Серджио Леоне и его "Хороший, плохой, злой"...

Фильм? Не знаком, простите. В любом случае в моём примере название отражало смысл. Здесь оно тоже что-то отражает, наверное... Одно из двух, или тут какая-то тайна, или её тут нет

[Серый Манул]

О чём спор? Название явная отсылка к финалу Доларовой Трилогии.

[*Drago*]

Да пофиг...

[Граф]

Незачет. Избито и незакончено.

[karpa]

Татьяна Семёновна казалась такой же мёртвой, как тело Трофима Сергеевича, но в её тощей груди под фартуком, под синей блузкой, под морщинистой кожей глухо стучало большое изнывающее сердце.

- автор, забыли про мышцы и ребрышки.

Идея отсутствует напрочь.

[Nekto]

Гм. А о чём это всё? Где идея?

Идея отсутствует напрочь.

Вы об чём? Какая идея?
Здесь не до жиру, хотя бы сюжет какой. Сюжета и близко нет. Это даже не зарисовка, просто набор слов.

Татьяна Семёновна уронила молоток, села на узкую скрипучую табуретку, напротив старого облупившегося стола, в дальнем углу крохотной задымлённой кухни.

Это просто чудовище, а не предложение. Так ли уж важно напротив чего села Татьяна Семёновна? Так ли уж важно, что табуретка была узкой и скрипучей?
Эти многоярусные, тяжёлые, избыточные описания распирают маленькую задымлённую кухоньку до размеров галактики. И вот я уже дезориентирована, потеряна среди этих облупившихся столов и скрипучих табуреток. И я уже не понимаю, к чему тут вообще Татьяна Семёновна, и каковы её точные координаты.
И это только первое предложение.

Мы с братом наблюдали за Трофимом и Татьяной, сохраняясь в тени, всегда в двух шагах, всегда за спиной. И только когда голод Татьяны стал невыносимым, когда резь в животе победила все тёплые чувства, когда она достала из выдвижного ящика самый большой и самый острый нож и направилась с ним к остывающему телу мужа. Только тогда мы показались на свет.

Ну, это я знаю, Ночной дозор и читала, и смотрела.
И раскалённая сковородка тоже оттуда, родимая.
И всё же - сюжета нет. Набор слов.

словарный запас большой,

Это точно. И все известные ему слова автор использовал в данном тексте.

[Гость_Сочинитель_*]

Что-то в этой дуэли сплошь свиньи и каннибализм.
Так вполне неплохо, если бы развить и завершить.

Татьяна Семёновна уронила молоток, села на узкую скрипучую табуретку, напротив старого облупившегося стола, в дальнем углу крохотной задымлённой кухни.

Это просто чудовище, а не предложение. Так ли уж важно напротив чего села Татьяна Семёновна? Так ли уж важно, что табуретка была узкой и скрипучей?
Эти многоярусные, тяжёлые, избыточные описания распирают маленькую задымлённую кухоньку до размеров галактики. И вот я уже дезориентирована, потеряна среди этих облупившихся столов и скрипучих табуреток. И я уже не понимаю, к чему тут вообще Татьяна Семёновна, и каковы её точные координаты.
И это только первое предложение.

Со своей стороны не соглашусь с вами. По мне так очень сочное предложение.

Серджио Леоне и его "Хороший, плохой, злой"...

Фильм? Не знаком, простите.

Это ж классика вестерна с участием ковбоя всех времён и народов Клинта Иствуда.

[*Drago*]

Это ж классика вестерна с участием ковбоя всех времён и народов Клинта Иствуда.

Вестерны я смотрел лет этак двадцать назад. Если не брать в расчет "Маверика", "Быстрого и мертвого" и "Ковбоев против пришельцев". С тех пор мало что осталось в памяти. Да и нравились мне больше югославские фильмы с Гойко Митичем, если память не подводит. Увы (
А Иствуда я помню больше как детектива из полицейских фильмов. Они были всё однотипны, но адреналина давали море )

[Гость_Сочинитель_*]

фильмы с Гойко Митичем

Да, тоже помню самого индейского индейца. Ещё в далёком-предалёком детстве смотрел. Только фильмы, вроде как, производства ГДР. Хотя могу ошибаться. Давно, слишком давно смотрел.