Весь этот цирк Автор: razuka , Высокие отношения Опции

[Дон Рэба]

К вечеру коммандер Олсон окончательно принял нехитрую истину: вылазка на грунт провалилась. Казалось бы, что могло ей помешать? Вверенный эсминец болтается на орбите и проводит «ремонт силами экипажа» под приглядом старпома. Экипаж драит, чистит и полирует судно под началом боцмана. Блок искусственной гравитации на замену ожидается не раньше, чем послезавтра. Отчего бы командиру не провести пару дней на планете? Что может пойти не так?

«Не так» было с планетой. Олсон мечтал о завтраке с крепким кофе и свежевыжатым соком. О долгих прогулках, о дикой природе. Об ужине с сочным стейком и пиве с ароматом хмеля. О сексодроме в номере отеля и томных девушках с золотистым загаром. Но гостиничный ресторан походил на столовку в летном училище с пластиковыми столами, кофе был мерзкой бурдой. Местная природа оказалась бескрайним полем валунов, покрытых серым лишайником. Коммандер добрался до озера и обнаружил лужу, затянутую кошмарной буро-зеленой ряской. Жители отличались бледной кожей и нездоровой худобой, а городок представлял собой множество выставленных по линейке стандартных бараков. И, главное, дороги! Что мешало сделать хотя бы ровные дороги? Асфальт — это же так просто! Олсон задумался. С асфальтом он, пожалуй, поторопился. Асфальт — это нефть, которой на планете нет. Ну, все равно, придумали бы что-нибудь. Вот эти криво подогнанные камни (брусчатка — всплыло в памяти давно забытое слово) — это ведь не выход.

Спотыкаясь, коммандер брел к центру городка и искал, где бы поужинать. Ресторан, кафе, таверна, чайхана — неважно, лишь бы приличная. Увы, за все время прогулки ему встретились только две пивные. Да и те неприятно походили на разливочные у станций монорельса на родной Саланте, где ошивались маргиналы и прочая шпана. Олсон даже подумал вызвать челнок и вернуться на корабль, но этот демарш стал бы плевком в лицо всему экипажу. Непонятно почему, но вот положено всеми силами стремиться на планету. Хоть на день, хоть на пару часов. Интригуют, выслуживаются, ухитряются даже в самоволки ходить, а это на космическом корабле ох как непросто. А тут — взял и вернулся. Это как на глазах у голодного бифштекс в утилизатор запихать. И что им всем так сдался этот грунт?

Коммандер в очередной раз споткнулся на… Как ее там? Точно, брусчатке, и решил, что с него хватит: он доходит до следующего перекрестка, и если ничего примечательного не увидит, то возвращается в гостиницу. До ужина еще почти два часа, и тамошняя столовка совсем не располагает к отдыху, но там, по крайней мере, чисто.

Афиша висела сразу за перекрестком. Прямо из стены длинного скучного барака будто выламывалось огромное, яркое, цветастое: «Спешите! Цирк доктора Эспозито: дрессированный мегогр, бесстрашные канатоходцы и мадемуазель Жозефина — женщина-мотылек». Олсон остановился возле афиши, разглядывая картинку. Аляповатые цвета, наползающие друг на друга строчки… Но, похоже, живые артисты, хотя в цивилизованных местах давно уже в ходу виртуалка. Наверное, это довольно мило. Наверное, это даже трогательно. Наверное, это может очаровать какого-нибудь пресыщенного эстета. Но коммандер не являлся пресыщенным эстетом и уж точно не считал себя очарованным, ему просто нужно было занять вечер. Только идти на представление он почему-то стыдился. Действующий военный, командир эсминца — и провинциальный цирк…

Олсон воровато огляделся, напустил на себя скучающий вид и юркнул в обшарпанные ворота. Протянул кассиру кредитку, кивнул огромному привратнику в раззолоченном мундире и отправился искать место в зале.



* * *



Как же хочется нормально накраситься. Хоть раз наложить макияж тонкий, аккуратный, почти незаметный — тон в цвет кожи, едва тронуть румянами скулы, чуть оттенить глаза — и сделать себя по-настоящему красивой. Но не выходит. Вечером представление, и приходится накладывать грим — приклеивать жуткие ресницы, осыпать лицо блестками, рисовать убогую и страшную маску. А после выступления нужно краситься для свидания с очередным кавалером — вызывающе, вульгарно. Кавалеры любят ярко накрашенных спутниц — в полутьме бара обычное лицо выглядит бледной пугающей тенью. Утром непременно нужно смыть боевой раскрас подчистую, и дать коже отдохнуть до вечера. Тело надо беречь, чтобы сохранить привлекательность как можно дольше. Девушке в моем положении вообще приходится быть очень расчетливой.

Я заканчиваю рисовать брови и влезаю в сценический костюм. Глухое блестящее трико будто выставляет меня напоказ, подчеркивает все изгибы моего тела, рекламирует, зазывает. Выступать голой и то было бы скромнее. Во второй половине представления «вторая кожа» превратится в платье, вот оно нравится мне гораздо больше.

Костюм заказывал сам сеньор Эспозито, лично, и постарался на славу. Вникал во все детали, выбирал материал и расцветку, придирался, заставлял переделывать, подгонять. Кстати, это он придумал мой номер. И вообще здорово мне помог, хотя и дал дурацкий псведоним — мадемуазель Жозефина. Я ведь не цирковая. Они все здесь не работают — живут. Династиями, поколениями на арене. В своем особом мире, куда нет хода чужим. А я пришлая, со стороны. Сейчас они приняли меня в свою среду, но поначалу без поддержки Эспозито я бы не выжила.

Когда шпрехшталмейстер начинает объявлять мой номер, я все еще сижу в своей гримерке. Обычной артистке нужно размяться, растянуть связки и мышцы, но у меня после инцидента на Фламенко связки готовы всегда и на все.

С арены зал кажется единым организмом — чудовищным, алчным. Он смотрит на меня сотнями глаз, жарко дышит сотней глоток. Я одна, маленькая и беззащитная, на огромной плоской арене, мне хочется спрятаться от этого жадного внимания, забиться в какую-нибудь щель. Я повторяю заученные движения, выгибаюсь, растягиваюсь на своем обруче, завязываюсь узлом, изображая большую сверкающую гусеницу. Но в определенный момент гусеница должна превратиться в бабочку. Застежка на спине расходится, и я, извиваясь, выползаю из трико, цепляюсь одной рукой за крюк, и техника возносит меня под самый купол, где уже ждут трапеции. Белоснежное невесомое платье порхает вслед моим движениям как крылья мотылька, а я перелетаю с одной трапеции на другую, парю, зависаю под куполом, выделывая невозможное.

И в какой-то момент на меня накатывает.

Это происходит всегда, на любом выступлении. Я с цирком уже десяток лет, и все десять лет мы мотаемся по этой звездной системе на старых посудинах, не способных уйти в прыжок. Пару недель тут, месяц там. Четыре планеты и всего три десятка городов, каждый — считай, отдельное государство. Среди этих городов нет двух одинаковых — у каждого своя судьба, своя история. Разные законы, разные обычаи, разные люди. Но каждый раз это происходит — на любой площадке, с любой публикой.

Я наслаждаюсь полетом, упиваюсь свободой, мои чувства передаются залу, зрители восторженно смотрят на порхающую под куполом белую фигурку. В этот момент зал для меня распадается на отдельных людей. На их лицах восхищение, влюбленность, обожание и… похоть.



* * *



Коммандер Олсон, вытирая пот, выбрался на улицу. За спиной продолжалось выступление, фальцетом переругивались коверные, раздавался детский смех. Хотелось курить, надраться, набить кому-нибудь морду, но больше всего хотелось ее. Что же с ним такое? Не мальчик ведь, чтобы вот так терять голову.

— Мадемуазель гимнастка закончила выступление, — громила-привратник говорил тихо и как-то слишком деликатно. — Если хотите познакомиться, налево по улице цветочный магазин. Всемерно рекомендую.

Коммандер коротко кивнул, сунул привратнику какую-то мелочь и быстро зашагал прочь. И только когда оказался перед магазином, понял: он шел вовсе не куда глаза глядят, а именно налево по улице, как и советовал этот раззолоченный орангутанг. Странно, но именно цветочный магазин вернул Олсону уверенность в себе. Мир вокруг стал нормальным, привычным, и сегодняшний день, такой нескладный и пустой, обрел смысл. Он на грунте, пользуется минуткой отдыха, посетил цирк, и скоро у него свидание с гимнасткой. Все ясно, все логично. И, главное, понятно, что делать дальше.

Достойный букет в магазине оказался всего один — возвышался монументом среди мешков с удобрениями и россыпи горшков с чахлыми побегами. Огромный, яркий, абсолютно чуждый тесному и мрачноватому сараю. Непонятно кому он мог понадобиться в этом захудалом городишке, но, судя по тому, как уверенно продавец заломил несусветную цену, спрос был. Впрочем, торговаться Олсон не собирался. К привратнику он вернулся другим человеком — уверенным, собранным, небрежно держащим несуразно огромный букет.



* * *



Мое лицо в зеркале кажется застывшей маской. Я выдавливаю на салфетку гель и стираю с лица грим. Простые, привычные движения — то, что нужно, чтобы прийти в норму. Пульс частит, руки дрожат, время от времени по телу тягучей волной проходит спазм — как и всегда после выступления. Не от физической нагрузки, это реакция на публику, на зал. Не знаю, у всех артистов так, или я исключение. За десять лет мне так и не довелось ни с кем пооткровенничать на данную тему, близких друзей у меня нет. Цирковые приняли меня, включили в свой мир, я могу положиться на них практически во всем — могу попросить взаймы, и мне не откажут, в любом конфликте они примут мою сторону — но по-настоящему своей я для них так и не стала.

Чак, привратник, просовывает бородищу в дверь и сообщает, что очередной кавалер отправился за переходящим букетом. Этот букет — доля Чака. Утром он потащит его обратно в магазин и будет до одури торговаться с хозяином, после чего букет займет почетное место на полке до следующего вечера. Меня больше интересует поклонник.

Чак объясняет, что воздыхатель, похоже, командир эсминца, который уже сутки болтается у нас на орбите, только какой-то он малахольный.

Беда с этими наземными, ничего они не понимают: это же командир эсминца проекта «Вепрь»! В голову против моей воли вылезают вбитые в училище характеристики. Быстрый, маневренный, почти незаметный. Мощное вооружение и способность выпустить боезапас одним залпом, примерно за полсекунды, что намекает на время жизни в бою. Вряд ли его командир — малахольный. Неуравновешенных там не держат. Мне, например, такая должность не светила даже при самом лучшем раскладе. А уж что получилось...

Воспоминания обрушиваются на меня.

Третий учебный прыжок — всего третий! — и первый самостоятельный. Почему я выбрала именно эту систему? Могла ведь ткнуть пальцем в любую другую. Нет, решила, что это будет красиво. Символично. Первый прыжок на Полонез, второй — на Фокстрот. И как только увидела в списке Фламенко, то поняла, что первый самостоятельный прыжок будет именно туда. Это решение определило всю мою жизнь.

Ученые ведь так и не разобрались, что произошло со мной во время прыжка. Что именно случилось в том месте, где нет ни пространства, ни времени, ни материи, почему изменились клетки моего организма. Я, как дурочка, прилежно написала в дневнике самонаблюдений: «улучшение физической формы, легче делать упражнения на растяжку», хорошо, хоть о своей способности зависать в воздухе на добрый десяток секунд я узнала значительно позже. И только когда началась паника, когда врачи констатировали «аномальную эластичность связок и сухожилий», я осознала, что на самом деле означает изменение — любое! — в организме пилота после прыжка. Во время прыжка материи не существует, и в точке выхода появляется в каком-то смысле другой человек, но какая разница, если он — точно такой же, как был? А я оказалась другим человеком. Да и человеком ли?

Из летного меня вышибли. Если бы я уже служила, все сложилось бы иначе, а так у меня был только куцый курсантский контракт, который училище расторгло по медицинским показаниям. Никаких выплат, никакой пенсии, никакой специальности. И нехороший, липкий интерес управления безопасности. А вдобавок запрет на любые перелеты через прыжок. Мне даже не дали вернуться домой, я так и осталась здесь, на Фламенко.

Все-таки, мне повезло, что я прибилась к этому цирку, который мотается на федеральный грант именно по этому, никчемному и бездарному миру, принося в него хоть какое-то подобие культуры. Цирковым плевать на мое прошлое, их не удивляет моя ненормальная растяжка и мои затяжные прыжки под куполом без страховки, к такому — назовем вещи своими именами, — уродству здесь привыкли.

Я, наконец, заканчиваю снимать грим и разрисовываю лицо «на вечер». Грубо, ярко, топорно. Кровь бурлит, азарт, нетерпение, злость — хорошая, боевая — охватывают меня. Командир военного корабля — это мой шанс. Скорее всего, единственный. Мне надо оказаться хитрее его, расчетливей, и, в конечном счете, сильнее. Ну что, поглядим кто кого? Джентльмен хочет экзотики? Да не вопрос, получит. В коридоре, в «предбаннике» перед гримеркой, где маринуется поклонник, я появляюсь в полном великолепии, громко стуча высоченными шпильками. Пусть сначала услышит меня, соберется, может, будет выглядеть не так глупо с этим чудовищным букетом.

Я захожу в комнату и чувствую, как слабеют колени. Потому что узнаЮ его.



* * *



Олсон спит, раскинувшись на огромной кровати в своем номере, постаревший, слегка обрюзгший, с намечающейся лысиной. Служба, а может, и жизнь, изрядно потрепали его, и сейчас в нем сложно разглядеть того красавца, по которому сох весь женский состав летного. Я была на втором курсе, он — на пятом, и мне — стеснительной, серенькой, невзрачной — ничего не светило. Он меня просто не замечал. Избалованный женским вниманием, он глядел сквозь меня. Так смотрят на стул в учебном классе. Я любила его издалека, ни на что не надеясь, даже не мечтая о взаимности. Лишь бы видеть его, лишь бы быть поблизости.

Известие о том, что практику мы проходим на одном корабле, осчастливило меня. Каждый день, проведенный рядом с ним, сохранился в памяти до мельчайших подробностей, и прыжок на Фламенко тоже. Даже сейчас я могу подробно описать, как выглядел и что делал Олсон в тот момент на мостике. Я глядела на него влюбленными глазами и не видела ничего вокруг. Вот он отвлекается от приборов, поворачивается ко мне, кивает, а я, растаяв от нежности, отправляю корабль в прыжок.

Строго говоря, времени в подпространстве нет, но субъективно прыжок проходит мгновенно, а для меня время растянулось. Меня окружал теплый и ласковый свет. Я ощущала его мягкие прикосновения, интерес, дружелюбие, симпатию. Он ничего не ждал, ничего не хотел от меня, он просто дарил мне свою любовь. Я чувствовала, что могу остаться в нем навсегда, раствориться в этом покое, найти свой Эдем. Но я вернулась. Думала, что к Олсону, но, оказалось, к скандалу, к отчислению из летного и к запрету на прыжки.

Долгие годы в этой никчемной системе я ждала своего шанса, копила деньги, заводила сомнительные и рискованные знакомства и все ради того, чтобы оказаться на корабле. Мне нужен один, только один прыжок, чтобы вернуться к свету, раствориться в его ласковых лучах, остаться с ним навеки.

И вот, наконец, на Фламенко появился некто, обладающий абсолютной властью на боевом корабле. Тот, кто сможет провести меня на борт. Я все сделала правильно, я дождалась. Олсон меня не узнал, сейчас он полностью в моей власти. Достаточно попросить его, и в следующий прыжок он уйдет со мной, наплевав на уставы, запреты и правила.

Но я не смогла выдавить ни слова. Не смогла подставить когда-то любимого человека. Когда выяснится, что коммандер взял на корабль непонятное существо (а я и сама не уверена в том, кто я), его ждет трибунал.

Казалось бы, о чем тут думать? Все просто: его судьба против моей, а своя рубашка, как известно, ближе к телу. И все же, я не могу подвести его под приговор.

Стараясь не шуметь, я встаю с постели и торопливо одеваюсь. Не удержавшись, открываю коробочку с роскошными сережками — подарком Олсона. Наверняка стоят целое состояние. Где только нашел такие в нашем захолустье? Даю себе слово, что никогда не продам их, сохраню на память, как бы не сложилась дальше моя судьба. Впрочем, пора заканчивать весь этот цирк — интриговать, копить деньги, заводить знакомства с приезжими. Что-то мне подсказывает: второго шанса не будет. Судьба улыбается каждому, но лишь однажды.

Двери отеля закрываются за моей спиной, и меня окутывает летняя ночь. Шпилька проваливается между плитками брусчатки, и я чуть не падаю. Снимаю туфли и дальше иду босиком. По моему лицу бегут слезы, на душе печаль, и в то же время я чувствую облегчение. Вроде повидала немало, нырнула почти на самое дно, а вот поди ж ты — осталась все той же влюбленной дурочкой со второго курса.

[tanasa]

Доброго времени, автор!
С вашим рассказом не все так просто. С одной стороны очень не плохая фантастика. Неординарная. Я бы сказал даже +...
Попробуем разобраться?

Рассказ захватывает контрастом между антуражем и вечными человеческими разочарованиями. Сильные стороны — глубина персонажей, особенно трагичная история артистки, и атмосфера унылой планеты, которая мастерски передана через детали: брусчатка, серый лишайник, убогие пивные. Двойная перспектива (Олсон и девушка) добавляет объёма, раскрывая мотивы героев.

Однако сюжет местами топчется на месте: избыточные описания быта эсминца и цирка, лично по мне, замедляют динамику. Диалоги Олсона с самим собой кажутся надуманными, а его внезапная влюбленность — слабо мотивированной. Финал, где героиня жертвует шансом из-за ностальгии, выглядит шаблонно, напоминая типичный «груз прошлого». Зачем вводить фантастические элементы (прыжки, мутации, тут бы чуть раскрыть побольше), если ключевой конфликт сводится к мелодраме?

Тем не менее, рассказ цепляет проработкой второстепенных деталей. Даже та же брусчатка, дана не просто так) Автор умело играет на контрастах: космическая грандиозность и провинциальная убогость, мечты и реальность. Жаль, что потенциал мира и персонажей не раскрыт полностью, упершись в предсказуемую мораль о «возвращении к истокам». Вывод: талантливо, но неравномерно — хочется меньше пафоса и больше смелости в развитии идей! (На самом деле, немного догадываюсь кто написал. Отзыв написан в расчете на конкретного автора. Если ошибся, и написано кем-то другим, уж простите. В любом случае отзыв какой есть. Надеюсь, что полезный.).

Автору удачи!

[nmgvladimir]

Ну, неплохо. Сюжетец тоже простенький, но рассказ скроен хорошо, ладно.
Без особых эмоций, но заинтересовывает.
Вот только Олсон какой-то рано постаревший. Если я правильно понял хронологию, то ему не больше 35.
Абидна!))

[tanasa]

Ну, неплохо. Сюжетец тоже простенький, но рассказ скроен хорошо, ладно.
Без особых эмоций, но заинтересовывает.
Вот только Олсон какой-то рано постаревший. Если я правильно понял хронологию, то ему не больше 35.
Абидна!))

да, я тоже немного путанулся в его возрасте)

[nmgvladimir]

да, я тоже немного путанулся в его возрасте)

Возможно, автор просто молод!)

[tanasa]

Возможно, автор просто молод!)

Не думаю. Иначе, если честно, меньше придирался. (да простит нас автор небольшой флуд)

[Рыжая вешка]

Об ужине с сочным стейком и пиве с ароматом хмеля.

- не знаю почему, но у меня прочиталось, что Олсен ужинает ВМЕСТЕ со стейком, а не закусывает им.

С первых строк даже вздрогнула - у меня тоже есть рассказ с командиром Ольсеном. Конечно про космос. Мягкий знак в фамилии моего героя несколько смягчил восприятие этой ситуации
Мне кажется, что я тоже догадалась об авторстве. Про букет - переходящий приз - догадалась сразу же. Уж сильно смачно автор его описал. Да и ситуация в советском кино мелькала. Но это не портит сам рассказ, нет.
Вот сижу сейчас под впечатлением - не увидела в тексте ничего лишнего - и думаю, что ближе к концу я всё-таки надеялась, что будет продолжение.
Очень понравилось превращение под куполом. И да, с возрастом Олсена что-то не то. Рано постарел или космос не красит?..

*ухожу, навевая:
По острым иглам яркого огня
Бегу, бегу — дорогам нет конца
Огромный мир замкнулся для меня
В арены круг и маску без лица…

[Людена]

Мелодраматический момент - лучшее в рассказе.
Грустная история.

Вопросы возникли к сюжетной линии.

Откуда взялась такая неустроенная планета? Что с ней не так - неразумные действия властей, равнодушие жителей к собственным судьбам, нехватка финансирования? Что?

С одной стороны - космические эсминцы, прыжки через пространство, вроде бы, техника высокого уровня и так далее. А с другой - зачем вообще прыгать в такие убогие места? Чтобы погулять по брусчатке?

Контраст выглядит как-то ненатурально. Зато этот контраст играет на руку именно мелодраматической составляющей.

Кстати, с героиней тоже не всё ясно. Если уж её списали, как поломанную деталь, после неудачного прыжка, - почему её мутацию не начали изучать в каком-нибудь научном медицинском учреждении? Дабы выявить закономерность между прыжками в космосе - и такими удивительными последствиями для человеческого организма? "Разбазаривание кадров" - (с) - вот как это называется.

Такое впечатление, что курсантов хоть отбавляй, кому не повезло из-за прыжка - выметут, как ненужный мусор.

Хотя такой подход к курсантам, описанный автором, тоже играет на руку мелодраматическому моменту.

И действительно, получается - что: весь этот космический антураж, как и неблагоустроенность бедной и скучной планеты - на которую неизвестно, зачем вообще лететь, разве что для отработки этих пресловутых прыжков через космическое пространство, - всего лишь декорации для описания переживаний героини, вынужденной работать в захудалом цирке на этой планете после произошедшей с нею мутации, или что уж там с ней случилось.

Контраст между техническим уровнем эсминца и неблагополучием планеты получился каким-то картонным, причём, обе части декораций попали на сцену - то есть, в происходящее действо - словно бы из разных спектаклей.

По-человечески понятны только переживания героини, хотя принесённая ею жертва выглядит натянутой. Она сама себя уговорила не тревожить Ольсена своей персоной. Попахивает не самой достоверной, какой-то доморощенной психологией, хотя, наверное, со мною согласятся далеко не все читатели-критики.

В общем, странно. Понятно, но, тем не менее, странно. Испытываю чувство неудовлетворённости, как читатель, хотя и понимаю, что все детали работают исключительно на последнее решение главной героини, для того эти детали и прописаны именно в таком ключе.

Написано хорошим языком, хотя несколько запятых явно не на своих местах.

[Людена]

**Поправила опечатку в рецензии. )

[nmgvladimir]

Кстати, да. Странностей хватает. Меня заинтересовал момент с букетом - сколько раз его можно таскать туда сюда до потери товарного вида? Цветы же, судя по всему, обычные.

[tanasa]

Кстати, да. Странностей хватает. Меня заинтересовал момент с букетом - сколько раз его можно таскать туда сюда до потери товарного вида? Цветы же, судя по всему, обычные.

Да в принципе раз 5-6 можно . Даже в современных реалиях. А что, вечером купил, пять минут до вазы, и снова назад в магазин)

[Главный Маг]

Хотя такой подход к курсантам, описанный автором, тоже играет на руку мелодраматическому моменту.

Капитализм, однако.
Не подошел - гуляй смело.

Рассказ хороший.
Планет неустроенных полно и у Азимова, и у Гаррисона, и у кого угодно, это не вопрос.
Вариантов масса - торговля чем-то, хоть чем, контроль за местным правительством, не удумали ли чего вредного... и так далее.
И человек описан такой, про которого Горький писал - Человек - это звучит гордо!
здоровье испортилось, а вот совесть - нет.

[Людена]

Главный Маг, я и не говорю, что рассказ плохой. Но странности и неувязки в нём присутствуют, тем не менее. )

[Солангри]

Простой, незамысловатый рассказ о потерянной любви и как всё могло быть иначе.
Фантастику здесь добавляет только космолёт.
Меньше чем хорошо.

[Иван Приказный]

Что то в этом есть

[Рыжая вешка]

Иван Приказный - это не отзыв.

[karpa]

Дорогой автор!

Лично мне рассказ понравился. Цирк - это целый мир, обособленный и свой собственный. За пределами шатра - все чужое и ненужное. Артисты цирка варятся в собственном соку и эмоциях. Если в захолустном городке есть такой цирк, горожане и приезжие должны быть счастливы.

Судьба героини - отдельный вопрос. Она оказалась лабораторным кроликом в космическом гиперпрыжке - она изменилась физически, и не сумела это скрыть от медицинской комиссии (не хватило ни хитрости, ни опыта, ни страха перед будущим). Но внутренний мир, внутренняя порядочность героини оказались на высоте: она не смогла перешагнуть через чувство первой любви, дабы не насолить дорогому человеку.

Очень хорошо, трогательно.

[Агния]

Очень аккуратный текст) Вроде всё так выписано достоверно..) Но непонятно..вообще ни разу. Я совсем не поняла, что случилось с героиней и как то, что случилось, влияет на управляемость судна..вообще какая связь?...Или все поняли, я одна недотумкала:)??
Высокие чувства нам поданы на красивом блюде с цветами, тут штампик - зачет))

[razuka]

А вот мне показалось, что и с сеттингом и с сюжетом все в порядке...
Мне не резанули глаз ни нищая планета: это свойство капитализма - плодить нищету.
Ни болтающиеся в какой-то перди военные: это свойство военных - переть куда-то на точку к черту на кулички.
Ни отсутствие понимания, что там произошло с героиней - зачем Абалкину детонатор, мы тоже так и не узнали.

А вот с отношениями...
Мне показалось, что героиня поступила так не из-за чувств к Олсону. Детская платоническая любовь, секс через десять лет, когда оба стали другими, причем со стороны героини - по обязанности. Вряд ли она что-то испытывала к коммандеру. Скорее уж, вспомнила себя двадцатилетнюю.
Впрочем, я не специалист по препарированию отношенек

ЗЫ. В первом же абзаце эсминец называется судном. Автор, так нельзя. Эсминец - строго корабль.

[tanasa]