Эпоха ворон. Дети охоты Опции

[Елена Казакова]

ЭПОХА ВОРОН. ДЕТИ ОХОТЫ.



В Тот день небеса разверзлись от края до края, и на землю осыпались звезды. Мириады ярчайших крупиц ослепили ночь, пронеслись над горами и океаном, над пустыней и островами, над Землями Слонов и северными льдами, и растаяли к утру.
Человечеству понадобилось полторы тысячи лет, чтобы забыть Тот день. День, когда на страницах истории последний раз упомянули богов, которым поклонялись от начала времен: владыку первозданной пустоты Мункару и свет от его тени, великую богиню Инанну; старших богов-воронов Хектуса и Но’ра; Айеру, царицу бездн, и Ра-аву, плетущую судьбы.
Через три летних декады после Того дня в ранних королевствах стали пропадать дети. В те ночи, когда всходили две полные луны, и небо окрашивалось в зеленый свет, что-то злое выходило на улицы. Заглядывало в окна. Проходило сквозь стены, минуя стражу, засовы и защиту молитв. Все происходило тихо. Дети не плакали, когда их забирали из материнских объятий. Матери не просыпались, когда ребенка крали прямо из чрева.
К концу страшного лета от восточного побережья до западных границ людей охватила паника. Первыми жертвами безумия стали женщины-грайе. Хранительницы домов и полей в одночасье из великих воинов и целителей стали в глазах народа проклятыми ведьмами. Короли, что преклоняли перед ними колени, без раздумий объявили грайе вне закона. Женщин закидывали камнями и сжигали на кострах. Начавшаяся травля искоренила их со всего континента, но похищения не прекратились.
В цепи заковывали любого за неосторожный взгляд на ребенка, за случайное прикосновение. Переполненные темницы, допросы, пытки, сотни фальшивых признаний и тысячи казней, и на каждую толпа смотрела с истеричной надеждой, что именно сейчас все закончится.
И в ночь, когда пал в огне священный город, они вернулись. Мальчики и девочки, юноши и девушки пришли к своим домам и посмотрели в лица матерей.
Черными провалами вместо глаз.
Одним голосом, звенящим, жутким шепотом произнесли на древнем наречии:
- Raene vesceretur.
Так началась эпоха ворон.
Так началась охота.
 

ВСЕ НАЧИНАЕТСЯ С ОХОТЫ. ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

АРТАН

Артан развалился в железном кресле. Он сидел в полуразрушенной башне старого собора, рядом мирно гудела на холостых оборотах звуковая пушка. Стоял удушливый полдень. Пыль крутилась в подворотнях, поднятая редкими сквозняками. Бродячие собаки дремали в тени домов или под телегами, по раскаленным камням пробегали ящерки.
По улицам бродили усталые фигуры людей. Мужчины, женщины, дети, все одинаково загорелые, с ржавыми разводами на одежде и пыльными волосами. Большинство жителей Медных ручьев работали на карьере, глотка которого находилась в лиге от города. Артан видел рудник особенно хорошо, а в прицел пушки отчетливо видел вереницу рабочих, копошащихся словно муравьи от рассвета до заката каждый день.
Платили хорошо. Вся медь, звеневшая в кошельках или трубящая на королевских площадях, добывалась здесь. Король ценил не только охотников и лекарей, но и труд обычных людей. Но чтобы работать на руднике и, соответственно, получать хорошие деньги, необходимо подписать контракт сроком на десять лет. Приехать на пару месяцев на заработки не получится. Недостатка в добровольцах не было. Людей не пугал сухой, тяжелый воздух, рыжеватая вода с привкусом железа, серая пустошь, окружавшая город на много лиг.
Потому что не боялись здесь и ворон. За последние сто лет ни одна не охотилась вблизи города. Место для них слишком непривлекательное, пыльное, грязное. Охотиться не на кого – сплошь больные работяги, а воронам нужно здоровое тело, неизношенное.
Вороны. Неизлечимая болезнь, которая расползлась по всем королевствам. С виду обычные люди, а на деле - безжалостные хищники, которые охотятся на молодых девушек и юношей с целью забрать себе их тела. Каждая ворона носит в одном из глаз небольшой черный камень, который они называют шерлом. Внутри камня находится воронья сущность, душа - так на допросах твердили пойманные твари. С его помощью можно перемещаться из одного тела в другое, нужно лишь вышвырнуть предыдущего владельца.
Охотником становятся после первой убитой вороны. Можно учиться десять лет, двадцать или всю жизнь, быть непревзойденным мастером меча, сотни раз участвовать в облавах, но пока своими руками не достанешь вороний шерл из глазницы чудовища – ты лишь ученик. Без метки охотника, без работы и без денег.
Артан с тоской огляделся. Он искренне не понимал, как Гильдия может отправлять учеников в такую дыру. Охотнику ловить тут нечего и некого, и вся его работа сводилась к простому наблюдению за городом. Попытки как-то развлечься не увенчались успехом. Бордель в городе был, но местные «жрицы любви» годились Артану в матери, а некоторые и в бабушки. В кабаках наливали отвратительное пойло за баснословные деньги. Пару раз Артан стрелял из пушки короткими волнами, сбивая с прохожих шляпы, но приставленный к нему ментор пресек и эту забаву.
При воспоминании о наставнике у Артана заныло плечо, когда-то выдернутое из сустава. Ментор не отличался терпением и за любую провинность Артан получал болезненный урок. За пять лет парень многому научился, но ждал с нетерпением того дня, когда наконец-то сможет послать наставника к проклятым богам и начать охотиться самостоятельно.
Артан улыбнулся, вспомнив, как они с друзьями путали в трактатах ворону-человека и ворону-птицу. Называли их одинаково, так уж повелось, но Артан до последнего не понимал, зачем нужно все так усложнять?
«У ворон есть слуги, так называемая свита. Они меняют облик хозяина на птичий, дают возможность вороне летать и делать из перьев крепкую броню. В скорости и маневренности, а также в силе ворона превосходит человека. Поэтому важно помнить, что главная птица в свите – связная, - отвечает за способности вороны. Стоит отрезать ее от остальных, и тварь не сможет накинуть перья…»
Первый трактат впечатался в память навсегда. Артан мог с точностью представить даже лист, на котором содержались эти строки. Артан поймал себя на мысли, что с удовольствием бы сейчас почитал что-нибудь, тот же трактат. От скуки время текло медленно, Артан свесил руки и несильно оттолкнулся ногой. Поворотный механизм кресла пронзительно скрипнул. Поняв, что так он запросто уснет на посту, Артан решил заняться чисткой оружия, заодно проверил другое снаряжение. Под коричневым плащом прятался целый арсенал. Через грудь крест накрест висели ножны с мечом с правой стороны и коротким кинжалом с левой. На запястьях пристегнуты складные арбалеты, стреляющие отравленными и парализующими стрелками. Были и старые добрые силки, бритвенно острые нити. Артан восхищался оружием, но применить его в бою еще не возникало возможности. Как и перчатки на железных застежках, давно лежащие без дела. Артан не знал, из чего делают молочно-белую, жесткую, как наждак, ткань, но мечтал сжать в перчатке вороний шерл.
С улицы донеслись возмущенные крики, народ оживился и стал подтягиваться к рыночной площади. В городе, где редко что-то происходит, любая драка становилась событием. Артан вздохнул, неохотно уставился в прицел и, пока наводил пушку, в разноцветном мельтешении красок вдруг увидел её.
Девушка в ярко-голубом платье неспешно шла к рынку. Артан еще несколько мгновений следил за ней, а потом подорвался с места.
Преодолев триста ступенек, Артан выбежал на улицу. Где же? Где же? Вроде бы только что была тут…
Вот она.
Артан продирался сквозь толпу, боясь выпустить незнакомку из виду. Когда он достиг рыночной площади, девушка уже стояла напротив прилавка и о чем-то беседовала с торговцем рыбы.
Артан медленно подошел ближе и остановился в пяти пассах позади. Протянул руку, словно бы не верил, призрак перед ним или живое существо. Девушка была прекрасна. Тонкая, хрупкая фигура, водопад шикарных черных волос, ниспадающих до талии. Артан медленно поднимал взгляд все выше и выше, как завороженный уставился на маленький бантик у основания затылка.
Девушка вскинула голову.
Артан нажал на спуск.

Арбалет троекратно плюнул стрелами.
Вокруг никто не заметил, что произошло. Все так же шумел рынок, ругались прохожие, кричали торгаши. Артан замер на месте, бестолково выставив руку. Все произошло слишком быстро. Артан не успел среагировать. Когда ворона вдруг рванула вперед, он выпустил уже две стрелы. Потом он моргнул и когда вновь открыл глаза, тварь уже исчезла.
Первая стрела по самое оперение вошла в горло.
Вторая пробила грудную клетку.
Третья улетела в песок – парень дернул рукой, но недостаточно быстро. И опоздал.
Торговец рыбы хрипящее булькнул кровью, закатил глаза. Стрела задрожала от судорожных сокращений гортани. Тело обмякло, но продолжало стоять на ногах.
Ворона стояла за спиной трупа и держала его на вытянутой руке за шиворот вместо щита.
Ворона не двигалась. Ждала его действий. Тень скрывала ее взгляд, но Артан видел подрагивающую улыбку. Чужими губами улыбается, тварь, чужими зубами скалится!
Артан с яростью выхватил силки и быстрым движением раскрутил режущие нити. Блеснув на солнце, силки прошили прилавок насквозь, вгрызлись в тело торговца. Лязгнуло, левой рукой Артан почувствовал, что нить натянулась, зацепившись за что-то. Секундное сопротивление и силки лопнули.
Ворона откинула труп. Ее руки, черные от перьев, неспешно разматывали нити, застрявшие в броне. По лицу девушки скатывались капли крови, рукава платья превратились в драные клочья. Ворона уставилась на охотника в упор. Артан уже видел этот взгляд и пригнулся, готовясь к удару – отклику, главному оружию ворон. И тут кто-то наконец бросил взгляд в их сторону.
Женский крик взорвал будничный шум улицы.
Ворона не стала сражаться. Она кинулась наутек, перемахнула через прилавок и побежала вниз по улице.
Артан промедлил.
«Я убил человека… что я натворил… как она может двигаться так быстро… …УЙДЕТ!»
Ученики тем отличаются от настоящих охотников, что логические цепочки в их голове на несколько звеньев длиннее, чем нужно. Это лишнее звено стало для Артана роковым.
Он продолжил охоту.
Артан сорвался с места, но быстро понял, что в толпе ему не нагнать тварь. Ворона бежала быстрее и ни разу ни с кем не столкнулась.
Артан увидел пожарную лестницу, подбежал и, руками толкая себя наверх, быстро очутился на крыше. Высмотрел тварь сверху – яркое платье мелькало на другом конце улицы. Дома стояли на расстоянии прыжка друг от друга, и Артан принялся догонять. Если не успеет подстрелить ворону в городе, то за его пределами она накинет крылья и улетит, и ни одна стрела ее не собьет.
Он никогда так быстро не бегал. Прыжок! Крыша, три шага, прыжок, еще одна. Выпустил стрелу, острие чиркнуло камень над левым плечом вороны. Тварь вздрогнула и тут же свернула вправо. Артан едва успел затормозить и побежал по крыше. Дом был длинным, а проулок внизу слишком узким, чтобы ворона могла взлететь.
На развилке ворона замешкалась, и Артан рискнул – прыгнул сверху. Лезвие меча ударилось в выставленное крыло, ворона попробовала ударить охотника в живот, но Артан сблокировал. Выпустил еще стрелу, почти в упор. Ворона подпрыгнула, когтями зацепилась за стену дома, по-ящеричьи отползла на несколько пассов. Артан выпустил почти все стрелы, но ворона, прыгая от стены к стене, увернулась от всех и в ответ кинула в охотника заостренные перья. Артан перекатился по земле, над самым ухом слыша втыкающиеся в мостовую вороньи клинки.
Поднявшись, Артан услышал, что в городе поднялась шумиха.
- Все, тварь!! Тебе не выбраться из города, хоть заживо в землю закопаешься – тебя все равно найдут! – в бешенстве крикнул Артан. Ворона спрыгнула на землю и зашипела, расставила руки, готовясь к атаке. Артан с готовностью поднял меч, но тут совсем близко загремели доспехи. Тварь тут же заткнулась и свернула в переулок.
Артан оказался там всего пяти секундами позже, но обнаружил только трупы стражников. Они не смогли задержать ворону ни на мгновение. Артан прибавил ходу. Кровь горела и подгоняла, вкус погони действовал, как наркотик, Артан даже засмеялся на бегу. Он выскочил на широкий проулок и успел заметить, как тварь с разбегу проломила хлипкие ворота в один из дворов и скрылась в амбаре. Цепь порвалась в ее руках как бумажная.
Охотник не стал таиться и вошел в помещение всего парой секунд позже.
Пусто. Другого выхода Артан сразу не нашел и уже хотел выбежать на улицу, как в дальнем углу заметил движение. Его глаза еще не привыкли к темноте, поэтому охотник выстрелил, не глядя, надеясь всполошить тварь, заставить выпрыгнуть навстречу. Тварь и вправду занервничала, завизжала и на четвереньках выползла в пятно света, тянущегося от единственного окна за спиной Артана.
- Ммм! Мммбааа... Ыыыыххх, аааагггхаааа… - тварь скулила и всхлипывала, как будто враз разучилась говорить, но Артана это не волновало, в этот раз рука не дрогнула, и он разрядил в ее грудь все арбалетные болты, так быстро, что жертва не успела вскрикнуть.
Тело глухо свалилось на пол, подняв облако пыли. Артан тряхнул головой и перезарядился. Вытащил клинок и, держа руку на спуске, перевернул убитую на спину. Охота взбудоражила его, сердце колотилось как бешеное. Он смотрел на труп как на произведение искусства, любовался им несколько минут, пока не заметил одну странность. Он наклонился, на всякий случай приставив лезвие к горлу девушки, и небрежно откинул прядь волос с ее лица. От увиденного мигом перехватило дух. Артан отшатнулся и растерянно огляделся, как будто рядом вдруг мог оказаться человек и объяснить, что это за бесовщина.
Одного глаза у девушки не было.
- Бред какой-то, это невозможно, так не может быть, - начиная паниковать, бормотал Артан, - как... когда она успела... поганая тварь! Когда она успела сменить тело!?
Парень торопливо осмотрелся, но в амбаре больше никого не было. Упустил. Он упустил ворону. Он убил двух человек и этого никак не скрыть. Бежать, нужно бежать, иначе…
Иначе трибунал.
Артан вцепился рукой в волосы и уже готов был взвыть, как сзади раздалось беспечное:
- Ну, ты и влип, щенок.
Артан резко повернулся.
Ментор с оголенным мечом стоял у ворот. Клинок окровавлен, на лице папеньки пота. Арбалеты разряжены. Учитель быстро пошел к Артану. Парень сжал рукоять меча, отчаянно сжал губы и со вздохом опустил оружие. В бою ментор уложит его с одного удара, несмотря на то, что был вдвое старше Артана.
Ментор подошел вплотную. Пробуравил ученика взглядом.
Артан приготовился к худшему.
- Выдерни стрелы и спрячь это куда-нибудь. Пока хватятся, мы уже будем далеко. Чего вылупился?! Пошевеливайся!
Артану показалось, что он ослышался. Но нет, ментор не шутил. На негнущихся ногах парень отволок тело подальше вглубь амбара и закопал в зерно. Пока возился то и дело оглядывался на учителя, но охотник, кажется, не собирался ничего предпринимать. Спокойно дождался, когда Артан закончит, и молча, кивком головы, велел выходить.
- Пока ты записывал на свой счет трупы, мы с Аракул неплохо поработали, - недовольно проговорил учитель.
Они обошли здание, оказавшееся кузней, и протиснулись через дыру в заборе на соседний двор. Просторный, огороженный высоким забором, чтобы соседи не подглядывали. Удачно получилось, охота прошла без свидетелей.
- Птенец, - гадливо произнес учитель, - талантливый птенец! Сменил тело на запасную оболочку, но не смог взлететь. Мы заметили вас и пошли на перехват. Забежали к этот двор, а он тут корчится. Араку́л, ну-ка отойди!
Верная ашати брезгливо отряхнула промокшие ноги, в несколько прыжков переместилась за спину охотника и выглянула из-за его плеча. Аракул часто принюхивалась, широкие ноздри мелко подрагивали. Кошка навострила уши, ее хвост взвился вверх, она так и порывалась пойти вперед, но не смела ослушаться приказа.
На земле, неудобно подогнув под себя тонкие руки, лежал мальчик. По его рубашке морской звездой расползлось кровавое пятно. Юный, красивый мальчик. Его не портила даже серая кожа и сухие бескровные губы, мертвого синего цвета. Но его глаза казались живыми, несмотря на то, что полностью заполнились густой космической синевой.
«Птенец? Эта тварь бродила в толпе, нацепив человеческую шкуру, и почуяла меня с полувздоха. Взгляд почувствовала! Разве птенцы способны на такое?» подумал Артан, но вслух не рискнул высказывать эти мысли.
- У нас мало времени, - зачем-то сказал наставник.
Он вытащил из-за пояса молочно-белую перчатку, надел на левую руку. Затянув на запястье ремешок, мужчина присел на корточки, осторожно поднес руку к лицу мальчика, примерился, соединив кончики пальцев, и сделал «клевок». Пальцы ловко скользнули по гладкой поверхности черного глаза и сомкнулись с другой стороны. Второй глаз мальчика моментально стал нормальным: белым, с зеленой радужкой вокруг расширенного зрачка. Уголки губ охотника чуть дрогнули. С таким же внутренним содроганием дети отрывают бабочкам крылья.
Только вместо подрагивающих от страха лапок охотник видел тускнеющее лицо своей жертвы. Он откладывал решающий момент, чтобы в полной мере насладиться слабым биением под пальцами, увидеть, как стремительно седеют волосы вороны, как высыхает ее тело, становясь похожим на скелет. После этого мужчина медленно, с усилием потянул руку на себя.
На секунду в его кулаке мотыльком забился свет, затем в напряженной тишине раздался мерзкий чавкающий звук, с каким лошадь вытаскивала увязнувшее в грязи копыто. Артан разочарованно вздохнул. Аракул равнодушно зевнула.
Наставник осмотрел трофей, и вороний глаз скрылся в аметистовой шкатулке. Если его не вытащить, то тварь сможет бродить какое-то время даже в мертвом теле. К тому же охотники использовали их для поиска других ворон. Шерлы накалялись и выстреливали искрами рядом с вороной.
Артан успел заметить, что в шкатулке пять камней. Еще одна охота и учитель сдаст ее в хранилище Гильдии. Двенадцатую по счету.
Шкатулка захлопнулась.
- Все, уходим. И парень, без фокусов, только дай мне повод… - пригрозил наставник и решительно направился к постоялому двору.
Через несколько минут они уже сели на лошадей и поскакали к южным воротам. Сейчас там столпилось приличное количество стражников, но всадники промчались мимо них, не останавливаясь. Досматривать охотников запрещалось. Ремесло же слуг Гильдии бросалось в глаза издалека – у наставника на левой щеке была вытатуирована распятая ворона.
Артан с тоской посмотрел на болтающийся в такт лошадиной рысцы медальон. Только сейчас он понял, что уже никогда не обменяет его на знак охотника, да собственно, никогда этим охотником уже и не станет.
Молодой охотник сжал поводья в кулаках. Дернуть влево, послать лошадь в галоп. Он легче, у него меньше вооружения, под наставников уже немолодая кобыла, его не догонят.
По ноге мазнул кошачий хвост, Артан чертыхнулся и опустил взгляд.
Слева от него бежала Аракул. Взрослая ашати достигала лошадям до холки и бежала с ними наравне. В какой-то момент она глянула на Артана, и парень чуть не рыкнул от досады.
«Только дай мне повод».
***
Из чердачного окошка осторожно выглянула черная птица. Воровато осмотрелась и незаметной тенью быстро спланировала к мальчику. На вид ему лет четырнадцать, но, несмотря на столь юный возраст, ворона помнила его и городским оборванцем, и придворным.
Птица сделала несколько подскоков, остановилась и медленно, нерешительно приподняла клювом прядь волос, скрывавшую лицо мальчика.
Пусто. Никакого отклика. Он успел.
Ворона замахала крыльями, яростно, с ликованием закричала, и небо отозвалось ей далекими голосами. Она подпрыгнула и исчезла в зеленой дымке, оставив в воздухе быстро истаявший контурный след.
***
Спустя полчаса ментор и Артан выехали на красный тракт. Так называемые вечные дороги прошивали весь континент, соединяя между собой священные города. Один путь когда-то вел прямо на другой материк, в земли Слонов, но со временем два континента стали отдаляться друг от друга, и дорога разломилась. Сначала трещину перепрыгивали, после через нее натянули веревочный мост, но, в конце концов, другой конец дороги скрылся за горизонтом.
Сгорбившись в седле, Артан, уставился в красный, зеркально-гладкий камень. Дорога достаточно широка, чтобы они смогли ехать втроем в одну линию. Молчание затянулось, и никто не нарушал его до самого заката. Артан не следил за направлением, но когда заметил табличку на развилке, встрепенулся.
Они проезжали недалеко от руин священного города Са-и-штар, а значит, двигались строго на юг, а не к замку Гильдии охотников. Учитель вел его явно не для того, чтобы отдать под суд трибунала.
- Куда мы направляемся? – осмелился подать голос Артан.
- А сам-то как думаешь?
- Что? Неужели в Джадеру?! – восхитился парень, на секунду представив, как сможет начать новую жизнь в соседнем королевстве, но смех учителя безжалостно разрушил и эту мечту.
- Какой же ты дурак. Нет, не в Джадеру. Я везу тебя в Форт, балбес, у Чистого озера. Будешь послушником, дашь обет молчания и, глядишь, доживешь до старости. Переодеть тебя и все. А вздумаешь кому-нибудь вякнуть о произошедшем, я тебя убью. Не обижайся, но ты мне крупно нагадил. Поэтому сойдешь за покойничка, а лет через десять-пятнадцать о тебе забудут.
Ашати оскалилась и протяжно рявкнула, искоса посмотрела на парня, уголки ее губ вытянулись в кошачью надменную улыбку. Артан крепко сжал в кулаках поводья.

«Никаких вариантов нет. С двумя я не справлюсь, да и куда идти? Без ментора мне не дадут знак. Убить его? Все равно расколят, они умеют раскалывать…» лихорадочно думал Артан, и тут лошадь его встала на дыбы. Парень чудом успел схватиться за гриву и прижаться к лошадиной шее. Рядом зашипела на одной ноте ашати, учитель усидел в седле и даже успокоил кобылу. Артан потряс головой и взглянул вперед.
Далеко впереди, над полосой леса вздымалось зеленое марево. Широкая лента яркого света медленно поднималась вверх, воздух стал мутнеть, посторонние звуки пропали, шипение ашати стихло, словно пробивалось сквозь подушку. Артан раскрыл рот. Никогда раньше он не видел…
Он вспыхнул, на короткий миг став ярче пробирающегося сквозь полосу закатных туч солнца, и выкрасил красные облака зеленью. Натянувшись толстой струной - от горизонта до горизонта - плыл шрам неба, громом сотрясая небеса. Широкая бледно-зеленая полоса, появляющаяся только при свете двух полных лун - вестник вороньей охоты. Времени, когда опасно выходить на улицу, смотреть прохожим в глаза и вслух произносить свое имя. Шов неба, шрам неба, улыбка дьявола… Вороны называли его Другим горизонтом и всегда охотились в изумрудном свете его тени.
Но люди дали ему другое название – Злой час.

Наставник принял решение быстро. Один, даже в лучшие годы, он не сунулся бы под Другой горизонт. Сейчас помощь даже этого сопляка, Артана, ему необходима. Естественно, признаваться в этом он не стал.
- Учти, щенок, скорее всего ты погибнешь. А ежели нет – можешь валить хоть в Джадеру, хоть в Ракшару, но чтобы о тебе ни слуху, ни духу на этой земле, ты понял меня?
- У меня есть выбор?
- Есть, а как же, - ухмыльнулся наставник и вдруг приставил к горлу Артана кинжал, - я могу убить тебя прямо сейчас. Такой большой куш я упускать не намерен, поверь, помощника я найду, но уж очень не хочу тратить на это время. Ты можешь помочь мне и обрести свободу, а можешь остаться здесь с перерезанной глоткой. И имей в виду, что ты уже сейчас начинаешь мне надоедать, и терпение мое на исходе.
- Откуда тебе знать, что я не сбегу или не убью тебя ночью?
- Потому что это Другой горизонт, малыш. Он накроет тебя, и ты сгинешь, а со мной есть шанс не только уцелеть, но и получить первый глаз в шкатулку, я знаю, она у тебя есть. Так мы договорились?
Артан медлил три удара сердца и кивнул.
 
РАНЭ

Каменный небосвод скалился корявыми наростами, хищно выглядывающими из густого мрака. От дышащих жаром валунов исходил неровный свет. Из земных разломов вытекала раскаленная магма. Вокруг дышали ядовитые пары, которые со свистом вырывались из-под тяжелого слоя черного пепла.
Спугнув подземного скорпиона, она уцепилась костлявой ладонью за камень, оставив на нем пригоревшую кожу и несколько царапин от когтей. Изодранные тряпки прилипали к тощему телу. Ожоги покрывали её тонкую, почти прозрачную кожу, воздух разъедал легкие, а воспаленные зудящие глаза почти перестали видеть. Но Другой горизонт нельзя упустить - второго шанса не будет. В ней кричало животное стремление скорее выбраться отсюда, улететь и никогда не вспоминать это место и эти годы, проведенные в безумии. Надо только найти выход, вылезти на поверхность, пусть и разваливаясь на части как тряпичная кукла.
Она напоролась на камень, разодрала стопу, не удержалась и уперлась руками в обжигающую землю. Седые редкие волосы слипшимися паклями коснулись длинных запястий. Её тело менялось быстро, становилось другим. Колени изогнулись, с хрустом выломились назад. На земле оставались трехпалые птичьи следы.
Она шла медленно, помогая себе руками, погружая черные когти в спрессованную пудру пыли и пепла. Она глядела только перед собой, чтобы не видеть каменного неба, горящих озер ярко-красного цвета и пузырей кипящей грязи. Ее мысли и сознание насквозь пропитались ядом безумия.
С каждым вдохом кровь наполнялась ядом. По рукам старухи поползли черные полосы, похожие на побеги лозы. Обвив все тело, они впились в тело.
- Помни имя…Ранэ, тебя зовут… Ранэ…
Старуха продолжала идти вперед, с каждым шагом приближая себя к смерти. И наконец она уловила его приближение, там наверху на небе расцвел Другой горизонт.
В этот момент яд достиг сердца. Стук под ребрами участился, вздрогнул, мышца сжалась сильнее и остановилась.
Ранэ умерла. Но ненадолго.
Побеги лозы вгрызлись в вены, прошли по артериям, достали до сердца и сжали его, заставив биться. Раз, два, три..
Кровь густела от яда и не проталкивалась дальше. Ранэ всем существом ощущала, как клетки крови перестают общаться между собой.
Лоза решила по-своему. Выпустила шипы и вонзила их в нервы. Ноги должны идти, нужно равновесие и память. Все остальное несущественно. Побеги лениво отпустили сердце. Ворона должна совершить охоту. Для этого ей нужно двигаться и помнить. Проклятие лозы знало свою задачу.
И сердце остановилось.
Ранэ пронзила боль умирающего тела. Удушье сдавило грудь. Кровь начала сворачиваться прямо в венах и артериях. Один за другим отказали все органы. Ранэ захрипела и перестала дышать. Человеческий глаз затянуло мертвой пеленой, но старуха не ослепла полностью. Она продолжала видеть через шерл, из которого Лоза нещадно тянула силу.
Через четверть часа она добралась до неприметной расщелины. Протиснулась внутрь.
В пещере разливался нежный голубой свет. В воздухе прел запах стоячей воды. Тошнотворная, гнилая вонь. Сверху, из круглой дыры в потолке, уходящей далеко наверх, раздавалось глубокое эхо.
Ее уже ждали.
Вороны сидели ровным рядочком прямо под выходом на поверхность. Головки покорно опущены, взгляды пусты. Услышав зов хозяйки, они потеряли всякую надежду обрести свободу.
Ранэ показалась из дыма, неровной тенью вышла к ним, улыбаясь как сам дьявол.
- Мои хорошие… Заждались уже, а я вернулась, - прохрипела она, глядя на них. Сквозь длинную челку виднелась только половина лица, - что так нерадостно встречаете? А? Сви́та!– её глаз сверкнул зелёным, и тут же снова заполнился чернотой. Сидящие перед ней вороны разом вздрогнули, - Ты. Ты. Ты и ты. Летите наверх, найдите мне подходящее тело, - её голос становился все тише и переходил на свистящее шипение.
Вороны сорвались с места. Им досталась простая задача. Оставшимся со старухой будет намного хуже. Она не жалела своего тела, предвкушая его скорую замену; воронам же приходилось терпеть жар и яд, стиснув клювы.
- А теперь… подожду, - она скрепя зубами опустилась на землю, длинными пальцами стала рисовать бессмысленные круги на пепле, затем пошевелила пересохшим языком и оглянулась на сжавшихся в кучку ворон, - пить хочу, - протянула она.
…Она отбросила её в сторону, с удовольствием вытерла рот запястьем, оставив на нем алые полосы, и стала смотреть наверх, откуда скоро должна спуститься спасительная верёвочка, соединяющая два мира. По ней она поднимется наверх и расправит новые крылья. Одна охота, которая, конечно же, не может окончиться неудачей, ведь она ждала её долгие десятилетия. Ранэ стара и опытна, она не может допустить ошибку. Старуха с блаженной улыбкой смотрела вверх и гордилась собой.
- Знаете, они так сильны, но я, я! Ранэ, обманула их! Первая! Все так точно рассчитала и просто прошла мимо - они и не поняли ничего. Только когда счет не сошелся, я уже была далеко… Вы гордитесь мной?
Вороны, обжигая лапки, неподвижно сидели рядом с ней. Дай им только волю, и они разорвали бы старуху на тысячи кусочков, а душу оставили здесь на века. Они бы отыгрались, но сейчас ничего не могли сделать. Только ждать, только чувствовать её безумие. Их связывали нерушимые цепи души Ранэ. Старая ворона контролировала свиту безо всяких усилий не зависимо от усталости или расстояния. Но в любой цепи можно найти слабое звено.
Тельце трепыхнулось в пепле, душа забилась в нем: в выпитом и мертвом, но все что ей оставалось - это от страха запереться в самой себе, оставив черной старухе всю власть над оболочкой.
***
Вороны стремительно летели вверх, задевая крыльями узкие стенки тоннеля, переругивались между собой, мешали друг другу в полете, но проход начал расширяться, и свита вырвалась единым кричащим зверем из глотки ада, как на поводке вытащив за собой клубы дыма. Вдохнув в легкие вечернего воздуха, птицы замолчали и разлетелись выполнять очередной приказ, точно так же как делали это сотню лет назад.
Долго искать не пришлось. Они сразу почувствовали ту, что годилась для её охоты. Вороны бесшумно расселись на крыше небольшой избы, слившись с ночными тенями, а одна спрыгнула вниз.
Внутри около теплой печи сидели три человека. Старый мужчина. Дряхлая, выцветшая душа.
Две женщины. Сестры. Младшая едва тлеет. Опустошенная, выскребанная, измученная душа.
А вот старшая молода, красива и здорова, горит ровным огнем. Рассказывает сказки, которых сама боится. Сойдет.
- Когда в доме никого не осталось из взрослых, маленькая девочка забеспокоилась, ходила от окна к двери, прислушиваясь: не идет ли папа, ни идет ли мама? Вдруг её кошка зашипела и выгнулась дугой, стала бросаться вперёд и отскакивать, будто видела и отгоняла что-то. Девочка обернулась, а по ту сторону тонкого стекла за ней пристально наблюдало маленькое, но очень сильное зло.
Старшая резко повернула голову, но в окошке уже никого не было.
- Взглянуло на нее черными глазами, мигнуло во вспышке молнии и исчезло. 

В королевстве, столь незначительной территории и уж вовсе смехотворных просторах власти, приходилось выживать не по одному, а тесно сплотившись вокруг какого-нибудь ремесла, маленького очага общих стараний и главное - нужных умений. Сначала деревушки объединялись в крупные села, потом в городки и, если дела шли совсем хорошо, вымахивали в жирные красные точки на карте. Мод’дуз - родина металла и кузнечного дела. Веллингтон, заросший деревьями невиданной высоты. Медные ручьи, обеспечивающие треть королевской казны. Прекрасные города, нужные города, с которыми торгуют почти во всех ближайших странах.
Кроличьи Норы тоже претендовали на красную точку. Без хищников эти зверьки расплодились в огромном количестве, в таком огромном, что даже пятидесятилетняя беспрерывная охота на них никак не сказалась на популяции. Кроличье мясо вкуснее свиного и даже куриного, мех годился как на зимние шубы, так и на мантии придворной знати. Чуть позже кроликов стали разводить как овец. Несмотря на то, что жили они не очень долго, до четырёх-пяти лет, их охотно брали вместо домашних любимцев, особенно в соседней Джадере.
Не появилось на карте красной точки недалеко от Чистого озера. Однажды зимой в снегу не нашли ни одного следа, а весной стало ясно, что кроличьи норы пусты. Самые мозговитые селяне покинули село сразу, смекнув, что к чему. За ними уехали потерявшие надежду купцы с семьями.
В Кроличьих норах остались лишь те, кому некуда больше идти. И сейчас на триста с лишним домов проживало всего человек сорок, может быть пятьдесят.
Но даже если бы ушли и они, в безлюдном селе осталась бы одна душа. Люди звали ее пугалом, реже - колдуньей.
Она же была старой грайе. Но среди ныне живущих нет человека, прародители которого слышали легенды о могуществе женщин-грайе. Многие поколения росли без этих историй. Пожалуй, только боги видели, как первая девушка взяла в руки посох, увенчанный рогами кошки-ашати, и только боги будут помнить последнюю из них.
Она пришла сюда, в Кроличьи норы, очень и очень давно. Старожилы села уверяли, что колдунья одряхлела еще тогда, когда они носили детские рубашки.
Дом старухи, обвитый побегами вистерии до самой крыши, прятался в низинке у самого края села. Летом ядовитые лианы обрастали гроздьями ярких цветков и скрывали под собой сильно обветшалое здание целиком. От времени бревна почернели и местами сгнили, два венца поглотила земля, стены трещали, но дом каким-то чудом выдерживал на себе всю красоту висячего растения. Судьба распорядилась так, что вистерия стала последним свидетелем детства и молодости колдуньи, всех же прочих женщина проводила в последний путь много лет назад. Все-таки время поступило с ней несправедливо, отмерив столь долгую жизнь, под конец обремененную непосильной ношей.
Почти шестьдесят лет минуло с того момента, как она приняла сан грайе. Шесть десятилетий женщина незаметно оберегала каждый дом, каждого человека от зла, которое не смело переступить черту ее владений. В Кроличьих Норах никогда не проходила воронья охота, потусторонние твари не тревожили людей. Жители считали это везением, старуха – своей заслугой и помощью древнего посоха. Но годы службы не принесли колдунье ничего: ни уважения, ни любви, ни счастья, - только опыт, который она так и не решилась передать. Зато старость привела за собой полное бессилие. А немощная колдунья – мертвая колдунья.
Однако малышня все равно откровенно боялась грозную грайе. При ее появлении на улице тут же воцарялось могильное безмолвие, продолжавшееся до тех пор, пока тень колдуньи не заходила за хозяйкой в дом.
Седые волосы свисали у нее почти до самой земли, единственный зуб торчал под верхней губой, кожа век, сморщенная и тонкая, сильно обтянула края глазниц. Маленькие, бесцветные глаза провалились вглубь черепа, а взгляд терялся в тумане надвигающейся слепоты. Неподвижные губы втянулись в рот. Она забывала людей и придумывала себе новых, плутала в лабиринтах памяти, где сны и фантазии казались столь же реальными, как и крошечный мир за окном.
Ни у кого не оставалось сомнений, что местная старуха доживала последние дни.
 
Р’РИСА

Каждое утро начиналось с ожидания. Она просыпалась и подолгу лежала, бездумно глядя в тёмный потолок, а внутри, где-то под горлом, нервно отсчитывали секунды крошечные часики. Когда они остановятся в этот раз, Р’риса не знала, но с ленивым раздражением ждала. Вот за стеной она различает старческое покашливание, скрип кровати, сонное бормотание, затем тишина.
Тух-тух!
БАМ!
Последний удар особенно сильный, даже бревна дрожат, со стены сыпется какая-то гадость. Р’риса вздыхает и качает головой.
Ей понадобилось не так много времени, чтобы привыкнуть к такой побудке. Через каких-то два месяца, измученная резкими пробуждениями, после которых приходилось успокаивать перепуганное сердце, Р’риса стала просыпаться раньше деда, и больше стук его кулаков по стене не был для нее неожиданностью. Спросите, почему она просто не поговорила с родным дедушкой? Говорила. Один раз. Отделалась тем, что на рассвете, вместо долбежки по ушам, ей на голову вылили кружку ледяной воды, а вот за негодование Р’риса получила крепкую оплеуху и больше подобных ошибок не совершала. Разозлить деда могла любая мелочь, будь то непослушание, резкое слово или случайный взгляд в глаза, а бил бывший лесовал не рассчитывая силу. Р’риса нащупала языком дырку между зубами, вспомнив свой ужас, когда во рту вдруг сделалось гадко от вкуса крови, и как зуб перекатился по языку, стукнулся о другие зубы. Проклятые боги, ей до сих пор снились кошмары.
Р’риса отбросила одеяло. Холод тут же прошелся по голым ногам. Начинался еще один новый день.
Дед вышел из комнаты только ближе к полудню. У Р'рисы каждый раз сердце сжималось, но она старалась не подавать виду. Проще всего хранить молчание и делать, что велят. Как всегда старик уселся за стол и жестом потребовал тарелку с едой. При этом громко пыхтел и что-то бормотал, то и дело трогая усы за кончики. Сам дед был черноволосым и до старости не поседел, но в бороде у него была рыжина. Раньше, когда еще дела шли не так плохо и дед мог шутить, он рассказывал истории из молодости, в частности, откуда у него рыжие волосы. В прошлом лесовал, он жил недалеко от каньона, недалеко от таксодиумой рощи. Вечнозеленые деревья достигали в высоту тысячи футов, чтобы свалить хотя бы одно такое дерево требовалось много времени и сил. Дед хвастался, что за двадцать лет пустил на дрова больше двух сотен таких деревьев, разумеется, не в одиночку.
- Пилишь ее сначала, а потом топорами делаешь скос. Тяжелая работа, а потом раздается треск, что ушам больно, и падает эдакая махина, вся округа тряслась. Потом стали замечать, что у лесовалов полезли рыжие волосы. Поговаривали, будто бы деревья эти вроде как священные и за их вырубку природа наказывает – душу, мол, сжигает, отсюда и рыжий волос. Только брехня все это!
В итоге король издал указ, запрещающий трогать таксодиумы, они же sequoia на древнем наречии. Так дед потерял работу и переехал жить в Кроличьи норы, где женился и укоренился. От прежней жизни у него остались широкие плечи и недюжая сила, и больше ничего. Единственный сын пропал без вести семь лет назад, тогда то он и еще живая бабушка забрали Р'рису и Данку к себе. Потом дед овдовел, и после этого жизнь сестер превратилась в бесконечные скандалы, дед никогда не был доволен, постоянно срывался, Р'риса, принимавшая на себя всю его злость, нередко ходила с синяками. Но когда ее не было дома, доставалось и Данке.
Р'риса дождалась пока дед не уйдет и пошла будить сестру. Осторожно приоткрыла дверь и разочарованно вздохнула. Девочка сидела на краю кровати и смотрела в пол. Высокий лоб, маленькие и близко посаженные глазки. Отсутствующий взгляд, никаких эмоций. Тощая, волосы тонкие и жидкие. Иногда девочка пыталась говорить, в основном «нет» или «хватит», и голос у нее дрожал как от боли.
Данка осторожно выползла из кровати. Постояла немного, бездумно глядя в дверной проем, потупилась и посеменила короткими шаркающими шажками на кухню. Уткнулась в стол, перебрала руками по его краю и уселась в уголке, поджав ноги под себя. Девочка ела очень мало и очень редко, пила только воду. От молока, компота или кваса ее просто выворачивало. Соседки твердили, что у девочки слабый желудок, и ругали Р’рису, что та плохо готовит. Девушка молча пропускала все мимо ушей. Сестра по какой-то причине не любит само пережевывание пищи и глотание. Стоило ей взять кусочек в рот, как ее лицо тут же бледнело, спазмы сжимали живот, Данка давилась, но все-таки ела.
Она все делала только для простого выживания, как рыба или насекомое. Ничто не приносило ей радость, по крайней мере, Р’риса не знала, что могло бы вызвать у сестры улыбку. Ей очень хотелось, до боли в сердце, чтобы сестра стала как все. Начала разговаривать, смеяться, играть с другими детьми, радоваться подаркам и главное – чтобы Данка росла, развивалась, делала что-то по собственному желанию.
За домашними делами незаметно прошел день.
- Р'риса! Р'риса, выходи, помощь нужна! – вдруг раздался голос снаружи. Девушка узнала местного знахаря, у которого время от времени училась. Р'риса быстро обулась, схватила с крючка зеленую накидку и выбежала во двор.
Пока за другими детьми нужен глаз да глаз, Данку спокойно можно оставить одну - девочка никуда не уйдет. Она вообще ничего не делала, пока ей не говорили.
Знахарь стоял у калитки.
- Здравствуй, Ратей, что случилось?
- В поле кого-то зацепили косой, бабы вопят, что кровью изойдет, так что давай поживее.
Р'риса без лишних вопросов последовала за наставником.
По дороге они встретили «птичников». Почти в каждой деревне своя группа. Дети сбивались в небольшие стайки и отстреливали птиц. Брали рогатки, самодельные луки из орешника, сачки и бродили по окрестностям в поисках гнезд. Играли в охотников. Залезали на деревья и скидывали птенцов. Но, конечно же, любимым занятием всегда оставалось выслеживание птицы покрупнее. Особым трофеем была ворона, но их уже давно не встречали в этих краях, поэтому основными жертвами птичников становились сойки и галки, иногда попадались сороки.
- Мамка не поверит! Их там столько! Столько! Мы их спугнули, а они как полетят!
- А я не испугался!
Сегодняшней жертвой стала ласточка, мертвую птицу гордо нес самый рослый мальчишка, при этом он нарочито громко выкрикивал:
- Как я ее, а? Видали!? А я говорил, моя рогатка самая…
Птичники с радостными воплями побежали дальше, а Р'риса только покачала головой. Она не раз сталкивалась с детской жестокостью, но именно сейчас порадовалась, что ее сестра никогда не поднимет руку на живое существо.
***
Рана оказалась пустяковой, но ни Ратей, ни уж тем более Р'риса не сказали об этом. Знахарь учил, что лучше люди будут обращаться по любой ерунде, чем молча сидеть дома, тем самым усугубляя болезнь. Он поведал о многих случаях, когда люди умирали от воспаления кишок, просто надеясь, что все само пройдет, хотя удалять болезнетворный отросток лекари умели уже давно.
- Еще бы чуть-чуть, и пришлось бы накладывать швы, - пробормотал Ратей, затягивая повязку. Р'риса топталась рядом. Жара постепенно спадала, но стоять в поле все еще было душно.
Вдруг Р'риса увидела местную безумную старуху. Она шла к полю, держа в руке страхоидол. Так она называла высокий посох с нанизанным сверху жутким пугалом. Старая, рассыпающаяся от времени тряпка скрывала под собой железные цепи и гремящие ромбовидные бляхи, а венчал посох череп рогатой ашати.
- Совсем умом тронулась, бедная,- сказал Ратей.
Старуха и правда каждую декаду совершала престранный ход вокруг села, затем выходила в поле и стучала там посохом. Ничего не происходило, но старушка уходила домой довольной.
Р'риса, естественно, не в первый раз наблюдала за этой сценой, но сегодня что-то было не так. Старуха остановилась на тропинке, недалеко от девушки, и смотрела в небо, словно ждала чего-то свыше. Р'риса уже подумывала отвести ее домой, но вдруг старуха вскрикнула и возвела руки к небу.
Во всей деревне разом зашипели ашати. Соседская кошка высунулась из-под крыльца и выбежала на улицу, за ней ещё три. Они шипели, не переставая, прерываясь только на вдох. Вздыбленная шерсть поменяла цвет на огненно рыжий. С этим оглушающим шипением пришел громовой раскат. Р'риса зажала уши ладонями и в испуге присела на землю. В первый миг она подумала, что внезапно началась гроза, но воздух стал тяжелым и горьким, стал зеленеть прямо на глазах, грохот усилился и яркий высверк за лесом заставил всех вскрикнуть.
Он вспыхнул над лесом ядовито-зеленым светом; широкой лентой от края до края неба оторвался от верхушек деревьев и, сотрясая воздух, стал подниматься вверх. Люди в панике наблюдали за его движением, побросав свои дела и зажав уши от шума.
- Злой час! – кричали они, - шрам неба!
Их крики заглушал грохот. Тяжело и зловеще он перемещался, формой напоминая бесовскую ухмылку.
Р’риса разглядывала Злой час. Шрам неба посветлел, приобретя бледно-зеленый оттенок, когда завис над деревней. Его тень одеялом легла на землю, даже воздух окрасился болотным цветом. Обе луны, Shaksat и Nagasu, заняли свои места на небосводе, и вороний Другой горизонт засиял ярче звезд.
- Melemóro , - забывшись, прошептала Р'риса на древнем языке.
Грохот стих так же внезапно, как и появился, будто бы кто-то включил его одним щелчком пальцев. У Р'рисы все еще звенело в голове, она оглянулась на наставника, как вдруг услышала странный хрип.
Старуха одной рукой крепко сжимала посох, навалившись на него всем телом, а другой держалась за грудь. Вскинула голову, и Р'риса увидела, что по мертвенно-бледным щекам старухи катятся слезы, а из уголка рта тянется пенистая розовая полоска. Молодая знахарка сорвалась с места раньше, чем старуха мешком осела на землю; раньше, чем стоящие рядом люди сообразили, что к чему.
Раньше, чем успела понять, что делает.
Она подхватила старушку, не дав ей удариться головой о землю, быстро прощупала пульс на шее, оглянулась и в спешке закричала:
- Ратей, помоги мне! Скорее сюда!
Наставник подбежал к ней, но вдруг остановился в паре шагов, широко раскрыв глаза от удивления. Остальные тоже не решались подойти, стояли как вкопанные, не сводя глаз с Р'рисы.
- Да что вы встали?! Что вы смотрите на меня… она же умирает… она же…
Р'риса поднялась с колен и только сейчас поняла, что ее пальцы смыкаются не на запястье умирающей колдуньи.
В правой руке девушка крепко держала страхоидол, за который схватилась, чтобы не упасть. Глазницы черепа ашати горели огнем, древко сильно пульсировало и обжигало ладонь.
Р'риса от испуга отпустила древко и отскочила в сторону, но посох продолжал стоять как ни в чем не бывало, хотя по всем законам должен был упасть под таким наклоном. Старуха на земле чуть повернула голову, и ее рот искривился в злорадствующей улыбке.
- Кха-ха-ха-хахаха! – она смеялась, отхаркивая сгустки крови, смеялась так, что Р'рисе стало жутко, - Твой посох теперь!
- Что? Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, я не хочу, не нужно, - забормотала испуганная Р'риса. На глазах навернулись слезы, она беспомощно смотрела то на старуху, то на посох.
- Р'риса! Р'риса! – услышала она голос Ратея, - иди домой, немедленно иди домой! Я сам тут разберусь, - знахарь стряхнул оцепенение, сел рядом с умирающей старухой и принялся копаться в своей сумке. – Чего стоишь? Беги домой! – повторил он, и Р'риса, спотыкаясь, неуверенным шагом направилась в сторону села. Но с каждым футом ноги все больше наливались тяжестью и вдруг подкосились. Р’риса упала на колени. Спина начала сильно болеть, что-то давило на плечи. Девушка оглянулась и каким-то образом сразу нашла взглядом глазницы черепа ашати. Она попыталась сделать еще шаг вперед, но тут посох мелко задрожал, костяные челюсти клацнули клыками. Р’риса поднялась и сделала резкий рывок вперед, в чем тут же раскаялась - из нее как будто выдрали легкие, голова пошла кругом и все перед глазами потемнело.
- П…пугало… Грайе…- прошептала старуха и ее глаза закрылись.

Девушке ничего не оставалось, как взять посох в руки, обмотав ладони длинными концами накидки, и чуть ли ни бегом пойти домой, уговаривая себя не оглядываться.
Естественно, дед не обрадовался страхоидолу.
- Выкини эту херню немедленно!
- Я же уже сказала - я не могу, он держит меня! Как ты не понимаешь?!
- Тогда проваливай с глаз моих, я не собираюсь спать с этой дрянью под одной крышей!
- Чтобы я оставила Данку с тобой? Ну уж нет, ты же как нажрешься опять...
Договорить Р’риса не успела - дед без раздумий замахнулся на нее кулаком, девушка, взвизгнув, присела, но удара не последовало. Вместо него раздался странный гудящий звук и шкворчащее шипение, словно в раскаленное масло плеснули воды.
Р’риса с ужасом и облегчением поняла, что ее спас страхоидол. Дед ударил еще раз, но кулак снова остановился в четверти фута от ее лица. Из черепа ашати в этот миг расплылось золотистое сияние. Дед взревел, сбросил в запале все со стола и вышел, громко хлопнув дверью.
Р’риса так и села, где стояла. Страхоидол перестал шипеть и стал как будто холоднее на ощупь.
«Твой посох теперь... Пугало... Грайе...» звучали в голове последние слова старухи.
До полуночи Р’риса просидела, не смыкая глаз и вздрагивая от каждого шороха.
В итоге Р’риса плюнула на все и задвинула дверь на засов, а все окна на щеколды, иначе дед ввалится домой под утро и может стащить ее с печи за волосы. Уже засыпая, девушка почувствовала, что в комнате стало заметно холоднее, чем обычно, но Р’риса лишь достала второе одеяло, которое лежало у нее в ногах как раз на такой случай, и закуталась поплотнее.
«Завтра все пройдет, завтра все наладится. Сейчас ничего не поделать, сейчас надо спать, крепко-крепко» думала Р’риса, начиная видеть маленькие, полупрозрачные сны перед глазами. Сначала они состояли лишь из ее мыслей и воспоминаний о прошедшем дне, а потом, в конце концов, похоронили сознание под слоем тревожных фантазий. 
ДАНКА

Данка всю ночь смотрела в окно.
На улице поднялся ветер, облака, набежавшие неизвестно откуда, закрыли собой все небесные светила, сквозняки засвистели в щелях, а мелкий град застучал по крыше.
На стеклах медленно росли замысловатые рисунки измороси.
На занавеске висела большая бабочка. Ее лапки зацепились за ткань, а крылья упирались в стекло. Данка наблюдала за ней еще вчера, как она билась в невидимую преграду, то взлетая к потолку, то опускаясь. Шуршание крыльев не стихало до утра, а теперь все, успокоилась.
Девочка подошла поближе и резко отодвинула занавеску. Тельце бабочки сорвалось вниз и шлепнулось на пол. Данка наклонилась, загребла всеми пальцами, едва не смяв, и стала рассматривать. Потрепанные крылья, обломавшиеся, потускневшие. Длинные скрюченные лапки, одного усика не хватает. Девочка схватилась за кончики крыльев и несколько раз покачала ими.
Бабочка вдруг затрепыхалась, и левое крыло тут же порвалось у девочки в пальцах. Данка остановилась, рассматривая содеянное, и уже специально стала тянуть в разные стороны. Оторвала сначала одно крыло, затем второе, потом маленькие, нижние. Усик, лапки, одну за другой. Осталась только голова с черными глазами и мохнатое брюшко.
Данка поставила обрубок в уголок.

Продолжение следует.

[Граф]

Данка остановилась, рассматривая содеянное, и уже специально стала тянуть в разные стороны. Оторвала сначала одно крыло, затем второе, потом маленькие, нижние. Усик, лапки, одну за другой. Осталась только голова с черными глазами и мохнатое брюшко.
Данка поставила обрубок в уголок.

Какая миленькая девочка! Сначала отрывает лапки у бабочек, потом будет отрывать и у людей. Ручки, ножки, головы... "Дети в подвале играли в гестапо, зверски замучен сантехник Потапов... " (из моего пионэрского детства).
По тексту: типичная женская фэнтезятинка, без вариантов.

[Гость_Ia-Ia_*]

Елена, не обращайте внимание на Графа.
Сам он только про котиков Сталина понимает литературу. И пишет.

[Граф]

Сам он только про котиков Сталина понимает литературу. И пишет.

Не-не-не, я еще про ослов пишу. Неужели забыли мой шыдевр, посвященный вам лично?

[Гость_Monk_*]

В целом неплохо написано. Есть интрига. Придираться не буду. Автору удачи.