Текст всех рассказов, Литературный турнир "Игры Фантастов" №4 Опции

[NatashaKasher]

№ 1 Процедура

На улице вдалеке кто-то горланил песню. Александр сквозь сон прислушался: знакомый хрипловатый голос, старательно борясь с мелодией, напевал известный шлягер группы «Кино», заменяя по тексту «восьмиклассницу» на «первокурсницу». Когда речь дошла до второго куплета, неизвестный прокричал уже совсем рядом, под окнами:
- Ты говоришь, что у тебя по матанализу трояк, а мне на это просто наплевать…
Тут Александр окончательно проснулся и сразу всё понял. Андрюха вернулся из поездки к родителям и скоро войдёт в свою комнату с целой сумкой различных вкусностей. А это означает, что хватит уже дрыхнуть: нужно вставать и лёгкой кавалерийской рысцой нестись в триста семнадцатую, чтобы поучаствовать в скромном студенческом пиршестве.
В комнату друзей Саша вошёл одновременно с Андреем, так что вскоре смог наблюдать за процессом извлечения домашних продуктов на свет божий. Что-то, конечно, тут же отправилось под кровать, в особую коробку с запасами на чёрный день. Одна за другой туда перекочевали литровые банки с домашней тушёнкой. Но имелась и скоропортящаяся провизия, которая подлежала немедленному употреблению в пищу. Так поступили с батоном варёной колбасы. Каждый, кто присутствовал в этот момент в триста семнадцатой, сделал себе по знатному смачному бутерброду. Остаток колбасы положили на подоконник.
На короткое время все разговоры стихли, в комнате слышалось лишь сочное чавканье. Несколько пар молодых здоровых челюстей азартно перемалывали бутерброды. Александр дожевал последний кусочек, а потом ему померещилось какое-то мельтешение на подоконнике. Студент присмотрелся: нет, глаза его не обманывали. По белой крашеной поверхности каталось туда-сюда треть батона колбасы. Но ведь такого не может быть! Подойдя поближе, Саша, наконец-то, понял, что послужило источником вынужденных колебаний. Со всех сторон на подоконник сбежались полчища тараканов. Прусаки набросились на колбасу, как пираты на захваченный город. Рыжая армия не знала пощады: насекомые энергично отдирали кусочки ароматной серовато-розовой мякоти, да так активно, что батон скакал взад-вперёд по подоконнику.
Поражённый невиданным зрелищем Александр только и смог воскликнуть:
- Э-э-э!
Андрей оказался более расторопным. Он сбросил с ноги тапок, подбежал к подоконнику и разогнал рыжих захватчиков, потом стряхнул самых упорных с батона и убрал колбасу в полиэтиленовый пакет.
- Вечером пожарим к макаронам.
- Диетическое блюдо, колбаса с тараканами. Рекомендовано Министерством здравоохранения для студентов старших курсов! – ехидно прокомментировал Серёга. Но Андрюха отреагировал жёстко:
- Не нравится – не ешь!
Вернувшись в свою комнату, Александр взял в руки конспект лекций по обратным задачам математической физики. После хорошего утреннего перекусона интегродифференциальные уравнения оказались именно тем, чего так не хватало молодому растущему организму, и спустя десять минут студент уже мирно храпел, растянувшись на кровати.
***

И снилось Саше, что вся их компания, как обычно, собралась вечером в триста семнадцатой, чтобы расписать пульку-другую. Но четырёхугольный стол, почему-то, оказался покрыт зелёным сукном, да и в размерах преизрядно увеличился. Кроме Андрюхи, Серёги, Димыча и Валерки по бокам расселись ещё и другие студенты четвёртого курса. Александр сильно удивился и хотел спросить, почему их так много, ведь в преферанс играют максимум вчетвером, а тут народу хватит на турнир по бриджу. Да и не могло столько людей поместиться в обычной общежитской комнате. Но потом он вгляделся и рассмотрел во главе стола какого-то незнакомого субъекта с редкими волосами на макушке, дурацкими усиками и огоньками в тускловатых серых глазах. В лице этого человека ощущалось что-то неуловимо тараканье. Незаданный вопрос тут же отпал сам по себе.
Субъект вытащил из кармана колоду в пятьдесят два листа и старательно перетасовал её.
- Народ, внимание! – произнёс незнакомец с тараканьим лицом и принялся раздавать карты. Сдавал он как-то необычно: кидал одну направо и выдерживал паузу, чтобы игрок показал, что получил. Затем карта летела налево, следующему студенту. Почти все участники странной игры мешкали, переворачивая доставшиеся им картонные прямоугольники. Александр поймал себя на мысли, что не знает правил, но признаваться в этом перед всей компанией показалось глупым. Тут прилетела карта и ему. Саша открыл её – бубновая семёрка.
Незнакомец стал сдавать по второму кругу. Вскоре Олег, по прозвищу Граф, перевернул карту, и все увидели, что ему достался туз пик. Собравшиеся за столом зашумели, а Граф заметно побледнел. Человек с тараканьим лицом зловеще улыбнулся, достал откуда-то пистолет и протянул его Олегу со словами:
- Вы выиграли эту игру!
Граф долго не решался взять в руки оружие, с удивлением глядя на смертоносный механизм. Затем, превозмогая себя, он ухватил пистолет двумя пальцами за спусковую скобу и неверными шагами удалился за штору, закрывавшую вход в комнату. Все смотрели друг на друга округлившимися глазами, не зная, чего ожидать дальше. Даже известный остряк Серёга не нашёлся, что сказать в подобной ситуации. В комнате воцарилась жуткая давящая тишина. Александр оглядел присутствующих, тщетно силясь понять, в какую же передрягу они попали, но тут прогремел выстрел. Саша вскочил и рванулся к шторам, которые разошлись ещё до того, как он до них дотянулся. В комнату медленно вошёл Граф. Задумчиво посмотрев в окно, Олег меланхолически произнёс:
- Я стрелял, но промахнулся.
Все с облегчением рассмеялись, а Митька, сосед Олега по комнате, беззлобно выпалил:
- Ну ты и мазила!
Как ни странно, Граф воспринял этот выпад очень близко к сердцу. Он сверкнул глазами, воззрившись на Митьку, и крикнул в запальчивости:
- Я мазила? Да я в таракана на твоей голове попасть смогу!
Александр глянул на Митьку – у того и в самом деле на макушке сидел рыжий прусак и потешно шевелил усами. Граф тем временем навёл пистолет и выстрелил. Грохот отдался в Сашиной барабанной перепонке…
***

Вскочив с кровати, Александр почувствовал, что в правом ухе стреляет. «Приснится же такое!» - подумал ошеломлённый студент. Всё что ему привиделось, было каким-то неправильным. Это уже происходило когда-то с другими людьми и никак не могло случиться в триста семнадцатой со студентами четверокурсниками. Но ухо продолжало беспокоить, как будто в нём сидело неведомое существо и танцевало странный танец. После очередного резкого па боль отдалась по всей правой половине лица. Нужно что-то предпринять.
Саша оделся и направился в поликлинику, надеясь, что рабочий день там ещё не закончился. Принимала студента молодая ЛОР-докторша. Выслушав, на что жалуется Александр, она осмотрела слуховой канал через воронку, включив рефлектор у себя на лбу.
- Да у вас там серная пробка! – безапелляционно заявила доктор. – Зиночка! Подготовьте лоток, шприц и раствор фурацилина! Будем промывать.
Пока мнительный Саша прикидывал, каким образом при процедуре задействуют шприц, расторопная медсестра быстро принесла всё необходимое. Лоток прижали к шее студента под ушной раковиной и наказали придерживать руками. Докторша наполнила шприц раствором, затем приставила раструб к слуховому каналу. Александр зажмурился, но никаких неприятных ощущений не испытал. Тёплая вода под давлением вспрыснулась в ухо, затем Сашину голову наклонили набок, чтобы жидкость вытекла в лоток. А потом ЛОР-врач вдруг вскрикнула:
- Ой! Да у вас там таракан! Зина! Смотри!
Обе медработницы склонились над лотком, рассматривая свою добычу. Их неподдельный энтузиазм передался и студенту:
- А мне покажете?
- Мы его уже вылили вместе с водой. И как же вы не почувствовали, что к вам в ухо таракан заполз?
- Но я же спал.
***

Из поликлиники Александр направился в хозяйственный магазин, где купил две пачки китайских мелков от насекомых. Вернувшись в свою комнату, студент обвёл пол и стену вокруг кровати тройной сероватой линией. Теперь ни один таракан к нему не подберётся на пушечный выстрел!
От переживаний у Саши не на шутку разгулялся аппетит. Столовая ещё не открылась на ужин, а направляться в триста семнадцатую комнату было рано. Поэтому Александр решил попытать счастья у знакомых девчонок.
- Сашенька! Наташенька! Привет! У вас пожрать чего-нибудь не найдётся? А то я до ужина не доживу!
- Да у нас и самих шаром покати, даже хлеба нет. Вот только супчика немного осталось от обеда. Будешь?
Александр взял протянутую ему кастрюльку и понёс на кухню разогревать. Приоткрыл крышку – пахло заманчиво. Наташенька замечательно варила колбасный суп с томат-пастой. Сбегав к себе за ложкой, Саша помешал содержимое кастрюльки, и тут со дна всплыли несколько тараканьих трупиков. Да что за дьявольщина! Что ж за день такой сегодня, тараканий! Есть сразу же расхотелось и студент решил с горя сходить в душевую. Разделся, стал под лейкой, включил воду. Но сверху ничего не полилось, а когда Александр поднял руку и потрогал насадку, покрытую известковым налётом, то пальцы ощутили какое-то шевеление. Студент поднял голову и с отвращением увидел большого рыжего таракана с длинными усами. Насекомое нагло сидело на лейке душа и никуда не собиралось убегать. Мерзость какая!
Возвращаясь в свою комнату, Саша проходил мимо главного входа. Вахтёрши возле дверей не оказалось. Женщина в чёрном халате перебралась со своего обычного места на широкий диван у стены и читала что-то маленькой девочке с бантиками на косичках. Подойдя поближе, Александр услышал знакомые с детства строчки:

Вдруг из подворотни
Страшный великан,
Рыжий и усатый
Та-ра-кан!
Таракан, таракан,
Тараканище!

Он рычит, и кричит,
И усами шевелит:
"Погодите, не спешите,
Я вас мигом проглочу!
Проглочу, проглочу, не помилую".

Какое странное совпадение! Услышать это именно сегодня было забавно втройне.

***

Ночью Саше приснился ещё один дурацкий сон, как будто идёт он по широкой городской площади среди тысяч людей. И все, кого он видел, время от времени поднимали голову и с беспокойством глядели на небо. Заразившись общим настроением, Александр тоже посмотрел вверх. Сначала он увидел ослепительно белые кучевые облака на голубом небосклоне. Вечные странники цепью жемчужною неторопливо двигались в сторону южную.
А потом небо над площадью потемнело, и облака закрыл огромный светло-рыжий объект с отчётливым делением на сегменты. Из средней его части выходили шесть суставчатых опор, покрытых громадными шипами. Когда один из этих стержней ступил на площадь, раздался грохот, как от удара строительного забивателя свай. Люди в ужасе разбегались в разные стороны, а на тротуар опускались новые суставчатые опоры. Затем передняя часть объекта начала приближаться к земле, и Саша заметил длинные кольчатые антенны, а так же какие-то парные отростки поменьше. Чуть выше их располагались два удлинённых чёрных пятна неправильной формы. Антенны зашевелились, а объект издал оглушающий резкий звук. От внезапно нахлынувшего ужаса Александр бросился бежать со всех ног, а сзади доносился грохот опускавшихся суставчатых опор. Он слышался всё ближе и ближе, но студент боялся обернуться. Наконец, упав в изнеможении на щербатый асфальт, Саша посмотрел вверх и увидел громадную тараканью голову с шевелящимися усами. Резкий звук повторился, после чего студент закричал.
- Ты чего орёшь? – раздался недовольный голос. И тут Александр проснулся.
- Ты чего орал, как резаный? – спросил его Иван, сосед по комнате.
- Кошмар мне приснился, с гигантским тараканом.
- Делов-то! Надо было увидеть во сне гигантский тапок, чтобы отбиваться от гигантского таракана! И тогда бы орать не пришлось!
***

На следующий день первой парой стояла лекция по теории игр. Доцент Снегов читал свой курс уже двадцатый год, но никогда с ним ещё не случалось такого странного происшествия. Когда он начал расписывать на доске итеративный метод Брауна-Робинсона для решения матричных антагонистических игр, с третьего ряда вдруг выбежал один студент и, срывая на ходу ботинок, понёсся к лектору. Владимир Викторович был неробкого десятка, но, на всякий случай, медленно отошёл в сторону так, чтобы между ним и молодым человеком оказалась кафедра докладчика. А студент, тем временем, подбежав к доске, начал стучать ботинком по зелёной поверхности, исписанной мелом.
- Молодой человек! Позвольте поинтересоваться у вас, что вы сейчас делаете? – осмелился спросить доцент Снегов.
- Владимир Викторович! У вас тут тараканы по доске бегают. Надо их прихлопнуть поскорее, - заявил студент, продолжая охаживать подошвой недавно изображённую матрицу игры.
Из слов четверокурсника Снегов сделал вывод, что его жизни в данный момент ничего не угрожает, поэтому смело подошёл к первому ряду и попросил девушку, сидевшую у прохода, сходить в деканат и вызвать оттуда кого-нибудь из инспекторов. Потом доцент вернулся к доске и стал наблюдать за движениями ботинка по зелёному полю. Они представляли интерес с точки зрения теории исследования операций. Владимир Викторович начал прикидывать оптимальную траекторию с позиций марковских процессов и, неожиданно для самого себя, нащупал новый подход к одной проблеме, которой он занимался уже долгие годы.
Когда через пятнадцать минут в поточную аудиторию вбежали санитары, они долго не могли понять, кого им следует увезти в клинику: юношу, стучавшего по доске ботинком, или лысоватого доцента, который изрисовывал чистую поверхность символами и диаграммами, полностью отрешившись от происходящего. В конце концов, Александра скрутили и повели к выходу. От дверей он ещё успел крикнуть:
- Владимир Викторович! Там в левом углу ещё тараканы остались!
***

Его превосходительству генералу В’Хаб эн Т’Янсу
от полевого агента С’Тхана

Рапорт.
В рамках операции «Великий поход» мною было проведено I-сканирование ноосферы планеты M4215943-G25739c. Был обнаружен единственный обладатель интеллекта 1 уровня, способный создать объединённую теорию фундаментальных взаимодействий. По отношению к выявленной персоне проведена процедура щадящей изоляции с использованием низшего аборигенного вида Blattella germanica. Результаты процедуры признаны удовлетворительными. Других обладателей интеллекта 1 уровня, способных помешать операции «Великий поход» не выявлено. Согласно общему графику патрулирования агентура переводится на следующее место дислокации (планета M4215943-K17295b).
***

- Привет, буйный! Ты как? Оклемался?
- Да нормально я, успокойся!
- А кусаться не будешь?
- Слышь, Вано, кончай издеваться! Самому тошно, но я не псих. Просто тот день, перед лекцией, был какой- то странный. Вот меня и переклинило.
- Знаешь, что про тебя на факультете рассказывают?
- Догадываюсь.
- Ты у нас теперь звезда. Заслуженный псих курса. Говорят, Снегов за тебя в деканате заступился, сказал, что твоё безумие – следствие формирующейся гениальности.
- Да ладно. Хорош трепаться!
- Я тебе отвечаю! Нам Галина Николаевна по секрету сообщила. Кстати, когда тебя отсюда выпустят?
- Не знаю. Говорят, нужно отдохнуть, курс витаминов пропить и укольчики проколоть.
- С тобой в палате настоящих психов нет?
- Не, такие же переучившиеся студенты. Один физтеховец – забавный чел. Мы с ним про науку постоянно беседуем. Он мне дал почитать трёхтомник Ландау. Забористое чтиво! Я проникся!
- Да ты ботан, в натуре!
- Слушай, Вано, не глумись. Мне и так тошно, но благодаря «Ландавшицу» я хоть немного переключился на другое. А ты можешь мне из библиотеки принести «Фейнмановские лекции по физике» и «Введение в квантовую механику»?


№ 2 Исчезновение Гулливера

Через год после того, как издатель Ричард Симпсон опубликовал весьма искажённое изложение моих путешествий, соседи-йеху стали весьма докучать моему затворничеству. Как я узнал стороной, множество зевак, не внявших добродетельному примеру гуигнгмов из-за скудоумия, желали своими глазами увидеть автора, по-видимому, из праздного любопытства. Однако гордыня – презренный порок презренных животных – толкала некоторых на совершенно безрассудные поступки. Не было числа диким выходкам, становившимся небезопасными для меня и йеху моей семьи. В конце концов, обдумав создавшееся положение вещей, я решил оставить Англию. Лет мне уже немало, но, благодаря природному здоровью и благоприобретённой умеренности, сил ещё достаточно. Посему лучшим выходом я положил переселение на какой-либо уединённый, но не слишком отдалённый остров.
В мае 1728 года на шебеке «Альциона» я отправился на север, к Оркнейским островам. В городке Керкуолл я запасся необходимыми припасами и нанял рыболовный баркас, на котором собирался совершать вылазки в поисках будущего убежища от соотечественников. 8 июня, вечером, устав от целого дня маневрирования в суровых водах архипелага, я на минуту задремал. Очнувшись, я обнаружил, что ничего не могу разглядеть в густом тумане, в то время как мою посудину влечёт довольно быстрое течение. Бороться с морем было невозможно. Направление по компасу было норд-норд-ост, и оставалась надежда, что если туман рассеется, а течение не изменит направления, то баркас сможет добраться до Шетландских островов. И действительно, преодолевшее (по моим расчётам) 60 миль, как говорится, «вслепую», судёнышко было выброшено прибоем на острые скалы. Предположив, что нахожусь на крупнейшем из островов – Мэйнленде – я отправился берегом в поисках помощи, ибо уже начала сказываться жажда, да и продрог я изрядно.
Пройдя около мили по галечнику (обрыв в том месте был низок, не в пример прочему побережью), я наткнулся на небольшой ручей и, утолив жажду, думал отправиться вверх по течению, как всегда советуют поступать в незнакомой местности опытные путешественники. Внезапно громкий возглас привлёк моё внимание. Обернувшись, я обнаружил наблюдавшего за мной йеху. Он до странности походил на меня ростом, сложением, всем обликом. Думаю, что и годами мы могли быть ровесниками. Это сходство, а также то, что я давно был лишён отвратительного общества себеподобных, позволило вытерпеть последующее. Первым делом это создание подбежало ко мне с различными восклицаниями, по-видимому, удивления, неразборчиво болтая на смутно понятном языке. Йеху тряс меня за плечи, порывался обнять, вновь отскакивал и хлопал себя по бокам, как бы от восторга. Я не смог сдержать на лице выражения некоторой брезгливости, что довольно скоро охладило пыл островитянина. Он несколько успокоился, отступил на пару шагов и, церемонно сняв шляпу, издал звуки, походившие на английское приветствие. Мне не осталось ничего иного, как ответить тем же. Итак, мы познакомились. Шетландского йеху звали Эл Нидерстейн. К своему удивлению я понял, что испытываю к нему не слишком сильное отвращение. Этому, несомненно, способствовала его внешность: мне было не труднее привыкнуть к Элу, чем к отражению в зеркале, с поправкой на одеяние, разумеется. Успокоившись и поразмыслив, я решил довериться островитянину, который с ласковой настойчивостью приглашал следовать за собой.
Около получаса мы блуждали среди прибрежных скал и лугов, пока не вышли на обочину прекрасной дороги, покрытой чрезвычайно твёрдым материалом и раскрашенной белыми полосами. Заметив, что я голоден, Эл извлёк из кармана небольшой предмет в яркой обёртке, тут же им сорванной. Откусив добрую половину содержимого, прочим он угостил меня. Содержимым оказалось нечто вроде бисквита, облитого застывшим шоколадом, чрезвычайно сладкое и мгновенно меня подкрепившее. Удивительно, как удалось заставить мексиканское лакомство затвердеть! Ещё более непостижимым образом была изготовлена обёртка, представлявшая собой невероятно тонкую фольгу, раскрашенную самым дикарским образом. При виде столь знакомой тяги йеху к бессмысленной пестроте и прочим излишествам, я затосковал, испытывая сильнейшее желание остаться в одиночестве, хотя уже смеркалось и укрытие от холода тоже не стало бы лишним.
От переживаний меня отвлёк внезапно вспыхнувший свет, сопровождаемый сильным немелодичным звуком. С запада к нам с большой скоростью приближалась невиданная повозка. Не было ни упряжных животных, ни кучера. Сама колесница походила на гигантскую деревянную колодку, которой пользуются башмачники. Четыре широких колеса, два фонаря, освещавшие путь, огромное застеклённое окно спереди – таковы были заметные детали экипажа. Поравнявшись с нами, повозка замедлила ход и остановилась. Теперь можно было разглядеть, что сама она около двух ярдов ширины и шести длины, в высоту около двух с половиной ярдов, лимонно-жёлтая, с зелёными квадратами и крестом св. Георгия на боку, изготовлена, казалось, из металла вплоть до крыши. Сквозь переднее окно был виден возница за подобием штурвального колеса. Признаюсь, я был не только удивлён, но и несколько напуган этим зрелищем. Однако, взяв себя в руки и припомнив путешествие в Лапуту, догадался, что туземцы, по-видимому, много продвинулись в усовершенствовании различных механизмов.
Пока я разглядывал повозку, сбоку открылась дверца и на дорогу вышла дородная самка йеху с ярко окрашенными волосами, в одеянии, напоминающем белый халат. Поприветствовав Эла и не обратив никакого внимания на меня, она отвернулась и заговорила со странными паузами, словно беседуя с невидимым собеседником. Иногда её речь сопровождалась жестами, предназначенными этому невидимке. Словом, впечатление странности происходящего усилилось. Впрочем, скоро она улыбнулась и, махнув рукой, пригласила нас в свою механическую карету. Мой спутник без раздумий полез внутрь. Мне пришлось последовать его примеру. В карете оказались мягкие откидные скамьи и различные приспособления – как мне показалось, медицинского назначения. Отделённые перегородкой от нашего помещения молодой, татуированный как каннибал возница и красноволосая самка немного поспорили, затем повозка устремилась на север. Судя по мелькавшим за окном скалам и пучкам травы, ехали чрезвычайно быстро. В то же время, нас нисколько не трясло на этой гладкой дороге. Так мы неслись в наступившей ночи, освещая путь яркими передними фонарями, сопровождаемые неведомой музыкой с невидимым оркестром и хором, которым не в такт подпевал возница. Справа показались строения, ярко освещённые разноцветными огнями на высоких столбах и просто фасадах. Поселение исчезло прежде, чем я смог подробно рассмотреть дома и их обитателей. Неожиданным утешением для меня оказались обычные овцы. Они, вероятно, возвращались в овчарни на короткую летнюю ночь и не сразу отбегали с обочины, спугнутые быстрой повозкой. Поведение этих спокойных животных, а, кроме того, привычные ругательства йеху, исторгаемые возницей, успокоили меня своей обыденностью.
Через полчаса наш экипаж остановился в глухом месте. Поблагодарив хозяев, Эл пригласил меня следовать за собой. Издав сигнальную трель и мигнув фонарями, механическая повозка быстро исчезла вдали. Мы остались на площадке перед массивным зданием, в котором я без труда опознал маяк. Его башня была прямоугольной, около двадцати ярдов высоты. Слепящий луч мелькал через равные промежутки, видимо, управляемый точнейшими механизмами. Мой спутник, вероятно, был смотрителем – так мне показалось до разговора, который развеял мои заблуждения. Ниже я кратко излагаю нашу беседу, насколько смог понять странные речи на не вполне совпадающем с грамотным английском языке.
Итак, мы действительно находились на Мэйнленде, загадочным образом перенёсшимся почти на триста лет вперёд. Впрочем, неверно выразился: не острова, а сам я оказался в будущем, оказавшись через 289 лет после своего отплытия с Оркнеев. Если вспомнить, что истории о подобных путешествиях бытуют среди простого народа в Верхней Голландии, на севере Италии, да и в моих прежних путешествиях я слышал нечто в этом роде на острове Глаббдобдриб, то допустить справедливость этой мысли не так уж и сложно. Понятно, что я с нетерпением побуждал Элла к рассказу о минувшем за эти годы. Но так же скоро был разочарован, поскольку он не смог привести ни единого факта, свидетельствующего об улучшении скотской породы йеху. Все его речи сводились к истории войн и насилия либо примерах «усовершенствования» Природы. Так, я услышал о страшных орудиях убийства и миллионах невинных жертв, погибших из-за неспособности йеху к самовоспитанию. Заметив гадливость, отразившуюся на моём лице, Эл постарался описать достижения в технике, медицине, искусстве, но говорил об этом без воодушевления. Там, где он старался показать «прогресс», я видел умножение потребностей – неотъемлемое свойство натуры йеху. Мои наводящие вопросы помогли и ему самому признать пагубность «цивилизованного пути». Оказалось, что их чудесные дороги истощали недра и загрязняли поверхность Земли. Их волшебные повозки отравляли воздух и служили ослаблению жизненных сил, способствовали зависти и во множестве были источником опасности. Их медицина, победившая сотню страшных недугов, осталась малодоступна для неимущих и, кроме того, породила несколько новых ужасных заболеваний. Общение на расстоянии привело к усилению эгоизма отдельных особей, усилило развращение характеров и ослабление умственных способностей, и без того невысоких. Искусство же… Но тут я умолкну, поскольку отучился вести разговоры о том, чего нет. Бездумные, бесцельные, бессмысленные занятия, служащие ширмой тщеславия, обмана и стяжательства! Эл показал мне некоторые образчики «достижений» своего века с помощью «тиви», как он называл некое окно, волшебным способом демонстрирующее различные уголки мира. Нигде я не увидел признаков истинной мудрости, но лишь грязь, разврат, упадок, о чём немедленно и заявил.
Тогда Эл, уже некоторое время проявлявший обеспокоенность горячностью гостя, отключил все приборы и механизмы (за исключением собственно маяка). Затем он плотно прикрыл окна и двери, и сперва осторожным шёпотом, а затем с увлечением, не уступающим моему собственному, поведал об открытии. Он привёл неопровержимые свидетельства, как из области медицины, так и из наблюдений за миром животных. В двух словах, его открытием является факт заражённости большинства йеху особым видом паразитов, а именно – тараканами! Действительно, изучая поведение овец или коров, больных вертячкой – медики называют её «ценурозом» – и доискавшись причин этого заболевания путём анатомирования погибших животных, легко понять, что виновен в странном поведении животных некий червь (Multiceps multiceps), а точнее, его личинка (Coenurus cerebralis), поселяющаяся в мозгу несчастных созданий. По словам опытных пастухов, «у овец волдыри в мозгу растут». Терпя страшные муки, животные ведут себя неестественно, что, в конце концов, и приводит их к гибели. Изучив поведение скота, больного ценурозом, приняв во внимание факты попадания тараканов в ушные раковины и ноздри людей, особенно детей или спящих, скрупулёзно сравнив отклонения от нормального поведения здоровых существ с поведением представителей «рода человеческого», дотошный исследователь сделал вывод, которого не удалось сделать мне самому. По его мнению, всё гадкое, гнусное, отвратительное в нашей природе – не от естества йеху, но от проклятых паразитов!
Отныне стали понятны необъяснимое пристрастие к ядовитым веществам, одурманивающим разум и отравляющим тело: так организм пытается бороться с источником заболевания (на деле – усугубляя оное). Увлечение спортом, в том числе скачками, кулачным боем и ножным мячом это не что иное, как вертячка овец, только в несколько своеобразных, причудливых формах. Загадки бесчеловечной политики, причуды безумной моды, вычурное и бесцельное литературное творчество и всё искусство, все беды нашего мира – плод деятельности отвратительных насекомых в нашем мозге. Нидерстейн ещё не вполне решил, появляются ли отклонения в поведении людей из-за механического повреждения, поедания или вытаптывания мозговой ткани, либо это результат загрязнения мозга экскрементами насекомых. В последнее время он стал склоняться к мысли, что это более сложный процесс, но так или иначе – виноваты именно тараканы.
Изложив это, Эл признался, что в последнее время его беспокоит мысль о собственной участи. Он – писатель, арендовавший этот уединённый уголок для того, чтобы без помех обобщить факты и явить людям их противника, самой Природой сотворённого для противодействия человеческой гордыне. Но мысль о том, что он сам может быть заражён, что в его мозгу ползает ужасный паразит и именно по произволу этого враждебного организма возникла такая причудливая идея, останавливала до сих пор его излияния. Встреча со мной – независимым и непредвзятым слушателем и собеседником – стала для несчастного символом надежды на избавление от двойственности восприятия.
Я сижу возле бездымного камина с неестественным пламенем, разглядывая дёргающуюся на стене тень Эла. При здравом размышлении приходится признать, что помочь ему я не в силах. Когда Нидерстейн отправится спать, я изложу последние события – не потому, что надеюсь помочь йеху разглядеть свои недостатки, но лишь вследствие многолетней привычки делать заметки о реальных событиях, которым стал свидетелем. Завтра я попытаюсь найти какую-нибудь лодку и отправлюсь обратно, на запад. Тому, кто найдёт эти записки, дозволяется поступить с ними по собственному разумению. Если же, паче чаяния, он окажется смышлёнее прочих йеху, пусть

Примечание издателя

Рукопись с этим текстом была найдена на конторке в жилой комнате маяка Eshaness после исчезновения Э. Нидерстейна. Как известно, выдающийся исследователь творчества Дж. Свифта пропал в прошлом году. Удалённость от ближайшего жилья, отсутствие интернета и живых собеседников, привлекающие на Шетландский архипелаг творческих личностей, по-видимому, пагубно повлияли на рассудок шестидесятидвухлетнего писателя. Публикация последней работы Эла – дань нашего уважения его памяти.

На правах рекламы

Благотворительная организация Shetland Amenity Trust выкупила и полностью восстановила большинство автоматических маяков. Теперь их может арендовать любой желающий (подробнее об этом можно узнать по ссылке). Помимо этого, есть специальная программа для художников, писателей, музыкантов. Мы ждём Вас!


№ 3 Коробка

Олег залпом выпил чашку холодного кофе. Голова как чугунное ядро, в глаза хоть спички вставляй, ноги гудят, как после марафона… Ладно, немного осталось, часа через два объявят предварительные результаты, хотя и так ясно – мы победили. Мы победили! Полгода беготни, склок, интриг - и вот наш кандидат уверенно впереди. Наверное, это хорошо, что мы победили. Только не вполне ясно кто это мы…
С кандидатом-то понятно, он займёт пост, начнёт ворочать делами. Его хорошо подготовили к предвыборной компании, такие речи толкал – заслушаешься! Правда, за кулисами он совсем другие речи толкал.
Всё же правы были те, кто говорил, что не его, Олега, это дело. Не приспособлен он для политики, совести слишком много. Но хотелось попробовать чего-то новенького, необычного. Зря, наверное, хотелось…
Вступить в предвыборную команду оказалось совсем просто. Олег выбрал понравившегося кандидата, пришёл в штаб и предложил свои посильные услуги. Приняли тут же и ни в какие партии вступать не заставили. Сначала доверили плакаты развешивать, позже выступать с агитацией в небольших городах. Агитвыступления готовили заранее, раздавая готовые тексты, но приходилось и импровизировать – всех вопросов не предугадаешь. Говорить Олег умел и вскоре он уже разъезжал вместе с кандидатом в качестве помощника, что-то вроде пресс-секретаря – выступал перед избирателями и журналистами, когда кандидат был занят.
Вблизи кандидат выглядел не таким уж привлекательным. То, что он отличался от своей ретушированной фотографии на плакатах, Олега мало беспокоило, но вот вне сцены это был совсем другой человек, любящий брать нахрапом, а не умом, криком, а не логикой. Олег бросил бы всё и ушёл, но как выяснилось, его роль оказалась не такой уж маленькой. Он невольно стал лицом кандидата, его визитной карточкой, и уход наверняка негативно сказался бы на имидже кандидата. Да и деньги… платили не то чтобы много, но и не так мало, чтобы, не задумываясь, всё бросить.
Последние две недели указания шли за указаниями и всё срочно, срочно, срочно… Олег мотался как угорелый, чувствуя себя загнанным тараканом в коробке обстоятельств.
Ну ничего, теперь всё позади. Он уже переговорил с кандидатом, что сразу после выборов уйдёт, независимо от результатов. Кандидат воспринял это довольно прохладно. Олег откровенно обиделся – всё таки он немало сделал, мог бы хоть поблагодарить, что ли… но кандидата волновало лишь, не перейдёт ли Олег в другую команду и не вылезет ли наружу грязное бельё.
Олег вдруг подумал, что кандидат такой же участник тараканьих бегов, только бегает в другой коробке. Вокруг него постоянно крутились неизвестные люди – невзрачные, скромные, молчаливые. Только после разговоров с ними, кандидат вдруг менял свои решения, будто подтолкнули таракана прутиком, он и побежал куда надо…
На улице что-то грохнуло, и Олег чуть не уронил чашку, которую держал в руках. Он подошёл к окну – какой-то восторженный умник решил устроить фейерверк. Взрывались петарды, взлетали салюты. Двое охранников лениво бежали к виновнику переполоха – ясно, что рук выкручивать они ему не будут, а лишь приструнят для порядка.
В комнату вошёл кандидат. Глаза у него были красные и опухшие.
- Кажется, можно вас поздравить, - сказал Олег.
- Сплюньте… но теперь от нас уже ничего не зависит. Вы не передумали уходить?
- Я уже всё решил, - ответил Олег.
- Ну что ж, вольному воля… - кандидат как-то странно взглянул на Олега.
Олег с трудом дождался объявления предварительных результатов, и они вполне совпали с ожидаемыми. В предвыборном штабе образовалось стихийное застолье. Хлопало шампанское, обменивались взаимными поздравлениями. Олег потихоньку выбрался из толпы, поймал такси и отправился домой спать.
Несмотря на усталость, Олег долго ворочался с боку на бок и наконец забылся в тяжёлом полусне.

***

- Что с ним делать? – голос шёл откуда-то сверху.
- Да то же, что и всегда, - второй голос был злой и недовольный.
- У него индекс интеллекта выше, чем обычно. Тесновато ему будет в новой шкуре.
- Ничего, потерпит, он уже привык бегать, - второй голос мрачно хохотнул. – К тому же его скорее всего убьют, если он откажется. Выбор у него невелик.
Олег с трудом открыл глаза. Перед взором две мутные тени, походившие на бочки на тонких ножках. Тени кривились, дрожали и размахивали множеством угловатых рук.
- Просыпается, - сказал первый голос.
- Ну так дай наркоз…
Перед глазами Олега всё поплыло, а голоса растворились вдали…

***

Пробуждение было резким, будто Олега включили. В глаза ударил яркий свет, Олег дернулся и попятился. Повернуть голову почему-то не удалось, пришлось развернуться всем телом, чтобы оглядеться. Он находился в каком-то странном ущелье с ровными стенами и дном. Над ущельем нависали гигантские человеческие лица, искаженные и причудливо разукрашенные. Судя по шевелению губ, они что-то кричали, но звуков Олег не слышал, зато отчетливо ощущал содрогания поверхности, которые вызывали непреодолимо чувство страха и желание бежать, но вокруг не было ни одного укрытия. Оставалась надежда найти убежище в конце ущелья. Олег побежал, но содрогания стали такими сильными, что он остановился в растерянности, покрутился на месте и побежал в другую сторону. Содрогания поверхности не исчезли, но пугающие толчки сменила относительно спокойная ровная вибрация. Похоже, в этом мире надлежит двигаться только в одном направлении…
Только теперь до Олега дошло, что необычное ущелье, возможно, не самое странное в этом мире. Справа и слева от него в такт движению мельтешили суставчатые лапы, мохнатые и когтистые, которые почему-то казались своими собственными. Зато своего привычного тела Олег не чувствовал. Изменилось и зрение. Предметы виделись очень отчетливо, хотя и необычно, а поле зрения стало почти сферическим. Не поворачивая головы, Олег одновременно видел во все стороны, даже частично назад, где покачивалась и переставляла лапы белёсо-рыжая хитиновая туша…
Сознание Олега как бы раздвоилось. Один бездумно и уверенно бежал вперёд, приглядывал за корчащимися вверху человеческими силуэтами и высматривал возможное убежище, другой испуганно затаился, пытался осознать происходящее.
Ущелье закончилось тупиком, путь преградила стена. Олег полез было наверх, цепляясь когтями за неровности, но новая волна вибраций стряхнула его вниз. Человеческие лица неистовствовали, скалились, окрашивались в фантастические цвета. Олег замер… и вдруг увидел себя. Не того, который бегал по ущелью и прислушивался к вибрациям, а того, в ком от природы должно было находиться его дрожащее «я». Его лицо взирало на него сверху бездумными пустыми глазами и как-то невпопад скалилось и кривлялось вместе с остальными. Будто его дергали за верёвочки. Рывок – и лицо расплылось в самодовольной улыбке, ещё рывок – и улыбка сменилась гримасой злобы, ещё рывок – и оно что-то кричит, захлёбываясь в азарте.
Рядом с этим лицом выплыло лицо кандидата. Он, в отличии от других, сохранял спокойствие и по-хозяйски посматривал на остальных, словно шахматист перед партией, глядя на ряды фигур, прикидывал кого пожертвовать, кого провести в ферзи, кем прикрыться в трудную минуту. За кандидатом виднелось туманное облачко. Облачко сгустилось и приняло расплывчатые очертания бочонка с длиннющими усами и тощими конечностями. Облачно взмахнуло прутиком, зажатым в призрачную лапку, и кандидат послушно потянулся к бокалу с шампанским…

№ 4 Приятное упражнение для мужских глаз

Солнце поднялось выше кудрявой берёзки и осветило бельэтаж дворянского гнезда. Лучи, скользнув по капроновым занавескам, позолотили жёлтый шёлк портьер и весело запрыгали зайчиками по накрахмаленной скатерти круглого стола. Лёгкий ветерок шевелил берёзовую листву, заставляя солнечных животных скакать ещё резвее. Напольные часы в массивном деревянном корпусе, занимавшие почётное место в обеденной зале, пробили полдень.

В этом трёхэтажном особняке с белыми колоннами уже лет десять как благополучно гнездилось многочисленное семейство князя Рыскина-Тараканова. Цветущий вишнёвый сад обрамлял имение с юга-запада и придавал ему идиллический вид. С северной стороны за ажурной решёткой чугунного забора шелестела молодой листвой дубовая роща.

Июньский полдень разливал ароматы вишнёвого сиропа по всему дому. Домработница Глафира варила пьяное варенье из смеси вишни и черешни. Обворожительные запахи неминуемо поднимались вверх, бесстыдно разносясь по всему дому: в спальню и детскую, в библиотеку и гостиную, и, конечно же, в обеденную залу, где в кожаном кресле у окна сидел сам хозяин дома, князь Рыскин-Тараканов Апполинарий Игнатьевич, и читал «Ведомости».

Высокий кряжистый мужчина в зрелых летах, отец четверых сорванцов и двух чопорных отроковиц, подражающих взрослым дамам на балу, неспешно шуршал газетными листами и изредка крякал. Со стороны было непонятно, — то ли Апполинария Игнатьевича беспокоят печатные новости, то ли он вспомнил о чём-то важном и невысказанном и не с кем обсудить это, то ли виной тому была капризная неустойчивая погода. Слышны были глухие раскаты приближающегося грома. Но судя по тому, как князь цокал языком и теребил правый рыжий ус, княгиня Анна Пафнутьевна сразу поняла ход мыслей мужа, едва увидев его нервические телодвижения. Она только что быстро поднялась по лестнице и ещё не успела отдышаться в туго затянутом корсете.
— Дорогой, не прикажешь ли подавать обед? Глафира приготовила жульен, запекла утку с яблоками, а булошник привёз целый воз хлебов с твёрдой корочкой. Да и дети бегают голодные, кусочничают. Что молчишь, Апполинарий Игнатьевич?
— О, доброго здравия, душа моя! Зачитался я немного. Вы что-то сказали, Анна Пафнутьевна?

Княгиня умела держать удар и трезво относилась к безразличию князя ко всему, что не касалось его личных интересов. Она укоризненно показала на часы:
— Уж четверть часа, как наш турбийон пробил полдень. Отобедать не желаете, ваша светлость?
— Конечно же, княгинюшка. Только смею заметить, что «турбийон» — это всего лишь механизм, позволяющий часам компенсировать притяжение Земли и точнее отсчитывать время. Лучше сказать: «швейцарец с турбийоном из Биль-Бьенна», душа моя.
— Согласна, ваша светлость, пусть будет швейцарец. Хорошо, так вы с ним на диете или как?
— Мне кажется, я проголодался как волк. Да, кстати, с минуты на минуту должен подъехать гость, — доктор Фуфист Мюллер. А вот! Вослед за громовыми раскатами, чую дробный топот коней у ворот! Гляньте, княгиньюшка, не его ли экипаж?

Супруга нехотя подошла к окну, отодвинула капроновую кулису. Синева неба зябко куталась в бело-серую шаль из дождевых туч, стремительно несущихся с Атлантики. Где-то вдали, за кронами старых вишен, чиркали по кучевым облакам зигзаги огненно-рыжих молний. То здесь, то там, почти над самой землей, мелькали двухвостые ласточки; на бреющем полёте они усердно ловили докучливых мух. Ветер яростно раскачивал ветки цветущих лип, растущих по обеим сторонам от чугунных ворот. За ними резко остановилась повозка, и гнедые лошади незлобиво зафыркали и затрясли жёлто-сивыми гривами. Большими и тяжелыми каплями забарабанил дождь. Кучер, несмотря на непогоду, тут же откинулся на облучок и принял сонную позу.

Из экипажа скоренько выскочило бесформенное существо, одетое в просторный тёмно-синий макинтош, болотные сапоги и широкополую шляпу-зонтик. Издали оно походило на мокрую птицу, растопырившую крылья. К приехавшим гостям уже спешила прислуга: немолодой дворецкий, размеренно шагающий под зонтиком так осторожно, чтобы не разбередить свой радикулит, и старший конюх с плеткой в руке. Княгиня усмехнулась:
— Похоже, — это действительно господин сумасброд, Фуфист Мюллер, с саквояжем и своими тараканами.
— Я рад, как там, у Карамзина, — рад вельми понеже. Анна Пафнутьевна, велите Глафире подавать блюда. Да, и пусть не забудет вишнёвый сироп принести на десерт. Я проснулся сегодня рано и чувствую голодные спазмы пошли в атаку, — князь перестал теребить ус, сложил газетные листы.

Но когда он елейно улыбнулся и оглянулся, то увидел лишь прямую спину княгини и её гордую лебединую шею, охваченную ниткой речного жемчуга. Тугой локон фривольно трогал овальные бусинки и спускался на грудь. Корсет, немилосердно стянутый китовым усом, обозначил талию жены в нужном месте, а фалды бирюзового платья сердито зашуршали по лестнице. На аппетитную складочку в декольте, увы, взглянуть можно будет в следующий раз! Уже снизу донеслось:
— Апполинарий Игнатьевич, не забудьте руки вымыть, горячая вода, — если не замёрзла за время беседы, — в кувшине рядом с рукомойником. Да мыла-то не жалейте, сударь!
— Вот так всегда, — пробормотал князь.

Он зажмурился несколько раз, пошевелил бровями, с силой потёр лоб и щёки, разминая затёкшие мимические мышцы, и отправился вслед за дражайшей половиной, — велено было вымыть руки. После чтения газет типографская краска крепко въедалась в кожу ладоней. Но Апполинарий Игнатьевич напрочь забыл о тонкостях общения с прессой, когда растирал лицо. Подойдя к рукомойнику, князь осторожно понюхал розовый кусочек мыла:
— Не воняет дёгтем, и то хорошо, — он тщательно намылил грязные ладошки, пропустил розовую пену между пальцев, поскрёб места под перстнями и кольцами. И оставшись довольным как-то выполненным долгом, вытер руки махровым полотенцем. В узкую полоску зеркальца смотреться не стал. — Женские вычуры!

С чувством собственного достоинства князь поднялся наверх, поздоровался за руку с чудаковатым гостем:
— Моё почтение, господин Мюллер! Прошу откушать с нами.
— Здрафстфуйте, Апполинарий Игнатьевич, и благодарстфуйте, я с удофольствием, — доктор поправил на носу пенсне и учтиво поклонился.

Князь сел во главе обеденного стола; младшие домочадцы с нетерпением ожидали, ёрзая на стульях. Он молитвенно сложил руки, строго оглядывая застолье:
— Благослови, Господи, принять тобою данную пищу! — дети скороговоркой повторили слова молитвы. Князь обратился к семейству. — Я очень рад видеть всё наше дворянское гнездо в добром здравии! Приятного аппетита, господин Мюллер и Анна Пафнутьевна, — он поцеловал ручку супруги, сидевшей слева, — приятного и вам, судари и сударыни, — кивнул детям.

Анна Пафнутьевна глянула на мужа, и, сдерживая хохот, взялась за ложку. Делать замечание о саже на лице хозяина дома в присутствии гостей и домашних она деликатно не стала. Дети перемигивались, шушукались и прыскали в кулачки, но за столом, как и положено воспитанным детям, к старшим не приставали. Семейство бойко застучало ложками. После жульена пришла очередь румяной утки с поджаристой корочкой и пирога с капустой и грибами. Глафира с помощницей Маняшей раскладывали по тарелкам печёные яблоки и куски птицы, щедро сдобренной душистым и чёрным перцем.

Вскоре, утолив первый голод, мужчины приступили к застольной беседе. Между делом, Фуфист Мюллер, поправлял пенсне и как врач обстоятельно всматривался в лицо князя.
— Я думаю, фи-и слишком много работаете и читаете, Апполинарий Игнатьевич, и меньше меньшего бываете на свежем фоздухе?
— О, да! Так уж, получается, пока насладишься чтением, уж сумерки подступают. А ещё я пишу мемуары, когда домочадцы засыпают. Какой там гулять!? Сложно исполнять ваше предписание, — он смачно обсосал косточку и отложил её на край тарелки. — А вы, господин Мюллер, всё также прилежно занимаетесь селекцией поющих тараканов?
— Фи не поверите, сударь, но я хотел бы показать результаты моих опытов. Я недаром захфатил с собой сакфояж, там, в баночках из тёмного стекла, ожидают демонстрации удифительные гибриды. Я вывел цвай, то есть, две разные линии тараканоф. На свету одни поют, а другие танцуют. Только нужна лупа.

Собеседники замолчали и перешли к пирогу с капустой и грибами. Князь облизал серебряную вилочку и обернулся к гостю:
— Интересно-интересно. В прошлый раз, для укрепления нервной системы, вы советовали купить подзорную трубу и смотреть на звёзды, находя в небе Гиады и Плеяды. А сейчас требуется лупа, и хотя она лежит в библиотеке, мне сдаётся, что вы прибыли с новой методой лечения, я прав?
— Угадали, я нашёл чрезвычайно приятное упражнение для мужских глаз. Видите ли, с фозрастом глазные нервы и мышцы ослабефают и нуждаются в регулярной гимнастике.
— Неужели всё так запущено в моём образе жизни?
— О, не стоит фолноваться, сударь, хорошо фиглядите. Аполлон позавидует! С фашего изволения, Апполинарий Игнатьевич, более полную картину я сообщу после медицинского осмотра, в тихой обстановке и без свидетелей, так сказать, тет-а-тет.
— А вот и десерт! — с детским восторгом произнёс князь, завидев Глафиру с вазочками мороженного и вишнёво-черешневого сиропа. — Отведайте, господин Мюллер, райское блаженство умеет делать наша повариха.

Краем уха Глафира услышала похвалу и немного зарделась от смущения:
— Полноте, господа, лишь бы на здоровье вам! — она поставила перед ними любимый десерт.
Доктор Фуфист Мюллер салфеткой протёр стекла пенсне, съел ложечку мороженного и окинул взглядом изумительно пышные верхние и нижние формы Глафиры, все её женские округлости и мягкости почти Рафаэлевской мадонны:
— Фи правы, сударь, — это точно райское блаженство! — и мечтательно вздохнув, налег на сладости.

Послеполуденный отдых князь Апполинарий Игнатьевич и доктор Фуфист Мюллер решили провести в библиотеке. Гостю не терпелось показать научные достижения, — плод бессонных ночей и гениальных прозрений. Он достал из саквояжа первую баночку с надписью «Soundtrack-1» и уже хотел было вытащить таракана на свет, но понял, что на свободе насекомое тотчас сбежит. К счастью рядом с графином оказался гранёный стакан из толстого стекла. Доктор надел резиновые перчатки и, бережно открыв крышку, выудил толстопузого усача из заключения, поместил его в стакан. Мужчины вооружились широкой лупой в предвкушении маленького спектакля.
— Не дышите на него, Апполинарий Игнатьевич, — почему-то шёпотом сказал Фуфист Мюллер.
— Почему же?
— У моего подопечного очень тонкий нюх. Если ему не понрафится запах, то он не захочет петь. Как это сказать по-русски? Творческие натуры такие ранимые и капризные. Кстати, его зофут Лоретти. Я долго фыбирал ему имя, это единственное, на что он откликнулся. Амбиции, знаете ли!?
— Э-ээ, кхм. Наш певец давно ел, может покормить чем-нибудь, я крошки от пирога захватил, вот они в кармане, а?
— Ни ф коем случае, иначе Лоретти спать ляжет. Русский дух и прифычка дают о себе знать и ф тараканах.

Князь навел лупу на насекомое. Таракан встал на задние лапки, приосанился, выпятив грудь колесом, а передними лапками он разгладил зелёную галстук-бабочку на короткой шее. Артист поднял голову вверх, на зрителей и замер.
— Господин Мюллер, он молчит, не поет! — разочарованно прошептал князь.
— Он ждёт наших аплодисментоф, — и доктор начал тихонько хлопать в ладоши.

Таракан прочистил голосовые связки и начал распевку:
— Ми-ми-ми-и, ма-ма-ма-а, ма-ми-мо… Мио-о! О солее, о солее мио…

Князь разглядывал таракана Лоретти через лупу. Наблюдал, как тот тщательно открывает рот, выводя кукольным альтом, итальянские слова и не верил своим ушам.
— Доктор Мюллер, вы лучший естествоиспытатель в мире! И галстук-бабочка, и сценические манеры и правильные ноты. Как вам это удалось? Правда, голос меня смущает, слишком кукольный.
— Селекция, Апполинарий Игнатьевич, как известно, — фещь далеко не простая. Я скрещивал тараканоф и со сферчком, и с саранчой, и с гомункулами, прежде чем просто догадался вживить этой особи голософые связки.
— А кукольность голоса откуда? — не унимался князь.
— Ф этом виновата гелиевая атмосфера ф том аквариуме, где жифёт фся эта поющая линия. Я хотел услышать итальянскую оперу.

Таракан Лоретти допел песню и под дружные аплодисменты благодарных зрителей раскланялся. Доктор Мюллер заключил певца обратно, а из другой баночки вытащил таракана-танцовщицу. Вооружившись лупой, князь и доктор, по очереди могли лицезреть индийский танец. Апполинарий Игнатьевич с удивлением обнаружил у тараканьей танцовщицы женский бюст, обтянутый прозрачным сари. Сквозь нежную ткань органзы просвечивали крохотные ягодки интересных форм, достойные кисти живописцев эпохи Возрождения. Мужчины восхищённо цокали языками, шипели друг на друга и дрались за обладание лупой, пока не закончился танец. Они зааплодировали.
— Что ж, господин Мюллер, чувствую, ваша метода пошла мне на пользу. Кажется, острота зрения восстановилась.
— Фо-от и правильно, сударь. Это не только лечебное, но и приятное упражнение для мужских глаз. А теперь идёмте на прогулку, и захфатите подзорную трубу. Нас ждут звезды!

***

Когда силуэты папеньки и доктора скрылись за деревьями. Четверка отважных озорников, под предводительством Василия, старшего сына князя Рыскина-Тараканова, проникла в библиотеку. За обедом дети слышали обрывки разговора старших, и конечно же, тоже захотели взглянуть на поющего таракана. Они открыли обе баночки с тараканами и выпустили их погулять по письменному столу. Ожидания оправдались. Лоретти спел ещё раз «О, соле мио!», а тараканиха в сари станцевала индийский танец. Дверь приоткрылась, и в комнату на цыпочках прокрались сёстры Мила и Дарья.
— Вы не послушники, Василий, и будете наказаны вечером, — ехидным тоном сказала Мила. — Ой, что это?
— Поющий таракан и танцорка. Смотрите сюда, — он и братья захлопали в ладоши.
Таракан Лоретти раскланялся и затянул «О, солее мио». А после песни тараканиха снова, на бис, показала индийский танец. После седьмых по счёту аплодисментов, оба таракана упали на четвереньки и лихо поползли к краю стола, спрыгнули вниз.
— Ловите их, олухи! — крикнула Дарья и первой полезла под стол. Вся ватага кинулась искать беглецов. Они исползали весь пол, заглянули под шкафы и кресла, под ковровые дорожки, секретер и бюро, — тараканов и след простыл.
— Папенька теперь всех накажет, — сурово заключила Мила. — Думайте, господа проказники, как исправить всё.
— Как, как. Надо наловить тараканов на кухне, — авторитетно сказал Василий. — Пошли, каждый должен поймать по паре штук, отберём самых крупных и отправим их в банки.
— Но они петь и танцевать не будут, — простодушно заметил самый младший Рыскин-Тараканов, тряхнув непослушным белокурым вихром.
— Да мало ли, друг мой, они устали, сердешные. Напелись, голос сорвали, проголодались или спать захотели, — сказал Василий. — Быстро все на кухню! А вы, сударыни, отвлеките Глафиру, чтобы не прогнала нас…

***

Небо озолотилось закатными красками. Природа оживала и расцветала после дождя. Осока и камыш потянулись вверх, наполняясь живительными соками. Закрылись до утра бело-жёлтые гелиотропы, распустили бутоны лазоревые граммофончики ночных вьюнков. Вечерняя роса посеребрила листья одуванчиков и пырея. Сладкие арматы поплыли над полем медоносных трав. В небе зажглись первые звёзды, показался новорожденный серпик Луны. Князь Апполинарий Игнатьевич встал с пригорка:
— Невооружённым глазом вижу Сатурн, близ Луны, господин Мюллер. А вооружённым, — он глянул в подзорную трубу и другие звёздочки.
— Так-так посмотрим, их на небесной карте, — доктор Мюллер развернул звёздный атлас на коленях. — Я очшень рад, милостивый сударь, чшто хотя бы сегодня фи правильно проводите сфой день.
Когда Солнце скрылось за лесом, и даже последние лучи растворились в чернильном небе, мужчины пошли домой. Шли неходко, беседовали о превратностях развития паровых машин в Европе и России, о судьбах великих людей, затем о соседях, и наконец, о женщинах. Огни дома они заметили далеко загодя, и прибавили шагу. Залаяли чуткие собаки, домашние и соседские. Печной дым из труб деревенского люда напомнил о горячем ужине.
— Господин Мюллер, не останетесь ли на ужин? Глафира обещалась кулебяку испечь и заливное из судака сделать.
— Благодарстфую, Апполинарий Игнатьевич. Хотя поздний приём теста и не очшень полезен для желудка, но я фсё-таки не откажусь. О да, фаша пофариха карашо готовит!

Они зашли во двор через заднюю калитку, и пошли мимо окон прислуги. Вот и окно комнаты Глафиры. Женщина переодевалась к ужину. Сменяя одно платье на другое, она меняла и нижнее бельё. Князь остановился и инстинктивно прильнул к подзорной трубе. Доктор не стерпел и отобрал у него оптический прибор, сам стал любоваться:
— Сахарные формы, у фрау! Вот, князь, чшто я говорю? Фам нужно чаще посещать картинные галереи и рассматривать полотна прерафаэлитов. Желательно миниатюры.

Распрощавшись с доктором после обильного ужина, Апполинарий Игнатьевич вновь поднялся в библиотеку. Баночки с тараканами по-прежнему стояли на письменном столе. Он зажёг свечи и открыл одну из них, глянул в лупу.
— Не понимаю, абсолютно ничего, — он подвинул стакан и вытряхнул таракана.

Таракан метался по дну, галстука-бабочки на нём не было. На задние лапки не вставал, и на аплодисменты насекомое не реагировало. Таракан из другой баночки тоже был нагишом без одежды, хороших манер, и не хотел танцевать. Возмутительно! Он сгрёб обоих тараканов в баночки и рысью побежал в детскую:
— Сударь, Василий и господа шалуны, не соблаговолите ли ответить на один риторический вопросик, — князь из-за спины вытащил руку с баночками и потряс ими перед носом старшего сына. — Чьи это тараканы?
— Это тараканы Рыскиных-Таракановых, — хором ответили сорванцы и опустили взгляд долу.

№ 5 Спасение нерожденного наследника

Армия была разбита, король погиб.
Принц Лоран, цесаревич и наследник, организуя оборону переправы, по которой беженцы уходили вглубь страны, получил тяжелую рану и через три часа скончался от потери крови.
Теперь редкие уцелевшие отряды некогда блистательных вооруженных сил Арзании уже не пытались сдерживать натиск моторизованных орд пришельцев. Они лишь вели короткие арьергардные бои, прикрывали отход нескончаемых колонн мирных жителей, разрушали за ними дороги и взрывали мосты.

Небольшой городок на берегу полноводной Слтавы был переполнен людьми. Возле храма, где построили обширные навесы, постоянно клубился водоворот новых и новых погорельцев, спасавшихся от безжалостного врага. Кто-то еще только подходил, подыскивая место, чтобы пристроить подводу или пару мешков с уцелевшим имуществом, кто-то спал в сторонке, накрывшись старым пальто. Женщины, пользуясь возможностью, спешили перепеленать и накормить измученных чумазых детей. А кто-то, получив у строгого монастырского служки миску с кашей, торопливо ел, стараясь не занимать надолго место у длинных дощатых столов.
Удивительно, но столь большое скопление народа почти не производило шума. Люди переговаривались негромко, и даже младенцы плакали, беззвучно разевая рот, словно берегли силы для дальнейших испытаний.

В этой сумрачной толчее никто не обратил внимания на двух путников в монашеской одежде. Мужчина средних лет и монашка в надвинутом капюшоне умылись у ручья и скромно, как все, подошли за порцией пищи.
Им пришлось немного подождать, пропуская семейство с шестью детьми. А когда мужчина протянул руку за наполненной миской, младшая девочка замешкалась и, не удержав равновесия, ухватила его за рясу.
И на боку, под тканью, отчетливо обрисовался короткий клинок, который обычно носили воины-драконы, личные телохранители членов королевской семьи.
Служка не подал виду, что что-то заметил, но через несколько минут, когда путники уже заканчивали трапезу, к ним подсел настоятель монастыря – невысокий усталый мужчина с посеревшим лицом.
– Приветствую вас, – сказал он вежливо. – Я вижу, идете издалека?
– Да, – ответил мужчина. И, повернув голову, пристально посмотрел настоятелю в глаза.
Молчаливый диалог длился недолго, но оба четко уяснили ситуацию. Один понял, кто перед ним. Второй осознал, что тайна останется между ними.
– Я слышал, что жена погибшего принца Лорана, – осторожно произнес настоятель, – несет в себе семя королевской династии. И предсказано, что родит она мальчика.
Путник в рясе молча кивнул.
– Все наши надежды связаны с этим наследником, – продолжил глава монастыря. – Так что если требуется какая-то помощь…
Он сделал паузу, но ответа не последовало.
– Вы видите, мы раздаем имущество. Пусть люди уносят, кто сколько сможет. Все равно эти, – настоятель дернул подбородком в сторону запада, – отберут, сожгут или изуродуют. Но на экстренный случай мы сохранили резерв. Есть люди, повозка, два крепких коня…
– Это хорошо, – одобрил путник. И замолчал, не высказав просьбы.
Служитель церкви вздохнул.
– Я могу быть уверен, что мать наследника охраняют надежно?
Ответ прозвучал суховато:
– Делается все возможное.

В этот момент со стороны западной околицы раздался шум. Кто-то там пронзительно вскрикнул, лязгнуло железо, и к храму, рассекая толпу словно тяжелый крейсер морские воды, выломился вражеский отряд.
Их было не много – человек восемь, но выглядели они жутко. Рогатые шлемы, шипастая броня… И у каждого в руках тяжелая ручная пушка, выстрелы из которой способны были наносить поистине ужасные раны, перемалывая живую человеческую плоть в безобразную кашу из костей и мяса.
Рогатые подошли.
Лиц под шлемами было не разобрать, и потому они напоминали диких, неукрощенных животных.
Люди, пряча за спины детей и женщин, раздались перед ними, отступив насколько можно дальше. Но не побежали. Потому, что опасались лишний раз двинуться и привлечь внимание. Они знали: от залпа ручной пушки не спастись.
У столов остались лишь два путника и настоятель, который не успел, или не посмел отойти.
– А ну-ка, – рявкнул вражеский предводитель, снимая свой жуткий шлем и обнажая всклоченную грязную голову, – покажите, чем тут у вас кормят.
Он жестом указал солдатам место на лавках, а сам подошел к трем смельчакам, которые единственные не отпрянули к стенам.
Он ухмылялся.
Размашисто брякнул на столешницу шлем, туда же водрузил пушку с заскорузлым от копоти дулом.
И сел.
Коренастый, лохматый, пахнущий смертью.
Он ухмылялся.
От полевой кухни побежали служки, спеша поднести пришельцам пищу. Это не противоречило правилам. Здесь ведь кормили всех. А еда, кто знает, может быть сделает врагов чуть человечнее? Сказано же в старинном писании «Преломивший с тобой хлеб, не враг тебе».
Солдаты принялись за еду, а их предводитель только покосился на поставленную перед ним миску и снова вернулся к разглядыванию трех людей, находящихся прямо перед ним.
– А что, – произнес он, удовлетворенный увиденным, – хороша ли твоя монашка, монах?
– Да, – сухо ответил путник.
– А ты сам-то ее пробовал?
– Она невеста Божья.
Предводитель захохотал.
– Ну ты смешной, – вымолвил он наконец. – Пусть остается невестой. Я ж не собираюсь на ней жениться. Но уверен, смогу обучить ее кое-чему. Поможешь?
– Что вам нужно? – спросил настоятель, стремясь увести разговор с опасной темы. – Мы отдадим вам все, что есть, только не трогайте людей.
– Отдадим, – хмыкнул фюрер маленького отряда. – Разумеется! Мы всегда берем все, что хотим.
– И чего же вы хотите?
– А! – Предводитель приподнял закованную в стальные пластины руку и смачно шлепнул ей по прикладу пушки. – Диспут! Вы, рясоносцы, всегда любите поболтать.
Он оскалил в усмешке кривые зубы.
– Что ж, я отвечу. Последнее желание, как никак.
Фюрер маленького отряда встал, автоматически цапнув со стола свое оружие, выставил вперед правую ногу и сообщил:
– Мы – повелители. Вы – рабы.
Его солдаты, доскребая ложками остатки каши, приподняли взоры, чтобы послушать программное заявление своего вождя.
– Мне с детства долдонили: «Слушай старших, помогай младшим. Будь паинькой, работай, молись, трудись. И тогда… Тогда!», – Он коротко хохотнул. – Тогда, лет через сорок-пятьдесят… Или вообще в другой жизни… Станешь уважаемым человеком и тебе воздастся сполна.
Он оглянулся на солдат и переменил опорную ногу.
– А что в вашем понимании «сполна»? Хибара? Огород? Те убогие тряпки, которые таскают ваши людишки?
И на это угробить жизнь? Это дебилизм! Идиоты! Только полные идиоты с тараканами в голове, могли выдумать такое счастье.
Фюрер подобрался и возвысил голос до крика:
– Я беру всё и сразу! Золото! Женщин! Лучшую еду! Лучшие вина! Всё! И не через пятьдесят лет, а сейчас! Я – повелитель!
Он перевел дыхание и посмотрел на собеседников с вызовом.
– Ты громко кричишь, – после паузы произнес воин в рясе. – Как будто сам не веришь в свои слова.
– Я? Не верю?
– Повелитель не ты, а твоя пушка.
– Это моя пушка!
– А чего ты стоишь без нее?
– Болтовня! – Фюрер расслабился и ухмыльнулся. – Завидуешь?
– Хорошо. Ты берешь все и сразу. Еду, выпивку, золото, женщин. Но что у тебя остается в итоге?
– Власть!
– Это власть твоей пушки. Точнее тех, кто тебе ее дал. А ты, не имея дома и крова над головой, живешь в окопе, ночуешь под кустом… Целыми днями выполняешь чьи-то приказы. Как раб, который трудится за еду. Так чей тут дебилизм? Чьи это тараканы?
– Ну ты!
Предводитель рогатых подхватил свое жуткое оружие, и оскалился, направляя жерло в живот мужчине.
Но тот мгновенным феерическим движением, через голову сорвал с себя рясу. Ткань взвилась в воздух и там, разворачиваясь, вдруг обратилась в гигантского дракона.
Хрямсть!
Челюсти, вооруженные метровыми клыками, щелкнули, подхватывая маленького фюрера с земли. Где-то высоко задергались торчащие из пасти напряженные ноги.
Не выпуская добычи, дракон развернул шипастую башку в сторону окаменевших от ужаса воинов.
Он ошеломлял и потрясал. Возвышался почти до куполов храма. Языки пламени подрагивали в широких ноздрях. Шар голубой молнии сыпал искрами, кружась между двух исполинских рогов. Когтистые лапы продавили в земле полуметровые ямы.
Дракон расправил кожистые крылья и напрягся, чтобы совершить бросок…
– Мама!!! – разом дико заорали рогатые воины и, сшибая лавки, ринулись наутек.
Голубая молния, с шипением рассекая воздух, ударила над их головами, и они все, как кегли, повалились наземь.

Воздух вокруг гигантского туловища огнедышащей рептилии задрожал… и хоп! Морок рассеялся.
Дракон исчез.
Предводитель поверженного войска неподвижно лежал на земле. Он был абсолютно мокрый. То ли от собственного пота, то ли от слюней.
На обожженной голове его дотлевали остатки волос.
Солдаты, позабыв о своих пушках, валялись среди поломанных лавок, как мертвые.

Минуты три прошло, прежде чем люди, ставшие свидетелями этого необычайного сражения, начали шевелиться.
– Потрясающе, – сумел произнести настоятель тонким голосом. Прокашлялся. – Я слышал о таких вещах, но, честно говоря, не верил.
– Не берите в голову, – мягко произнес воин-дракон. – Это же только морок. Наведенная галлюцинация.
– А это? – служитель храма указал на большое, метра два в диаметре, выжженное пятно в том месте, куда ударила молния, поразившая вражеский отряд.
– Это я погорячился.
– Ага. Ладно. Так… – настоятель огляделся, соображая что теперь нужно сделать в первую очередь.
– Солдат будут искать, – подсказал телохранитель королевской династии. – Надо бы собрать их оружие и отвезти куда-нибудь на болото. Типа они утонули в трясине.
– Ага. А они живы?
– Да, я только стер память. Вам придется учить их всему заново.
– Понял. Пострижем, помоем, побреем… В чистом виде их никто не узнает
– Предводителя я заберу с собой. Он крепкий. Понесет вещи.
– Да-да.
Настоятель отдал несколько распоряжений служкам, но видно было, что он еще не пришел в себя окончательно.
Воин подошел к бывшему фюреру, все еще лежавшему неподвижно, и одним движением, за шиворот, поставил его на ноги.
– Мы пойдем.
– Да-да, – повторил настоятель. – А скажите…
Телохранитель королевской династии вздохнул.
– Я понимаю, о чем вы хотите спросить. Да, можно было встретить врагов на границе. Но Король хотел переговоров. А они напали из засады. Внезапно. Подло. Никто не успел ничего сделать.
– А теперь?
– Теперь мы знаем, чего от них ждать. Мы вернемся.
– Благослови вас Господь.
Люди со всех сторон смотрели на них. И как бы отвечая молчаливым просьбам, молодая женщина скупым движением скинула с головы капюшон.
Долгий вздох прошел по толпе.
Она была прекрасна. Даже теперь, измученная дальней дорогой, осунувшаяся и печальная.
Златокудрая принцесса. Вдова погибшего цесаревича. Мать нерожденного наследника.
Волной, от ближних к дальним, люди начали опускаться перед ней на колени.
Она подняла взор, чтобы одарить им каждого. И произнесла негромко:
– Мы выстоим. Мы вернемся.

По просьбе автора, иллюстрация:



Ручная пушка.


№ 6 Разведка не дремлет

Испытатели обнаглели - дальше некуда! Мало им директор вломил, когда пришедший в коридор главного корпуса шестиногий беспилотник попытался заглянуть под юбку Леночке из архива. То ли она обиделась, то ли испугалась пятнистого паука размером с кошку, но материлась знатно. А операторам хоть кол на голове теши! Присланную на днях опытную партию тараканов они тут же по отделам гулять запустили. Знают, оболтусы, что в этом месяце уже без премии остались, вот и проводят испытания в условиях, приближенных к боевым.
Ага - боевым! Одного таракана, рыжего и наглого, наша Марьиванна в результате брезгливости ковриком мышиным пришибла. В трубочку скатала, да так врезала, что солнечные батареи вместе надкрыльями отлетели. Операторы из испытательного обиделись настолько, что их начальник отдела к нашему разбираться приходил.
Ну, Михалыч состроил на лице скорбное выражение и с извинениями вручил главному испытателю кулёк с обломками. А как тот ушел, поклялся остальных тараканов на свет божий вывести. В конце концов, мы - радиоразведка! Все эти их летающие, бегающие, ползающие и плавающие беспилотники - лишь средства доставки наших изделий в тыл врага. Ну, не все. Но большинство.

Схемку Михалыч, соблюдая секретность, накидал дома. Утречком, втихаря раздал задания по отделу, предупредив на ушко каждого, чтобы не болтали. Чтобы, значит, ни один таракан не понял, чем мы тут занимаемся. Хотя, не встречал я еще ни одного испытателя, который бы в радиотехнике разбирался.
Через час стала прорисовываться та схемка в железе. Уродская, скажу вам, получилась штуковина. Что под руку попалось, из того и собирали. Но это ничего, первый блин - он завсегда комом. Так и наша ловушка для тараканов - на вид неказистая, но диапазон перекрывать должна от сантиметрового до инфрареда почти. А избирательность такая, что хоть с десяти телефонов рядом звони, не заглушишь.
За полдня мы её собрали и с обеда полезли диапазон сканировать. Четыре сигнала поймали без труда. Хотели, было, заглушить, но Михалыч напомнил, что для разведки информация дороже.
Послали Петюню к программистам, за старшим братом. Сашка сразу сообразил, что к чему. Покумекал минут пять с дешифровкой, и вывел тараканью передачу на монитор. Оказалось, видеопоток даже не пытались уплотнить. Так попиксельно в эфир и выдавали. То ли мощности у бортового процессора не хватало, то ли конструкторы вконец обленились. Ну, Михалыч приказал нам приемных контуров добавить, чтобы сразу всех четырех писать.

С этим мы управились быстро, и вновь за спиной у Сашки собрались. Интересно же догадаться, где эти тараканы ползают. Один, судя по красноватому паркету, под столом в приемной сидел. Но там ему сегодня вряд ли что обломится. Мариванна припомнила, что секретарша с утра была в брючном костюме.
Второй заполз на стену в архиве и через плечо Леночки наблюдал, как лихо она пасьянс поверх какого-то документа раскладывает. Для тех, кто перед монитором сидит, дело привычное - послеобеденную дрему отогнать.
Третий в коридоре на потолке затаился. Кто куда ходит, фиксирует. И так, гад, удачно пристроился, что видит еще и входную дверь. Только изображение Сашке перевернуть пришлось.
А четвертый почти в полной темноте шарился. Пока сообразили, что он в кабельный канал забрался, чего только не напридумывали. Некоторые предположения до сих пор вспоминать стыдно. И главное - целенаправленно полз, скотина. К айзернетошной розетке подобрался, выбрал нужную пару и, крепко ухватившись лапками за провода, воткнул в них жвала. Как только они сквозь изоляцию до проводников дошли, картинка погасла. По экрану полосы побежали, разноцветным снегом присыпанные.

Сашка, пусть и не в радиоразведке работает, сразу сообразил.
"Это, - говорит, - он к сети подключился. Пачки считывает".
"А расшифровать сможешь?" - спросил Михалыч.
"Просто так не смогу. Надо имитатор сетевой карты писать. Если плотно посидеть, к утру успею".
"За ночь у него аккумуляторы сядут. Темно там".
"Не сядут, если он от сети запитается. Ему же пары ватт хватит, если не двигаться?"
"Хватит".
"Он сейчас айпишники считает, и как только компы выключат, полезет с каким-нибудь из них по серверам. Заодно аккумуляторы подзарядит".
"Вот, чего удумали!" - восхитился Петюня.
Да и всех нас пробрала гордость за родное КБ, в котором такое чудо нанотехники изобрели. Но Михалыч обломал весь восторг. Заявил, что работа только начинается. Мало тараканов выявить. Их еще надо приручить. То есть, подменить информацию дезинформацией. А лучше - управление перехватить. Это чтобы испытатели не наглели. Ну, и наш отдел чтобы бледно не выглядел. Чай, радиоразведкой занимаемся. А от нее до радиоэлектронной борьбы всего - ничего. Сигнал подобрать, да в эфир выдать.

Но тут нам не повезло. По частотам пробежались - глухо. Никто тараканам ничего не передает. Видимо, программа у них автономная. Самообучающаяся. Получили задание и на него пошли. А главное - неизвестно, когда испытатели новое выдадут.
Петюня предложил Марьиванну на разведку отправить. Пусть у племянника своего, которого в прошлом году к ним в отдел пристроила, планы выведает. Но Михалыч воспротивился. Недостойно, мол, это настоящего радиоразведчика. Дистанционно работать надо. И если не удастся тех тараканов выманить, то уж над операторами сам бог велел приколоться.
Ну, это нам только дай! Хотели им порнуху подсунуть, раз они любят под юбки заглядывать. Но выхода в интернет у нас нет. Секретный объект, все-таки. С собой, если кто такое и носит - не признается. Да и Мариванна так высказалась по этому поводу, что у Петюни уши покраснели.
Порылись мы по загашникам. У меня файл с анекдотами нашелся. Но с юмором у испытателей всегда было туго. Сашка предложил что-то такое, сугубо программистское, нам непонятное. Мариванна припомнила, что у нее есть куча рецептов. На что мы все дружно заявили: мол, не стоит секреты вкусных тортов противнику выдавать. Михалыч подождал, когда у нас идеи закончатся, и сообщил, что специально для такого случая скачал вчера «Прекрасную Люкониду». Кроме него о таком мультике и не слышал-то никто. Но шутка понравилась. И вскоре, поверх тщательно заглушенной противофазным сигналом передачи из приемной, пошла в эфир история про битву жуков-рогачей с усачами.
Мы вновь столпились у Сашки за спиной и стали ждать, когда испытатели прочухают, что их дезинформацией кормят. А чтобы нас врасплох не застали, вывели на монитор видео с оптики того таракана, который в коридоре сидел.
Минут десять ничего не происходило. Потом начальник особого отдела пробежал. Вылетел на улицу, распахнув дверь плечом. Следом - тем же макаром проскочили начальники испытательного и технологического с подчиненными. Никто даже высказаться по этому поводу не успел, как зазвонили оба телефона. Мариванна взяла трубку и тут же протянула ее Михалычу. Тот тоже слушал недолго. Резко вернул обратно и скомандовал:
"Мариничев, Леонидов - за мной! Быстро!"
И рванули мы с Петюней за ним бодрой рысью. Напрямик через лесок, отделяющий главный корпус от испытательной площадки. А там уже много разного народа собралось. Ямку закопчённую рассматривают. Особист, руки растопырив, оттирает всех подальше:
"Не затопчите!"
"Что тут у вас?" - издалека спросил их Михалыч.
"А вот это ты нам сейчас и объяснишь", - начальник технологического протянул ладонь, на которой лежало что-то зелено-блестящее.
Михалыч еще очки достать не успел, а мне уже понятно, что это не надломленный стебель одуванчика, а фидер направленной антенны с редуктором привода. Подобная штука на предсерийной отладке у нас еще в прошлом году побывала. И под ногами у особиста что-то подозрительно блестит. Никак - движок от того привода? А чуть дальше - коричневый кусочек корпуса. Материал сотовый, но наш только слегка напоминает. Потому как изнутри серебристый, типа - экранированный. Мы же керамику поглощающую используем.

Шлявшийся в стороне охранник нашел антенну, под лист одуванчика замаскированную.
"Смотрю, неправильный он какой-то, - говорит. - Может, еще что посмотреть?"
"Посмотри! Только под ноги смотри в первую очередь, - отправил его на поиски технолог и к Михалычу: - Ну, что скажешь?"
"Это не наше".
"Я и сам вижу, что не наше. А чье?"
"Не знаю. Мы все три ретранслятора еще осенью сдали. Под роспись ".
И тут меня осенило! Судя по размерам фидера, эта штука как раз под длину волны рассчитана, на которой мы тараканов нащупали. Михалыч согласно кивнул, нашел взглядом операторов из испытательного и спросил:
"Ваши экземпляры где?"
"Одного вы прихлопнули. Еще один сдох в темноте. Пока не нашли куда заполз. А остальные три со вчерашнего дня на подоконнике заряжаются".
"Со вчерашнего? "
"Нам еще их сдавать. Под роспись, - передразнил Михалыча их начальник. - А с вашей Мариванны станется…"
Испугались, значит, что за побитые изделия отвечать придется. Ну, тут Михалыч и припомнил посторонних тараканов, которые по главному корпусу разгуливают.
"Так-так!" - грозно покачал головой директор.
Оказывается, он рядом стоял и всё слышал. А мы и не заметили.
"Это что же получается?!" - надвинулся он на особиста.
"Сейчас разберемся, чьи это тараканы, - зло прищурил глаз тот. - Разберемся и накажем! Вплоть до уголовной ответственности".
Но директор нас в обиду не дал. Он быстро разъяснил, кто тут за безопасность секретного объекта отвечает. И дополнительно, для тупых, что особый отдел без нашей помощи вовек сам не разберется. Только работу всю затормозит, а нам тараканов через месяц в серию передавать. И не просто так, а чтобы с конвейера сходили, не спотыкаясь.

Ну, особист своё положение осознал, поостыл, и отправились мы к технологам разбираться. Хотя, и так всем понятно, что случилось. Похоже, кто-то нам на территорию подбросил заглублённый ретранслятор. Это такая штука, которая с беспилотника падая, в землю втыкается. Небольшая, с поллитру размером и тяжеленным аккумулятором в остром наконечнике, чтобы полет стабилизировать и в землю уйти, насколько стабилизаторы позволят. Сидит себе, как морковка на грядке. Наверху только антенны листочками и стебельками торчат. У малоразмерных беспилотников типа тараканов, которые из отсека в том ретрансляторе выползут, сигнал слабый, вот он его и передает подальше. Но тоже недалеко. Не за горизонт - это точно. Слишком уж волна короткая. И не на орбиту. Для этого антенна должна быть размером поболее одуванчика.
Особист, как это услышал, убежал указания подчиненным раздавать. Напрасно он так торопился. Того, кто команду на подрыв ретранслятора отправил, небось, уже и след простыл.

Петюня, тем временем, на пару с племянником Мариванны отловил всех чужаков. Принес в коробке из-под ДВД-болванок:
«Это они тут дохлыми прикидываются, а только что сбежать норовили».
Одного технологи вскрыли и под микроскоп засунули. Подтвердили, что конструкция не наша. Чья - так сразу не определить. Это вам не блоха, которую Левша подковал. На бескорпусных микросхемах имена сборщиков не написаны. Но сделано топорно. Миомеры закреплены без промежуточных тяжей. Оптика пластиковая. Процессор, как мы и думали, слабенький. Вот, ионисторы, в которых тараканы энергию накапливают, оказались получше наших. Но теперь, видимо, ненадолго.
Директор специалистов выслушал, покивал, забрал коробку с чужими тараканами и ушел. Михалыча технолог позвал отчет писать, а мы в отдел вернулись. Рабочий день закончился, но Мариванна с Сашкой нас ждали. Петюня, размахивая руками, рассказал, как тараканов ловил, и что у них внутри обнаружилось.
Мариванна брезгливо поморщилась и предложила служебку написать. Мол, для борьбы с иностранными шпионами требуется сконструировать истребителя тараканов. Сашка сказал, что в техзадании надо обязательно систему опознавания упомянуть. Чтобы своих не жрал.
А мне подумалось, что его по конверсии можно продавать вместо дихлофоса. Пусть на обычных тараканов охотится. Хотел я с этим в разговор влезть, но даже рта не открыл. Это ведь мы, да китайцы с американцами нанотехнику развиваем. А вдруг кто-то в биотехнологиях так поднаторел, что его тараканов от настоящих не отличить? Что же их теперь, из-за какой-то подозрительности, всех до единого уничтожать? А потом под каких-нибудь мух или стрекоз маскироваться? Так можно всю мелочь насекомую извести.
Поэтому, я в тот раз промолчал. Но скоро, видимо, придется с начальством поговорить. После тараканов нам на испытание именно стрекозу и прислали.

№ 7 В конце тоннеля

Этой ночью голубой свет не принял меня. Я с нетерпением ждал сна и погружения в волшебный туман ночных грез, но был волнован, не мог заснуть, время тянулось медленно, и чем отчаяннее становилось мое желание очутиться в лесу и встретиться с Пеланчей, тем очевиднее было то, что сегодня не та счастливая ночь, когда я смогу сделать это. Долгие часы я лежал в темноте, водил по каменной стене рукой, чувствовал как капли ледяного конденсата стекают через запястье в сгиб локтя, потом по плечу к шее и напитывают рогожу, покрывающую мое жалкое ложе.
Утром зажглась неоновая лампа, несколько раз неуверенно мигнула, и наконец осветила мою клеть. Из четырех стен, три мрачные каменные, одна земляная, в которой черной дырой зияет вход в тоннель. Клеть небольшая, всего в восемь шагов от стены до стены. Два каменных выступа, один служащий мне постелью, а второй столом. В углу уходящая желобом вниз выгребная яма, на потолке, прямо над ложем люк, ведущий в абсолютный лабиринт. Это то, что я вижу каждое утро, возвращаясь из голубого света от Пеланчи. Сон позади, до следующей ночи далеко -много часов мрачной, безысходной реальности. За стеной шумно заработал конвейер, с другой стороны бухнуло о стену, значит завтрак уже в нише. Я отодвинул заслонку, достал миску с безвкусной, пестрой жижей и выпил ее. Едой пренебрегать нельзя, и если я собираюсь копать в тоннеле, мне нужны силы. Сегодня я решил обязательно вернуться в клеть до вечернего обхода. Из всех вохров Двенц самый разговорчивый, вернее кроме него, никто их них так ни разу и не заговорил со мной. Мне молча мерят пульс и температуру, меняют воду в ведре, чистят клеть от грязи, которую я наношу из тоннеля, когда сбрасываю излишки земли в выгребную я мы, и так же молча исчезают за тяжелой дверью в каменной стене. Двенц получил свое имя, потому что всегда приходил на двенадцатый день, я считаю дни и благодаря моим царапинам на столе, я знаю точно, когда его ожидать.
Посидев на стульчаке вделанном в край бездонной, выгребной ямы, я выпил несвежей воды из ведра, сбросил рубище и голым вполз в тоннель. Если бы я мог испытывать чувство гордости по поводу хотя бы чего-нибудь в моей жизни, я бы испытывал его из-за тоннеля. Разветвленный, уходящий вниз и вверх, когда я отчаивался копать по горизонтали, он был моим творением, от первого сковырнутого комка земли и до самой стены, в которую я безнадежно уперся вчера. Здесь можно было провести несколько дней, не проходя по одному и тому же маршруту дважды. Это очень соблазняет, никогда не возвращаться в клеть и ночевать в тоннеле, но голод и жажда всегда загоняют меня обратно.
Стремление вырваться из этой реальности которую представляет моя клеть, помогало мне не отчаиваться и продолжать жить. Благодаря голубому свету в моих снах, я знаю, что я не отсюда. До недавнего времени я ничего не помнил, но сны постепенно возвращают мне потерянную память. Да и в реальности, когда я вижу что-то из прошлой жизни, я мгновенно идентифицирую предметы или явления. Когда я в первый раз увидел кротовую крысу в тоннеле, я сразу же сказал себе : Это кротовая крыса, я знаю что такое кротовая крыса. Знание это поразило меня. Слепая, лысая морда с длинными верхними резцами, тыкалась мне в лицо. Я лежал как завороженный, видел ее длинное уродливое тело, кривые лапы, желтые мощные когти и чувствовал тепло другого, возможно родственного мне существа. Она испражнилась мне в руку и я долго нюхал этот запах другого мира, к которому скорее всего принадлежу и я. Была ли эта крыса из голубого света? Я не знаю, но в ту ночь я не спал, потому что был так взволнован, надежда моя когда-нибудь выйти отсюда, укрепилась. Я не знаю откуда я пришел и как оказался здесь. Моя правая нога выкрашена в несмываемый красный цвет, что здесь, в этой реальности совершенно не имеет никакого смысла, и я думаю, что объяснение этому нужно искать в голубом свете. Мне бы хотелось спросить об этом у Пеланчи, но я забываю обо всем, когда она со мной.
В моих снах бескрайний голубой свет простирается над головой настолько, насколько хватит глаз. Свежий, густой лес шелестит буйными кронами молодых деревьев, шумы его смешиваются в моей голове в живую, многослойную музыку. Там есть звонкое пение маленьких, разноцветных птиц, глухая тоска кукушки, энергичный треск дятла. Журчание ледяного ручья о гладкие, блестящие камни, сводит меня с ума. Если вглядеться, на дне его можно обнаружить прошлогодние желто-бурые листья. В этом лесу есть запахи цветущего зверобоя и эремурусов, пряного разнотравья, и многого другого, несомненно очень живого. Я сижу на низко-растущей параллельно земле ветви вяза, у самой воды. Раскинувшись внизу, Пеланча лежит на хрустящей, недавно проклюнувшейся сквозь землю траве. То, что я испытываю в такие моменты - можно назвать законченностью всего, высшей наградой за долгое мучительное ожидание, моим выстраданным в полной мере счастьем. Я спускаюсь к ней, мы сидим молча, и теплый, легкий ветер колышет ее волосы, а когда они залепляют мне лицо, я испытываю что-то вроде обморока и в эту минуту боюсь проснуться в мрачной клети больше всего.
Вчера я почти потерял надежду. В тоннеле я наткнулся на твердую, непробиваемую стену и копал вдоль нее целый день, но стена не кончалась. И сейчас, вобравши живот, чтобы стать тоньше, я ползу надеясь, что стена оборвется и можно будет копать дальше. В попытке обмануть реальность, глупое заигрывание с сознанием, но надежда - последнее прибежище отчаявшихся. Копать тоннель я начал после того, как потерял веру в абсолютный лабиринт. Там я провел много долгих, бесполезных лет. Лабиринт не просто огромен, он бесконечен, он сделан из камня, в нем сухо и относительно тепло. По нему удобно перемещаться, там можно стоять в полный рост. Когда я обнаружил его, я был полон глупого энтузиазма, мне казалось, что именно там и должна быть точка входа в голубой свет. Там я и научился видеть в темноте. После нескольких лет блуждания в полном мраке, я заметил, что мне больше не нужно ощупывать стены, я находил повороты не по памяти и не на ощупь, я видел их. Я был вне себя от радости, потому что я мог перемещаться в нем гораздо быстрее. Лабиринт коварен, он дает ложное ощущение безопасности, и когда уже мне казалось, что я знаю все его кольца, повороты и тупики, обнаруживался новый коридор . Однажды я заблудился и ночевал несколько дней в незнакомом, запутанном рукаве, из которого не мог выбраться. В последний день, когда я уже думал что никогда не выберусь оттуда, обезвоженный и обессиленный я выполз в знакомое кольцо и нашел дорогу к люку, ведущему в мою комнату. Я распустил почти полотна, из которых была сделана моя одежда , и с тех пор ходил в лабиринт по нитке, привязывая ее к открытой дверце потолочного люка.
За все время, которое я провел в лабиринте, я не увидел ничего нового. Но однажды, за полтора дня ходьбы от люка, я обнаружил новое кольцо, которое имело целых десять тупиков и в одном из них я обнаружил двух мертвых. Я уже хорошо видел в темноте, к тому же с собой у меня была гнилушка, которую я нашел начав копать тоннель в клети. Ее зеленоватое мерцание высветило в полной мере то, что лежало передо мною. Плоть уже ссушилась на костях, видимо здесь они лежали давно, на темных, стянутых лицах зияли пустые глазницы. Я понял - они не смогли найти точку входа и умерли здесь без воды и пищи. До тех пор я думал, что в лабиринте брожу один. Сердце мое заколотилось и в панике я бросился прочь оттуда, оборвал нитку и еле нашел дорогу назад. Это был мой последний день в лабиринте. Той ночью я закрыл потолочный люк навсегда.
С тех пор я бросил все свои силы на тоннель в земляной стене моей клети. Без него я бы свихнулся. У меня больше нет ногтей на пальцах, они не успевают вырасти, стачиваясь о грунт. Моя голова, колени и локти покрылись шишковатыми, мозолистыми наростами, которые мне помогают копать и утрамбовывать почву. Я знаю здесь каждый сантиметр, ведь я вырыл этот каждый сантиметр, я сбросил этот каждый сантиметр в выгребную яму в моей клети собственными руками. Никаких сюрпризов, я знаю каждый поворот, каждый торчащий камень из почвы. Здесь есть влажный участок, и я думал, что именно он проходит под ручьем, поэтому земля здесь влажная и рыхлая, и копать было одно удовольствие. На этом участке я изменил направление, взял вверх и стал рыть поднимаясь ступенчато над уровнем моей клети. Через пару десятков метров я впервые наткнулся на стену. Я спустился вниз и снова стал рыть горизонтально. После влажного участка шел песчаный, сухой грунт, а немного дальше почва стала каменистой, здесь я потратил больше всего времени. В те дни я приносил камни с собой и внимательно рассматривал их при свете лампы, точно такие же я видел в голубом свете. Ручей омывал их и они сверкали на солнце, черные голыши с желтоватыми подпалинами.
К вечернему обходу я, тяжело дыша, вполз в клеть. Вохрам все равно где я нахожусь во время их посещения. Я мог пропадать днями в лабиринте или тоннеле. Но сегодня я должен был поговорить с Двенцем. Стена уничтожила меня морально и физически, я копал вдоль нее весь день, но всюду натыкался на каменную твердь, которую пробить было невозможно. Немного отдохнув на ложе, я зачерпнул противно-теплой воды из ведра и выпил. В эту же минуту, загремели засовы и в комнате появился Двенц. Все вохры похожи как братья -близнецы, но Двенца я узнаю всегда. У него прорвана на спине одна ноздря, и через зияющую дыру можно видеть переливающуюся, оранжевую плоть. Он выставил пустое ведро из под воды за дверь.
– Мне бы хотелось очень холодной воды, как из ручья, – сказал я.
Головные мышцы у вохров не развиты, невозможно считывать их эмоции, но мне показалось что он опешил на пару секунд.
– Такой слова нет - "руччиа", - просвистел он.
Издавая звуки, имитирующие слова, вохры как будто свистят себе в гортань. Свист был ровный, но я заметил, как на мгновение его рука застыла на моих ребрах, когда он измерял мне температуру.
– А что есть?
– Лабиринт есть, я есть, ты есть.., –на этом его список иссяк.
– А кротовые крысы есть?
Он помолчал.
– Не знаю, моя не видеть.
– Если ты не знаешь про крыс, ты можешь не знать и про ручей! – вскрикнул я.
– Мусорить... – укорил он меня, указывая на комья земли, которые я не успел скатать рогожей в выгребной колодец. – Почему копать, когда Лабиринт? – Он вытянул свою клешню вверх в сторону закрытого люка на потолке.
Я бросился к своему тюфяку на ложе и достал из под него обломок раковины улитки, гнилушку, и желтый, длинный зуб кротовой крысы. – Что все это? Если всего этого нет? Я нашел это все в тоннеле. Твоя не видела ничего, но оно же существует, – от злости я начал коверкать речь, подражая ему. –Я нашел! Двенц, я вижу сны, я вижу ручей, я вижу деревья, я вижу солнце! И это все оттуда!
Вохр клешней сгреб мои редкие находки, которые я вечерами перебирал как сокровища, и выкинул в яму.
– Я видел мертвых в тоннеле! Двуногих, как я!
– Как видеть? – недоверчиво спросил он. – Ты ничего не видеть, там нет свет.
– Теперь я вижу в темноте! – закричал я. – Там два мертвых тела, хочешь покажу?
Двенц уставился на меня и мне показалось что я впервые увидел у вохра что-то вроде улыбки. Зеленые волны разошлись от его наружных слюнных желез к ноздрям на спине, гребень поднялся как парус, надуваемый ветром. Парус, – подумал я. – Я знаю что такое парус.
Я очнулся от того, что мне было холодно. Конечности мои онемели, тело мое было покрыто блестящей, липкой субстанцией. Приклеенный к гладкой, огромной платформе, я не могу пошевелиться. Что-то склеило все мои члены. Невозможно яркий свет слепит меня, каждый раз когда я открываю глаза, мне приходится снова жмуриться. Наконец я немного привыкаю к этому свету. Массивное, вогнутое стекло нависает над всем моим телом. Сквозь него на меня смотрит огромный фиолетовый глаз, зрачок в форме ладьи сосредоточено изучает меня. Внезапно меня оглушает громкий треск, который несмотря на частоту, четко делится на слова и фразы в моей голове. Я все понимаю.
– Что это за мутация?
– Видение в темноте.
– Да, это необычно.
– У них хорошая спектральная светочувствительность, но они совершенно неадаптированы к жизни без света.
– Интересно, а как обнаружили эту скотопическую мутацию?
– Он нашел в лабиринте двух погибших хуманов. Тех, которые там жили до него. Видимо заблудились в лабиринте и не смогли найти дорогу назад....
– Я всегда говорил, что гадский лабиринт - насмешка дизайнера. Ни один вохр не полезет туда добровольно, чтобы вытаскивать подопытных хуманов. Зачем вообще нужен был этот лабиринт?
– Как все неразвитые существа, хуманы эмоционально неуравновешенны. Ум подавляется инстинктами, поэтому они плохо управляемы, но именно это и делает их предсказуемыми. Без вызовов в повседневной жизни они начинают буквально биться об стену, какое-то странное устройство мозга. Они не способны к глубоким мыслительным процессам, для них очень важна физика, движение...Лабиринт развлекает их инквизитивный, но ограниченный разум.
Глаз моргает несколько раз. Я начинаю что-то выкрикивать, протестовать, я плохо понимаю что происходит. Но они продолжают говорить между собой, как будто не слышат меня.
– Почему он так корчится, вы дали ему газ?
– Видимо недостаточно...Подожди малыш, сейчас тебе будет хорошо.
– О, кажется у него ваша маркировка, Пеланча. Посмотрите на окрашенную, красную конечность, это же ваш отдел.
Фиолетовый глаз пропал и вместо него линзу заливает другой, с небесно-голубой радужкой. Я замер, тот самый цвет. Треск учащастился и становится еще громче, у меня заболели уши, хочется прикрыть их руками, но я не могу пошевелить даже пальцем.
– Да, это мой...Единственный после заражения всей партии. Удивлена что он еще жив, у них короткий жизненный цикл. Этот эксперимент был катастрофой с самого начала. Я планировала использовать метод Кешархи с нейростимуляторами, чтобы они хоть как-то смогли научиться понимать нас.
– И что, биоэлектронный процесс не пошел? Коммуникации не получилось?
– Я же говорю, катастрофа! Месяц назад мне доставили три тысячи особей для проекта. Но при транспортировке, эти идиоты поставили контейнеры хуманов рядом с контейнерами, заполненными гервапрахами, которые и заразили хуманов мозаичным фангусом. Я проработала всего пару дней, успела напрочь стереть им память, чтобы освободить нейроны, их примитивный мозг может обрабатывать только ограниченное количество информации...И вдруг они начали умирать...Выжил только этот, с ним я повозилась еще пару дней, и мне даже показалось, что была какая-то позитивная реакция, когда я говорила с ним, но потом и у него началась восходящая лихорадка. Из-за погибшего лабматериала проект закрыли, а я передала этого последнего хумана вольерщикам. Удивительно, что он выжил.
– А не мог ли мозаичный фангус спровоцировать скотопическое видение в темноте?
– Вот это мы сейчас и проверим!
– Вам не жаль этого последнего, Пеланча?
– Наука прежде всего. К тому же, у него была прекрасная жизнь, ему дали все, чего можно было желать хуману. Знаете, в вольерах работают настоящие фанаты своего дела. Я слышала, что кроме лабиринта, в камерах хуманов размещают кусочек экосистемы с их планеты. А этому малышу даже думали подсадить списанную самку, но вдруг обнаружилась эта странная мутация. В первый раз слышу, что они могут видеть в темноте.
Треск, раскалывающий мне голову, прекратился. Сбоку на меня надвигается труба и я чувствую приятный запах леса после дождя. Что-то ледяное вливается мне в уши, ноздри и рот. Сознание стало притупляться, но я долго, как завороженный, смотрю на голубой глаз, который заполняет всю линзу необыкновенно нежным, голубым светом, и мне кажется, что на яркой радужке я вижу летящие по небу облака. Облака. Я ведь знаю, что такое облака.


№ 8 Бред сивой кобылы или Чепуха от тараканов с Юпитера

Выставили меня из питейного заведения за нецензурные выражения, и пошел я подметать этими выражениями пыльную, гладковыбритую площадь. Авантюра чистой воды. Это сколько надо иметь в запасе слов, чтобы покрыть квадратный метр продезинфицированных клеточек без бороды и усов.
Предположим, что площадь в этом мире одна, а пустынностей вокруг тьма тьмущая, и каждая со своим норовом. Огненная пустынность, например, белая, черная, горькая как бесшумный алкоголь демонов. Любую индивидуальность сведут к нулю, никаких компромиссов. И радужную оболочку глаз твоих и всю родословную. Сила.
Но у меня нет страха, и я их не боюсь. Есть только легкое головокружение и какое-то смутное желание встретить своего врага в горизонтальном положении. И, вообще, я дальтоник, только никто не догадывается об этом, и поймать меня этим гнидам довольно сложно, практически невозможно, потому что по натуре своей я хамелеон, выживу и среди эскимосов.
Короче, зацепился я в темноте одним сочным матом за булыжник – чуть не сломал себе конечность. Огляделся по сторонам, нет ли поблизости какой пустынности с ядовитым флакончиком, ведь прыснет тебе за уши и прощай молодость. Это они могут, исподтишка, в мясистую шею или в филейную часть. Сволочи.
Я, конечно, не трус, но все же, соблюдаю гигиену, иначе не заметишь, как превратишься в засранца, и тогда уж точно поймают, несмотря на хваленый иммунитет, по одному запаху.
Убедившись, что слежки нет и в помине, и помина, как такового, тоже нет, я настроился на позитив. Зацепился мой глаз за бар, не помню, как назывался, то ли «Глюки в летнюю ночь», то ли в осеннюю, не важно. С трудом влез со своими мощными габаритами (восемнадцать гм живого веса) в узкую щель. Тишина, зеленые тараканы играют старыми чипами на иллюминаторе, три аппетитных телки стучат накрашенными копытами о стойку бара, требуют сена…
- Нет сена,- ворчит усатый мерин в бронежилете,- травку еще не завезли.
Рыжеволосая телка в декольте на затылке прыснула как ошпаренная, окатив мерина кисло-сладкой слюной, и побрела в дамскую комнату, качаясь из стороны в сторону.
- По-цокола,- заржала ей в след каурая лошадка.
- Блин, я думал, действительно, телки, а тут лошади…
- Тебе, чего, парниша, тоже травки захотелось,- затрясла пшеничной гривой перед моим носом кобылица. А запах-то, хоть святых выноси, шанель семьдесят семь, аля-Юпитер.
- Нет, лошадку точно не потяну, - засвербило у меня между глаз.
Еще лягнет ненароком в причинное место – и ЕМУ кранты. Между прочим, самая ценная вещь в моем организме, ни одной осечки, до последней, так сказать, степени изношенности…нет, я не блефую, говорю, как есть. Уникум, приспособленный специально для полета в невесомости.
- Да он обкурился уже где-то,- моргает белыми ресницами ее подружка,- посмотри, у него усы стоят, как оловянные солдатики.
Бармен украдкой смотрит на свое отражение в зеркале. Вылитый броненосец, только рогов на голове не хватает, а все потому, что мерин.
Не повезло мне с этим толстокожим барменом, оказался обыкновенный нарцисс и скряга, кажется, придется дожидаться спонсора. Эх, ощетинилась ко мне фортуна, клацает челюстями: ну, не дам тебе наклюкаться на халяву, плати.
А тем временем зеленые тараканы забивают чипами на иллюминаторе гол. Шипит порванный на куски Вакуум, и в помещеньице врывается долгожданный курьер с травкой. Черноусые особи, поддерживая лапами пивные животики, выползают из своего закутка. Все оживляются как перед раздачей слонов. Телки, лошади, зеленые тараканы в униформе от производителя зубной пасты «Свежеее дыхание», полный аншлаг.
- Вот есть же на свете порода тараканов, вечно опережающих собственные экскременты,- изрекаю я мудрую мысль в надежде на крошечную дозу. Меня никто не слышит. Броуновское передвижение местных амеб только набирает силу. Ночь со стремительностью бумеранга, запущенного еще в том измерении, свистит, свистит без конца, а я трезв, как стеклышко…
-Эй, стебалово, - поманила меня взглядом сивая кобылица, - иди к мамочке. Угощаю.
Я мысленно попрощался со своим причиндалом и рванул навстречу Щастью, хотя в некоторых ситуациях самое главное – превозмочь во время эйфорию.
***
Лежим мы вдвоем среди покрытых льдом белоснежных ватрушек и мясных туш, болтающихся на крючьях в невесомости, в морозильной камере, а вы что думали, в космосе одни тюбики с консервированной едой? Ошибаетесь. Здесь даже живые бактерии размножаются в пробирках, а нам что ли нельзя? Правда, с кобылицами я еще не пробовал, дебют, так сказать, надеюсь, что пройдет удачно, тьфу,тьфу... Кобылицы - это новая разновидность нашего племени, выросшая на пепси и генномодифицированных продуктах, имеют, так сказать, ряд преимуществ перед остальными особями: всеядность и полный апофигизм. Мне кажется за видом кобылиц будущее. Вот не случайно именно они летят на Юпитер, не случайно, ничего случайного в этих случайностях нет…
- Котик, ты чего задумался,- укусила меня за ушко моя возлюбленная, - а хочешь, я тебе сказку расскажу?
И сивая кобылица рассказала мне следующую историю.
***
- Когда я была маленькой лошадкой, меня постоянно втаптывали в грязь, в надежде, что я не вырасту выше пони, тем не менее, я вымахала как каланча, назло всем своим родственникам. Собрав их претензии в один большой мешок, я утопила тот мешок в ведре с надеждами на мифическое наследство и стала, наконец, свободной кобылой.
Мы нюхали в подворотнях клей, курили марихуану, ели горностаевую моль и гадили в интернете. Нам было по барабану мнение окружающих. Тум-тум, бум-бум, слышал, как стрекочут кузнечики? Эх, мои милые кузнечики, ну почему ни один из вас не прошел медкомиссию, ну, почему, почему, почему…
По томному выражению ее перламутровых глаз было видно, что она на пороге экстаза. Я ускорил темп. Кобылица отбросила меня в сторону и стала кататься на спине, как кошка, изрыгая проклятия в мой адрес. Я молча наблюдал за ее коловращениями, выжидая удобный момент, чтобы набросится снова…
Черная пустынность, дремавшая на окраине подсознания, набухла как губка, пропитавшись нашими эманациями, и вынырнула из аквариума. Беззаботно плещущиеся рядом с этой жуткой субстанцией рыбки-импульсы судорожно глотали воздух и задыхались на глазах. Болтающиеся на крючках мясные туши стали угрожающе раскачиваться из стороны в сторону, грозя разнести этот гребаный холодильник вдребезги. Замороженные ватрушки и пончики сыпались на головы умирающих рыбок.
***
Подозреваю, что и моя кобылица почувствовала то же самое: надвигающийся ужас. По крайней мере, она перевернулась на живот и затихла. Я тоже приготовился к полной капитуляции, потому что бежать из морозильной камеры некуда. Все вентиляционные шахты заполнили ядовитые испражнения черной пустынности. Еще мгновение, и наши тушки превратятся в черное месиво. Черную мессу отслужат черные колокола вечности. Черная пустынность будет торжественно торжествовать торжество.
- Кончай тавтологию,- обнадеживающе шепнула сивая кобылка, - есть идея. Задержи дыхание.
Мне показалось, что от ядовитого дыма черной пустынности у моей пассии начались глюки, но я ошибался. Моя девочка, в отличие от меня, неплохо соображала и вытащила нас из этого дерьма целыми и невредимыми.
Как? Рассеяв иллюзии и выключив страх, парализующий наше мышление. Страх и ограничение. Если честно, мы почти мгновенно переместились в бар, наплевав на все. Как? Игнорируя законы гравитации и медитации, строго по вертикали между кривых ног этой черной гадины. Я понятно излагаю про эрогенную точку под мышкой у основания мозга? Нажми левой лапой три раза, и тупорылая пустынность тебя не обнаружит, ведь она реагирует только на запах. Нет запаха – нет и самого источника. И следи за тем, чтобы у нее не сработала программа «контрольный выстрел». Вторую порцию ядовитого газа никакая кобыла не выдержит.
Теперь о самом перемещении. Настрой свои усы на вибрации пространства и почувствуй сквозняк. Вот там и находится выход. Просто как часы. В любой вакуумной упаковке есть мини дыра, из которой все время дует.
Этому фокусу с перемещениями кобыл научила жизнь, и поэтому они летят на Юпитер, а рыжие тараканы так и прозябают на Земле, в обнимку со своей родословной. Сам-то я случайно попал на корабль, благодаря необыкновенной везучести, но фортуна вещь не надежная, и поэтому я решил больше не рисковать. Вскоре без особого труда набрал дополнительный вес, изменил параметры К-ЦТ, и к концу полета уже ничем не отличался от кобыл. Я даже научился откладывать яйца, а что? Сам себе режиссер. А вдруг какая-нибудь инфекция и ни одной самки? То-то же. И не один я, зеленые тараканы тоже с удовольствием поменяли имидж, и белоснежные ватрушки, и рыбки-импульсы, да и сам экипаж, находящийся пока в анабиозе.
Короче, посмотрим, кто выживет на Юпитере: человек или таракан?
P.S. К сожалению, местное население Юпитера встретило нас крайне недоброжелательно: загнав как стадо баранов в нейтронный коллайдер, где не только дышать, пукнуть было невозможно. Первыми раскатали на атомы бармена, потом черноусых и всех остальных космических путешественников, включая и мою кобылку. Однако я успел отложить свои яйца в том крематории, и мои пацаны выжили, представляете? Они даже мой интеллект унаследовали и память. И сейчас на Юпитере нас уже целая колония. Пока, до встречи в эфире. Ваш тараканище."

№ 9 Los malos cucarachas

Покрытые татуировками пальцы Карлоса сжимали красный пластиковый цилиндрик патрона с блестящей латунной окантовкой. Последнего. Магазин автоматического дробовика Benelli M4 Super 90 гражданской версии был пуст. Карлосу исполнилось всего двадцать два, но среди своих он считался ветераном, заслужившим уличный авторитет и право командовать собственным десятком gorillas. Теперь он остался один. Трое выживших из его личной десятки ушли. Карлос не винил их, он сам поступил бы так же. Хорошо еще, что парни не пустили пулю в затылок своему бывшему командиру. Впрочем, сам виноват.
Жарко... Карлос томился от духоты в бетонной коробке складского помещения, расположенного в промышленной зоне, на самой границе двух конкурирующих латиноамериканских банд. Собственно, в восточном Лос-Анджелесе других преступных группировок и не осталось. Все мало-мальски значимые афроамериканские и смешанные объединения были полностью выбиты, а редкие, стихийно возникающие мелкие банды попросту не успевали развиться. Бойцы латинос давили их на зачаточной стадии. Полиция предпочитала не мешать парням стрелять друг в друга, лишь бы мирное население не сильно страдало. Обе враждующие латиноамериканские группировки зарабатывали себе на жизнь сбором дани с владельцев частных магазинчиков, контролировали оборот наркотиков на "своих" улицах, вполне успешно торговали оружием и не гнушались заказными убийствами. Таким образом, вырисовывалась простая и логичная схема: больше территорий – больше денег.
Палящее летнее Солнце превращает каменные джунгли Лос-Анджелеса в огромную доменную печь. В этом есть свой неоспоримый плюс, чертовы Тараканы не выносят подобной жары. Что ж, у него есть время спокойно подумать до вечера. Сегодняшнюю ночь бывший бригадир не переживет. Карлос не жалел о содеянном, а себя жалеть не собирался тем более. Все-таки он был настоящим уличным солдатом.
- Malditos cucarachas! - Карлос в сердцах хлопнул ладонью по пыльному шероховатому полу, на котором сидел. У бывшего командира десятки осталась только злость и один патрон.
Минувшим вечером бойцы Карлоса провели тщательно спланированную операцию на территории врага с целью сокращения численности личного состава противника и расширения собственных владений. Так как захват территории противника происходил практически ночью, существовал реальный риск нарваться на Тараканов. Эти сухопутные пираньи появились сразу и в огромных количествах около двух лет назад. Говорят, насекомых размером с небольшую собаку вывели в Китае для решения проблемы Всемирного Голодания. Почему долбанные азиаты решили выбрать для своих генетических экспериментов именно Калифорнийского таракана? Карлос как-то видел по телевизору фрагмент интервью, где какой-то узкоглазый pendejo распинался о несомненных достоинствах нового тараканьего мяса. Необычайно экономичный продукт, по его словам, имеет вкус, близкий к куриному и содержит допустимое значение вредных веществ. Эксплуатация таракановых ферм практически не требует затрат. Помещения не нужно специально отапливать, так как новый вид насекомых нормально себя чувствует даже при отрицательных температурах. Нет нужды в искусственном освещении. Огромные тараканы способны переработать в пищу практически любой бытовой мусор, что никак не сказывается на качестве мяса. Ага, сплошные бонусы, будто карамельки из пиньяты. Как обычно, все пошло наперекосяк. Случайно, а, может, и специально, в один прекрасный день, гигантским тараканам стало тесно в своих клетках. По злому умыслу, или из-за какого-то идиота, слившего ведро с генномодифицированными яйцами насекомых в канализацию, Тараканы оказались на свободе. СNN тогда еще долго мусолила теорию о китайском заговоре и грядущей войне с Поднебесной. Возможно. Карлосу было плевать, он воевал каждый день.
Удивительно, насколько пластична человеческая психика. Два года назад Тараканы вызывали массовую истерию, а сейчас к хищным насекомым относились, как к чему-то само собой разумеющемуся. Опасному, но терпимому. Горожане привыкли к санитарным бригадам огнеметчиков, постоянно зачищающим тараканьи гнезда. В умах обывателей плотно укоренилась привычка не покидать помещения после наступления сумерек, появилось понятие "Волна". Волнами называли частые спонтанные перемещения довольно больших групп Тараканов, следующих в одном направлении и настроенных крайне агрессивно. Чем вызвано это явление, оставалось загадкой. Ясно было одно - насекомые стали хищниками. Не зря их сравнивали с пираньями. Действовали Тараканы по схожему принципу, нападая стаей и отщипывая у жертвы кусочки плоти своими хитиновыми ротовыми пластинами. Одна особь не представляла особой угрозы для жизни человека, но два-три десятка обгладывали тело жертвы за считанные минуты. В людских поселениях широко распространилось явление добровольной дружины по уничтожению насекомых-переростков. Правительство Америки даже денежно мотивировало энтузиастов из народа. Внезапное появление Тараканов внесло некоторую корректировку и в поведение los bandidos. Всего одну, но возведенную в ранг Закона. При Волне все бандиты, даже если они секунду назад палили друг в друга, были обязаны временно забыть свои противоречия и незамедлительно перевести огонь на Тараканов. Соблюдение этого правила жестко контролировалось обеими сторонами, нарушителям отсекали кисти обоих рук или отдавали "чужой" банде. Редких счастливчиков убивали на месте, легкая смерть за подобный проступок была скорее актом милосердия. Рядовым бойцам вдалбливалась в голову идея, что данный Закон необходим для сохранения родного города, благородными защитниками которого они являлись. Карлос был неглупым парнем и имел собственное мнение по данному вопросу. Просто, взамен на услуги по уничтожению Тараканов, главы банд могли рассчитывать на некоторую лояльность полиции, только и всего. Вчера Карлос нарушил Закон.
Операция по захвату уличных территорий шла полным ходом, когда в патруле неприятеля был замечен Хосе Мекихо. С Хосе у Карлоса имелись личные счеты, поэтому, едва услышав новость с "передовой", бригадир-десятник не раздумывая прыгнул в свой Шевроле Тахо и погнал тяжелый внедорожник в атакованный район.
У Карлоса была сестра. Славная девчушка, на год младше своего брата, не имевшая никакого отношения к делам банд. Карлос, как мог, оберегал сестренку и старался сделать все, чтобы ее жизнь стала нормальной, без крови, страха и стрельбы. Для этого он специально снял ей уютную квартирку в благополучной части Лос-Анджелеса. А неделю назад, семейство, отдыхавшее в парке на пикнике, обнаружило ее труп. Сестру Карлоса изнасиловали и перерезали горло. Полиция до сих пор не нашла виновных, но ветер улиц всегда говорил правду умеющим его слушать. Карлос ехал к Хосе.
Ребята без особых проблем закрепились на открытой баскетбольной площадке и не давали остаткам патруля противника разбежаться, прижимая тех к земле свинцовыми аргументами из автоматического оружия. Враги вяло огрызались, укрывшись за пробитой в нескольких местах Тойотой Тундра. Хосе Мекихо был совсем рядом. Карлос буквально кожей ощущал присутствие своего персонального врага. Уже успело стемнеть. Поле боя частично освещалось всего парой уличных фонарей, вспышки от выстрелов то и дело разрывали темноту. Тела двух наркодиллеров, предпочитавших при жизни носить цвета конкурентов, валялись неподалеку. Карлос, не сбавляя хода, въехал на площадку, протаранив сетку ограждения и окончательно отрезав противнику пути к отступлению. Примерно в двух кварталах от места перестрелки, со стороны Центра, уже слышались сирены полицейских машин. Копы ненавязчиво намекали, что вечеринку с фейерверками пора сворачивать. И тут Карлос заметил первого Таракана. Шустрый падальщик выскочил из темноты и уверенно нацелился на труп одного из наркодельцов. Карлос, выругавшись, всадил заряд картечи в насекомое. Атакующая сторона прекратила стрельбу, все замерли. На самой границе спортивной площадки, за пределами светового пятна, угадывалось какое-то постороннее шевеление, сопровождаемое резким, режущим слух звуком. Неожиданный противный скрежет десятков жестких надкрыльев постепенно нарастал, вытесняя даже завывания полицейских сирен. Волна. Время, когда локальные конфликты резко обрываются.
Ярость, вперемешку с черной обидой, захлестнули Карлоса и дальнейшее развитие событий для командира запомнилось очень плохо. Единственное, что четко врезалось в память, это удивленные глаза Хосе, за миг до того, как его лицо разворотило выстрелом из автоматического дробовика. Карлос перешагнул через обезглавленное тело и принялся механически, как в тире, выбивать Тараканов. В спину ему никто выстрелить так и не осмелился.
Когда все закончилось, в живых осталось всего четыре человека, включая Карлоса. Выживших могло быть и больше, если бы у одного из членов вражеской банды не сдали нервы. Под натиском насекомых, боец неловко пятился, совершенно бестолково расходуя боезапас. В какой-то момент парень оступился и несколько хищных тварей тут же вцепились ему в ноги. Обезумевший от ужаса бандит сорвал с себя оборонительную гранату М26 и швырнул прямо перед собой. Через четыре секунды с большей части площадки снесло около сотни тараканов и пятерых людей, считая незадачливого метателя.
Почему трое оставшихся боевиков не схватили своего бывшего командира, как требовал того Закон? Карлос мог только гадать. Конечно, парни знали о причинах поступка своего командира, хотя это знание вряд ли смогло их остановить. Скорее всего, никто просто не хотел брать на себя груз ответственности. По сути, Карлос был уже мертв, это всего лишь вопрос нескольких часов. Глядя на живой труп, можно позволить себе немного благородства.
Нестерпимо хотелось пить. С улицы послышался приглушенный звук дизеля. Похоже, охота на нарушителя Закона в самом разгаре. Карлос подтянулся и осторожно приник к грязному оконному стеклу, пытаясь разглядеть предмет потенциальной угрозы. Так и есть, пикап, принадлежащий вражеской группировке, медленно полз по противоположной стороне дороги. Пора сваливать. Стараясь не шуметь, Карлос перебрался к дальней от входа стене и протиснулся в какой-то технологический лаз, выводящий во внутренний двор. Пальцы привычным движением загнали единственный патрон в нутро дробовика итальянского производства. Если что, Карлос успеет вышибить себе мозги. Сдаваться живым ни одной из сторон он не собирался. Жирный Пако, главарь банды, на стороне которой воевал Карлос, самолично избавит нарушителя от лишних верхних конечностей. Вполне вероятно, что противоборствующие латинос захотят выкупить Карлоса, если не поймают его первыми. И Пако его продаст. Ничего личного, просто бизнес. Конкуренты поступят с Карлосом еще интересней. Скормив его гениталии своим бойцовым собакам, они будут медленно срезать кусочки плоти с еще живой жертвы, растягивая казнь на долгие часы. О жестокости обеих банд ходили легенды.
Так далеко на вражеской территории, да еще в одиночку, Карлос никогда не был. Жажда и страх не позволяли сидеть на одном месте, заставляя упрямо двигаться дальше. Промышленные постройки чередовались со складами и трейлерными парками, бетонные заборы создавали настоящий лабиринт. В какой-то момент, пробираясь по узкому коридору между двух заброшенных зданий, Карлос уперся в трехметровую кирпичную стену, увитую поверху колючей проволокой. Так себе препятствие. Возвращаться назад было лень. Не забыв поставить дробовик на предохранитель, Карлос ловко вскарабкался на стену и быстро оглядел отгороженную территорию. Хм. Неплохо. За высокой оградой скрывались ряды ухоженных деревьев и затейливо подстриженного кустарника. Судя по всему, бывший командир выбрался из промышленной зоны и попал в сектор частных владений. Прямо по курсу, примерно в полутора километрах, маячили высотки бизнес-центров. Мягко спрыгнув на газон, Карлос двинулся вглубь, пробираясь мимо аккуратно подрезанной листвы и забирая немного направо. Следовало попытаться покинуть родной Лос-Анджелес кратчайшим путем. На машине у него не было вообще никаких шансов, его внедорожник знала каждая собака в округе. Может, попытаться угнать какой-нибудь транспорт? Неожиданно, сквозь ветви кустарника Карлос уловил какое-то движение. Только бы не сторожевые псы. Запоздалая мысль холодной змейкой проползла по позвоночнику. Через секунду послышался звонкий детский смех. Подобравшись ближе, Карлос разглядел смуглую девочку лет шести, в цветастом сарафанчике, играющую в мяч с кем-то из взрослых. Ага, видимо, с няней. Полноватая молодая блондинка совсем не походила на маму или сестру. Чуть поодаль от занятых игрой людей гармонично расположился складной столик с парой легких плетеных кресел. На столике гордо возвышался большой стеклянный кувшин с прозрачной жидкостью, в которой медленно кружились дольки лимона и листики мяты.
Пить хотелось ужасно, но еще больше не хотелось быть обнаруженным из-за нескольких глотков живительной влаги. С сожалением, Карлос двинулся дальше, прячась в густой тени. Новый взрыв детского смеха внезапно прервался диким визгом няни. Проклиная собственное любопытство, Карлос метнулся назад. То, что он увидел, не случалось уже очень давно. Тараканы вышли днем. В жару.
Няня продолжала истерично визжать на одной ноте, не предпринимая никаких попыток сдвинуться с места. Ребенок выронил мяч и тоже растерянно замер.
Карлос сделал глупость. Самым разумным для него было сейчас бежать со всех ног как можно дальше. Вместо этого, он одним броском преодолел десяток метров до визжащей няни, на ходу вскидывая снятый с предохранителя дробовик. Коротко рявкнул выстрел. Ближайший к ребенку Таракан буквально взорвался изнутри. Карлос видел себя, как будто со стороны. Сознание бунтовало против откровенного самоубийственного поступка, но тело двигалось уже без участия разума. Отшвырнув ставшее бесполезным оружие, Карлос подхватил девочку под мышки. Правая нога, в удар которой уличный бандит вложил всю свою злость, с сокрушительной силой врезалась в следующее насекомое. Слишком много чертовых Тараканов... Карлос развернулся спиной к наступающей Волне, упал, подминая под себя ребенка, стараясь прикрыть своим телом и дать девочке несколько лишних секунд жизни. Противный скрежет хищных тел ввинчивался в мозг раскаленной иглой. Какая-тварь вцепилась в кроссовок, еще одна противная тушка придавила ногу и впилась в икру, раздирая джинсовую ткань. Карлос беззвучно орал от переполняющей злобы, боли и собственного бессилия, поэтому не сразу услышал частые хлопки выстрелов. Бедро обожгло резкой болью. Кто-то резким рывком поднял Карлоса и вырвал из его объятий полузадушенного, но живого и невредимого ребенка. Рядом продолжали стрелять. Бывший командир десятки с трудом сфокусировал взгляд на стоящем перед ним человеке. Узнав, кто это, Карлосу стало плохо. Настолько, что он потерял сознание.
Роскошный Кадиллак Эскалэйд мягко катил по улицам восточного Лос-Анджелеса. Бешеный Гризли, главарь вражеской банды, сидел в пол-оборота на правом переднем сидении и неотрывно буравил Карлоса своим тяжелым взглядом. Лицо бывшего десятника страшно раздуло от сильных ударов. Бойцы Гризли не церемонились с врагом и сходу избавили его от передних зубов. Простреленное случайной пулей бедро, впрочем, перетянули. Наверное, не хотели, чтобы пленный раньше времени истек кровью. Карлос отметил, что сидит на заботливо расстеленном по сидению куске полиэтиленовой пленки. Гризли не собирался пачкать дорогую светло-бежевую кожу салона своего внедорожника. В ходе дружеской беседы Карлосу сломали пару ребер, но, взамен, поделились важной и интересной информацией. Спасенная Карлосом девочка оказалась дочкой самого Бешеного Гризли. Зная, как главы банд трепетно относятся к тайне своей nombre de familia, Карлос уже должен быть мертв. Добавим к этому нарушение Закона, о чем было известно уже всем, без исключения, бандитам восточной части города. Напоследок, Карлос воевал за другую команду. Трижды мертвый человек продолжал ехать, потеть и бояться.
Кадиллак Гризли, плавно качнувшись, остановился за городской чертой. Карлоса выдернули с заднего сидения и, грубо встряхнув, поставили перед опустившимся стеклом передней пассажирской двери. Бешеный Гризли еще раз внимательно осмотрел Карлоса из салона машины и махнул кому-то рукой. На миг сердце избитого и подавленного уличного бойца сжалось, но ему всего лишь вернули оружие, ощутимо впечатав дробовик в ноющую грудь. Под ноги Карлоса швырнули бандольер с десятком картечных патронов двенадцатого калибра. Следом, в дорожную пыль, упал пакет первой медицинской помощи. Гризли так и не произнес ни одного слова. Двери машины захлопнулись и вскоре внедорожник скрылся из виду, оставив у обочины одинокого, никому не нужного человека. Похоже, у Карлоса начинается новая жизнь. Нужно только пережить следующую ночь и как можно скорее свести татуировки. Хотя бы, с лица. Еще, очень хотелось пить...

№ 10 Савант

Он вздрогнул от неожиданности.
- Тссс. Тихо, тихо, Илюша... Давай я тебе помогу, - она мягко взяла из его рук намыленную мочалку, плотно прижалась к нему, обожгла своим телом. Прошептала, касаясь губами уха, - не бойся, мальчик, все будет хорошо...
Ему действительно было хорошо, очень-очень хорошо. Но, потом Илье стало страшно. Ее красивое лицо вдруг исказилось, она выгнулась и зарычала, обнажив в страшном оскале белоснежные зубы. Ее длинные ногти безжалостно рвали его плечи, руки, оставляя на смуглой коже глубокие светлые борозды, которые быстро наполнялись кровью. Она словно выкручивала, выжимала его, все сильнее обхватывая ногами, подталкивая к себе, не давая вырваться. Как только ее хватка ослабла, то Илья смог освободиться из этих переплетений рук, ног, которые, как жуткие щупальца опутывали его. В ужасе, он выскочил из душевой, потом, не помня себя, бежал через лагерь, через всю деревню, не обращая внимания на удивленные взгляды людей…

Учебный год еще не начался, был конец августа, а Илюша уже почти час сидел в школьном коридоре рядом с учительской и ждал, когда его позовут. Но, ему совсем не было скучно. Он решал задачу. Цифры, формулы, уравнения буквально стояли у него перед глазами и он с наслаждением перебирал варианты, думал, считал, анализировал и числа послушно вставали на нужные места. Пока ответ не получался, но он уже чувствовал, что решение где-то совсем рядом. Илья, в предвкушении разгадки, ритмично раскачивался на стуле. Он любил это сладкое ощущение поиска, когда еще не связанные между собой условия задачи постепенно сплетались в единую гармонию, в мелодию. Ответ уже был в его голове, но ему хотелось продлить это упоительное ощущение неизвестности, неразгаданности. Внезапно почувствовал, что кто-то трясет его за плечо - перед ним стояла его учительница по химии.
- Савельев, ты слышишь меня или нет? - она раздраженно смотрела на него, - что с тобой?
Илюша постепенно приходил в себя, медленно выплывая из своего привычного, уютного мира.
- Так ты слышишь меня или нет? - повторила она и пощелкала перед его носом пальцами с длинными ухоженными ногтями, - в третий раз тебя спрашиваю, мама твоя когда придет, уже больше часа ее ждем.
- Я не знаю, она сказала, что с работы отпросится и придет.
- Вот же навязался ты на нашу голову, - понизив голос, зло прошипела она и, резко развернувшись, зашла в учительскую, хлопнув дверью, которая приоткрылась.
- Да ничего он не знает, похоже, его мать уже не придет, - услышал Илья ее голос, - Вышла сейчас, а он сидит и раскачивается на стуле, как безумный. Этого извращенца нельзя оставлять в школе с нормальными детьми. Давайте исключать и будем расходиться.
- Ну уж, нет. Мы не уйдем, пока не разберемся, - послышался голос директора, - завтра я должен отчитываться руководству об этом ЧП. Если бы вы доложили мне в июне, когда все произошло, то дело можно было спустить на тормозах. А теперь эта история получила огласку, мы должны найти виновных и принять меры. Значит, начнем сначала. Вы все, кроме меня, находились в лагере, несли ответственность за поведение учеников и обязаны все знать. Условия задачи получаются такие. Первое - находясь в нашем лагере, ученик десятого класса Илья Савельев, раздевается догола и бежит через весь лагерь и деревню. Потом, его задерживает участковый милиционер, опять же абсолютно голого. Второе - на его плечах и руках обнаружены глубокие царапины. Значит, возможно, над ним издевались, избивали. Третье - мальчишка упорно молчит о том, что с ним произошло. Значит, он кого-то боится. Давайте по-порядку, что происходило в тот день, почему ребенок так поступил?
- Да, какой ребенок, парню почти семнадцать лет. А исцарапанный он потому, что в тот день они в регби играли с ребятами из спортлагеря, - вступила в разговор Лариса Павловна, учительница физкультуры, - да и откуда нам знать про его извращенные наклонности, он ведь только два месяца проучился в нашей школе. А может у них там в деревне, где он раньше жил, принято без штанов по улицам бегать. Да и он, умственно отсталый, это же видно сразу.

Илья был поражен словами Ларисы Павловны. Она говорила не правду. Ему хорошо жилось в деревне, где он всех знал с самого детства, а здесь, в городе ему было неуютно и страшно.

- Вообще, это правильно, - оживился директор, - мы не можем знать наклонности этого парня, который пришел к нам только в конце года. Зря мы его вообще приняли, видно было, что мальчишка не нормальный. И это все вы, Юлия Юрьевна. Все носились с ним. Математический гений, математический гений. И вот, что из этого вышло.
Юлия Юрьевна была учительницей математики, и с симпатией относилась к нему. Они с ней даже в лагере занимались решением задач, которые она подбирала из олимпиадных сборников. Илюша ждал, что сейчас все выяснится, но Юлия Юрьевна почему-то промолчала.

- Альбина Гумаровна, ваше мнение, - не дождавшись ответа, спросил директор, - вы у нас только после института, первый год отработали. Давайте свежим взглядом, что думаете о ситуации, как у парня с вашими предметами?
Альбина Гумаровна... Она вела в их классе русский язык и литературу. Но, Илья совсем не воспринимал то, что говорит на уроке эта совсем юная, неземная красавица. На ее уроках он просто завороженно смотрел на нее, любовался ею. Несмотря на то, что Илюша всегда отвечал невпопад, Альбина Гумаровна никогда не ругала его и только загадочно улыбалась. Она вообще была загадочной. Таинственная принцесса из сказки. Илюша отчего-то очень огорчился, когда узнал, что Альбина Гумаровна вышла замуж. Каждое утро он приходил в школу пораньше и смотрел из окна, как ее привозит на машине высокий статный мужчина, ее муж. И его сердце разрывалось от боли, он не понимал, что с ним происходило и это пугало его. Илюша хотел побыстрее стать взрослым и сильным, чтобы доказать ей. Что он должен был доказать, Илюша не знал. И когда они в лагере играли в регби, то он смело мчался к воротам, как настоящий воин, сбивая соперников на своем пути, потому, что на него смотрела Альбина Гумаровна. Она стояла среди учителей и девчонок на трибуне, но он видел только ее. Она хлопала в ладоши и тоже восхищенно смотрела на него. И Илюша, снова и снова рвался вперед, посвящая победы своей принцессе.
Ему очень хотелось, чтобы Альбина Гумаровна, не думала о нем плохо. Илюша, с замиранием сердца, прислушался к ее словам.
- Я в тот день смотрела, как они в регби играли. Этот Савельев просто дикарь какой-то, смотреть было страшно. Он же не адекватный. А в школе, на моих уроках он вообще, абсолютно невменяемый сидит. Смотрит своим пустым взглядом, и постоянно отвратительно улыбается. Я даже не знаю, как реагировать. А после этого гнусного инцидента с раздеванием… Я не представляю, как буду вести уроки в этом классе. Это просто маньяк какой-то. И он все понимает буквально. Я его спрашиваю на уроке: как ты понимаешь поговорку, в ногах правды нет, а он отвечает, что правда в руках. Все как по учебнику, у него полностью отсутствует образное мышление и интеллект крайне низкий. Вы меня извините, но это олигофрен с грязными наклонностями, которому не место рядом с нормальными детьми, особенно с девушками. Я согласна со всеми, его надо изолировать от нормальных детей, исключить из школы.

В учительской наступила тишина. А может Илюша уже ничего не слышал, от того, что сильно шумело в голове от отчаяния, от ужаса, от непоправимости произошедшего. Ему опять захотелось бежать, а может даже хотелось умереть от невыносимой боли внутри.
Наконец, он услышал голос директора:
- Я абсолютно согласен с вашим мнением. Вот только просьба к вам, Альбина Гумаровна. Вы не могли бы переговорить с вашим мужем, чтобы эту историю спустить на тормозах, без лишней огласки. Юрию Юрьевичу, с его должностью и связями это не составит труда.
- Да, конечно, я поговорю с мужем. А сейчас, извините, можно мне уйти. Я очень плохо себя чувствую.
Уже через мгновение, Илья увидел, как она выходит из кабинета. Он вдруг забыл все, что она говорила, вскочил. Перед ним опять стояла его принцесса из сказки и он с надеждой смотрел на нее. Но, она с брезгливостью отшатнулась, закрыв рот рукой, словно ее тошнило от его вида и быстро ушла. Она презирала его, думала, что он гадкий, грязный. Илюша понял, что должен бороться, должен доказать, что ни в чем не виноват. И тогда она поймет, что ошибалась и снова будет ласково улыбаться ему.

Его позвали в кабинет и Илья решительно пошел вперед.
- Ну, объясни нам, Савельев, почему ты разделся, бегал по лагерю и деревне? - Директор внимательно смотрел ему в глаза.
Илюша, стоял, собираясь с мыслями и, вдруг произнес, еще не понимая, что происходит у него внутри:
- Юлия Юрьевна... Юлия Юрьевна...
И опять замолчал. Он сейчас прислушивался к себе и даже замер, чтобы не спугнуть это блаженное, радостное чувство. Даже зажмурился от наслаждения, которое заполняло каждую клеточку его тела. Решение, наконец, пришло. Все сложилось у него в голове в красивую упорядоченную, божественную мелодию, в ту гармонию, которую он искал. Казалось, ответ пришел сам по себе, без усилий. Он хотел еще поносить это в себе и все же не выдержал:
- Юлия Юрьевна... Это луч, выходящий из соприкасающихся окружностей...
Директор растерянно оглянулся на учительницу математики:
- Юлия Юрьевна, вы можете объяснить, что происходит. Он что, сумасшедший или наркоман?
- Да нет, он задачу решил, которую я ему перед педсоветом дала, - тихо ответила она, с беспокойством смотря на Илюшу, - Я же говорю, он необычайно одарен. У Илюши абсолютный математический слух. Это просто Чайковский в математике, мальчик слышит числа. Он и раскачивается, когда задачи решает, будто у него внутри музыка звучит. Эта олимпиадная задача высшей категории сложности, а он ее, без записей, в уме решил, решил за один час. Он всегда так решает. Это просто невероятно.
В учительской повисла тишина.
- Ну вот что, Илья, - голос директора немного смягчился, - или ты сейчас объяснишь нам, что произошло в лагере или из школы ты будешь исключен…
Илюша бродил по городу. Он знал, что больше никогда не вернется в школу. И никогда, ничего не расскажет. Он и сам не знал, почему. Домой Илья идти побаивался, не зная, как объяснить маме произошедшее. Наконец, решил поговорить сначала с отчимом, Яковом Львовичем, который работал директором на торговой базе. Он зашел в кабинет, но отчиму было не до него. Яков Львович сидел за столом с каким-то солидным толстяком и невысоким, сухоньким старичком. Они играли в карты.
- Подожди пока, - увидев Илюшу, сказал он и продолжил играть...
Илья уже два часа стоял рядом со столом. Отчим, казалось, забыл о его существовании, увлеченный картами. Но и Илья, завороженный этой игрой, тоже забыл обо всем. Он уже знал правила, наблюдая через плечо отчима за ходом сражения. Эта незнакомая игра все сильнее захватывала его. Он все больше и больше погружался в невероятную, строгую красоту, в гармонию этой игры. Но и этого ему было мало. Его мозг, с невероятной скоростью просчитывал еще и другую стратегию, которую Илья еще не понимал, но чувствовал, что внутри него что-то происходит. Это было озарение. Мимика, выражение глаз, движения рук, пальцев, губ, бровей. Слова, смех, и даже дыхание этих людей сплетались в едва заметные закономерности. Илья уже чувствовал, что решение где-то рядом. Оно есть. Все эти люди делали одно и то же, они выдавали себя, становились понятными и предсказуемыми. Перед Ильей открывался новый мир людей, который подчинялся единым законам. Илья зажмурился от наслаждения, от предвкушения открытия, которое он делал для себя. Илья уже видел, что этот невозмутимый старик с бесцветными цепкими глазами, ведет игру и полностью владеет ситуацией. Но, даже он делает ошибки. Илья еще какое-то время стоял, наблюдая за игрой. Но, его все больше и больше раздражало, стегало по глазам, ушам нарушение гармонии этой игры, которое делал своими ошибками его отчим. Все чаще он подходил к сейфу и доставал из него деньги, не забывая прихватить очередную бутылку вина. Наконец, Илюша не выдержал и, в охватившем его раздражении буквально прорычал, не замечая, что "тыкает" Якову Львовичу:
- Ну, что ты делаешь? Вот с этой надо ходить.
Илья показал на бубновую даму. Отчим резко обернулся, опалив Илюшу яростным взглядом, но посмотрев ему в глаза, вдруг подчинился. Уже через несколько партий, Илья сел играть.
Он, даже не поднимая глаз, видел всех соперников, анализировал карты, людей, считывая по малейшим движениям их задумки и планы. Вскоре, понял, что сидящий рядом со стариком толстяк занервничал. И только дед оставался спокоен и, со все большим интересом, поглядывал на Илью.
Уже через два часа игры все было кончено.
- Ох, Илюха, молодец, выручил, - бормотал отчим, убирая деньги в сейф.
Потом, они с толстяком продолжили выпивать, а старик подошел к Илюше и произнес:
- Меня зовут Моисей Лазаревич. Я хочу с тобой поговорить...

Этот старик заменил ему отца. Заставил пойти в другую школу. Потом институт. И, конечно, они играли. И не только в своем городе, но и ездили по всей стране. Моисея Лазаревича практически не интересовали деньги, он любил игру. Он передавал Илье свой опыт, наработки, наблюдения за людьми, гордился успехами своего необычного ученика. Перед Ильей потоком проходили новые люди, со своими характерами, привычками, манерами. И Илья, каждый раз делал для себя все новые и новые открытия в мире людей, в мире, который ранее ему был не интересен и не известен. Его мозг исследователя рассчитывал закономерности поведения, которые он не мог понять сердцем, чувствами, но теперь они были более понятны ему через логику, через выстраивание связей, причин и следствий. Каждый человек был индивидуален, но, в то же время и подчинялся единым, общим законам и рефлексам, которые невозможно утаить. И ему было интересно изучать людей, общаться с ними, разгадывать и понимать их.
****

Илья сидел в кресле и ритмично раскачивался. Он решал задачу. Сметы и акты выполненных работ стопкой лежали у него на столе. Он уже просмотрел документацию и теперь бумаги ему были уже не нужны. Сейчас огромные массивы цифр, расценок, объемов уже стояли у него перед глазами. Илья любил эти моменты, когда можно откинуться на спинку кресла и, прикрыв глаза, отдаться потоку творчества, исследования. Пока гармония чисел не складывалась. Строки таблиц, числа, расценки никак не сплетались в единую систему, в мелодию. Фальшивые ноты, царапали и раздражали слух. Но, этот поиск, завораживал, затягивал, заставлял замирать от восторга. Он анализировал, отсеивал, подбирал, просчитывал варианты, потеряв ощущение времени...
Илья, наконец открыл глаза, сладко потянулся и посмотрел на часы. Пролетело уже шесть часов, как он сидел в своем упоительном забытье, но день прошел не зря. Направления поиска были уже сформированы и пока можно расслабиться. На столе стоял поднос с едой. Огромные румяные антрекоты, закуски и много сладкого. Наташа, его добрая фея, заранее все заказала и расставила на столе. Он, как обычно в такие моменты творчества, ничего не замечал вокруг. Илья только сейчас почувствовал, как голоден и жадно набросился на еду. Вызвал Наташу, когда она зашла попросил:
- Свяжись с ОКСом заказчика и подрядчиками, завтра я готов выехать на объект.
- Хорошо, Илья Сергеевич. Еще один вопрос: сейчас пришло приглашение. Будет игра в Варшаве. Запрашивают, сможете ли вы участвовать. Турнир начнется двадцатого августа.

Илья задумался, он уже не играл больше месяца и теперь почувствовал, что скучает по этим ощущениям.
- Да, Наташа, закажи билет.
- Хорошо, Илья Сергеевич, сделаю.
Она почему-то не уходила и, улыбаясь, смотрела на него.
- Ты чего, Наташа. Что смеешься?
- Да нет… Вы очень красиво кушаете.
- Ну, ты мне льстишь, - он тоже улыбнулся в ответ, - я не кушаю, а скорее жру. Как дикарь.
- Нет, вы очень красиво... кушаете, я бы всю жизнь смотрела, как вы мясо едите.
Илья, уже приготовившись жадно рвануть очередной кусок зубами, неожиданно смутился:
- Ну, ты иди, Наташа, иди.
Ему нравилась эта красивая, еще совсем юная девушка, но понимал, что должен быть один.

На следующий день Илья был на объекте. Спрашивал, слушал пояснения и снова перепроверял свои предположения, догадки, наблюдая за людьми. Он опять искал фальшивые ноты, анализировал движения, выражение глаз, голоса. И они были, эти фальшивые ноты, и мозг фиксировал, вносил коррективы, перерабатывал полученную информацию.
День заканчивался, все необходимые данные были получены. Он знал, что теперь его мозг будет работать сам по себе, как пес, который взял след.
Илья позвонил Наташе:
- Скажи Алексею и сама собирайся. Завтра на базу отдыха поедем…
Он гулял по лесу, купался в озере, рыбачил, парился в бане. Ел замечательную уху, шашлыки, которые приготовили Наташа с Алексеем, его маленькая команда сотрудников. Они старались не мешать ему, знали, что сейчас идет настоящая работа. Илья, весь день ходил, будто заторможенный, замирая от переполнявшего его счастья. Он, то погружался в себя, в свой мир чисел и расчетов, то снова выныривал на поверхность, наслаждаясь происходящим вокруг. Он и сам не знал, что сильнее приводило его в восторг. То ли таежный бор, вековые сосны, безбрежная гладь озера, когда он вбирал, впитывал в себя окружающую его красоту. Или русская баня, когда его, распластанного на полке, беспощадно хлестал веником неутомимый Алексей. Или, когда они прыгали в прохладную воду таежного озера, которая обжигала кожу. А может, уха, приготовленная на костре, которую он с жадностью ел, и опять замирал, пытаясь остановить, продлить эти мгновения. Или несравненным счастьем было творчество, та работа, которая происходила у него в голове. Когда внутри звучала таинственная мелодия, когда все условия задачи, сначала разрозненные, обрывочные сплетались в единую красивую систему, отбрасывая все лишнее фальшивое, чуждое. И Илья опять замирал, прислушиваясь к себе. Он был благодарен и судьбе, и своим коллегам, за эти моменты счастья.
Поздно вечером они возвращались домой. В машине Наташа с надеждой смотрела на него. Он знал, что мешает этой девушке выстраивать свои отношения. Видел, что Алексей безответно влюблен в нее. Илья уже давно хотел поговорить с ней, но все откладывал.
Вернувшись домой, он сразу сел к компьютеру... К утру экспертиза была готова. Сумма выявленных завышений стоимости была огромной, соразмерно аппетитам этого нечистоплотного подрядчика…
***
Илья сидел в кресле и немного скучал. Накопилось много текущих, неинтересных дел, но ему уже не терпелось окунуться в атмосферу предстоящей игры. Он мысленно, уже был в Варшаве, на турнире, предвкушая захватывающую борьбу. В кабинет зашла Наташа:
- Генеральный директор "Стройнефтехима" приехал. Хочет поговорить с вами.
- Зачем? Не надо, скажи, пусть обращается официально, через заказчика.
- Говорит, что по личному делу. Он с женой пришел.
- С женой? - Илья задумался, цель прихода подрядчика была ему понятно, но чтобы еще и жену с собой привел, это было что-то новенькое, - ну, пусть заходят.
Он приоткрыл ящик стола и, на всякий случай, включил диктофон.
Через минуту в кабинет вошел высокий статный человек с молодой девушкой.
- Загурский Юрий Юрьевич, - вальяжно произнес он, протянув руку, и добавил, - а это моя жена Альбина.
Илья поздоровался и вопросительно посмотрел на посетителей. Словно поняв его мысли, Юрий Юрьевич пояснил:
- Я много рассказывал о вас своей жене. Она любит талантливых людей и попросила познакомить с вами.
Илья кивнул женщине. Он старался сохранить самообладание, но его уже накрывала волна паники, ему вдруг опять, как тогда, в детстве, захотелось бежать, бежать без оглядки.
Директор продолжал рассыпаться в комплиментах:
- Мы ознакомились с результатами вашей экспертизы. Вынужден признать, это высший пилотаж. Я уже много лет в строительном бизнесе, но признаюсь, с таким уровнем еще не сталкивался. Наслышан о ваших гонорарах, но оно того стоит.
Директор выжидательно поглядел на Илью, и не дождавшись ответа, продолжил:
- Хочу, чтобы вы работали на меня, я умею ценить талантливых людей, и вы не пожалеете.
Илья вежливо отказался, его почему-то все больше и больше раздражал этот мужчина. И всему виной была девушка, которая молча сидела и внимательно смотрела на него. Директор все говорил и говорил, но Илья практически не слышал его. Наконец, Юрий Юрьевич, приступил к тому, ради чего он и пришел:
- Илья Сергеевич, давайте договоримся. Вы напишите, что снимаете свои замечания по стоимости работ, а я вас отблагодарю. Скажите цену вопроса.
- Юрий Юрьевич, а давайте лучше так - вы мне ничего не говорили, а я ничего не слышал, - едва сдерживаясь, ответил Илья. Его часто пытались купить, предлагая откаты, он отказывался и относился к этому спокойно, как к части своей работы, но именно сейчас его почему-то захлестывала ярость к этому самоуверенному человеку.
- Вы меня не поняли, - уже с видимой угрозой произнес директор, - я очень не люблю, когда мне создают проблемы, а вы мне их создали и довольно крупные, крупные даже для меня. Поэтому повторяю - назовите цену.
- До свидания, Юрий Юрьевич. Разговор окончен.
- Не торопитесь, Илья Сергеевич. Я подготовился к нашей встрече, собрал некоторое досье на вас. Знаю, что вы игрок, большой игрок. Ну и... знаю про ваши... эээ... нестандартные отношения с женщинами...
Директор достал из кармана фотографию и положил на стол.
Илья поднялся. Словно ожидая его реакции, директор тоже встал ему навстречу, довольно умело и быстро прикрыл челюсть рукой, блокируя удар в лицо. Может быть слишком быстро, потому что Илья успел среагировать, и коротко, с удовольствием ударил ему под ребро, вложив всю накопившуюся ярость к этому человеку.
Директора согнуло от боли и все же, он изо всех сил пытался выпрямиться. Этот мужчина был боец и не любил проигрывать ни в чем, даже в драке. Но, Илья видел, что попал в цель и его противника уже буквально скручивает непереносимая боль от удара в печень. Илья сел в кресло, его ярость уже прошла.
- Ну, ладно, ты еще пожалеешь об этом. Я тебя все равно достану. Пойдем, Альбина, - Юрий Юрьевич постепенно справился с болью, и, морщась, направился к выходу.
- Ты, Юра, поезжай один. Мне надо поговорить с Ильей Сергеевичем, - ответила девушка.
Тот на мгновение замер у двери, удивленно посмотрел на нее, но все же ушел.

Она опять смотрела на него и улыбалась.
- Ну, здравствуй, Илюша. Люблю, когда мальчики дерутся из-за меня. Большие, красивые, сильные мальчики.
Илье казалось, что она и не изменилась совсем. Как будто и не прошло семнадцати лет со дня их последней встречи. Все такая же юная, таинственная инопланетянка. Его сказочная принцесса из детства.
Она подошла к нему, склонилась, внимательно вглядываясь в глаза:
- А ведь ты по-прежнему влюблен в меня, Илюша. Ведь так?
Он молчал. Его опять, как тогда, в далекой юности, охватывала паника.
Девушка взяла со стола фотографию. Илья попытался забрать, но она по-кошачьи отдернула руку, отошла, будто впервые рассматривая снимок:
- Ничего предосудительного на фото и нет. По дороге бежит роскошный красивый мужик... голый... эээ... в полной мужской боеготовности... Тебе нечего стесняться, Илюша. Я в восхищении. Хотя… Мальчик стал взрослым, года идут... а тараканы остаются. Ты все еще боишься… не одетых женщин?
Она опять выжидательно посмотрела на Илью. Он знал, откуда этот снимок. Это было на корпоративе, которую проводил заказчик, на базе отдыха. Все уже сидели за столом, под открытым небом, выпивали, танцевали. А Илья по-прежнему парился один в бане, он не нуждался в обществе и блаженствовал в клубах пара с веником в руках, когда вдруг почувствовал, что к нему прижалась подвыпившая раздетая девушка. И он, не помня себя, выскочил из бани и побежал, не замечая людей, не замечая вспышек телефонов...
- Альбина Гумаровна, вы зачем пришли, зачем сейчас остались? Ведь ваш муж ушел.
- Называй меня Альбина, - она с усмешкой посмотрела на него, - ведь я старше тебя всего на пять лет. И посмотри на меня, теперь я выгляжу лет на десять моложе тебя. Разве не так?
Она опять приблизилась к нему, склонилась, обдав горячей волной. Илья отстранился, в панике посмотрел на дверь.
Она снова угадала его мысли:
- У-у-у,... да наш математический гений, наш бесстрашный и неподкупный эксперт опять собирается бежать, - и куражливо добавила, - но это даже не интересно, ведь ты же одет... И я тоже.
Она опять с загадочной улыбкой смотрела на него, придвигаясь все ближе и ближе, чувствуя свою женскую силу, свою власть над ним и она наслаждалась этой властью. Играла в какую-то свою, непонятную Илье игру. Внезапно, наступило спокойствие. Он не даром прожил все эти годы и тоже умеет играть.
- Альбина, - он придвинулся к ней навстречу, почти вплотную и прошептал, касаясь ее уха губами, - извините, но у меня сейчас очень много важных дел…
Она отшатнулась, не понимая, что произошло. И сейчас перед ним стояла растерянная женщина, на лице которой были уже заметны первые следы увядания, словно она сразу постарела на много лет.
Альбина Гумаровна села в кресло, медленно приходя в себя, долго молчала. Наконец, заговорила:
- Ты изменился, Илюша… И знаешь, я этому рада. Ты сейчас поймешь, почему, - она снова замолчала, словно не зная с чего начать и продолжила, - Я ведь была тогда совсем юная девушка. После института пришла в школу. А потом в моей жизни появился Юрий. Красивый, сильный, успешный. Я и не любила его вовсе. Но, он сильный мужчина, он добился, подчинил меня себе и я полюбила его. У нас все было хорошо. А затем в школу пришел странный, молчаливый мальчик, практически олигофрен. Но, он смотрел на меня своими глазищами так, как никто, никогда не смотрел. Я сначала, даже боялась этого безумного взгляда, а потом... Потом, началось какое-то безумие со мной, я уже ждала урока в его классе, ждала, что он будет смотреть на меня. Я даже жалела, что учебный год закончился. А в июне, мы поехали в лагерь и опять он преследовал меня своим взглядом, звал, настаивал, требовал. И был этот матч, это дурацкое регби. Тогда наших мальчишек просто смяли эти парни из спортлагеря. И вдруг, этот тихий, молчаливый мальчик пошел вперед, как могучий античный воин, сметая всех на своем пути. И наши мальчишки тоже пошли за ним. И я чувствовала себя королевой. А он все смотрел и звал меня своим взглядом. И я... я пришла к нему, подчинилась его воле. И опять началось безумие, мальчик-воин любил меня так, как никто, никогда меня не любил. Я летала, где-то высоко-высоко и кричала от счастья. А когда я очнулась... Мой герой исчез, убежал. И начался кошмар. Бесконечные расспросы, выяснения. Почему мальчик бежал голый по лагерю. А через два месяца, опять начались дознания, педсовет, когда директор принялся за дело, а я, молодая учительница, замужняя женщина сидела и замирала от страха и стыда. Я ведь любила тебя, Илюша...
Илья почему-то совсем не слышал фальшивых нот, хотя знал, что женщина лжет. Хотел промолчать и все же не выдержал, спросил:
- Альбина Гумаровна. Может, вы хотите оправдаться передо мной, перед собой, за то, что вы сделали. Ведь на педсовете вы не только замирали от страха и стыда. Я слышал, что вы говорили обо мне... Дикарь, извращенец со взглядом маньяка. Что меня надо выкинуть из школы, обещали подключить к этому вашего мужа, Юрия Юрьевича. А потом вы вышли и брезгливо, с отвращением смотрели на меня. Вас тошнило от меня, я это видел.
Она неожиданно усмехнулась, а потом даже засмеялась чему-то, глядя на него.
- Меня действительно тошнило, тошнило именно от тебя. Но, это совсем не твое дело. Судьба уже наказала меня. А теперь я расскажу, зачем я пришла и почему рада, что ты — странный мальчик, практически олигофрен, вдруг справился и стал настоящим мужчиной. Дело в том, Илья, что у меня есть сын. Он родился здоровым и крепким. Но, вскоре стало очевидно, что мальчик живет в каком-то своем мире, не замечая ничего вокруг. Мы показывали его специалистам, и здесь, и на западе. Они говорят, что ничего сделать нельзя. Дальше может быть только хуже. Он савант, понимаешь? Ему уже шестнадцать лет. Преподаватели говорят, что он гений, выигрывает олимпиады по математике, знает иностранные языки. Но, он все больше и больше погружается в себя, в свой мир, не замечая ничего вокруг. И я хочу, чтобы ты помог ему...
Был уже поздний вечер, а Илья все сидел в кабинете, ритмично раскачиваясь в кресле, прислушиваясь к себе. Таинственная принцесса, которая преследовала его все эти годы, исчезла из памяти, растворилась. Сейчас, где-то в груди, в сердце разливалось новое, совсем не знакомое ему, щемящее теплое чувство. И радостное и тревожное своей неизвестностью.
Он хотел подождать до утра, и все же, не выдержал, набрал номер.
- Наташа, закажи билет в Варшаву на мальчика, Загурского Тимура Юрьевича. И, еще, Наташа... Может, ты тоже поедешь со мной, я бы очень этого хотел...

№ 11 Залипание

- Кто поклал какушки сбоку кадушки, паскудники? – крикнул бармен. – Клевать крысиный копчик!
Он брезгливо сгрёб со стойки попавшие мимо пепельницы окурки, и недовольно осведомился у Сергея:
- Крекеры кусать клёво?
Не успел Сергей отказаться от предложения, как толстая девка с большущими сиськами прижала его к барной стойке тугим плечиком и, дыхнув перегаром, томно спросила:
- Бухлом барышню облагодетельствовать благородно будет? Набулькать бурлящего!
«Не угостите девушку шампанским?» - про себя автоматически перевёл Сергей. Понятно, девица сегодня залипла на «б». А у Сергея нынче случилось залипание на «п», поэтому вместо «тебе уже хватит», у него непроизвольно вырвалось:
- Пукать пузыриками придётся.
- Быдло, - обиделась девица. – Бураклы бесстыжие.
Сергей поставил на стойку недопитый бокал с пивом и пошёл к выходу. С него на сегодня хватит. Бежать. Закрыться в своей маленькой квартире, отключить телефон и включить старые треки любимых групп. У аудиофайлов, слава Богу, залипания не случается. А вот вокалистам о концертной деятельности пришлось забыть. Да что там вокалистам?! С началом Эпохи Залипания с экранов телевизоров исчезли дикторы, спортивные комментаторы, кинематограф накрылся медным тазом, остались без работы проповедники, ди-джеи и куча преподавателей, обучение велось исключительно по учебникам. Перестали работать театры. Небольшая труппа гастролёров, у которых Гамлет в дни залипания на «д» читал «Быть иль не быть», как - «Деятельно дерзать? Дать дуба? Дебильная дилемма!» - не пользовалась успехом.
Сергей вышел во влажный вечер. Мимо промаршировала компания футбольных фанатов, скандируя:
– Загнобит голубоватых главный в лиге гладиатор!
«На свете нет еще пока команды лучше Спартака», - понял Сергей. И не лень им было однофазников по залипанию искать. Впрочем, рассказывали, что в армии теперь по этому принципу формируют подразделения. Каждый день формируют. Сергей поднял воротник куртки, моросило. К нему подошёл бомж и спросил:
- Запалим запашистого?
- Пыхтеть противно, - ответил Сергей.
- Зажал закрутку, - презрительно произнёс бомж и с достоинством отвалил.
В кармане зазвонил телефон. На дисплее Сергей с замиранием сердца прочёл: «Наташа».
- Привет, - сказал он ласково. – Поболтаем?
- Соскучилась. Свиданье состоится, - волнуясь, проворковала самая прекрасная девушка на Земле. – Среда. Серьёзные слова станут судьбу складывать. Слышишь? Всё серьёзно. Сам скажешь.
- Приду. Примчусь. Прилечу.
Наташа засмеялась и дала отбой. Сергей не верил своему счастью. Любимая девушка приглашает его для серьёзного разговора. В среду. Среда завтра. А кто знает, на какую букву он залипнет завтра? Сергей и представить не мог, что он, дипломированный филолог, мастер лирической декламации, будет объясняться в любви на косноязычном воляпюке. Красивые слова для любимой роились в голове и требовали красивого звучания.
Забыв про дождь и слякоть, Сергей брёл по извилистой улочке, напряжённо размышляя. Надо срочно искать пиратскую программу. Которая кратковременно блокирует залипание. Которое вызвано вирусом, который поразил чипы. Которые вживлены в мозг всем жителям Земли с самого рождения и неизвлекаемы. «Я уже, кажется, и в мыслях залипать начал!» - с горечью подумал Сергей и свернул в подворотню.
Там маячили. Сергей подошёл.
- Поиск программиста. Профессионального. Против залипания программку слепить потребно, - сказал Сергей маячевшему.
- Атлипни анацефал, а то ааагребёшь паа полнай, пан́яааал? – сказали ему, нагло таращась.
- Производство программ против залипания преследуется по понятиям, - согласился Сергей. – Потребность пиз…
Его оттолкнули, а сзади послышался голос:
- Ах, если бы по понятиям, молодой человек. Но ведь именно, что по закону. Могут штраф нешуточный впаять.
- Произн́осите! – воскликнул с восторгом Сергей, оборачиваясь.
- Да, я могу разговаривать нормально, - самодовольно заявил человек в плаще. – У меня иммунитет к вирусу залипания, я избран. А вы можете плохо кончить. Программы против залипания наносят непоправимый вред здоровью, поэтому и запрещены. Искупление залипанием кара за внедрение в святая святых – мозг человеческий, всевышним данный смертным в совершенном виде, и не нуждающийся в модификациях.
- Псих! - сказал Сергей и пошёл прочь.
- С достоинством несите испытание, не хитрите и не жульничайте. Залипшие в этой жизни ораторами станут на небесах! – неслось ему вслед.
Сергей был сердит на себя. Нашел, у кого спрашивать, у случайных людей. Эдак и правда, в полицию загреметь можно. На чёрный рынок соваться без привязок гиблое дело – обуют, подсунут китайское фуфло. Нет, пиратку найти можно, но на это надо время, связи и деньги…
Всё это бесполезно, надо было идти к Вирусологу, бывшему однокласснику, а ныне, как говорили, продвинутому подпольному хакеру. Но не хотелось. Он и живёт поблизости, но вот интуиция, подстёгнутая вживлённым имплантатом, подсказывала – не ходи! Не видел его сто лет и ещё бы двести не видеть. А завтра ждёт Наташа. Сергей тяжко вздохнул и направился к Вирусологу.
- Помоги по прежней памяти, - с порога взмолился Сергей.
- Так тебе тотально, - заверил Вирусолог. – Трепись. Требуется творенье?
- Пиратку поболтливее.
- Тариф тридцатка.
- Получи, - сказал Сергей, вынимая деньги. – Приемлемо.
- Ты такой темпераментный.
- Припекло.
Вирусолог задумался.
- Таракана тебе в тыкву тиснем.
«Жучка» в башку хочет поставить, холодея, понял Сергей.
- Транзистор, типовой, трёхфазный, - успокоил Вирусолог. – Тензорный, не туфта.
Бывший одноклассник быстро усадил Сергея в стоматологиче-ское кресло и, не особо церемонясь, вогнал ему под кожу за ухом пиратский чип. Без антисептики и анестезии. Было больно.
- Падло паталогическое! – возмутился Сергей.
- Терпи, не трепанация! - засмеялся Вирусолог.
- Подействует? – спросил Сергей.
- Так точно!
- Прощай, - сказал Сергей, натягивая куртку.
- Трынди только толково, - предостерегающе поднял палец Вирусолог.
«Разговаривай лишь по делу» - насторожился Сергей. Как так, а по любви?
- Почему?
- Тупишь, тугодум. Теперь тебя на толковище торкнет. Таракан истлеет от такой тяжести. Таракан истлеет – станешь тихий.
- Понял. Перегорит проводка – потеряю память.
- То-то.
Вирусолог ещё раз назидательно погрозил Сергею пальцем и выпроводил его.
Уже на улице на Сергея внезапно навалилось чувство светлой эйфории, тихой и радостной. Он не чувствовал себя так хорошо с начала эпидемии залипания. Теперь, под контролем пиратского «таракана», впервые за два года нормально заработал вживлённый имплант, стимулирующий мозговую активность. Сергей засмеялся, снова увидев в подворотне давешнего психа, уверенного в божественном происхождении залипания.
- Мозг, данный человеку всевышним, всего лишь инструмент, - сказал он психу. – И как любой инструмент нуждается в совершенствовании.
Он ещё долго говорил, а псих испуганно хлопал глазами, порываясь сбежать, но Сергей крепко держал его за рукав плаща. Сергей не помнил, как закончил свою блестящую речь, добрался до дома и завалился спать.
Проснулся он с уверенностью, что приключилась с ним большая беда. Он вспомнил. Вирусолог ведь тоже был влюблён в Наташу. Тихоня, ботаник! Вечно как будто случайно оказывался в тех же местах, где гуляли Сергей с Наташей, и держался особняком, пожирая глазами. Но кто тогда на этого дрища обращал внимание? Над ним даже не смеялись, просто не замечали.
А если он китайского таракана засунул?! И ведь, главное, предупредил для вида. Ещё отказываясь себе верить, Сергей открыл рот и громко и чётко произнёс:
- Йеллоустон. Йога. Йод. Йошкар-Ола.
И тогда Сергей понял, что залип. Навечно.

№ 12 День, когда целый мир просто взял и затих

Тишина оглушала, заставляя Лео испытывать боль. Очередной сгусток, лишенный хоть какого-нибудь звука, ударил в барабанную перепонку. Лео наморщился, встряхнул морскую раковину и снова приложил к уху. Ничего. Пустота. Лео поставил раковину обратно на тумбу, опустился на пол и, обхватив колени руками, вжался внутрь. Когда становилось непонятно, больно или страшно, Лео прятался в яйце, из которого когда-то вылупился. Белоснежно белые стены идеального гладкого изнутри овала успокаивали, избавляли от пугающих мыслей и заглушали боль. Но не в этот раз. Со скорлупой тоже что-то случилось. На тонком фарфоре образовались мелкие трещины и Лео почувствовал, как сквозь них просачивается враждебный мир, а другой мир, Хранителем которого он являлся – исчез.

– Валентина, там дохлика из пятой снова накрыло, – обратилась старшая к одной из сестер, закончив вечерний обход.
– Третий раз за неделю. Ольга Ивановна, может, позвать доктора? – Валентина открыла карту пациента и сделала очередную запись.
– Может, ты не будешь умничать? А просто пойдешь и уколешь? – старшая терпеть не могла, когда молодые выскочки умничали.
Ольга Ивановна проработала в психиатрическом отделении пятнадцать лет и повидала столько, сколько этим желторотым выпускницам медицинских колледжей и не снилось. Ей предложили место старшей сестры десять лет назад и она ни разу не подвела ни одного доктора. Иногда, врачи даже советовались с ней, ибо, никто не проводил больше времени с пациентами, чем старшая отделения. Ольга Ивановна знала все повадки, особенности и диагнозы своих подопечных. Могла четко оценить – кому достаточно укола, а кому вызвать бригаду санитаров со смирительной рубахой.

Валентина обиженно надула губки, встала из-за стола и направилась в процедурный. Через пять минут с дозой диазепама медсестра вошла в пятую палату. Лео не отреагировал на ее появление. Он даже не заметил, как она вошла. Просто почувствовал потоки негативной энергии, которые ударили по нему сквозь трещины с новой силой. Лео сильнее обхватил худое тело руками, вжимаясь в скорлупу, в надежде, что его не заметят. Заметили. Скорлупа рассыпалась на сотни мелких осколков, вытолкнув Лео в реальность. Вену проткнула игла – острая и холодная, обожгла изнутри, впрыскивая свой яд. Жидкость понеслась с бешенной скоростью, разнося отраву по всему телу. Лео уже не мог пошевелиться, только наблюдать. Девушка в белом халате подошла к тумбочке и взяла раковину. Он хотел закричать, чтоб она немедленно поставила раковину на место, но язык обмяк и не слушался. Валентина покрутила морскую безделушку, рассматривая со всех сторон, задержалась на отверстии и попыталась заглянуть внутрь. Пожав плечами, вернула на место и вышла из палаты. Лео знал, как только он останется один, явится инквизитор.

Лео открыл глаза и попытался сосредоточится. Голова раскалывалась от боли, спина горела после ударов плетьми, а стопы, зажатые в «железные башмаки», он не чувствовал вовсе. Перед ним стоял человек в коричневой сутане.
– Где он? – очередной удар кулаком прилетел от инквизитора с такой силой, что Лео едва удержался на стуле.
– Я…я не зн-а-ю, – Лео с трудом выговаривал слова.
– Ответ неверный, – на этот раз в лицо ударили коленом.
Из носа потекла кровь.
– Послушай, Хранитель, я ведь все-равно найду. Но ты можешь прекратить страдания сейчас. Просто, скажи, куда ты его спрятал?
– Ни-че-го не пря-та-л.
– Развяжите, в ледяную купель его.
Двое стражников бросились исполнять приказ. Когда расстегнули «башмаки», Лео взвыл от боли. Большие пальцы оказались сломаны: сильно опухли и посинели. Подхватив под руки, стражники поволокли пленника по коридору. Лео не прекращал стонать, но даже грубые каменные стены поостереглись эхом возвращать крик в мраморную пустоту. Стражники небрежно кинули пленника в купель, наполненную водой и кусками льда. Еще минуту назад, тело жгло от боли, теперь – немело от холода. Руки и ноги сводило судорогой, зубы стучали, Лео едва мог дышать.

– Поразительное упрямство, – он услышал знакомый голос совсем близко. – Не хватало еще пневмонии на отделении.
Как только санитары подняли Лео с пола на кровать, Ольга Ивановна накрыла пациента одеялом. Положила ладонь на лоб, покачала головой. Затем, нащупала пульс, потом достала фонарик и посветила в зрачки.
– Кочнев, - обратилась старшая к Лео, - ты слышишь меня?
Лео моргнул.
– Вот и хорошо. Зайду чуть позже, температуру померим. На пол больше не ложись, договорились?
Лео моргнул второй раз. Он не знал почему, но когда на дежурство заступала Ольга Ивановна, эти – из Темного Мира предпочитались держаться от Лео подальше. Константин Олегович, физик из семнадцатой, однажды сказал, что видит вокруг Ольги Ивановны необычное голубое свечение. Надо расспросить его подробнее про это свечение. Если Лео раздобудет такое же, то инквизиторы больше не станут доставать.

Ночь прошла относительно спокойно. Два раза приходила старшая, мерила температуру и давала какие-то таблетки. Лео удалось поспать часа четыре. На завтрак он пришел с намерением переговорить с физиком о свечении Ольги Ивановны, но того не оказалось в столовой. У дежурной медсестры Лео узнал, что Константину Олеговичу ночью стало плохо с сердцем и его перевели в палату интенсивной терапии. Странно. Лео никогда не слышал, чтоб ученый жаловался на сердце. Неужели, Темные постарались? Что же, все-таки, происходит? Создатели доверили Лео охранять мир Равновесия, который он тщательно скрывал в морской раковине. Но три дня назад, раковина затихла. Если бы мир похитили Темные, то они не стали бы подсылать инквизитора и пытать Лео. Но в тот злополучный день, когда целый мир просто взял и затих, что-то изменилось, сдвинулось и пошло наперекосяк. Лео чувствовал разрушение повсюду – внутри и снаружи. Если ему не удастся найти исчезнувший мир раньше Темных, то может погибнуть этот, в котором сейчас существует его биологическая оболочка, а вместе с ней умрет и другая.
Лео решил привлечь к поискам своего единственного приятеля – Сальвадора Дали. Конечно, Лео догадывался, что это не тот самый Дали, который рисовал, но усы очень казались похожими. Длинные и тонкие, как у таракана.
– Они снова за мной приходили, – Лео чуть слышно прошептал Сальвадору на ухо, - и пытали еще страшнее. Темным нужен мир. Я должен найти его раньше. Поможешь?
– Конечно. А что надо делать? – Дали привычным движением оттянул усы, подкручивая к верху.
– Отыскать вора! Я уверен, Равновесие похитили. Если мы не поторопимся, то скоро миры начнут разрушаться один за одним.
– А разве Темные не хотят того же – гибели? – Сальвадор казался задумчивым.
– В этом все дело. Тот, кто владеет Равновесием – устанавливает баланс. Сейчас между мирами все гармонично. Люди в нашем мире, будь то – Хранители или Дозорные не могут влиять на баланс других миров. А вот Темные способны ввергнуть в хаос любой из существующих миров.
– Ты сказал Дозорные? – Дали сощурил правый глаз. – И ты знаешь хоть одного из них?
Как же Лео сам не догадался? Ну конечно! Дозорные все видят, все знают. Найдут Дозорного – отыщется и Равновесие. Наверняка, кто-то из них находится поблизости, но как узнать – кто Дозорный? За ужином Лео и Дали рассматривали тщательнейшим образом всех, кто попадал в поле зрения: люди как люди, никаких Дозорных. Расстроенный Лео попрощался с приятелем и пошел в свою палату. Возможно, завтра им повезет больше.

Лео посмотрел на морскую раковину, одиноко лежащую на тумбе и вздохнул. Как же ему нравилось слушать Равновесие, осознавать, что он – Хранитель, человек, от которого зависит благополучие других миров. Каждое утро с восходом солнца, Лео протирал раковину, ставил ее на подоконник и любовался перламутровым свечением внутреннего края морской безделушки, как называли ее медсестры. Глупые утки, если бы они только знали, что это за безделушка!
Вечерний обход начался, как всегда, вовремя. Лео сидел на полу, посередине комнаты и пытался восстановить скорлупу, собирая крохотные осколки. Вместе с Ольгой Ивановной в палату ворвался сквозняк и сбил хлипкую конструкцию.
– Кочнев, ты опять на полу? – строгий голос заставил Лео вздрогнуть.
– Нет, я ищу. Пуговицу. – Соврал он.
– Твои лекарства. – Ольга Ивановна положила на тумбу таблетки. – Моя смена заканчивается, но перед уходом я к тебе загляну, и очень надеюсь, что увижу тебя в кровати.
Лео поднялся, сгреб с тумбы все четыре таблетки, отправил в рот и проглотил, не разжевывая. Странно, зачем ему вообще их надо принимать? Совершенно безвкусные и бесполезные. За пять лет в клинике Лео так и не понял, от какой болезни его лечат и почему. Он лег в кровать, натянул одеяло по самый подбородок, и потянулся за морской раковиной: все та же тревожная тишина. Лео разочарованно вернул ее на место. И закрыл глаза.

Утром Лео решил не идти на завтрак и вышел из палаты только к обеду. Тут же к нему подошел взволнованный Дали.
– Физик вернулся. Хочет тебя видеть.
Константин Олегович сидел в кресле у окна и что-то судорожно чертил в блокноте. Обычно, это были формулы, сложные расчеты или замысловатые графики. Как только Лео подошел ближе, и посмотрел на листок, голова закружилась и стало нестерпимо душно. Лео схватился за спинку кресла, лишь бы не сползти на пол. Со страницы блокнота на него смотрели знакомые глаза. Глаза, которые он хорошо помнил и любил до того, как стал Хранителем.
– Эта девушка приходила ко мне, когда я был в реанимации. – Чуть слышно произнес Константин Олегович. – Она сказала, что я должен показать тебе рисунок и сказать: «Не бойся стать пеплом, пустить корни или отрастить крылья. Любые формы – это и есть равновесие».
Сальвадор Дали задумчиво крутнул завиток правого уса и выдохнул.
– Ты ее знаешь? – обратился приятель к Лео.
– Это моя жена.
– И где она сейчас? – вступил в разговор физик.
– Умерла.
Лео прижал руки к груди и затрясся, будто его пробил озноб от холода. С тех пор, как Лео стал Хранителем, он почти не вспоминал о ней. Вся его жизнь крутилась вокруг морской раковины, в которой он прятал Равновесие. Раковины? На секунду, Лео показалось, что невидимая сила обмотала тело колючей проволокой, вонзив сотни шипастых колючек в кожу. Как же он мог забыть? Это ведь она привезла морскую безделушку из последней экспедиции. С восторгом рассказывала, как пришлось несколько раз нырять, пока удалось поднять раковину со дна.
– Что она имела ввиду? – Обратился Дали к физику.
– Не знаю. Просила передать только эти слова.
Приятели вышли из палаты Константина Олеговича и направились в столовую. За обедом оба молчали, изредка оглядываясь по сторонам. В столовой появилась старшая сестра.
– Ты видишь это? - Дали слегка тронул плечо Лео.
– Свечение, то самое о котором говорил физик!
– Может, Ольга Ивановна и есть – дозорный?
Старшая сестра внимательно посмотрела на Лео. Затем, что-то шепнула рядом стоящим санитарам и вышла. Обед закончился и пациенты стали расходиться по своим палатам. Лео тоже направился к себе в комнату. У самого выхода его остановили санитары, взяли под руки и повели совсем в другом направлении. Он не сопротивлялся.

– Лео, присаживайся.
Ольга Ивановна указала на стул.
– Доктор считает, что тебе необходимо изменить терапию.
– Вы видели куда он делся?
– Кто, Лео?
– Мир. Равновесие. Он пропал. Я столько лет хранил его в раковине и теперь он затих. Совсем затих. Вы ведь – дозорный? Вы могли видеть. Прошу, помогите мне отыскать его. Если Темные найдут раньше – все миры погибнут!
Ольга Ивановна подала знак санитарам.

Огромный прожектор светил в глаза, не давая Лео рассмотреть людей вокруг. Нет, это не Темные. Слишком много света.
– Доктор, вы уверены, что другого выхода нет?
Лео узнал голос старшей сестры.
– Боюсь, что нет. Мы перепробовали все варианты медикаментозной терапии, но безрезультатно. Крепите электроды и начинаем.
Ольга Ивановна послушно разместила на висках круглые присоски с проводами и отошла к датчикам.
– Разряд.
Последнее, что услышал Лео. Тело прожгло насквозь. Лео почувствовал, как кости обуглились и рассыпались, став горкой пепла. Сквозь серую кучу пробился тоненький росток и потянулся вверх. На хрупких тонких ветках начали появляться листочки. Набирая все больше силы, ветви тянулись к свету. Белое облако отделилось от сильного зеленого растения и, расправив крылья, взметнулось к потолку. Больше ничто не держало Лео. Он свободен. Взмахнув крыльями, Хранитель исчез. Его позвал другой мир – Равновесие.

– Сила тока оказалась критичной. – Доктор заметно нервничал.
– Я выставила половину мощности. – Старшая сестра сняла датчики и выключила приборы.
Санитары унесли накрытое простыней тело Хранителя. Ольга Ивановна поправила воротничок халата и направилась в палату физика. Ее аура стала алой.

№ 13 Авторское право в письма-Х

Федеральный институт промышленной собственности
Бережковская наб., 30, к.1 Москва, Г-59, ГСП-5, 123995

Касается заявки №20201259736

Уважаемый Николай Алексеевич!
На Ваш исх.№226-2/11.07.2021 сообщаем, что экспертиза по существу отклонила дальнейшее прохождение Вашей заявки №20201259736. Причина: несоответствие пункту 12.2 Правил оформления по признаку «Техническая реализуемость». Безопорное движение невозможно, поскольку противоречит закону сохранения импульса. Кроме того, движение со скоростью, превышающей световую, не допускается специальной теорией относительности.

Источники информации, принятые во внимание:
1. Перышкин. А.В. «Физика», учебник для 7 класса средней школы. Учпедгиз, М., 1963, 7 изд. Под ред. А.М. Лансберга.
2. А. Эйнштейн. К электродинамике движущихся сред. Пер. М. Левика. В сб.: «А. Эйнштейн. Избранные труды». Изд-во «Наука», М., 1957

С уважением, эксперт (неразборчиво)

***


В Федеральный институт промышленной собственности
Бережковская наб., 30, к.1 Москва, Г-59, ГСП-5, 123995,
эксперту Федочуку

Милейший,
Ваши предшественники из отдела формальной экспертизы задолбали меня придирками к громматеке. Теперь Вы тычете мне каким-то Перышкиным. Он что, Ваш родственник? Что касается Инштейна, то его масонские измышления давно отринуты учоными РАЕН. Я буду жаловаться на Вас Рогозину и Грызлову – а уж последний точно знает, что Вы находитесь под пагубным влиянием Комиссии по лженауке из РАН и, следовательно, являетесь мракобесами. Никому не позволено тормозить процес прогресса!

С глубоким уважением, Ганеев А.Н., изобретатель

***

Федеральный институт промышленной собственности
Касается заявки №20201259736
Уважаемый Николай Алексеевич!
К нам поступила рекомендация из высоких инстанций дать ход Вашей заявке. Мы самостоятельно проведем правку текста Ваших документов в соответствии с существующими нормами. Однако просим указать теоретические предпосылки, обеспечивающие сверхсветовую скорость и возможность безопорного движения аппарата в соответствии с Вашей заявкой. Текст письма из Военно-технической Комиссии РФ прилагается.

С уважением, эксперт (неразборчиво)

Приложение

«Вы, нах, чего себе позволяете? Человек дело предлагает, уже черенки закупил – на Марсе сажать, а вы ему ср-ю бумажку не можете дать, нах. И так уже все проср-ли. Где литиевые батареи и электромобили? Где своя электроника, спрашиваю? Меня Айфончик задолбал, хочу, мол, новую отечественную мобилу, а этот Йотафон засуньте себе в ж-пу, нах. Чтобы завтра бумага была!

С уважением, председатель ВТК Рогозин Д.О.»

***


В Федеральный институт промышленной собственности
Бережковская наб., 30, к.1 Москва, Г-59, ГСП-5, 123995, эксперту Федочуку

Милейший,
Ага, нарвались? А я вас предупреждал. Ладно, проехали.
Я, мил человек, в теориях не силен. Не мое это дело – крючки на бумаге вязать. Я смотрю в суть, в корень, и даже глупше. А суть работы машины сакральная, о отчасти еще и на эфирных вихрях. Я знаю, что вы в сакральное не верите. Ну, так я вас убедю. Вот вам электронный адресок натурального Графа. Того самого, Дракулы. Он в тонких мирах разбирается и все как есть разъяснит, я уже его попросил. И не тяните – скоро в галлактику имени греческой бабы Андромеды полетим. Я уже получил телепатическое сообщение от ихних жителей, приглашают по обмену опытом.

С глубоким уважением, Ганеев А.Н., изобретатель


***


Эксперту Федочуку

Ну, здравствуй, Федорчук. Почитал я твою переписку с Ганеевым. Плохо пишешь, Федорчук. Это пипец. Давно так не смеялся. МТАшка, однозначно. Ну, Федорчук, я был о тебе лучшего мнения. Ты, Федорчук, не обижайся. А то у некоторых бывает короткое замыкание в мозгах - от страшной обиды на меня. Как же, обозвал (заслуженно!) их шыдевры графоманью! Прям-таки лютой злобой исходят, слюна ядовитая по всему И-нету летит.
А нефиг обижаться - писАть надо лучше!
Я тебе так скажу: Ганеев идею спер у меня, послушав мои мысли с помощью телепатии. Так что можешь его вычеркнуть, а меня записать. Я, когда лежу в гробу, прослушиваю музыку сфер и общаюсь с иными разумами. Но ты не думай, что нарушаю авторское право: кто первый застолбил, тот и прав. Да и их галактика вне зоны нашей юрисдикции, так что никто не придерется.
Вот тебе формула изобретения:
«1. Транспортное средство, преимущественно для межзвездных перевозок и военных применений, состоящее из пепелаца с системой жизнеобеспечения и двигательной установки, включающей прямоточную гравицапу и контроллер.
2. Транспортное средство по п. 1, отличающееся тем, что пепелац выполнен из композитных материалов и имеет дно, крышу и смотровое окно.
3. Транспортное средство по п. 2, отличающееся тем, что на крыше имеется крутилка часовой направленности.
4. Транспортное средство по пп. 1-3, отличающееся тем, что гравицапа входит в зацепление с эфирными вихрями посредством конической зубчатой передачи и наматывает пространство с помощью лебедки, скручивая его на барабане.»

PS: Ты, Федорчук, сразу-то не говори Ганееву, что я его потеснил. Пусть сначала пошлину уплатит, а потом уж – взашей его!

С уважением, Граф

***


Милейший Граф,
А вдруг Ганеев Рогозину или Грызлову телегу накатает? У него что там, лапа? Не знаешь, часом?
Я со всей душой заменил бы Ганеева на Вас, но сами понимаете – входящие пронумерованы, подшиты к делу и копии сняты. Есть риски, которые, как бы это сказать, требуют компенсации. Вам-то все равно – что шконку давить, что в гробу лежать, вы бессмертный. А у меня дети и ипотека не выплаченная.
Граф, а правда, что у Вас в Трансильвании есть нычки с дублонами? Это я так, из чистого любопытства.
Вы все же подумайте о компенсациях. Прибыли в случае успехов будут немалые – и от самих перелетов, и от, что называется, распила.

С уважением, Федорчук.
***

В приемную Военно-технической комиссии, для Рогозина Д.О., лично
Копия: в приемную ФСБ, для Бортникова А.В., лично
Конфиденциально

Настоящим уведомляю, что в марте сего года ко мне для выполнения экспертизы по существу поступила заявка №20201259736 на выдачу патента «Транспортное средство, преимущественно для межзвездных перевозок и военных применений». В ходе текущей переписки мною было установлено, что автор заявки №20201259736 Ганеев А.Н. длительное время осуществлял несанкционированное наблюдение за гражданином Графом И. с целью получения закрытой научно-технической информации стратегического, экономического и оборонного значения. Указанная заявка целиком построена на материалах, интеллектуальная собственность на которые принадлежит И. Графу.
В соответствии с договоренностью с Графом И., в число соавторов включен и я.
Учитывая огромный потенциал изобретения, с целью повышения авторитета авторов и ускорения его технической реализации, предлагаю:
1. Включить в авторский коллектив также Рогозина Д.О. и Бортникова А.В. Творческий вклад указанных руководителей считать секретным.
2. Перевести заявку №20201259736 в разряд секретных.
3. Исключить Ганеева из числа авторов и провести расследование его противозаконной деятельности. Рассмотреть в закрытом режиме вопрос о судебно-психиатрической экспертизе Ганеева на предмет вменяемости. На время выполнения экспертизы назначить ему меру пресечения в виде ареста для обеспечения режима секретности, а также для предупреждения передачи информации разведкам западных партнеров.

С уважением,
Эксперт первого класса, Федорчук В.З.


***

«Федорчук,
Ты совсем, как у вас говорят, охреновател. Кто такой Граф, ведомо ли тебе? О, сие для твоей психоматрицы закрыто на запор (непроходимость прямой кишки, засов, охранную систему). Граф есть межгалактический нарушатель, совершивший с корыстной целью путём обмана или злоупотребления доверием противоправные безвозмездное изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного. Он находится в розыске с целью последующей трансклюкации. Кончай, родительницу номер один твою, проталкивать наши украденные Графом технологии. Ваша цивилизация (экосистема, шайка, союз нерушимый) до них еще не доросла.
Если будешь продолжать то, что зачал, то мы тебе оторвем гоноподий/ яйцеклад (нужное подчеркнуть) и почтительно сместим органы зрения на органы выделения.

Ваши предложения по поводу исправления ситуации направлять по адресу:
Галактика МГ-237 Центури, шаровое скопление ААББ, третий Межзвезднный тупик, 7/2,
Советнику по делам окраин шестого класса Ф. Ффффф.

С глубочайшим восхищением, припадая на псевдоподы, Ффффф».


***

Председателю Военно-технической комиссии Рогозину Д.О.,
Копия: руководителю ФСБ Бортникову А.В.
Строго конфиденциально

ПРЕДПИСАНИЕ

Рассмотрев вопрос, касающейся пресловутой заявки Ганеева, Президент дал следующий негласные указания, обязательные к исполнению:
1. Учитывая то, что средства венчурных фондов в настоящее время целиком аккумулированы в программах «Роснано» и «Сколково», а также то, что будущие поступления предполагается использовать в российских сегментах программ скоростного транспорта Hyperloop и «Тесла», в дальнейшем запретить какие-либо практические шаги по реализации патента Федорчука, Графа и др. вплоть до особого распоряжения.
2. С учетом того, что реализуемость патента президент полагает сомнительной, предоставить (частично!) информацию о нем в распоряжение спецслужб США и Германии (но не Китая, те слишком хитрожо(зачеркнуто) себе на уме). Посмотрим, что у них получится, а там решим.
3. Федорчуку дать премию и пригрозить, что если будет искать контактов с кем не положено, то оторвем яй(зачеркнуто) уши. А Граф и без премии обойдется, но припугнуть нужно.
4. Ганеева пощупать за вымя: может, сгодится для работы в парламенте или же в качестве партийного лидера? И оборотист, и придурковат – самое то. А коли не годится, то в «дурку» его. Только без полония, а то с вас станется. Седативными обойдетесь.
Подчеркиваю обязательность исполнения. Доложите, а то знаю я вас, распендяев.

Управляющий делами Президента РФ
А.Ф. Колпаков (подпись неразборчиво)


***

Галактика МГ-237 Центури, шаровое скопление ААББ,
Третий Межзвезднный тупик, 7/2
Советнику по делам окраин шестого класса Ф. Ффффф

Прошу передать в соответствующие инстанции мое заявление о добровольной сдаче властям и явке с повинной. Готов сотрудничать со следствием. Признаю свою вину во всем – кроме безосновательно инкриминируемой мне краже трех планет и партии косексуляриев. Готов понести любое заслуженное наказание – только не оставляйте с этими антроподами! Ради Создателя, пришлите автозак побыстрее! Адрес Вы знаете.

С неимоверным, всепроникающим почтением,
Навеки Ваш
И.Граф

№ 14 Отражение отражения

В пыльном мареве раскаленного воздуха рябили очертания Пограничных скал. Полуденый свет, казалось, выжег на плато всё живое. Но вахтовые бойцы Кимер и Ионик знали, что высокий сухостой, раскрасивший большими фиолетовыми зарослями растрескавшийся суглинок, наполнен опасными тварями – синежухами, синеожками и прочими синезаврами. В эту знойную пору твари лениво пережёвывали низкую траву, едва синеющую меж высоких стеблей сухостоя. К ночи этот корм, переработанный пищеводами, выступит на их спинах кислотными соками.

Не будь синезавры такими любвеобильными, они, пожалуй, и в хозяйстве как-нибудь пригодились бы. Но в приступах страсти, которые случались с ними от обильных кислотных выделений, твари неистово тёрлись друг о друга, прожигая кислотой нежные брюшки собратьев до мяса. Их ночные вопли были невыносимы для любого мыслящего существа. Хотя и безмозглые букашки в сезон Миграций исчезали из всех жилищ. Да и в Бездну бы всех букашек, но, чтобы недоросли не просыпались по ночам от диких воплей, приходилось днём безжалостно уничтожать вокруг поселения всё без разбору синезаврье.

Крепколобый Кимер и его напарник Ионик, резвый телом и умом, неспешно прочёсывали окрестности. Кимер кидал в головы синежухов острые камни из своей котомки, а яростный Ионик отстреливал рогаткой мелочь кусками спёкшейся глины. В ответ твари отплёвывались едкой слюной. Кимер обижался на них молча. Ионик же неустанно клял Всемогущих Сапиенсов, наделивших его столь уязвимой нервной системой в связке с высокими эстетическими понятиями.

Яркий, наполненный зверством день иссякал мягко и незаметно. Добравшись до Святой скалы, бойцы остановились передохнуть. Резвый Ионик осмотрел себя и заныл:
– О, Всемогущие Сапиенсы, я так испорчен, что хуже и не бывает.
– Бывает, – возразил основательный в мелочах Кимер, – Скоро стемнеет, а нам ещё возвращаться сквозь стадо свихнувшихся синезавров. Вон, уже заскулили вдалеке. К ночи от их страстей ты будешь намного хуже. Боюсь, тебя опять переведут в Негодники.

Впечатлительного Ионика передернуло от ужаса. Он задумчиво посмотрел на Святую скалу. На её вершине стояла главная реликвия племени – металлическая башня, похожая на гигантский цветок.
– Давай спрячемся в лепестке башни, – предложил Ионик с дрожью в голосе. – Там до нас ни одна тварь не доберётся. А завтра вернёмся, и нам за один маршрут защитают две вахты.
Кимер взглянул на чудотворное строение, трижды ритуально прогнулся и благочестиво возразил:
– Негоже на ночь глядя так святотатствовать.
– Две вахты за один маршрут, – повторил Ионик.
– Э-э-э-э... – выразил крепчайшее сомнение Кимер, но Ионик уже карабкался вверх, забыв о повреждениях.

Кимер замер в ожидании немедленной кары Всемогущих. Если бы не крик Ионика, огромная синеожка утопила бы его в ядовитой слюне. С перепуга Кимер подпрыгнул, рванул вверх и первым добрался до башни. Ионик одобрил его прыть, взобрался ему на голову, ухватился за край металлического лепестка и перебрался в бороздку.

Кимер снова замер в ожидании Испепеляющего Огня или чего похуже, но всё было тихо. Закатные лучи мягко освещали и его, и башню, похожую на цветок, и любвеобильных синезавров у подножия Святой скалы. Целёхонький Ионик выглянул из бороздки и протянул конечность:
– Давай ко мне, – позвал он напарника. – Тут прямая связь со Всемогущими. Я слышу их!
– Не святотатствуй! – возмутился Кимер, но за конечность Ионика ухватился.

Ночь они провели в тяжких стараниях расслышать откровения Всемогущих сквозь дикий рёв синезавров. К вечеру второго дня бойцы вернулись в поселение уставшими, но счастливыми. Им и в самом деле защитали две вахты за один маршрут.

Новый рабочий режим понравился и Кимеру, и его напарнику. Вскоре по количеству боевых вахт они догнали и перегнали лучших воинов. Самые полезные особы племени уже не смеялись над вёртким Иоником, а на Кимера смотрели, как на будущего вождя.

Разумеется, напарники скрывали секрет своей ночной омерзительности для синезавров. Зная их прежнюю репутацию у очень-очень полезных особ, их и не расспрашивали. Про Святую скалу тоже никто не догадался. Башня на ней, похожая на цветок, считалась обителью незримых Всемогущих Сапиенсов, а потому непочтительное обращние с ней было неслыханным кощунством. За такое могли и в Камеру со сверхчувствительными запереть.

К концу сезона Миграций напарники почувствовали, что в периоды Благоденствий будут скучать по своим святотатствам. И хотя они не всё расслышали сквозь вопли страстных тварей, но и малые обрывки разговоров Всемогущих сложились, как мозаика, в загадочное откровение. Сидя в последний день охоты в бороздке лепестка, когда твари и Сапиенсы ещё молчали, напарники, наконец, заговорили о главном:
– Я полагаю, что Всемогущие создали нас для зачистки этой планеты от синезавров, – торжественно начал резвый умом Ионик.
– Милосердные Сапиенсы! – вскричал Кимер и со свойственной ему основательностью возразил: – Нет! Нет! Нет! Нам не дано это знать, ибо неисповедимы пути Всемогущих. Истинно говорю тебе – заканчивай сапиенствохульствовать!

И, выговорив эту невыговариваемую тарабарщину, он решил, что навеки снял с себя грех подслушивания Всемогущих и заодно устыдил напарника. Но Ионик уже не вошёл, а влетел в раж:
– Сапиенсы – не венец творения! Они и сами есть творенья Божьи!
– Божьи? – удивился Кимер. – Это кто такие?
– Это Всемогущие для Всемогущих Сапиенсов, – объяснил Ионик и вдруг засомневался в сказанном.
Словно для поддержки он посмотрел на медленно темнеющий небосвод и зашёл с другогой стороны:
– Помнишь, Всемогущий Сан-Саныч бормотал: «И на деве будут яблони цвести»? Мы ещё смеялись над ним.
– Это был одобрительный смех, – на всякий случай заметил Кимер. – Но всё-таки странно: как на бесполезной особе появятся плоды?
– А если «дева» – это не бесполезная особа, а что-то другое?
– Например?
Прежде, чем обсуждать непостижимое, Ионик рассказал о своих поисках:
– Я тут поговорил с Учителем...
– Со святотатцем? – удивился Кимер. – Его же заперли в Камеру со сверхчувствительными за сомнения в Канонах.
– Он сказал, что Всемогущие называют нашу планету Девой. Потому что она для них пока бесполезная.
– Откуда он знает?
– Думаешь, мы первые догадались подслушивать Всемогущих?
– Само собой.
– Потом, когда и нас накажут, спросишь об этом старожилов Камеры, а пока слушай, что они придумали. По их мнению Сапиенсов создали Боги.
– Зачем? – удивился Кимер.
– Чтобы Сапиенсы обустраивали для Богов новые планеты – дивный пейзаж без назойливой и свирепой живности, смягчённый климат. Ну, и прочие волшебства.
Кимер недоверчиво хмыкнул:
– По-твоему, Боги сами не могут обустроить планеты?
– Могут, но ленятся. Им проще создать Сапиенсов и внушить им глупости типа «и на Деве будут яблони цвести».
– Я бы на месте Богов тоже заленился, – согласился Кимер. – А мы-то тут каким боком?
– Сапиенсам тоже лень со всякими вреднозаврами бодаться. Вот они и создали нас для первичной обработки диких планет.
– И мне лень с синезаврами бодаться, – снова согласился Кимер. – Но почему я чувствую какую-то подляну в этой схеме? Будто нас крайними сделали в этой вселенской шизе.
Ионик согласно кивнул и выдал даже ему непонятную фразу Учителя:
– Сапиенсы – это отражение Богов, а мы – отражение отражения.
Кимер надолго задумался. Медленный ход его мыслей прервал истошный вопль отставшей от стада пары синеожек. Кимер нечестиво выругался и с надеждой спросил у напарника:
– Может и нам что-нибудь этакое отразить, чтобы лишний раз не напрягаться?
Ионик едва не подпрыгнул от изумления:
– Смотри-ка, что лень даже с маломыслящими делает: и ты додумался до правильного вопроса. Что ж, у сверхчувствительных в Камере появилась интересная идея. Они полагают, что травоядных чудовищ пора приучать к мясной пище.
– Зачем?
– Синезавры-мясоеды сами сожрут друг друга.
– А потом?

***
– А потом последний синезавр-хищник сожрёт вас и через неделю сдохнет с голоду, – проворчал оператор связи с колониями третьей группы Александр Александрович Новиков, по-аборигенски «Всемогущий Сан-Саныч». – А ещё через неделю на Деву-34 отправят киборгов следующей ступени, чтобы пустынную планету превратить в планету-сад. А потом мы, люди, построим на планете города и космодромы. А потом...

Тут и у «Всемогущего Сан-Саныча» зародилось сомнение в том, что именно род людской – венец творения. Но, как воинствующий атеист, он натравил светлячков просвещения на дикого чужеродного таракана в своей голове, и те жестоко запинали пришельца.

№ 15 Последний собеседник

…К 2047-му году все цивилизованные страны Земли забыли, что такое войны. Большинство болезней было побеждено, открыты лекарства от рака, гепатита, СПИДа и других недугов. Однако новая проблема возникла и оставалась неразрешенной до недавнего времени: число суицидов подскочило до небывалых высот. Но решение было найдено! – программа ”Последний сон” – идеальное лекарство от жизни (так ее прозвали в народе). Гражданин может заказать пакет на год, два, пять или даже двадцать лет; его подключают к прибору со встроенным аппаратом жизнеобеспечения, он видит невероятно красочные и реалистичные сны, контролируя их. После окончания срока действия пакета, человека отключают от прибора…


- Да как ты мог? Как?! Потратил все наши деньги! Меня… Со мной-то за что так? – сквозь слезы кричала брюнетка. Несмотря на возраст, ни одной морщинки не было на ее смугловатом лице, – терапии и крема отлично помогают.
Марк безучастно глядел в заплаканное лицо: тушь растекалась по ее щекам. Он хорошо помнил, как любил эти щеки, как не выносил, когда по ним вот так текли соленые капли, разбавленные косметикой, как успокаивал, как, чуть ли не на коленях стоя, извинялся за свои молодые выходки.
Как давно это было…
Когда он начал с равнодушием глядеть на слезы жены; когда перестал делать подарки, радовать ее, выполнять супружеский долг, в конце концов? Когда?..
Марк знал, что после его заявления скандала не избежать, прекрасно изучив натуру жены за почти двадцать лет совместной жизни. Он готовился, думал и представлял: как бы помягче сказать, как не дать слабину, как самому, вместе с нею, не разрыдаться, но… ничего! Внутри ничего! Пустота. Наверное, он даже надеялся разбудить свою уже давно спящую (если не умершую) душу ее слезами, но нет – не получилось…
- Ну что ты молчишь?! Ты в последнее время всегда молчишь. Я думала у тебя любовница… да лучше бы ты любовницу в дом привел! Да черт с ними, с деньгами-то – еще заработаем! Не уходи… на кого ты меня оставляешь? Ну чего тебе не хватало? Скажи, чего?! – жена начала истерично трясти Марка. – Ну, хочешь, ребенка тебе рожу? Да ты ведь сам не хотел… Давай! прямо сегодня зачать можешь… - рыдающая женщина повисла на безразлично стоящем муже.
”Обнять ее, что ли?” – с отвращением подумал Марк, вместо этого отстраняясь и освобождаясь от цепкого женского хвата.
- Хватит, Поля, я все решил. Так… так будет лучше. Я только за документами зашел…
- Лучше будет?! Для кого?! Эгоист ты несчастный!
Поля отвесила знатную пощечину мужу. Щека запекла: пробудила на мгновенье Марка: дремавшая последние годы злость поднялась и тут же угасла в глубинах его души. Проскочила мысль даже специально (наиграно) разгневаться, но была сразу же отогнана Марком. Стоя так, будто и не ощущая удара, он посмотрел прямо в темно-карие заплаканные глаза:
- Прощай, Поля.
Ему так хотелось сделать этот момент хоть как-то чувственным: вложить в него хоть частичку давно угаснувших эмоций, сказать: ”Любимая, дорогая, родная или хотя бы просто – жена…”, но вместо этого получилось как-то сухо и даже, на его взгляд, немного грубовато. Марк развернулся и вышел под вопли жены… – бывшей жены, которые он, погрузившись в томные мысли, не различал, да и не хотел слушать.
На улице хлестал ливень. Капли барабанили по зонтам редких прохожих, спешащих укрыться от ненастья. Марк устремил лицо вверх, - вода, говорят, приводит в чувство: смывает печаль и грусть, помогает взойти семенам надежды: ”Чепуха все это”, - печально улыбнулся он.
Дождь постепенно угасал, изрядно намочив Марка. Он, хоть и не видел, но осознавал, нутром чуял, как ловит на себе озадаченные взгляды прохожих. Еще бы: лет десять назад, он, наверное, тоже изумленно таращился бы на человека, неспешно гуляющего под проливным дождем, словно по парку теплым майским вечером. Да и не все ли равно? Жизнь – она такая,… когда тебе самому есть до всех дело, когда не поглаженная рубашка соседа вызывает надменную улыбку, то и тебе становится не все равно, как выглядит твоя рубашка сегодня. Теперь внешний вид мало интересовал Марка. Когда он перестал бриться? Да тогда же, когда и в чужие рубашки перестал всматриваться, когда любовь к жене, к живущей с новым мужем в далекой Флориде матери, да даже к самому себе, к самой жизни(!) прошла…
Наконец, - вот он! Бар ”Эль-ля-Пинсо”. Расфуфыренные на нынешний французский манер официантки, бармен – мечта любой неокрепшей умом девушки, внушительных габаритов охранник с лицом, точно вот-вот из тюрьмы освободился. Сколько ночей провел Марк тут в молодости, сидя в компании таких же, прожигавших жизнь юнцов: количество выпитого здесь алкоголя могло перещеголять только количество лапши, навешенной на уши молоденьким официанткам.
В полумраке бара было не так уж и много народу: над ними вилась обслуга, охранник выпроваживал зашедших просто переждать дождь посетителей, бармен наблюдал за всем этим, облокотившись на барную стойку. Его внимание тут же привлек мокрый бородатый мужчина, только что зашедший в зал. Впрочем, он узнал его – постоянный клиент:
- Здравствуйте, Марк Владимирович. Чего желаете?
- Как всегда, - хмуро ответил Марк и уселся за правую часть стойки, на которую не падал свет.
Бармен подал полулитровый бокал крепленого медового пива. Марк не ел ничего весь день, – несколько глотков одиннадцатиградусного алкоголя сразу ударили в голову. Расслабившись, он прокручивал свое решение: ”А правильно ли я поступаю? Может, действительно, эгоист? С матерью не попрощался… да плевать! – Марк сделал еще пару глотков леденящего зубы пива. – Ну и пусть! Пусть меня считают уродом, эгоистом, кем хотят! Боже, как они мне надоели, - все надоели! Нет, лучше уж так…”
Обернувшись на женский крик и шум разбитой посуды, Марк увидел, как мужчина с увесистым брюхом непрерывно избивает какого-то молодого парня, а девушка в вызывающем красном наряде пытается разнять это безобразие. Охранник бежал туда нелепой трусцой. Марк развернулся и с какой-то отстраненной ухмылкой уставился в свой наполовину пустой бокал, - хмель неслабо ударил в голову: щеки горели, мысли стали спокойными и упорядоченными, в глазах помутнело. С отвращением он взглянул на пиво: ”И что это я делаю? Мне осталось так мало, а я трачу его на это… пустая трата времени! Пустая жизнь…”
Марк расплатился за пиво и, не дождавшись сдачи, вышел на улицу. Мурашки побежали по телу: холодный ветер и сырая одежда – мощное сочетание. В каком-то полупьяном бреду, погруженный в свои мысли, он не помнил, как дошел до тридцатиэтажного бело-красного дома. Его крыша служила Марку оплотом, крепостью, защитным барьером от окружающего мира по вечерам. Три месяца назад, также беспамятно бродя по городу, он наткнулся на эту многоэтажку, где жил его давний друг, но, зайдя туда, так и не решился позвонить тому в дверь и странное, но до мурашек соблазнительное желание повело его на крышу. С тех пор не было вечера, в который он не явился бы сюда.
Последний раз постоять здесь, насладиться ненавистными огнями свысока, со своей неприступной высотки, ощутить ветерок и хоть на мгновение, под дуновением этого самого ветерка, почувствовать себя живым…
- Не подходи, я прыгну! – робкий женский голосок раздался впереди.
Марк, по своему обыкновению, уткнувшись взглядом в пол, только тогда заметил, что на самом краю крыши стояла светловолосая низенькая девушка, лет двадцати на вид (хотя, может и больше – кто его разберет в наше время). Он остановился и устало поглядел на нее: ”Забавно: раньше я бы не раздумывая бросился к ней на помощь, - не должна такая красота погибать! И зачем бы я это сделал? Да исключительно ради того, чтобы затащить ее в постель. Тьфу! Ну и низким я был… Да уж лучше бы таким и оставался, чем как сейчас… Или нет? Конечно, нет. Пошло оно! Завтра все кончится…”
- Не подходи! я сказала! Прыгну. Правда, прыгну! – настаивала девушка, будто доказывая это не Марку, а самой себе.
Марк и забыл о ее угрозе, погрузившись в себя. Он снова остановился и взглянул на девушку, словно ожидая чего-то, какого-то порыва, желания от самого себя.
”Нет, ничего нет…” – вздохнул Марк.
- Да прыгай, если хочется, - опустил он голову и облокотился на бетонную перегородку, отделявшую его от полета, длиною в тридцать этажей.
Девушка удивленно смотрела на него еще некоторое время, а затем, тихо глотнув, уставилась вниз.
Спустя несколько минут, непреодолимое желание поговорить овладело Марком: как давно он ни с кем нормально, непринужденно не беседовал. Хоть сейчас, в преддверье конца,… да и атмосфера располагала.
- Знаешь, а я ведь точно также как и ты стоял здесь. Вернее, не стоял, а сидел, свесив ноги,… сидел и не решался, надеялся, что вот-вот рванет ветер и бросит меня туда…
Девушка посмотрела на него, но ничего не ответила.
- Смотрел и задавался вопросом: так легко просто оттолкнуться от бетона и лететь, лететь и лететь навстречу асфальту. Так легко,… а почему я не могу тогда? – девушка внимательно слушала. – И знаешь, что я решил? – задумчиво почесав шею, он продолжил: - Не может человек убить себя, не может, имея здравый рассудок, и все тут! А почему тогда я хотел это сделать? Почему ты сейчас стоишь и тоже хочешь этого?
- Не при чем тут рассудок. Проблемы… - вдруг грустно начала девушка, но Марк сразу же перебил:
- Проблемы?! Ах, проблемы… Счастливая ты, однако!
Молодая блондинка закипала от злости; казалось, еще одно лишнее слово, и она сама скинула бы Марка. Впрочем, он сам это заметил и как-то нахально, тоскливо ухмыльнулся, что еще сильнее раззадорило девушку. Она бросила Марку:
- Да как ты можешь так говорить?! Ты понятия не имеешь, что у меня творится сейчас!
- Что же? – спокойно смотрел Марк в ее серо-голубые глаза.
Девушка села и свесила ноги, глядя вниз (прямо как он когда-то), - было понятно, - она не хочет показывать слез, что сейчас льются из ее глаз.
- Отец серьезно болен… новой болезнью этой,… забыла название, - она паралич вызывает еще, - уняв дрожь в голосе, она продолжила: - Мать давно с ума сошла, а сестра старшая… Ключи от дома забрала, машину отцовскую забрала и меня в дом не пускает! Говорит: ”Катись отсюда! Я за отцом поухаживаю”. Квартиру приходиться снимать, учебу бросила… - денег нет. Всегда хотела врачом стать… - мечтательно смотрела она в небо, утерев щеку и замолчала. Марк уже готовился что-то сказать про суд, но она, словно читая мысли, продолжила: - В суд подавала, - а она выкручивается, говорит, выдумала я это все! И муж ее, юрист глистообразный, подтверждает, да еще и мне сказал: ”Еще раз в туда сунешься, – сам за решетку упрячу, мол, друзей у него много среди полицейских. Дело сфабриковать в два счета могут”.
Марк ожидал, что девушка сейчас зальется слезами с новой силой, но этого не произошло. Вместо этого она продолжала смотреть в небо, как бы беззвучно продолжая историю, но уже не ему, а кому-то там – на небесах.
Задумчивое молчание прервал голос Марка, который звучал грубее обычного:
- Да радуйся, ты, дура! Радуйся, что у тебя есть проблемы – есть к чему стремиться; радуйся, что можешь продолжать двигаться вперед и сталкиваться с трудностями.
Девушка ошеломленно посмотрела на него, будто думая: ”Неужели у кого-то могут быть такие тараканы в голове?”
- Рутина убивает, - продолжал Марк, - не физически – морально, внутренне. Как бы я хотел, чтобы меня ненавидели – хоть кто-то; чтобы жена моя плакала сегодня не потому, что моих денег больше не увидит, а меня – меня самого! чтобы мать, которую я лет десять не видел, хотя бы писала(!) из Флориды. Радуйся, девочка, радуйся, что у тебя проблемы, и ты в состоянии их решать. Слышала про программу ”Последний сон”?
Девушка удовлетворительно кивнула головой.
- Так вот, я все сбережения наши (с женой) потратил и записался на нее! На два года, правда, - на большее денег не хватило. Хоть перед смертью поживу…
- Поживешь?! Жить, осознавая, что ты и не живешь вовсе, а спишь и сны видишь? Не лучше ли… - молодая блондинка кивнула на виднеющийся внизу тротуар.
Марк ухмыльнулся.
- А если лучше, то чего тогда не прыгаешь? Торчишь здесь и со мной беседуешь.
Больше минуты девушка сидела и молча смотрела на него; перекинула ноги на крышу и ушла не оборачиваясь.
Марк тоже не посмотрел ей вслед, а лишь, меланхолично глядя вниз, тихо произнес: ”Прощай, мой последний собеседник”.

№ 16 Стереть нельзя оставить…

После эпидемии чудо-выздоровления, прокатившейся по стране, прошло уже больше двадцати лет. И теперь я имею полное право рассказать некоторые детали своего прошлого. Все эти события до сих пор ярким пятном остались у меня в памяти….

На борту корабля меня встретил насупленный малый в спортивном костюме. Он сунул мне под нос какие-то бумаги, проверил паспорт, и попросил сдать на хранение все электронные приборы. Пока «спортсмен» переписывал номера с мобильника и ноутбука, я смотрел на серую рубку корабля и уже, наверное, в сотый раз задавал себе вопрос, как это все стало возможно? Каким магическим образом неизвестная медицинская компания получили разрешение на уровне Минздрава для проведения такого странного эксперимента на живом человеке? Неделю назад, когда я задавал этот же вопрос нашему главному врачу, тот отвечал односложно, вроде «не твоего ума дело», а чаще просто многозначительно поднимал палец и глазами указывал наверх. Мне только сообщили, что в эксперименте будет участвовать одна из моих пациенток.
Наша всеобщая любимица Фаина, бессменный завхоз и по совместительству главная распространительница сплетен, несколько дней назад за вечерней рюмкой чая по секрету сообщила мне, что вопрос решался лично самим министром. В случае согласия нашему психоневрологическому заведению обещали выделить невообразимое количество денег на внеочередной ремонт главного корпуса, закупить новое оборудования и увеличить фонды оплаты труда.
Я тогда посмеялся в ее хитрые татарские глаза. А через пару дней меня в добровольно-принудительном порядке отпустили вроде как в отпуск, на время проведения эксперимента, в полное распоряжение представителей компании, с приказом выполнять все их предписания.
И вот я стою на палубе корабля, невидимое в темноте море глухо бьет в причал, а где-то над головой тоскливо кричат чайки. Романтика, одним словом.
«Спортсмен» попросил расписаться за сданные вещи в бланке, вручил мне карточку-удостоверение, и проводил меня в каюту на нижней палубе. Хотя снаружи судно больше походило на экспедиционное, обстановка внутри вполне соответствовала комфортабельному пассажирскому кораблю. Дорогие ковры, местами отделка деревом, и только двери на каютах немного портили впечатление роскоши. Они были нарочито массивные , целиком из металла, с добротными замками.
-Если что понадобиться – на стене телефон, Виктора попросите, - напутствовал меня провожатый, когда пришли в каюту, - еду буду приносить сюда, просьба без дела не расхаживать по судну, в разговоры ни с кем не вступать.
- Спасибо, что хоть не запираете меня в каюте, - усмехнулся я.
- Спокойной ночи, - ответил Виктор, - завтрак в восемь утра принесу, не проспите.
Обстановка в каюте оказалась шикарной, подстать отделке снаружи. Большая отдельная душевая, иллюминатор и даже небольшой диван, обитый кожей в ретро-стиле. На железном откидном столике, рядом с кроватью, лежал белый конверт с моими инициалами. С удовольствием разложившись на диване, я начал читать послание.
«Уважаемый Андрей Иванович! Компания рада приветствовать Вас на борту нашего корабля. Мы благодарим Вас за участие в нашем эксперименте, который имеет целью проверить новый способ лечения психических заболеваний. Необычность места обусловлена стремлением минимизировать утечку информации на время эксперимента. Завтра в девять утра просьба быть в кают-компании, для уточнения дальнейших действий».
Мне сразу представились ужасающие эксперименты над несчастными больными: лоботомия, электро-судорожная терапия и окунания в ледяную воду за борт. Фантазии, конечно, но настораживает, что же за методы лечения у них такие таинственные? И ведь по юридический части подстраховались, ловкачи. Я вроде как в отпуске, и пациентка моя наверняка отпущена родственниками под их ответственность. Получается, мы все как- будто в морском круизе, случайно оказались в одном месте и в одно время.
Пол едва заметно задрожал, и огни причала в иллюминаторе начали быстро отдаляться. Мы выходили в открытое море.

Утро выдалось отличным. После плотного завтрака у себя в каюте, я даже успел пройтись по верхней палубе, сделав небольшой крюк на пути в кают-компанию. На небе лениво плыли редкие облака, солнце припекало, а легкий ветер приятно освежал лицо. В глаза мне бросился необычный флаг над кораблем, никогда такого не видел раньше - синее поле, разделенное горизонтальной желтой линией. И белая звезда в левой нижней части.
В кают-компании меня уже ждали три человека, все в белых халатах. Я даже испугался поначалу, настолько у них был серьезный вид. Один из них, высокий шатен с пронзительным взглядом, с улыбкой протянул мне руку.
- Как Вам спалось, Андрей Иванович? – спросил он.
- Как убитый, - ответил я, пожимая руку, - можно просто Андрей.
- Отлично, тем более мы примерно одного возраста, - закивал шатен, - меня зовут Альберт, я руководитель проекта. Это Ян Карлович, наш врач-фармаколог, и Сергей, тоже немного врач, но в основном физик.
Рукопожатие для меня всегда было индикатором человека, повелось это еще с детства. И именно по нему я составлял первое впечатление о человеке. Как психиатр я понимал, это конечно предрассудки, но жизненный опыт показывал обратное. Рука Яна Карловича была вяловатой, под стать его возрасту, но сухой. А вот Сергей почти не жал руку, быстро сунул мокрую ладонь и так же спешно выдернул. Мне показалось, он явно нервничал или что-то скрывал.
- У вас, наверное, накопилось много вопросов? - предвосхитил мое любопытство Альберт. – К сожалению, раньше не могли сообщить всю информацию.
- В первых, я совсем не понимаю, зачем вам нужен обычный психиатр из ничем не выделяющегося психоневрологического диспансера? В чем состоит моя роль? – спросил я, присаживаясь за стол в центре кают-компании.
- На первый вопрос Вы сами и ответили, - усмехнулся Альберт, - извините за прямоту, но нам действительно нужен был самый обычный врач, у которого есть неизлечимые пациенты суицидального профиля. Ваша задача помочь нам в эксперименте, и провести что-то вроде проверки пациента после лечения. Пациентов своих вы знаете вдоль и поперек, так что изменения в их состоянии сможете детально оценить. Был еще субъективный фактор…
- Что за фактор? – спросил я.
- Известна ваша позиция по отношению к разного рода целителями, - ответил Сергей, - мягко скажем, вы категорически против альтернативных методов лечения.
- Есть такое, - усмехнулся я, - мне чаще приходилось разбираться с последствиями таких целителей. Но все-таки, каким образом я помогу, если совершенно не в курсе вашего секретного метода лечения? - с некоторым раздражением спросил я.
- Ничего особо секретного нет, - ответил Ян Карлович, пристально посмотрев на меня, - мы применяем новое экспериментальное лекарство, разработанное нашей компанией. Вам нужно провести что-то вроде беседы с пациентом, или уточнение диагноза, чтобы возбудить его психику. Ну а дальше мы введем ему лекарство, и на следующий день вы еще раз беседуете с ним, для оценки изменения его состояния. Развернутый отчет будете писать уже после возвращения. Нам крайне важно именно ваше первое впечатление, как наблюдающего врача. Потом этот отчет, с вашими выводами, будет опубликован в прессе. Учитывая вашу репутацию непримиримого борца с шарлатанами, это послужит нам чем-то вроде рекламы.
- А не боитесь, что вы сами попадете в категорию шарлатанов? – с усмешкой спросил я, - Подыгрывать вам не планирую.
- Не боимся, - ответил Альберт, - И если нет других существенных вопросов, предлагаю начинать. Пациента мы приведем сюда, вы с ними будете наедине.
- А что за лекарство такое мощное? – спросил я.
- Всему свое время. Предлагаю начинать эксперимент - ответил Альберт.
В кают-компанию привели Елену Т., один из самых тяжелых случаев в моей практике. Я быстро пробежался по ее историю болезни, которую также принесли… Диагноз «постравматическое стрессовое расстройство и тяжелая депрессия», пять серьезных попыток суицида за последние три года. Родственники от греха подальше поместили ее под наблюдение к нам, и правильно сделали. Никакие беседы, гипноз и прочая легкая артиллерия были бессильны против ее стойкого желания уйти из жизни. Два года я прописывал ее сильные препараты типа лития и антидепрессанты с седативным эффектом, и прогноз был далеко не благоприятный. А ведь еще совсем молодая девушка, симпатичная, с высшим техническим образованием. Понятно, что ее родители хватаются за любую возможность вылечить ее.
- Андрей Иванович, добрый день, - поздоровалась Елена, - давно не виделись.
-Да, давненько, - бодрячком начал я, - и вот такое необычное место встречи.
- Странно, конечно, но интересно, - улыбнулась она, - все лучше, чем сидеть в палате.
- Это необходимо для твоей же пользы, - ответил я, - поверь, никто этому не рад. В общем, мы с тобой побеседуем немного, на тему твоего прошлого. Расскажи коротко то, что с тобой случилось три года назад.
Лена побледнела, сжала руки в кулаки, а глаза опустила в пол.
- Доктор, мне неприятно вспоминать это все еще раз, - дрожащим голосом произнесла она, - я стараюсь забыть об этом, не думать никогда.
- Да, я знаю, но это часть эксперимента,- тяжело вздыхая, сказал я, - и все это для твоей же пользы, поверь.
- Я шла после работы, решила немного прогуляться осенним вечером. Рядом остановилась машина, и меня затолкали на заднее сиденье. Все случилось очень быстро, и рядом никого не было. Их было трое, один за рулем и двое сзади, в темных масках. Я кричала, вырывалась, но ничего не могла сделать, руки они мне связали за спиной, и начали раздевать. Мне кажется, я до сих пор помню их руки…. Мерзкие и волосатые. Потом они насиловали меня, по очереди. И еще этот смех, они постоянно смеялись… Не могу дальше рассказывать…
- Потом тебе пришлось делать аборт? - спросил я.
- Да, после оказалось, что я забеременела…., - кивнула она сквозь слезы.
- Почему после этого случая ты решила уйти из жизни? - задал я вопрос, хотя и так знал ответ.
- Они мне душу изнасиловали, а не только тело. Мне кажется, я словно грязная. После этого порвала со своим молодым человеком. Когда он обнимал меня, вспоминались руки тех подонков. Я даже на заднем сиденье автомобиля потом не могла ездить, сразу накатывала истерика и словно заново все переживала….
Елена еще долго рассказывала о знакомых и друзьях, которые по большей части отвернулись от нее. Некоторые считали, что она сама была виновата. Не там шла, не в том была одета, не так посмотрела. С работы ее пришлось уволиться, ей казалось, что на нее постоянно смотрят и обсуждают за спиной. Она рассказывала множество историй, которые переживала внутри себя за прошедшие три года. Иногда она замирала минут на двадцать, и впадала в подобие прострации, словно что-то прокручивая внутри. Когда они приходила в себя, я проводил разные тесты, сравнивая новые результаты со старыми. Иногда она начинала плакать, и я успокаивал ее, подавая ее воду.
Как врач-психиатр я старался быть беспристрастным, иначе бы сам бы сошел с ума. Но по -человечески мне было ее очень жалко. И при этом по большому счету я ничем не мог ей помочь. Лекарства «тормозили» ее, когда приступы депрессии и «флешбеки» толкали ее к попыткам суицида, но химия не могла стереть воспоминания и переживания произошедшего. Это была временная мера, как костыли. Как ни горько было признаваться себе, но вполне возможно что с таким диагнозом до конца жизни ей предстояло провести под наблюдением у нас. Слишком впечатлительная натура была у нее. Таких людей нельзя изменить, ну если только не случится чудо и эти загадочные ребята не вылечат ее.
Мы беседовали почти до самого вечера, и я не знаю, кто больше из нас устал, я или она. Потом пришел довольный Ян Карлович, и увел поникшую Елену, а я вернулся к себе в каюту и без сил упал на кровать.

Утром, в кают-компании, меня снова ждала Елена, но уже в сопровождении Альберта. Я ожидал от нее подавленности, после того, как вчера так грубо получил эмоциональный отклик. Но Лена улыбалась, словно вчерашнего разговора не было. Решила забыть или вытеснить беседу? Но мне надо было проверить ее, по условиям эксперимента.
- Я смотрю, у тебя хорошее настроение с утра, -в лоб начал я, - но нашу вчерашнюю беседу ты помнишь?
- Конечно, помню, - удивилась она, - только я вчера вела себя странно…
Я сразу отметил, что у нее изменилась речь, манера вести себя и даже выражение лица. Сегодня передо мной сидела молодая уверенная в себе женщина, без выражения мировой скорби на лице.
Альберт лишь хитро ухмыльнулся, в ответ на мой безмолвный вопрос, и пожал плечам.
- Лена, ты можешь рассказать еще раз, что с тобой случилось три года назад? - спросил я, ощущая себя средневековым инквизитором.
- Меня изнасиловали, я потом заболела, пыталась себя убить, и меня поместили на лечение, - коротко ответила она.
Она произнесла фразу, словно для нее это было заурядным событием, вроде простуды. Ни один мускул у нее не дрогнул, никаких тебе заламываний рук и прочих реакций тела.
- А сейчас что ты чувствуешь, вспоминая о том происшествии? – спросил я.
- Ничего не чувствую, - пожала она плечами, - хотя все помню в деталях.
- Хорошо, давай проведем тест Роршаха, - кивнул я, доставая карточки с картинками.
Я гонял ее по другим тестам еще битых два часа, проверял ее на возникновение амнезии о прошлом, на синдром мнимой памяти, на возникновение ложной личности или «фуги», и прочие синдромы, какие только знал. Результат меня полностью обескуражил: Елена по-прежнему помнила все детали своего прошлого, осознавала настоящее и себя как личность, но при этом у нее каким-то непостижимым для меня образом проявился выраженный механизм изоляции аффекта. Этот своеобразный механизм защиты позволял человеку стереть эмоции, но не было лекарства, способного искусственно его вызвать. Человек должен был сам прийти к такому состоянию, или не прийти…
-У нее пропала эмоциональная составляющая памяти о прошлом, но она при этом все помнит, - сказал я Альберту, - если бы я сам не знал ее, я бы сказал что это невозможно. Но доказательство этого факта сидит передо мной. И у нее одновременно пропали все эмоции. Она ни о чем не сожалеет, у нее нет жалости, сочувствия.
- Поздравляю, доктор, - ответил Альберт, - вы очень точно установили механизм излечения и основной побочный эффект.
Я вскочил с места и начала ходить по кают-компании:
- Но как это у вас получилось, черт возьми? Я годами пытался достичь этого эффекта беседами и лекарствами, а у вас это заняло всего один день в случае безнадежной пациентки.
- Давайте отпустим Елену наслаждаться жизнью, - усмехнулся Альберт, - и продолжим наш разговор. Елена, спасибо вам.
- Что такое вы с ней сделали? – еще раз спросил я Альберта, когда Елена ушла, - Это же другой человек. Нет, формально это она, биография, основные реакции личности, но все эмоции почти на нуле. Она слово идеальный буддист.
- Мы ее вылечили, и это самое главное, - ответил Альберт, - если коротко – мы ей действительно удалили эмоциональную часть ее памяти. У меня встречный вопрос: вы согласны, что она вылечилась?
- Сложно сказать однозначно, - неуверенно начал я, - не ясно, насколько эффект стойкий, надо понаблюдать ее. Но если эмоциональный стресс исчез из ее памяти навсегда, попыток суицида не должно быть в дальнейшем.
- Это не первые наши попытки, и смею вас заверить, эффект стойкий,- усмехнулся Альберт.
- Как? Что за лекарство такое? Ваш метод не может использоваться, если вы не раскрываете его суть, - возразил я, - никто не разрешит вам лечить людей тайным способом.
- А мы и не собираемся открывать клинику на территории страны. Помните, вы спрашивали про флаг? - спросил Альберт, - Так вот, это флаг Науру, мизерное островное государство, и так как сейчас мы находимся в нейтральных водах, то мы все формально под юрисдикцией этого государства. Пациенты сами будут прибывать к нам на корабль, проходить лечение, и здоровыми возвращаться назад. Никакого нарушения законодательства.
- Это же нарушает все этические принципы…. – неуверенно ответил я, - вмешательство в личность, а тем более в мозг. Она же другой человек без своих эмоций.
- То есть эту девушку надо было оставить в палате, и вы бы до конца дней держали ее на лекарствах? - спросил Альберт. – Это было бы лучше для нее и ее родных? И какая у нее была личность, когда она лежала в палате?
- Сам факт такого вмешательства – это нарушение всех принципов, - упирал я на своем.
- Давайте спросим родителей этой девушки по поводу результата и вмешательства - не согласился Альберт, - собственно, они уже дали согласие.
- Ладно, сдаюсь, - махнул я рукой, - я признаю, вы совершили чудо. Не знаю, как вам это удалось, и это похоже на волшебство. Но я не могу написать отчет, если не знаю метод лечения. Хотя бы основную информацию.
- Все равно в этом никто не поверит, а мы будем все отрицать, - ответил Альберт, - Так что слушайте.
Все оказалось и просто, и одновременно страшно. Компания пыталась не много ни мало создать способ коррекции памяти, для удаления травмирующих воспоминаний. Ведь именно память во многом определяет восприятие мира и поведение человека. Компанией были разработаны наноботы, размером пару микрон, которые вводились в кровь и достигали нейронов в мозгу. Их прозвали «тараканами» за схожий вид из-за антенн-детекторов. Чтобы не стереть сами воспоминания, выборочно удаляли эмоциональную память. Эмоциональные нейроны имели свой уникальные нейромедитаторы, и «тараканы» реагировали именно на поиск этих самых уникальных нейронов. Когда пациент вспоминал события, эмоциональные нейроны активировались, и «тараканы» нападали на них. Наноботы выводились примерно через неделю, эмоциональные нейроны за этой время теряли информацию, обнуляясь.
- Господи, ребята, вы настоящие психи, - пораженный, сказал я, - вы же запускаете нечто в голову, и это что-то стирает эмоции!
- Да, но это нечто лечит людей, - ответил Альберт, - а эмоции пациент снова наживет. И к тому же, мы не будем раскрывать такие детали. Пусть будет вера в чудо-лекарство. Так какой будет вывод в вашем отчете?
Я не знал что сказать, на одной чаще весов были все пациенты, которые покончили с собой из-за затяжных депрессий и стрессов, вызванных травмирующими воспоминаниями, а на другой чаще – эти же люди, но уже без эмоций. Ситуация напоминала дилемму с ампутацией ноги ради спасения жизни человека.

… Через год после публикации отчета в прессе мне пришлось уволиться, так как чиновники Минздрава обвинили меня в пропаганде незаконных и опасных методов лечения. Церковь предала меня анафеме и объявила слугой сатаны. Большей части своих пациентов я рекомендовал этот метод, и они посетили клиники на плаву. Народ прозвал их «мозгоправками». Компания не раскрывала суть метода лечения, объясняя все чудо-лекарством. Но статистика показывала устойчивое снижение количества суицидов по стране.
Но с тех пор меня всегда мучил вопрос, правильно ли я поступил, встав на сторону такого способа лечения и скрыв суть метода от общественности?

№ 17 Таракан человеку волк

Посреди жёлтой стены чернела дверь, обитая «кожзамом» - кожей чёрного заместителя, как любил шутить Геннадий Ильич. Шутки начальника всегда веселили Женьку. Всегда, но не теперь. Последнее время Женька даже побаивался немного этой чёрной двери. Но, как известно, дверей бояться… никуда не ходить. А идти надо – начальство вызвало.

― А-а, Жека! Товарищ Жека, человек и таракан.

― Ну, Геннадий Ильич, вы и вспомнили. Четыре года прошло уже, ― Женька махнул рукой, но из вежливости усмехнулся. Неискренне хохотнул, потому что ему было ни капельки не смешно.

Не любил он вспоминать, как начинал работать в фирме по уничтожению тараканов и прочего домашнего гнуса. Приходилось, в самом деле, становится тараканом, залезая в ростовую куклу в виде огромного насекомого. А потом целый день мотаться на углу в этом душном облачении, пытаясь всучить прохожим рекламные буклеты. Женька с дрожью вспоминал едкие смешки, колкие замечания пешеходов, а также ручьи пота и редкие слёзы обиды после безответных пинков от шустрой школоты.

Удачей было то, что хозяин фирмы, Геннадий Ильич, заметил смешливого парня, явно не отягощённого лишними принципами и предложил «повышение». Новая должность требовала особой ловкости. Довольно сложно незаметно выпустить из коробочки тараканьих самок, готовых разродиться десятками мелких таракашек, когда во всех углах любого рынка и магазина понатыкали камер. Того и гляди, на выходе схватит за шкирку охранник, и попробуй доказать, что ты не верблюд. Но Женька был всегда осторожен, внимателен, а потому удачлив. Оставалось занести новый адрес в книжечку, выждать пару месяцев, и настойчиво предложить уничтожение тараканов, пугая жалобами от покупателей.

Потом уже в бой вступала «пехота» - грузные бабушки в химзащите и клеёнчатых фартуках, которых Ильич переманил из городской санитарной службы. Опыта у них было много, а большими зарплатами их не успели избаловать. Все были довольны, но Геннадий Ильич особенно, потому что знал один немаловажный нюанс – истребить тараканов до конца невозможно. Травить этих тварей приходилось по несколько раз в год, а в особенно «хлебных» местах – и того чаще. Денежки текли рекой.

Однако, за последний год этот благодатный поток заметно обмелел. Именно этот факт и сделал начальника язвительным и капризным. Вот и теперь он, кривя рот кислой усмешкой, указывал пальцем в сторону кладовой, где пылился тараканий костюм:

― Да, Жека, вспомнил. А знаешь, почему? Потому что, скоро тебе его опять примерить придётся. Плохо работаешь.

Женька чуть не захлебнулся от возмущения:

― Да, как… да, я… Я «стасиков» из нашего питомника не только старым клиентам добавил, но и шестнадцать новых магазинов в этом году «заселил». На меня уже кассирши с охранниками косо смотрят.

Геннадий Ильич отмахнулся от него, как от комариного писка.

― Это всё слова, Жека. Где звонки, заказы где? Я тебе больше скажу – постоянные клиенты соскакивают, договора расторгают. Кончились, говорят, у нас тараканы. Как, скажи, они могут кончиться, если все новомодные холодные и горячие «туманы» из отравы их от силы на месяц глушат?

Женька пожал плечами.

― Ну, я вот слышал, что в крупных городах тараканы исчезают таинственным образом. Де-по-пу-ляция. В газетах об этом писали. Феномен.

― Ну, как же, слышал и такое. У меня даже в закладках эта страница из «Википедии», ― начальник повернулся к ноутбуку и принялся комментировать вслух то, что видел на экране:

― Усовершенствование инсектицидов и других средств борьбы с тараканами. Ерунда! Всех этих новинок от силы на полгода хватает – привыкает тварь усатая к любому яду. Улучшение санитарного состояния помещений – тоже бред. Много ли «стасикам» надо для комфортной жизни. Вышки сотовой связи? Ага, щазз! Плевать усатым на радиоволны – они после ядерного взрыва выживут. О, а вот это моё любимое – внутренние войны между тараканами. Ха, так и вижу эту картинку, ― Геннадий Ильич закатил глаза и расхохотался.

Однако, отсмеявшись, он нахмурился и подвинул к краю стола разноцветные кусочки картона.

― Чтоб я про эти сказки больше не слышал. Лучше скажи, что это такое?

Женька подошёл ближе и сразу узнал прямоугольные картонки.

― Так это же визитки, которые я у клиентов насобирал. Я же вам говорил – конкурент у нас появился.

Геннадий Ильич шлёпнул ладонью по столу, будто надеясь прихлопнуть злосчастные визитки, словно тараканов.

― Вот именно – конкурент! А не тараканьи войны. Я прикинулся клиентом и позвонил. Так этот гад обещает истребить тараканов раз и навсегда. Какие-то биотехнологии использует. Ноу, мать его, хау! В общем, Жека, разберись с этим – разузнай, что, да как. А не сможешь…, ― и начальник ткнул пальцем в сторону кладовки.

― Ты ведь не хочешь снова стать человеком и тараканом? Иди и докажи, что ты мужик, а не насекомое.

Женька вышел от начальника в самых расстроенных чувствах. Разберись, говорит, а как? Однако, жалеть себя некогда – без заказов и его премия сократилась до неприличных размеров. Он сам про себя знал, что много думать ему вредно – сразу появлялись сомнения, угрызения совести. А вот, если сразу начать действовать, пусть бестолково, не пережёвывая планы по пунктам – что-то получалось всегда. В таких случаях сама ситуация выдавала подсказки, обозначая сухими крошками намёков верный путь к успеху.

Женя уже знал, где находятся редкие по нынешним временам телефоны-автоматы. Он не хотел, чтобы собеседник определил его номер - мало ли что. Из массивной трубки прозвучал тихий мужской голос. Женька назвался каким-то вымышленным именем, которое тут же забыл и начал объяснять, что очень хотел бы избавить свой небольшой магазин от тараканов. Причём, отвадить членистоногих усачей он хочет именно раз и навсегда, потому что уже надоело каждый месяц закрываться на полдня, а потом ещё столько же проветривать залы и кладовые от жуткой вони.

Легенда возникла сама собой. Каждое слово лжи тащило за собой не менее убедительные фразы, и Женька сам начинал верить в свою болтовню. Его собеседник также не видел поводов для сомнений. Он убеждал Женьку, что уникальный биодезинсектор обеспечит полное исчезновение тараканов в течение полутора-двух месяцев. И это после одной обработки. Ни запахов, ни вреда для здоровья – разве что, не совсем дёшево, но оно того стоит. Однако, Женька заявил, что слышал подобное не один раз, а потому сначала хотел бы лично увидеть уникальное оборудование. Мужчина на другом конце линии долго упирался, убеждал, но, в итоге, сдался и пригласил возможного клиента на ознакомительный осмотр. Только просил прибыть через день, потому что завтра ему необходимо уехать из города.

Услышав такое, Женька просиял и сразу же выпросил адрес конкурента, объяснив, что человек занятой и должен заранее спланировать свои передвижения. Адрес был незнакомым, но вечером Женька отыскал на карте нужную улицу. Самая окраина, старая промзона. Ну и занесло конкурента! Сам толком не понимая, как будет раскрывать секреты соперника, Женька всю ночь ворочался без сна, строя грандиозные, но безумные планы по проникновению в закрытое помещение.

В который раз Женька убедился, что много думать – вредно. Не выспался только. Нужный дом оказался старым, одиноко стоящим, бараком, половина окон в котором были заколочены. Три новёхоньких стеклопакета и квадрат свежей краски среди общего уныния на фасаде, ярко указывали на местоположение фирмы по уничтожению тараканов. О том же скромно извещала и табличка на двери. Женька потянул за ручку. Заперто. Он долго бродил вокруг одинокого строения, но так никого и не увидел. Не было замечено ни малейших признаков жизни и в окнах. Похоже, что по делам уехал не только человек, говоривший накануне по телефону, но и все его коллеги. Если, конечно, фирма-конкурент не состояла из одного единственного умельца. А что, если бы Женька знал надёжный способ уничтожения тараканов – работал бы один и все деньги с заказов себе оставлял.

Женька прервал свои мечтания о финансовой независимости, решив ещё часик понаблюдать за окнами и входом. Однако, не выдержал и пяти минут, поняв, что ещё чуть-чуть и начнут подступать сомнения – а правильно ли проникать в закрытое помещение без приглашения. Пока не началось, Женька решительно подступил к противомоскитной сетке, за которой виднелась неплотно прикрытая створка окна. Убедившись, что поблизости, как и прежде, никого нет, он вытащил из заплечной сумки брошенную туда с вечера отвёртку. Отогнув крепления и сняв сетку вместе с тонкой рамкой, Женька распахнул окно, прислушался ещё раз и ловко вскарабкался на подоконник.

Комнатка была небольшая, но примечательная. Она вся, от пола до потолка была усеяна намёками на род деятельности её обитателей. Фотографии с крупными планами тараканов на всех стадиях их существования – от контейнера с яйцами до беременных самок. Стеллажи с банками, где в прозрачной жидкости плавали трупики насекомых, как целые, так и разделанные на части. В рамках на стене, под стеклом глянцево блестели рыжими спинками высушенные тараканы, наколотые на булавки. В общем, настоящий музей таракана, где его усатое величество представлено в профиль и анфас, или… что более соответствовало Женькиным ощущениям – берлога отчаянного фанатика-энтомолога.

Даже привычный Женька брезгливо содрогнулся от обилия тонких усиков и членистых лапок. Но он не забыл, зачем пришёл – ему нужен был биодезинсектор. И этот таинственный прибор, если хозяин не взял его с собой, мог находиться только в одном месте, и местом этим был несгораемый шкаф в углу. Без особой надежды на успех, Женька повернул ручку, и… тяжёлая дверца сдвинулась, открыв тёмное нутро любопытному гостю. Вот оно! Именно так и представлял Женька этот самый биодезинсектор. Устройство, будто похищенное со страниц фантастических книг, всем своим внушительным видом убеждало, что только оно может справиться с тараканьей напастью. Даже набитая краской через трафарет надпись «биодезинсектор ТВ-1» вызывала исключительное доверие к сокрушительной мощи аппарата.

Женька нагнулся к прибору, готовясь приложить немало сил, чтобы вытащить его из шкафа на свет, но биодезинсектор оказался на удивление лёгким. Нет, он был почти невесом для своих внушительных размеров. Женька осмотрел диковину со всех сторон, потряс возле уха, постучал по металлу… Так и есть – пустышка, бутафория. Скрученные саморезами жестяные банки, трубки и несколько пластиковых коробочек – обманка для доверчивых клиентов. Значит, конкуренты используют какой-то другой способ для уничтожения насекомых.

Женька поставил фальшивый дезинсектор обратно в шкаф, но, когда попытался разогнуться, пребольно ударился макушкой о верхнюю полку. Негромко чертыхнувшись, Женька взглянул на предмет своего внезапного несчастья и заметил на полке толстую папку бледно-зелёного цвета. Его внимание привлекла надпись на корешке, сделанная от руки размашистым почерком: «Тараканий волк». Что за волк такой? Женька схватил папку и стал просматривать листы с записями, таблицами, графиками.

На несколько минут он позабыл обо всём, настолько захватило его содержание папки. Похоже, фирма-конкурент, на самом деле состояла из одного человека, который с детства любил возиться с жуками. Странный мужик, особенно если учесть привычную для людей неприязнь к ползающей и летающей мелочи. Но одна его идея показалась Женьке гениальной. Автор записей решил использовать в тараканьем царстве известный метод «крысиного волка» - когда на кораблях крыс сажали в железную бочку, в которой они от голода начинали пожирать друг друга. Крыса, которая выживала в бочке уже не могла существовать без плоти сородичей и становилась «крысиным волком», который успешно истреблял серых грызунов на борту.

Таракан, как и крыса – тварь всеядная, а потому решено было сделать «тараканьего волка», запихнув крупных, агрессивных самцов в железные коробки. Не сразу, но из металлических ящиков стали появляться настоящие «тараканьи волки», готовые вести жестокую охоту на своих усатых соплеменников. Женька читал и восхищённо цокал языком, поражаясь простоте идеи. В такие моменты всегда появляется мысль: «Как я сам не додумался»! Взять для вида фальшивый биодезинсектор и незаметно выпустить стаю «волков», которые уничтожат всю ползучую мерзость, а сами тихо упокоятся, отжив своё и не оставив потомства.

А где же все эти железные коробки, рождающие ненасытных «тараканьих волков»? Женька осмотрелся и заметил дверь с жёлтой наклейкой, на которой чёрным пауком распластался трилистник знака биологической угрозы. Женька совершенно позабыл о том, что его может застигнуть внезапно вернувшийся хозяин – любопытство завладело им окончательно. Он толкнул дверь. В глухой комнате без окон виднелись ряды стеллажей, полки которых были уставлены коробочками из нержавейки с мелкими дырочками на крышках. Вот оно – волчье логово!

Женька смело шагнул внутрь, но остановился, услышав шорох. Сотни тараканьих лапок скребли стенки своих темниц. Множество челюстей пережёвывали тела поверженных соперников, хрустя хитином панцирей и с чавканьем утоляя голод их плотью. Этот отвратительный шум наполнял всё пространство комнаты и, казалось, оседал на коже едкой пылью, от которой начинало зудеть всё тело. Появилось неприятное ощущение, что в любую секунду полчища тараканов повыползают из щелей и бросятся к нему. Женька собрался покинуть комнату, но заметил нечто крупное на полу за рядами полок.

Женька решил, что должен увидеть всё, но тут же пожалел о своём решении – у самой стены распласталось тело мужчины, придавленное упавшим стеллажом. Коробки были разбросаны по полу, у части из них отскочили крышки. Крупные тараканы ползали по неподвижному телу. Преодолевая страх и внезапно проявившуюся брезгливость, Женька поднял стеллаж, но тут же понял, что не сможет ничем помочь лежащему человеку. Глаза мужчины были широко раскрыты и по ним спокойно бродили крупные насекомые. Некоторые тараканы уже грызли веки несчастного. Другие вползали и выползали из ноздрей, распахнутого рта, что не оставляло ни малейшей надежды на то, что мужчина ещё жив. Из его уха торчал окровавленный обломок карандаша.

Женька понял, что случилось. Похоже, несколько резвых «волков» сумели сбежать из своих коробок, и один таракан вполз в ухо задремавшего человека. Многие слышали, что таракан в таком случае не может вылезти обратно и начинает неистово пробиваться вперёд, царапая и кусая барабанную перепонку. Всё это доставляет нестерпимые муки. Похоже, крупный злой таракан-волк так яростно вгрызался в голову, что мужчина от боли потерял самообладание и попытался выковырять таракана карандашом. Не рассчитав, он протолкнул карандаш слишком глубоко, потерял сознание и упал, опрокинув стеллаж. Возможно, несчастный при этом сломал шею или… тараканы добили его, забравшись в дыхательные пути.

Женька оцепенело смотрел на бесчувственное тело и не мог отвести взгляд от коричневатого живого савана. Сквозь мелькание когтистых лапок были видны десятки мелких ранок с запёкшейся кровью. У этих «тараканьих волков» сильные челюсти. Стая решила полакомиться своим поверженным создателем. Что делать? Вызвать «скорую», полицию? Но как объяснить своё присутствие на чужой территории?

Внезапно, с потолка что-то шустрое упало на голову Женьке. Ещё одно омерзительное тельце свалилось прямо за воротник. Женька вскрикнул и пустился в безумный пляс, хлопая себя по волосам и одежде. Размахивая руками, он зацепил ещё один стеллаж. На пол посыпались дребезжащие коробки, и тараканов стало ещё больше. Женька бросился прочь из комнаты, хрустя подошвами по ковру из усатых чудовищ.

Прежде чем выскочить в окно, он схватил зелёную папку со стола. Женька бежал, сжимая папку под мышкой, как Буратино азбуку. Непривычный к бегу, он быстро выдохся и по пути к остановке решил отдышаться возле старого пруда. Женька дрожал от страха, вспоминая увиденное, и не мог понять – зачем украл папку? Отчитаться перед начальником? К дьяволу! С этого дня он не желал ничего знать о тараканах. Быть от них как можно дальше – всё, что ему теперь нужно. Сейчас же надо подать заявление об уходе, отработать положенные две недели и попытаться забыть сегодняшний кошмар, ползучую мерзость и язвительные шуточки Геннадия Ильича. И никаких больше игр с природой! Волкам волчье, а тараканам – тараканье. Женька размахнулся и зашвырнул папку в пруд, в самую гущу зелёного бульона из тины.

В кабинет начальника Женька вошёл без стука, молча положил на стол заявление об уходе и сам направился в сторону кладовой. Геннадий Ильич не сразу пришёл в себя от возмущения. Если бы Женька обернулся и посмотрел на него, то заметил бы, как побагровело лицо начальника. Тот яростно боролся с желанием крепко выругаться и запустить чем-нибудь в зарвавшегося работника. Глядя, как Женька снимает с вешалки костюм таракана, Геннадий Ильич зачастил во весь голос:

― Значит, опустил руки? Записался в неудачники? Ты теперь снова товарищ Жека, человек и таракан. Нет, ты даже не Жека – ты теперь Стасик… Стасян, Стасевич, Стэйси, Стасюкявичус.

Женька не обращал внимания на вопли начальника и спешил забраться в пыльную тряпичную утробу огромной куклы-насекомого. Он словно хотел укрыться там от пережитого страха и жутких переживаний этого дня. Никто не заметил, как из сумки, небрежно брошенной Женькой на полку в кладовой, выползли с десяток крупных тараканов и шустро разбежались по комнате.

Несколько «тараканьих волков» успели спрятаться в складках выцветшего плюша, в который облачился Женька. Товарищ Жека, человек и таракан, понуро отправился на свой уличный пост в душном и тесном костюме, в котором нельзя было даже почесаться, не говоря уж о том, чтобы защитить ноздри и уши от проворных насекомых.

№ 18 Мои мысли

- Надо обязательно соблазнить Наташку Селезневу! - пробурчал рыжий.
- На кой она сдалась? Нет, Кузьмич не одобрит! - черный почесал за ухом и выдал: - Перво-наперво денег нужно заработать. Основательно потрудиться. А будут барыши, придут и барышни! На любой вкус и цвет. Хошь - блондиночки, хошь - брюнеточки, рыжие-бесстыжие. Всякого фасона, размера и характера. А там и жениться можно.
- За длинной деньгой погонишься - юбку короткую упустишь! - изрек рыжий и пошевелил усами. - Кузьмич не захочет день-деньской ради рубля горбатиться. Не такой он человек, чтобы раньше времени семьей обзаводится, кандалы золотые на руки надевать! Погулять еще надобно!
В этот момент к их столику подошел молодец и подал два бокала с голубоватой жидкостью и нежной пенкой.
- О, кислородный коктейль! Отлично, отлично! Неужели Кузьмич на природу собрался? - спросил прусак и вульгарно забулькал трубочкой.
- А ты не радуйся. Много гулять - денег не видать!
- А мало гулять - девок не валять!
- Остряк! - возмутился чернявый. - И как еще тебя держат? Давно бы выперли!
- Да я еще тебя переживу! Что ж ты все про деньги, да про работу. Скучный ты! Хм, слышишь? Вроде Кузьмич не один на свежем воздухе, а с Наташкой. Ой, заведет красаву черноокую в мураву высокую!
- Ну, это мы еще поглядим…
- А, действительно, пойдем-посмотрим.
Они встали из-за стола, и приблизились к большим овальным окнам, сужающимся по краям.
- Да, на родной природе расположился Кузьмич. С веселой хмельной компанией! Петька Запорожный… Марина Собакина… Наташка тоже нарисовалась! Вся при параде. Бигуди накрутила, губки накрасила, фифочка! Эй, Кузьмич, не робей, действуй!
- Типун тебе на язык, рыжая бестия! Таку девку в шелка оденешь - сам без портков останешься! Разорит Натаха бедолагу, как пить дать, по миру пустит!
- Не боись, чернявый, все будет, как надобно. Мягко постелем, славно возляжем…
- Замолчи, ухарь!
- Уважаемые, вам нолито! - раздался сзади голос официанта.
И, правда, на мраморном столе уже стояли две маленькие хрустальные рюмочки.
- Водочка! - хряпнул прусак.
- Она, родимая! - крякнул черный.
- Хорошо пошла!
- Не увлекаемся, не увлекаемся. Завтра - работа.
- Сегодня - не "завтра". Живи сегодня, ведь "завтра" может и не наступить. Видишь тело - берись за дело умело!
- Черт рыжий! Ты опять за свое?
- А что, алкоголь расслабляет слабую женскую организму, и становится дамочка податлива, на все согласная! - начал философствовать рыжий.
- Ах, бесстыдник! Тогда, вот что! На таку знатную бабочку финансы нужны, понял? Даст раз-два-ст, а потом от ворот - поворот, убирайся, обормот! Не хочет Кузьмич работать, пущай банк грабанет!
- Что? Да ты ваще охренел! Я из-за твоих шуток баланду хлебать не желаю! А, не дай бог, непоправимое случится. Сгинет Кузьмич в этих банках забугорных, как есть пропадет!
- Вам нолито!
Они чинно выпили по второй, а потом все помещение заполнилось сизым неприятным дымом.
- Табачок-с! - закряхтел рыжий и начал тереть глаза.
- Ой, щас так и будет. Рюмка, сигарета. Рюмка, сигарета. Одна за одной, втора за второй, а утром башка с дырой, да карман пустой! Затравит нас совсем Кузьмич!
- Да, все нормально. Я подготовился… - прусак достал откуда-то старенький противогаз и деловито нахлобучил себе на голову.
А черныш затравленно выпучил глаза, зажал рот, беспомощно махая лапками. И совсем бы загнулся, да тут услужливый официант опять поднес пару кислородных коктейлей.
- Фу, пронесло! Эй, приятель! - черный постучал рыжего по окулярам и требовательно дернул за гофрированный хобот. - Открой личико! Газовая атака завершена.
- А, чего… Главное, чтоб и у Кузьмича резиночка была, где надобно! - прусак быстро снял маску и стал жадно пить голубую жидкость.
- Уймись уже, рыжий! Значит, сейчас будем думать, как грабить банк! - подытожил сосед, прищурившись. - Вы какие купюры предпочитаете, красные-русские али зеленые-забугорные?
Прусак аж поперхнулся от подобных феерических фантазий.
- Нет! Снизу зелено, сверху красно, но чужое брать опасно!
- Ладно, рыжий ус, начнем с малого. Вон, Петька, баклан, отвернулся! Смотри, не зевай! Из кармана бумажник торчит, да так соблазнительно! Толстый какой кошель! Ать-хвать!
- Нет!
Оба друга опять прильнули к овальным окнам, и увидели, как дрожащая рука Кузьмича вытаскивает у Петьки Запорожного увесистый бумажник.
- Черт!
- Заметил Петька! Не успели, опоздали, нас поймали!
И тут прямо в левое окно прилетело что-то большое и тяжелое! Так грохнуло, что шторка моментально закрылась, свет померк, а собеседники с ног наземь попадали.
- Штормит, брат!
- Укачивает!
- Вам нолито!
Они с трудом поднялись за стол, и выпили еще по одной. Усы рыжего уже еле висели, смешно подрагивая и топорщась. Но он все-таки сделал последнюю попытку. Жалобно так завыл, заголосил:
- Кузьмич… ик… поцелуй Наташеньку! Наташенька, пожалей пострадавшего! Побили ироды Кузьмича! Ни за что, ни про что человека изуродовали!
Все помещение вдруг сузилось, скукожилось, потемнело интимно, но потом с правой стороны раздался хлесткий плотный удар. Словно плеть добрая вжарила! И стало совсем темно, предательски холодно.
- Прусак, ты жив! Айда шататься!
- Пойдем… Ик… Вон за ту извилину-загогулину!
- Запевай! Ааа… Мои мысли - мои скакуны!
- Славно… ик… икры зажжут эту ночь!
И они потащились, хмельные, падая и спотыкаясь. Матерились, горланили песни невпопад. Друзья уже позабыли, о чем они разговаривали, ибо стало вокруг совсем хорошо да благостно, и наплевать на все стало, даже на дорогого любимого Кузьмича.
Сами того не заметили, как отовсюду, из каждой крохотной щелочки да дырочки, вода хлынула, и провалились собутыльники в ямы узкие, но глубокие, наполненные тягучей и склизкой массой.
- Вам нолито! - послышалось где-то далеко наверху. Только это оказалось абсолютно лишним. Раздался шум сильного ветра, засвистело, завьюжило, закуролесило; и вылетели друзья на траву зеленую, жалкие и беспомощные.

А Кузьмич еще раз жадно высморкался, растерся полотенцем после купания, потрогал подбитый глаз, горящую от оплеухи щеку, и налил себе рюмочку.

25.06.2016 г.


№ 19 Затаившиеся короли

— Такой улицы нет, - заверил я Хвостикова.
— Да почему же? – удивился он. – Вот улица Кубрика, дом минус тринадцать.
Зря я согласился на эту затею. Зря. Признаюсь честно, Хвостикова я даже другом не считал. Так, хороший знакомый из квартиры напротив. Здоровались всегда, иногда кассетами менялись. А тут он предложил мне подработку. Сказал, платят хорошие деньги. А делать практически ничего не надо. Спросил, есть ли у меня видеомагнитофон? Я ответил, что он есть у моего соседа по комнате. Тот уехал на лето и, как водится, всё его имущество до осени оставалось в моём распоряжении. В общем, на подработку я согласился. И теперь жалел.
Который час мы блуждали по улицам Тюмени? Второй, третий? Летний зной давно отступил, сменился вечерней прохладой. Ветер гонял по тротуарам тополиный пух. Вокруг не было ни души, только в окнах квартир мелькали подозрительные силуэты.
— Мы заблудились? – спросил я Хвостикова.
— Нет, - ответил он, сверяясь с какими-то записями. – Нет. Почти на месте.
Я шёл следом за ним и удивлялся. Сколько лет жил в Тюмени, а такие странные места видел впервые. Улица Кубрика, парк Киноплёнки. Проспект Тарантино? Казалось, привычные улочки были всего лишь прикрытием, некой ширмой, за которой существовал совершенно другой город, невидимый для обычных людей. А уж кто здесь обитал – страшно подумать.
Так, стоп, когда я перестал узнавать местность вокруг? Помню, два квартала мы шли спиной вперёд, чтобы пух не летел в глаза. Потом двигались боком через какие-то колючие заросли. Потом и началась чертовщина.
Больше всего меня пугали дома. Не обычные бетонные пятиэтажки. А красные и желтые сооружения, напоминавшие причудливые фигуры из тетриса. Приглядишься, вроде, семь этажей. Моргнёшь, уже восемь, а то и все десять. И во всех окнах горел синий свет, и кто-то там ходил. Только вот мне казалось, что это не люди. Насекомые, выросшие до человеческих размеров. Ну и ну, чего только не привидится в сумерках.
— Не оборачивайся, - прошептал вдруг Хвостиков.
— Это ещё почему?
— Нельзя и всё, - ответил он. – Пусть думают, что мы их не видим.
Зараза. Всю дорогу меня не покидало чувство, что кто-то идёт за нами. Прячется у самой границы восприятия. Следит. Или выжидает, к чему-то готовится?
— Слушай, - не выдержал я. – Мне надоело. Давай обратно.
— Поздно обратно, - Хвостиков даже не посмотрел на меня. – Только вперёд. Ты не переживай. Уже почти.
Сказал и нырнул в какой-то подъезд. Я за ним. Споткнулся о высокий порог, ударился в темноте обо что-то мягкое и холодное.
— Хвостиков, блин!
— Сюда! – голос друга звучал странно, будто рот его был набит тараканами.
Я дал глазам привыкнуть. Увидел перед собой покосившуюся дверь. Над ней две пузатых буквы. «З» и «К». Ничего не понятно. Дёрнул за ручку.
— От себя! – крикнули мне изнутри. – От себя нужно!
Я так и сделал. В глаза ударил яркий свет. На миг почудилось, что передо мной комната, полная людей. Но стоило моргнуть, как наваждение рассеялось. И я увидел перед собой высокие стеллажи, как в библиотеке, только с видеокассетами. Рядом, у входа, пыльная стойка. Внутри, кроме меня, были ещё Хвостиков и мужчина, похожий на майского жука.
— Дробный вечер, - кивнул он мне и тут же добавил. – Вы нам подходите. Вы - довольно страшный! Это замечательно.
Я так и обомлел. Да, успехом среди девушек я не пользовался. И уши большие, и прыщей хватало. Но никто никогда меня страшным не называл! Никогда! А тут – незнакомый человек. Да ещё и при знакомстве.
— Не расстраивайтесь, - сказал он мне, - вам же лучше. Страшные не вызывают особого интереса.
Я предпочел промолчать. Представился:
— Олег. Мне сказали, что вам нужны работники?
— Не совсем.
Вот те на. И тут Хвостиков обманул?
Сам он стоял в стороне, делая вид, что не слышит нас. Разглядывал видеокассеты на полках. Рядом с ним я заметил красочный календарь. Сверху были выведены большие цифры. 1999. Год верный, уже хорошо. По бокам на календаре ровными столбиками красовались числа и месяца. А по центру рисунок киборга. Терминатор. И это был не Шварц. Я узнал другого актёра. Брюс Уиллис.
Человек-жук исчез на мгновение под стойкой, вынырнул обратно.
— Работников у меня хватает. И пока они справляются. Мне нужны потребители.
Оранжевая лампа над головой легонько раскачивалась, туда-сюда, и с каждым её движением хозяин за стойкой будто бы подрастал.
— Не совсем понял вас, потребители? – я старался быть вежливым.
Он положил перед собой видеокассету.
— Мне, - голос его казался стрекотом сверчков, - нужны те, кто будет смотреть.
От разочарования я чуть не прикусил себе язык.
— Смотреть? Просто так?
— Нет же, - хозяин поманил меня пальцем. – За деньги. Одна кассета – пятьсот рублей.
Казалось, пол и потолок в этой странной комнате поменялись местами, мир сделал стремительное сальто, а после вернулся в исходное положение. С трудом я подошёл к стойке. Глянул на кассету. Самая обычная, в пластиковой коробке с логотипом какой-то китайской фирмы. А вот название…
«Иван Васильевич меняет профессию 2»? Не может быть!
— Ну что? – посмотрел на меня хозяин, и глаза его становились то чёрными, то ярко желтыми. – Тут ничего сложного. Берётесь?
Протянул кассету мне. Я, всё ещё борясь с какими-то внутренними противоречиями, взял её. На автомате спросил:
— А деньги?
— Получите, когда посмотрите. Вот адрес, - он быстро начеркал какие-то каракули на белом листе, - отдадите кассету туда. Тогда и деньги. Так, - он пожевал губами, и мне почудилось, что во рту у него ползают маленькие черви. – Два правила.
Так и знал, будет подвох.
— Кассету до конца не смотрите. Ни в коем случае.
— Почему?
— Нельзя, - только и сказал он, будто это слово разъясняло мне всё и сразу. – И кассету отдайте в течение дня. Обязательно. Не должны они к вам привыкнуть.
Они? Он сказал – «они»?
— Так, мне пора – хозяин как-то неуклюже повернулся, и на секунду мне привиделось, что у него несколько рук. – Вам всего доброго.
Комната наполнилась странными звуками. Словно вокруг перематывали сразу сотню кассет и шумели, скреблись по углам невидимые насекомые.
Хвостиков потянул меня к выходу.
— Скорее, - шепнул мне на ухо, - долго здесь нельзя.
— А вы, дорогой мой, задержитесь, - попросил его хозяин.
Хвостиков вытолкнул меня из комнаты. Я остался один, в полутьме, с кассетой в руках. Передо мной кто-то вздыхал, причмокивал, будто обсасывал кости. Стучал копытами по старым доскам. И бегал по потолку, туда-сюда.
До слуха моего донеслись обрывки фраз:
— Знаю… говорил… ты привёл… обещал… но это не я решаю… жди… только так.
Не успел я сложить эти обрывки в связные предложения, Хвостиков пулей вылетел из комнаты, толкнул меня на улицу. Ни слова не сказал. Побежал вперёд, а я с трудом за ним поспевал.
Помню, что-то у него спрашивал. Но ветер заглушал мой голос. Или съедал слова. И я бежал, задыхался. А мимо, словно в быстрой перемотке, проплывали причудливые дома и гротескные сооружения, похожие то на гигантские муравейники, то на гудящие осиные ульи.
Домой я добрался, когда на улице уже рассветало. Кинул кассету в прихожей. Сам, практически без сил, рухнул на заправленную кровать и…

…проспал до обеда. Разбудила меня муха, которая билась в стекло. И жужжала, будто пыталась что-то сказать.
И руки, и ноги мои болели, словно всю ночь я таскал мешки с картошкой. С трудом поднялся, умылся. Глянул в зеркало. Сам стал похож на жука. Заплывшие глаза, недельная щетина, волосы в разные стороны. А ведь и вправду страшный, подумалось мне. И сердце тоскливо сжалось.
Потом я глянул на кухонный стол, и забыл про себя любимого.
«Иван Васильевич меняет профессию 2».
Вчерашнее приключение казалось смазанным сном. Я помнил только хозяина, который будто бы рос, и бесконечные стеллажи с кассетами.
Видеомагнитофон стоял в комнате у соседа. Со второй попытки я вставил кассету. Долго держал палец у кнопки «Плэй». Наконец, нажал.
И мир за окном словно померк, замер на паузе.
А вся моя жизнь сузилась до экрана старого телевизора.
Те же актёры. Те же герои. И завязка.
Тимофеев изобрёл машину. Но не времени. Устройство переместило его не в прошлое, а в какую-то параллельную реальность. И жили там не люди.
Монстры! Огромные плотоядные кракены, синие зубастые осьминоги, проникшие в наш мир. Существа устроили настоящий конец света, пожирали людей, рушили дома, превращали Москву в серое пепелище.
Я сидел с открытым ртом и восхищался. Вот это да! Вот это спецэффекты! Никогда раньше не видел такой красочной картинки! И актёры! Такие же молодые, как четверть века назад! И когда они успели сняться в продолжении?
По сюжету герои открыли ещё один портал. В мир, напоминающий средневековую Русь, где все люди были бессмертными и обладали просто немыслимыми способностями. И царь Иван Грозный мог силой мысли умертвлять ужасных созданий. Он со своей армией объединился с героями фильма и…
«Не смотри фильм до конца»
Слова всплыли в памяти, словно кусачие пауки. Я спохватился, не нашёл пульт, подпрыгнул к магнитофону, нажал «стоп».
Перед глазами всё плыло, танцевало, и комнату наполняли замысловатые силуэты, которые кружили вокруг меня.
— Я не досмотрел! – закричал я в пустоту, и всё исчезло.
Держась за стену, добрался до телефона. Набрал Хвостикова. Длинные гудки казались тоскливым воем умирающего животного. Бросил трубку, вернулся в комнату.
Тёмный экран телевизора, словно бархатный занавес, за которым копошилось что-то огромное. Нащупывало выход, скреблось о стекло.
Я не выдержал, выдернул провод из розетки. Вспомнил, что забыл вынуть кассету, что надо же её кому-то передать. Снова включил магнитофон. Он нехотя изрыгнул свою добычу. Будто показал мне…

…язык. Распух, болел. И чёрт с ним. Я наспех пообедал. Посмотрел в листок. Адрес был мне знаком. Улица уж точно. Но на ней ведь никто не жил! Там были склады, гаражи, свалки. Так, ладно.
Кассету я положил в пакет. Чтобы не привлекала внимания. Мало ли. Ещё раз позвонил Хвостикову. Бесполезно.
Дверь он тоже не открыл. Наверное, на работе. Уже спускаясь по лестнице, я поймал себя на мысли, что не знаю, кем и где работает мой сосед.
На улице, как в духовке. От жары плавился асфальт. Бродячие собаки и кошки прятались в тени больших домов и деревьев. В центральном фонтане плескались дети, а старушки обмахивались газетами и панамками.
До нужной улицы я добрался пешком. Всю дорогу думал. Откуда взялся этот фильм? Он явно не советского производства. Не умели у нас так делать. Ни тогда, ни сейчас, в конце девяностых. И, сколько себя помню, не видел, чтобы это продолжение показывали в кинотеатрах. Неужели та контора и тот хозяин существовали в какой-то другой вселенной, где снимали совсем другие фильмы? Там, где были совсем другие закон. И другие обитатели.
Вспомнились вчерашние блуждания. Незнакомые места в городе, который я знал, как свои пять пальцев. Улица Кубрика. Парк плёнки. Стало неуютно, в животе у меня будто змея поселилась и кусала, кусала…
Я побежал и не оборачивался. Боялся, что меня опять преследуют, и стоит обернуться, как они меня нагонят, разорвут и…

…вот я на месте. Склад возвышался передо мной гигантской бетонной коробкой. Вокруг ни души. Массивные железные двери были открыты, а из них словно сочилась густой смолой чернота.
Внутри всё заставлено ящиками и мешками.
— Есть кто?
Голос мой эхом пробежался по складу, застрял в какой-то невидимой паутине.
— Я кассету принёс.
— Сюды давай.
Темнота обрела форму, вздохнула тяжело. Шагнула ко мне.
Старичок в грязном халате. С жёлтыми ногтями и гадкими бесцветными сосульками вместо волос. Ловко выхватил кассету из моих рук, повертел её, постучал средним пальцем по коробке. Спрятав кассету под халатом, протянул мне пять сотенных купюр.
— Замечательно, - прошамкал он, и голос его звучал отовсюду. – И вот ещё, как полагается. Держите.
В руках у меня, как по волшебству, появилась другая кассета.
— Что это? Зачем? Не надо.
— Надо, - закивал он, точно болванчик. – Теперь не отвертитесь. Правила знаете?
— Да. Нет. Что за правила?
— Не смотреть до конца. Передать вот по этому адресу в течение дня.
Чиркнул ногтем по коробке, где красной ручкой были выведены косые строчки. Буквы, казалось, вот-вот разбегутся по складу испуганными тараканами.
— А если я не хочу…
— Это не вам решать, - прошамкал старичок. – Взялись за дело, будьте добры.
В тёмной утробе склада кто-то заскулил.
— Извольте откланяться, - он шагнул назад, кашлянул и растворился.
Будто и не было.
Я посмотрел, что за фильм достался мне на этот раз.
«Криминальное чтиво. Версия Ноль».
Час от часу не…

… — Легче, - произнёс экранный Винсент Вега.
И проломил грудь Мии Уоллес осиновым колом.
В этой версии почти все герои фильма были вампирами. Винсент и Джулс колесили по городу, истребляли кусачих тварей. А герой Брюса Уиллиса, Бутч Куллидж, оказался главарём клана вампиров.
Ночь за окном накрыла город чёрным покрывалом. И только редкие фонари, подобно светлячкам, горели далеко-далеко.
Всё происходящее на экране гипнотизировало, околдовывало. И снова я поймал себя на том, что этот чудесный фильм с первоклассными эффектами и гримом заканчивается, а его смотрю, смотрю…
В последнюю секунду поставил кассету на паузу. Винсент и Джулс стояли посреди кафе, залитого кровью. Готовились уйти в закат.
Я решил отмотать назад. Что будет тогда?
Чёрт, лучше бы я не делал этого. В обратной перемотке исчезли герои, исчезло кафе. Остались только они. Тараканы. Большие, мохнатые, они метались по экрану коричневыми пятнами. Забирались друг на друга, падали, бились об экран. И панцири их блестели, словно драгоценные камни. И длинными острыми лапками тараканы нащупывали себе выход.
Да, я закричал. Завопил пожарной сиреной. И все они ринулись ко мне.
Я с такой силой вдавил кнопку «ВЫКЛ», что перед глазами поплыли белые круги. Вскочил на ноги, ринулся на кухню. А противный звук следовал за мной, цеплялся и норовил…

…ухватиться, хоть за что-нибудь. Успокоиться. Отогнать кошмары. Мне ничего не угрожает. Мне. Ничего. Не…
В дверь позвонили.
Не открывай, подавало сигналы подсознание. Оставайся на месте! Это они пришли за тобой! И в прихожей шуршат пакетами тоже они! Везде они!
В дверь начали колотить ногами. Послышался знакомый голос…
На пороге стоял сосед по квартире.
— Я проездом, одежду взять. Извини, что поздно, ключи забыл.
Я впустил его в прихожую. Он разулся, пошёл к себе.
— Видик смотришь? – спросил он, а я каждую секунду ждал, что вот сейчас, на него набросятся мерзкие тараканы. – Какое кинцо?
— Да так, криминальное чтиво.
Сказать ему или нет? Показать, что я смотрю?
Нет! Нельзя втягивать и его. У него же мама больная, он за ней ухаживает. И сестра маленькая. Нельзя! Это Хвостиков – последний негодяй. Втянул меня и пропал. А я не такой.
— Так себе фильмец, - сосед выставил из комнаты пакет с вещами. – Смотрел в том году, чушь запутанная. Вот если бы этот гений-режиссёр снял про драчки кино! Или про немцев чего-нибудь! Я про войну люблю.
Он галдел и галдел, а я его не слушал.
Я боролся с кусачими тараканами в своей голове, пытался вспомнить, как…

…добраться до странного проката оказалось легче, чем я думал.
Похоже, теперь, когда неведомые тараканы стали частью меня, они сами вели, и следовали за мной всю дорогу.
И я не оглядывался. Честно-честно.
— А ты похорошел, - сказал мне хозяин, когда я вошёл к нему.- Зря ты так. Теперь ты им приглянулся. Не отстанут.
Он издевается?
— Чьи это тараканы? Чего они хотят?
— Чьи? Не мои. Они показывают только то, что хочешь ты. Что было на твоих кассетах?
— Иван Васильевич и кракены, Криминальное чтиво с вампирами.
— Вот видишь, - он громко присвистнул, и языков у него было больше, чем один или два. – То, что ты хочешь. Я называю их затаившиеся короли. Очень и очень любопытные создания. Живут на видеоплёнках. Берёшь в руки чистую кассету, а через минуту там – опа – занятное зрелище. Меня самого не мучают, чувствуют кормильца. А в обычных людей, если вцепятся, то… Хотя чего я всё говорю? Вот, посмотри.
Он разложил перед собой несколько кассет.
— Наши прошлые достижения.
Я пробежал глазами по наклейкам.
«Терминатор против Крепкого Орешка»
«Кошмары на улице Чапаева»
«Друзья. Нулевой сезон»
«Свадьба Лёхи. Версия с оборотнями»
«Свадьба Лёхи. Версия с гремлинами»
Были и совсем незнакомые мне названия.
«Игра Престолов»
«Во все тяжкие»
«Период полураспада 3»
«Война на восьмом континенте».
— Это всё они? – слова давались мне с трудом. Казалось, что внутри меня копошатся те самые тараканы. Одно неосторожное движение и выпрыгнут наружу.
— Они, да.
Хозяин то становился толстым, как бочка. То худел, делался похожим на пугало. У меня слезились глаза. Мысли, словно подтаявшие пряники, слипались в непонятные слова и предложения.
— И если я посмотрю эти кассеты до конца…
— Они выберутся, - закончил хозяин. Постучал пальцами по столу. Вместо ногтей на них виднелись полузакрытые веки. – Потому мы и зовём их королями, они способны показать всё, что тебе угодно. Потому и зовём затаившимися, ведь они ждут, сидят и ждут, когда ты ошибёшься и откроешь им лазейку.
— И что тогда? – собственный голос казался мне чужим. – Миру конец?
— Почему же миру? - удивился он. – Им нужен только ты. Только человек, чьи желания они воплощают на плёнке.
Мир снова сделал крутое сальто назад, и закрутил меня. В руках моих вдруг очутилась ещё одна кассета. Но буквы на ней прочитать не получалось. Они разбегались, как тараканы от света. А я брёл по тёмным улицам, и за каждым поворотом, за каждым кустом копошились они. Мерзкие, противные…

…тараканы были и здесь. Я поднимался по лестницам, они хрустели под ногами. По адресу, который дал старичок в грязном халате, мне открыл не то человек, не то создание с телом, похожим на консервную открывашку.
— Замечательно, - он забрал мою кассету. – Великолепно. У вас талант. Надеюсь, он не пропадёт зря!
Я хотел ответить, но из горла вырвался какой-то птичий клекот.
Получил свои пятьсот рублей. И новую кассету.
Казалось, только шагнул вниз по лестнице, как уже ударился лбом о собственную дверь. Боль вернула чувство реальности. Я осмотрелся. Длинная кишка коридорной секции пустела.
Словно всех до единого сожрали затаившиеся короли.
Телевизор работал. Магнитофон, будто открыв рот в немом крике, смотрел на меня чёрными глазами-кнопками, а внутренности его были похожи на блестящие обглоданные кости.
Я поставил чайник. Вынул из холодильника батон старой колбасы. Вспомнил про кассету. Глянул наклейку. И чуть не хлопнулся в обморок.
«Чемпионат Мира по футболу 1998. Финал. Россия – Франция».
Не может быть! Мы ведь даже не попали на тот чемпионат!
Забыв про чайник и про колбасу, я включил кассету, на экране появился стадион, и два десятка футболистов, и тысячи болельщиков на трибунах. Я увидел знакомые лица. Зидан, Трезеге, Бартез. Филимонов, Онопко, Бессчастных. Голос комментатора тоже узнал.
— Здравствуйте, дорогие болельщики! Мы рады приветствовать вас на финале мирового первенства по футболу, где встречаются французские галлы и русские медведи! Лидеры, монстры футбола! Две сильнейших сборных!
Я смотрел, боясь дышать. А за кадром Виктор Гусев рассказывал и рассказывал. О наших ребятах, что заключали миллионные контракты с испанскими и английскими клубами. О том, как наша сборная выиграла два последних чемпионата Европы по футболу, как раскатала никому не известную сборную Германии в товарищеском матче со счётом семь ноль!
Я не мог оторвать взгляда, следя за бегающими футболистами, летающим мячом и гипнотизирующим зелёным газоном. Лица на трибунах как коричневые пятна. Не люди, а тараканы. На мгновение показалось, что среди них я увидел Хвостикова. Но потом внимание отвлекла фантастическая атака наших футболистов. И восторженные крики комментатора. На кухне свистел кипящий чайник, в прихожей надрывался телефон. Мне было плевать.
В первом тайме французы забили один мяч, но мы его тут же отыграли. Забили с пенальти. Перед перерывом забили ещё, со штрафного. Не успел я опомниться, начался второй тайм. И снова русские медведи носились по полю, рвали на части французов, и никто не мог их остановить.
Три - один! Четыре - один! Пять…

…один. Я проснулся в квартире совершенно один. По экрану бегала рябь, от которой слепило глаза. И сейчас белый экран до жути напоминал открытую банку, откуда сбежали опасные тараканы.
— Я не досмотрел! Не досмотрел! Я уснул! Уснул!
Только не оглядывайся!
Я подскочил к телевизору, подхватил коробку от кассеты и…
Магнитофон был пуст.
Только сейчас я осознал, как тихо стало вокруг.
Никто не скребся за шкафом. Не шумели машины за окном. Не топали соседи сверху.
Только моё сердце стучало громче пионерского барабана.
Что делать?
Кассета, которую мне дал хозяин! Она же осталась!
С ней-то что делать?
Отнести в прокат, отдать её обратно. Может, они пожалеют?
Нет, ответило мне подсознание. Они уже выбрались.
Но я снова летел по незнакомым улицам, мимо домов, что вытягивались в небо чёрными башнями, мимо деревьев, чьи ветки были мохнатыми лапками. И всё вокруг казалось мне ненастоящим, каким-то картонным. Дунь, и целый город развалится.
Вот и знакомый подъезд, покосившаяся дверь. Буквы «З» и «К». Темнота, пахнущая чем-то старым. И мёртвым.
Я дёрнул за ручку, влетел внутрь. И застыл каменной статуей.
Дверь за спиной захлопнулась, отрезав путь к отступлению.
Передо мной был не прокат кассет.
Нет.
То был отсек какого-то космического корабля, заполненный металлическими ящиками. На каждом было выведено одно слово.
«Ностромо».
— Бретт, ты меня слышишь? Бретт!
Голос доносился из рации, которая появилась у меня на поясе.
— Бретт! Это Рипли! Существо в твоём отсеке! Будь начеку!
Рядом лежал огнемёт. Я потянулся к нему, но в этот момент голос из рации тихо произнёс:
— Боже, Бретт… Оно прямо за тобой.
И кто-то большой и сильный шевельнулся у меня за спиной.


№ 20 Вредитель

Таракан у меня во рту стал последней каплей. Я шмякнул насекомое об пол и закричал:
- Всё, блин. Задолбали. Переговоры!
Шорохи в темноте затихли, и кто-то из соседей постучал кулаком в стену. Поверьте, я перепробовал все, начиная от дезинсектора, заканчивая психологом. Переговоры – был хоть и абсурдный, но единственный неопробованный вариант.
Я распечатал алфавит маленьким шрифтом, разрезал его и высыпал на пол. Несколько насекомых схватили бумажки и утащили в темноту. Затем еще одна группа, уже с бумажками, выбежала на свет и выстроилась в линию.
- Ну, наконец-то ты допер, – прочел я получившееся в слух. - Еперь, собирай свои вещи и хуодит.
Таракан, держащий букву «и», сильно тюкнул таракана с буквой «т», и тот перебежал в начало предложения.
Я нажал на глазное яблоко, как советовали психологи, и тараканы раздвоились. Это значило, что я не сошел сума. Проявление интеллекта у тараканов я заметил пару недель назад, когда банка тушенки свалилась мне на голову. Я поднялся со стула, чтобы вернуть ее на место и заметил примитивный рычаг из палочки для мороженного и кусочка пластиковой трубки. Тогда-то я и понял, что меня целенаправленно выживают из комнаты. Врач сказал мне, что все это из-за переутомления и нагрузок в институте. Прописал мне таблетки, от которых меня валило в сон, и выпроводил за дверь. Видел бы он то, что происходит сейчас. Наверняка бы сам запил свои таблетки. Водкой.
Меня раздражала тараканья наглость, и я снова перешел на крик:
- Ничего себе заявление. Не уйду я никуда. Вы валите отсюда!
Насекомые принялись бегать туда-сюда, передавая друг другу буквы и собирая слова в предложения:
- Не ори, – тараканы перемешались. - Ты должен уйти. Мне нужно работать.
Я хотел было вмазать по ряду насекомых кулаком, но заявление о работе меня заинтересовало:
- Работать? И почему «мне»? Ты что, какой-то тараканий президент?
- Нет, я их общий разум. Ты убиваешь их - я теряю умения. Мне нужно пополнять колонию. Ты мешаешь. Уходи! – один из тараканов потащил восклицательный знак под кровать. Его тут же догнали несколько других и отобрали бумажку.
- Короче, блин, мне побоку, что ты там задумал. Я никуда не пойду, – Злость окончательно овладела мной. Я встал и включил свет. Насекомые разбежались под ближайшие предметы.
Переехать я не мог. В общежитии не было свободных мест, а снимать квартиру мне было не по карману. Я лег на кровать, раздумывая, как мне избавиться от мозговитых насекомых и не заметил, как уснул. Проснулся я всего-то с яичной скорлупой на лице. Наверно, тараканьего «короля» сильно измотал наш диалог. Я позавтракал, тщательно смел крошки и вымыл посуду. Мне не хотелось, чтобы что-нибудь досталось мерзким насекомым. Затем я собрался и пошел в институт. Пробыв там шесть часов, периодически размышляя о своем безумии, я вернулся, домой. Первым что я заметил, когда вошёл, была выложенная на полу надпись: «Есть разговор. Ночью. В то же время».
Тараканий король забивал мне «стрелку». Скажи кому, не поверят. Хотя, мало кто поверил в то, что у меня живут умные тараканы. Я повеселил себя мыслями об оружии, которое взять с собой на стрелку с тараканами, и пошел прогуляться. Мой ум трещал из-за сложностей в институте и невероятных приключений с насекомыми. Мне срочно нужно было попасть в место, где нет тараканов и экзаменационных вопросов, а такое место могло быть только в женских объятиях. Правда, и это утверждение довольно спорное.
Вернулся я к назначенному часу. Аккуратно пройдя в темноте до письменного стола, я включил компьютер, и свет от монитора осветил часть пола. Насекомые уже шуровали с буквами, выкладывая предложение:
- Ты раздавил двоих. Растяпа!
Я посмотрел на подошву кроссовка. На ней поблескивали два мокрых пятна с буквами «Б» и «Я».
- Можешь принести букву «Л»? Получится очень ироничная картина, – я злобно ухмыльнулся, хотя мне и было жалко двух трудяг.
Насекомые на полу снова забегали:
- У меня нет времени и сил, чтобы шутить. Ты должен мне помочь!
- С какого перепуга я должен тебе помогать? – огрызнулся я.
Тараканы снова зашныряли в темноту за буквами:
- С такого, что я направлю таракана тебе в ухо, и он сожрет твои мозги.
Конечно, угроза была пустой, но испытывать не приятное ощущение от насекомого в ухе мне не хотелось. Однако мне стало любопытно, что же могли задумать тараканы:
- Ладно, что ты хочешь?
- Мне нужно, чтобы ты пронес меня в сгоревшую лабораторию. Та, что на третьем этаже.
- Откуда ты знаешь о лаборатории? – меня насторожила осведомленность тараканов.
- Не твоё дело. Если сделаешь, я обещаю, что в этой комнате не будет ни одного таракана.
- Ты в курсе, что она опечатана? А если меня заметят, то отчислят. - Я потянулся к выключателю. - За дурака меня держишь?
Тараканы засуетились:
- Нет. Стой. Если бы мне надо было избавиться от тебя, таракан в твоём рту был бы отравлен. Принеси меня туда, и я тебе все объясню.
Я завис напротив выключателя. Помочь тараканам в их задумке могло пойти на пользу моей голове. Вспомнилось, как в каком-то фильме, галлюцинация исчезает, когда герой выполняет её просьбу. Не думаю, что тараканы готовили план по захвату мира, им и так неплохо живется в нашей эко среде. Я сощурился, как будто обдумываю все возможные исходы событий:
- Ладно. Но! Если ты подставишь меня, я вас сожгу. Всех, до единого.
Насекомые помедлили и собрали ответ:
- Договорились.
Я откапал пластиковый контейнер размером с рюкзак и положил туда немного еды и пустые коробки из-под яиц, чтобы тараканы могли спрятаться в их изгибах. Еще мне нужно было наладить удобный контакт с тараканьим королем, чтобы не приходилось каждый раз доставать коробку. Но, ничего умного я не придумал и плюнул на эту затею. Когда все было готово, насекомые ровным строем заползли в контейнер, и я закрыл ящик. Меня соблазняла идея вынести их на улицу и поджечь, но я быстро отогнал её. Наверняка в комнате осталась пара тройка тараканов, на случай если я вздумаю дурить. Пообещав консьержке, что не вернусь сегодня, даже пьяным, я вышел из общежития и направился к зданию университета.
Территория, перед главным зданием, была окружена двух метровым забором. Я легко его перепрыгнул, оставив себе на память дырку на штанах и разбитый локоть. Оставалось прокинуть в само здание института. Бродить под камерами, и проверять двери аварийных выходов было не разумно. Я решил полезть в ящик за советом:
- Есть идейка, как забраться вовнутрь?
- Иди аудиторию сто одиннадцать, – таракан с буквой «в» немного запоздал, и остальные не стали его ждать. - В там окно не заперто.
Я не стал интересоваться, откуда тараканий король располагает такой точной информацией, и молча направился к окнам аудитории. Он не соврал. Окно, действительно, легко открылось, и я оказался внутри.
Лаборатория располагалась в конце третьего этажа. Мне нужно было пройти шесть лестничных пролетов и два длинных коридора. Коридоры и пролеты тоже были оснащены камерами, за которыми следил Седой. Седой – это охранник со стажем. Он настолько профессионал своего дела, что знает ответы на все кроссворды. Даже на те, которые ещё не вышли. А самое страшное, что он никогда не упустит ничего подозрительного, потому что, «подозрительное» – лучшие средство от скуки.
Я попросил тараканьего короля испортить камеру в конце коридора. Как я и планировал, сторож, заметил неполадку и туже пошел проверить её. Пока он причитал и почесывал затылок, я выскользну из аудитории у него за спиной, и прокрался на лестницу. Как можно тише и как можно быстрее, я взбежал на третий этаж. Сколько времени потратит Седой на осмотр камеры, я не знал, поэтому не стал рисковать и залетел в ближайшую аудиторию. Прислушиваясь к звукам за дверью, я перевел дух и вытащил коробку с насекомыми:
- Лаборатория за этой стеной. Я дальше не пройду.
- Этого хватит. Спасибо, - насекомые зашевелились в контейнере, собирая оставленную мной провизию, и ровным строем направились в щель под дверью. Я удивлённо наблюдал за происходящим, как вдруг опомнился:
- Слыш, подожди. А мне как отсюда выбраться?
Несколько тараканов остановились и взялись за буквы:
- В ящике стола коньяк. Отхлебни немного, претворись пьяным. Скажи Седому, что уснул в аудитории.
- Ты офигел, блин? За употребление алкоголя в учебном заведении меня не только отчислят, но еще и пятнадцать суток впаяют!
Оставшиеся тараканы бросили буквы и шмыгнули в щель под дверью, за остальными.
- Вот козёл! – я подумал поймать насекомых, но они оказались слишком шустрые, да и шуметь мне не хотелось.
Я проверил стол. Коньяк действительно был там. Я взял его с собой, надеясь подкупить им Седого, и вышел из аудитории.
Охранник среагировал быстро. Он ругался и грозил мне. Я понял, что задобрить его половиной бутылки коньяка не получится. Больше ничего не приходило в голову, и я рассказал Седому историю, которую придумал король-таракан. К моему удивлению, Седой успокоился. Он, под руку, проводил меня в комнату охраны. Там он заварил чай и рассказал историю о том, как он в молодости, точно так же, попался, за что и был отчислен. Потом, он выпроводил меня отцовскими напутствиями, предусмотрительно отобрав у меня спиртное. Пока я шёл до общежития, на улице посветлело. Разморенный бессонной ночью, и чаем с печеньем, я быстро уснул. Проснулся я поздно вечером, и в первые, за долгое время по столу не ползали тараканы. Зачем королю тараканов нужно было попасть в лабораторию осталось для меня загадкой. Было ли это все по-настоящему или нет, уже не имело значение. Я спокойно готовился к экзаменам и не забивал себе голову.
Однажды, на последнем курсе, у меня был тест в аудитории рядом со сгоревшей лабораторией. Я отпросился выйти, а когда вернулся, обнаружил несколько трупиков насекомых лежащих на моем листе с тестом. Они лежали напротив букв с ответами. За тест я получил пятерку и подсунул три эклера под дверь лаборатории. Спустя год, я закончил обучение и выпустился. Потом до меня дошел слух, что в сгоревшей лаборатории произошел взрыв. Дверь взломали, но вместо огня обнаружили там девушку. Она была без сознания. По словам очевидцев, девушка была одним из аспирантов, который пропал несколько лет назад при пожаре. И знаете что? Я разыскал её. Она оказалась довольно милой девушкой. В общем, теперь мы женаты. И да, сегодня она проснётся с яичной скорлупой на голове.


№ 21 Пентюх

Самое обидное, что я сам показал его Маше.
Мы просто шли мимо, я заметил нечто странное и сказал Маше: «Давай посмотрим», мы подошли, и она протянула изумлённо:
- Кто это?
Именно так – кто, а не что.
Согласен, штука любопытная, поначалу я и сам здорово заинтересовался. Множество ползущих вверх стеблей с растопыренными крестом длинными листьями, эти листья слегка складываются и вдруг выпускают на волю тонкий стебелёк, резко ныряющий вниз и завершающийся вытянутым узорчатым кувшинчиком. Штук двадцать этих кувшинчиков окружало подвешенное в горшке растение, они слегка шевелились на лёгком ветерке, тихо постукивая друг о друга.
- Оно живое? – спросила Маша продавщицу.
- Конечно, - охотно откликнулась та. – Тропическое растение, называется непентес. Очень редкое, хищное.
- Хищное? – переспросил я.
- Да, мух ловит, муравьёв, тараканов небольших. Кто в кувшинчик попадает, тот уже всё – обратно не выбирается.
Дальше я спросил, сколько же это стоит, но уже до того, как цена была названа, Маша уже сияла на меня своими глазищами. Справедливости ради, такие моляще-сияющие аргументы она применяла нечасто, дозировала, так сказать, зная убойную силу. В тот раз я даже не сопротивлялся.
Дома Маша сразу озаботилась кормлением питомца. Тараканы у нас не водились, муравьи тоже – бог миловал, оставались мухи, которые по летнему времени нет-нет да и залетали к нам на седьмой этаж. Как назло в тот день ни одна озабоченная жужжалка не почтила нас своим присутствием, и Маняша приуныла – что о нас подумает непентес? Только купили и уже голодом морим.
Я предложил покрошить котлету – почему нет? Нормальный животный белок – сам крутил с утра. «Ты бы ещё воблы ему набросал!» - возмутилась Маша, и я тоже возмутился – воблу я и сам заточу с удовольствием. Она выскочила на лестничную площадку – на тамошнем окне всегда заседала пара-другая мух. На сей раз, правда, мухи уже отошли в мир иной, зато ловить не пришлось. Так, на первый свой ужин у нас непентес получил трёх дохлых мушек.
И, да, мы его назвали. Правда, каждый по-своему. Маняша ласково говорила: « Кушай,Петечка», я же счёл, что растение, которое мало того, что поливать, ещё и кормить требуется, заслуживает наименования «Пентюх».
Уже в постели Маняшу вдруг осенило, что в природе непентесу в кувшины попадают живые насекомые, а мы кинули дохлых. «А если он их не переварит, они будут там гнить, испортят всё!»
В одной ночнушке она полезла в интернет и долго докладывала мне из Википедии об особенностях пищеварения разных непентесов, ещё и меня тянула к монитору, чтобы я тоже подивился – какие они замысловатые и необыкновенные. Действительно, непентес Раджа с горы Канибалу вызывал почтительное «О», но меня по-своему восхитил союз непентеса Лоу с горной тупайей, которая приспособила кувшинчики как унитазы. Да и мелкие летучие мыши, ночующие внутри кувшинов и одаряющие их своим гуано в благодарность – ну не прелесть ли? В общем зачиталась Машуня чуть не не до трёх ночи, насилу угомонил, и то - только дав обещание, что кормить будем живыми насекомыми.
Наутро она конечно заспалась, благо было воскресенье. Я наблюдал, как солнечный луч щекочет её своим летним теплом, начав с розовых маленьких пяточек и заканчивая взъерошенным русым затылком, и наслаждался. Пара крошечных мягких тапочек ожидали, когда хозяйка впорхнёт в них и побежит-засуетится, наполняя пространство движением, звуками, красками, жизнью – которой вот в таком нежном, милом свойстве - в принципе у меня не было до появления Маши.
Конечно, нам понадобился сачок. Ну ещё бы. Так просто эта мелкая живность ловиться не желала. Во всеоружии Маняша носилась, взмахивая сачком, по рощице, которая, слава богу, была неподалёку от наших новостроек. Как хорошая охотничья собака, она приносила мне взглянуть то один, то другой трофей, озабоченная спрашивая: »Как ты думаешь, а кузнечик не выскочит обратно? А мотылёк не очень крупный?»
Она и сама была, как мотылёк-голубянка - в лёгком летнем голубом сарафане, с тонкими, ещё не загорелыми ручками и причудливой траекторией движения – то побежит, то присядет, то прыгнет в сторону, то замрёт. В целом я даже порадовался, что у Маши теперь есть повод порезвиться, услаждая мой взор, но она воспринимала ловлю насекомых как серьёзное дело и, придав личику ужасно грозное выражение, предупредила, что если у неё сессия-экзамен, то ловить буду я. На что я только примирительно улыбался, думая про себя, что ладно – пока лето и начало осени, а потом дорогому Петечке придётся перейти на консервы с окна на лестнице – если, конечно, жить хочет.
Заглянула тёща – навестить нас по дороге – шла в магазин, подивилась на Пентюха, заглянула в кувшинчики, сморщилась на банку с живыми насекомыми. Тихо сказала мне, уходя: «Андрюша, ты уж потерпи, она же, как ребёнок, наиграется и забросит», я только покивал согласно – мол, знаю-знаю.
Весь день Маша провела «Вконтактике», изучая опыт других пентюховодов. Итоги были неутешительны для меня – пришлось делать для нашего Петечки домашнюю тепличку, поставить туда маленький фонтанчик для создания влажности – в общем и целом воскресенье пропало. Слава богу, что проблема кормления насекомыми отошла на второй план – оказалось, что запросы у Пентюха в этом смысле очень скромные и как бы не перекормить часом. Зато обедали мы уже вечером, на английский манер – всё как-то, знаете, не до того было.
С сожалением Маняша выпустила наловленную утром мелюзгу на волю, справедливо рассудив, что месяц они всё равно в банке не протянут, ну и слава богу.
Но дальше всё стало не очень хорошо. Маша вскакивала первая и кидалась проведывать Петечку, доверительно беседовала с ним, проветривала, опрыскивала и, честно сказать, меня это злило. Я так любил сонную, разнеженную Маняшу, которая в шутку отбивается от меня: «Ну нет, ну я ещё сплю, ну, Андрюша….» А Пентюх украл у меня это сокровенное удовольствие. Чёртов цветок! Я желал ему сдохнуть. Но надёжно ограждённый тепличкой и Машиными заботами Пентюх продолжал отращивать свои кувшины. Временами мне казалось, что он радостно тянет их Машиным ручкам, когда она подходит к нему, постукивает, ласкается – отвечает взаимностью то есть. И на вид эти кувшины реально – как живые, пронизаны жилками красноватого цвета будто кровеносными сосудами.
Я пробовал было заселить в тепличку к Пентюху ещё какого-нибудь интересного квартиранта, принёс Венерину мухоловку – такую миленькую, всю в капельках , но Маша ею совершенно не прониклась. «Фу, липкая какая-то…», - сказала брезгливо. Ну ещё бы – в сердце её безраздельно царил Петечка, а бедная мухоловка была третьей лишней и засохла через пару дней.
Ну, в общем я решился. Несмотря на то, что Маше ещё два года учиться, что мы не планировали, что я, может быть, и сам-то не готов ещё. Я проколол презервативы. Всю пачку. И однажды утром, открыв глаза, я заметил, что тепличка с Пентюхом стоит запотевшая, непроветренная, хотя Маняша уже встала. Когда она показалась из ванной комнаты с ошеломлённым и загадочным видом, я понял, что Пентюх потерял место в её сердце раз и навсегда.

№ 22 Новый взгляд

«Кто не рискует, тот не пьет Шорленьяк». - сказал сам себе Стефан, когда решил съездить "черти куда" - практически наугад. Хотя, обычно после подобных мыслей он частенько вспоминал Гиппократа: "лекарство должно быть пищей, а пища лекарством". После чего долго отпаивал себя минеральной водой, но его это не останавливало.

На входе в антикварный магазин висел плакат с афишей кинофильма. Судя по всему, тут имелась возможность посмотреть фильмы, что называется "по старинке" - на допотопном тканевом экране. Фильм назывался «Солярис». Дверь издала протяжный скрип и Стефан вошёл в магазин. Ненадолго остановился на пороге и осмотрелся. Все пространство помещения было заполнено старинными вещами: картинами в позолоченных рамах, мебелью, печатными книгами, фигурками и разной мелочёвкой. Потребовалось некоторое время, чтобы осознать — ничего не изменилось при его появлении. Даже продавец, неспешно продолжал перелистывать книгу, не поднимая головы на гостя. Сделав несколько шагов в сторону прилавка, украдкой провёл рукой по столешнице — поверхность никак не отреагировала и выглядела так, словно была полностью из дерева. Растерянно ещё раз осмотрелся и обратился к продавцу:

- Добрый день.

- Здравствуйте. – Мужчина убрал книгу и встал, разглядывая посетителя. Особо смотреть было не на что, с виду типичный студент в модных джинсах, с рюкзаком и кучей гаджетов.

- На вашей странице, в архиве было указано, что у вас имеется блок психофизиометра 15ИЭ. Однако ни мобильно-виртуального офиса, ни других контактов, собственно, кроме адреса, я не нашёл. – Сказал молодой человек, разглядывая то одну, то другую вещь.

- Ааа, это специфическая особенность нашего шефа. Он считает, что заинтересованному чем-то необходимо сделать усилие, чтобы получить желаемое.– Хозяин лавки, вытер лицо шелковым платочком и широко улыбнулся. – Мне жаль, но здесь нет того, что вы ищете. Даже удивительно, откуда вы вообще об этом узнали.

- Я нашел в архиве несколько статей про двух ученых, которые исследовали Эмпатрицы и подумал, что у них наверняка есть интересные наблюдения. Случайно вышел на вашу страницу и решил приехать узнать подробнее.

- Любопытно! Не волнуйтесь, я непременно сообщу о вашем интересе специалисту по электронике и с вами свяжутся в ближайшее время, — он достал бумажный блокнотик и деревянный карандаш с серебряным колпачком, – старым добрым способом передачи информации. Я, говорю об устной речи, – пояснил он, заметив вопросительный взгляд. – Скажите имя и контакты для связи.

Стефан, не переставая расхаживать по магазину, продиктовал все необходимые сведения.

- Знаете, Стефан, что история использования звука и света людьми для передачи информации насчитывает тысячелетия, а это – он показал на блокнот и карандаш, - всего несколько сот лет. – И бережно убрал все за прилавок. - Несмотря на простоту карандаша к его производству предъявляют высокие требования, особенно к качеству материала. Подходит, только чистая прямая древесина, например, кедр. Он растёт 500 лет, 250 из которых плодоносит, а оставшееся время начинает медленно умирать из-за различных насекомых. В этот момент его можно срубить и освободить место для молодняка. – Он посмотрел на Стефана, снял очки и стал протирать их тряпочкой. – Извините, вы только пришли, а я уже вас утомил.

– Нет! Что вы! Это было неожиданно интересно! - Энергично запротестовал Стефан. – И наклонился посмотреть поближе статуэтку трёх обезьянок. Трогать что-то руками, после такого рассказа о карандаше, он уже не решался.

Немного осмотревшись, взгляд Стефана привлекла необычная особенность собранных в магазине вещей. Каждый предмет был молчаливый и простой – без сенсорных экранов, датчиков, индикаторов. Но в то же время, мог рассказать довольно много о своей истории. Антиквар, внимательно наблюдая за его действиями, вышел из-за прилавка и с улыбкой сказал:

- Сейчас совсем другое отношение к вещам. С одной стороны техника облегчает жизнь, с другой — мы прикладываем всё меньше эмоций и усилий и теряем связь между физическим и духовным миром. Приятно встретить такого любознательного молодого человека. Может быть, вы не откажетесь от чашечки кофе? Я мог бы рассказать вам несколько интересных историй.

Прошло около часа, когда оживлённый разговор прервал стук двери и в магазин вошёл человек. Стефан, мельком взглянув, узнал Уила Джойса. «Антикварная лавка самое подходящее место встретить кумира прошлого», - непроизвольно подумал он. Благодаря своим революционным идеям он был культовой персоной и одной из самых необычных личностей в искусстве. Сейчас в облике художника ничего не напоминало о былом успехе: потухший взгляд, осунувшееся лицо, поникшие плечи.

- Ну что ж, было очень приятно с вами пообщаться! - Антиквар быстро встал и Стефан понял, что пора уходить. – Надеюсь, это не последний ваш визит. На этом они тепло попрощались и Стефан ушёл.

*****

Вбежав в вагон Skyвэя и, наконец, опустившись на сиденье, он позволил системе адаптировать место под персональный профиль. Свет позади тут же стал чуть мягче, спинка углубилась и потеплела. Недалеко сидели две симпатичные девушки.

- На этой недели у нас гостили родственники, – вздыхая, рассказывала миниатюрная брюнетка с вьющими волосами, - и я много сил потратила, чтобы все организовать. Завтра назначена презентация моего проекта, поэтому хочу быть в тонусе. Кстати, помнишь мою тётю? Так вот, она всегда любила петь, а выступать публично боялась, но после того, как сделала несколько сеансов Эмпатрицы одного театрального актёра, у неё все прошло! - девушка посмотрела на подругу.

– Но мне кажется, в обычном салоне такого не делают. – Неуверенно ответила та.

– Нет! Ну, просто интересно, что можно со временем полюбить вещи, которых боялась или терпеть не могла!– с воодушевлением говорила брюнетка. - А ты, кстати, слышала новость? Недавно умер известный путешественник, говорят в тот момент он был Акумо! Наверное, записывал для коллекции какого-нибудь тайного клуба!

Подруга ухмыльнулась, явно не разделяя её энтузиазма. – Может, он, таким образом, получил спонсирование своей экспедиции.

– Вот! – Брюнетка победно подняла палец. – А кто спонсирует? – Тут у неё завибрировал телефон. – Приём у биоэнергетика отменён! Смотри, они пишут, что по техническим причинам временно закрыты на всю неделю.

– Что это ещё за причины? – Вторая тоже достала телефон, – надо посмотреть какие есть публикации из этого места. У Мэри на странице указано, что пока она ждала завершения подбора Эмпатрицы, пришла полиция!

– Наверное, салон продавал нелицензированные эмоции! - И они обе склонились над телефоном.

«О! Если так, значит скоро подкинут работы в отдел», – подумал Стефан и не произвольно взялся за поручень, который тут же вывел на дисплей рекламу:

«Появилось чувство уныния, подавленности, утратили интерес и способности испытывать удовольствие? Мы вернём вам энергию! Салон красоты «Альфа-мед» предлагает услугу биоэнерготерапии «Радужный взгляд». Засияй перед важным событием! Только лучшие Эмпатрицы!»

Реклама подобных салонов появлялась при каждом удобном, а иногда и совсем неудобном случаях. Так, недавно посетив общественный туалет и пробыв там чуть дольше обычного, ему тоже предложили сходить к биоэнерготерапевту.

С тех пор как изобрели способ копировать эмоции и передавать их другому человеку, открылось новое направление в психиатрии. И это стало самым модным явлением в начале XXII века! Эмпатрица – энергия новой жизни!

Процедура происходила практически мгновенно, и простому обывателю, у которого главная забота была не моргнуть, казалась короткой вспышкой света. Эмпатрицы подразделялись на несколько категорий. Оценивались по силе воздействия и длительности остаточного фона. Из-за эффекта затухания их можно было использовать только ограниченное количество раз, при этом действие каждый раз снижалось. Первую категорию применяли в лечении строго по назначению профильного врача. После нескольких применений переходили во вторую категорию и их выкупали салоны красоты для терапевтических целей. Когда эффект снижался до 3 категории их можно было приобрести для личного пользования.

Домашней терапии хватало всего на несколько часов, и, на взгляд Стефана, проще было посмотреть хороший фильм, чем держать дорогостоящее оборудование. Однако многие считали это обязательной процедурой после рабочего дня и чуть ли не решением всех проблем. Особенно это пользовалось популярностью среди студентов, творческих личностей и офисных работников.

Все было бы хорошо, если бы ни сложности с получением первоначальной копии Эмпатрицы.

Аппаратура стремительно развивалась по классической схеме от большого к малому, от дорого к дешёвому, но с человеческим фактором так не получилось. Для снятия копии нужен был физически и психологически здоровый человек с сильной природной энергетикой. Часть датчиков располагалась на теле, которые носили не меньше недели, а в мозг вживлялся специальный чип. Людей, транслирующих свои эмоции, называли Акумо по имени первого человека, с которого успешно сняли Эмпатрицу.

40-летнему японцу после несчастного случая, была сделана операция по вживлению бионических глаз, имплантация некоторых конечностей и органов. Чтобы оплатить дорогостоящую операцию он согласился участвовать в эксперименте. В результате чего смог вернуть слух, зрение и возможность ходить. Он был очень счастлив, а человечество получило первые несколько удачных снимков. К сожалению, после этого психически здоровым Акумо прожил недолго.

Как показали дальнейшие исследования, снимать Эмпатрицу можно не больше одной с человека, таким образом, пытаясь максимально избежать побочных эффектов. У людей развивались психические и физические заболевания, проявления были индивидуальны и до конца не прогнозируемые. У трети Акумо в течение месяца после снятия копии (трансляции) эмоций были случаи «запредельной комы».

Наконец, не так давно на основе оригиналов смогли создать искусственные симуляции, что позволило в сотни раз увеличить время пользования, но добиться результата выше 3 категории пока не удавалось. Простые потребители считали, что эффект воздействия зависит от правильно подобранных характеристик и совместимости человека с Эмпатрицей. Частные мастера дружно сменили ряды астрологов и им подобных, салоны красоты включали обязательные процедуры биоэнерготерапии, всевозможные целители и духовные практики учили получать всплеск положительных эмоций и энергии без применения техники.

С созданием нового направления появилась необходимость разработать основу идентификации Эматрицы в целях раскрытия, расследования и предупреждения преступления. Отдел считался экспериментальным, часто приходили и уходили новые люди, но Стефан и Джон работали с самого основания и считались первопроходцами этого направления криминалистики. В основном они определяли категорию и на основе компьютерного моделирования влияние Эмпатрицы на человека. Но всегда старались получить как можно больше параметров для анализа и следили за всеми последними новостями в этой области.

***

Заехав по работе еще в несколько мест и наконец, вернувшись в отдел, он застал небывалый ажиотаж. Посередине комнаты лежали какие-то коробки, а Джон, с азартом что-то распаковывал.

– О! Стефан! – радостно воскликнул коллега при его появлении – Как съездил? Ел? Как тебе все это? – Он, широко развёл руками охватывая беспорядок. От суеты его волосы были растрёпаны, а узкое лицо лучилось азартом.

Стефан усмехнулся и ответил на все вопросы сразу:

– Отлично! Ничего, только кофе выпил.

– Тогда пошли! – сказал Джон, не прекращая расставлять приборы. - С утра все было как обычно, а потом из главной лаборатории перенаправили срочный запрос на экспертизу нескольких Эмпатриц. Я, конечно, напомнил, что мы сделаем все возможное, однако, у нас не настолько мощная техника, чтобы получать быстрые результаты. Удивительно, но не прошло и пары часов, как доставили несколько новых модулей! - Он покачал головой, будто случилось нечто невозможное. - Твой аппарат стоит вон там, справа в углу

- Какой мой аппарат? - Недоуменно переспросил Стефан.

- За которым ты ездил в магазин! Доставка у них скоростная, нечего сказать!

Стефан, не веря словам коллеги, тем не менее побежал смотреть, что именно доставили. Внутри коробки был психофизиометр 15ИЭ, а так же статьи, документы и записка с пожеланием благополучно продолжить опыты.

– Кстати, я уже посмотрел, что нам привезли на экспертизу, оттиски нестандартные. – Джон махнул рукой в сторону стола, на котором в ряд было выложено несколько дисков. – Наконец-то дали что-то интересное, да еще и так удачно вместе с новым оборудованием!

Стефан взял в руки первый оттиск и, подключив к одному из модулей психофизиометра, стал считывать предварительные данные.

– Выглядит так словно у неё не один слой, а минимум два.

- Да, мне тоже это сразу пришло на ум. У меня уже есть теория, что реальные эмоции наложили на синтезированные. Надо рассчитать каждый уровень и попробовать запустить программу компьютерного моделирования. Посмотрим, что получиться.

Всю неделю, Джон и Стефан провели за активной работой - они анализировали, консультировались, изучали, но однозначных результатов получить в итоге не удалось. Оттиск эмоций давал высокие показатели, однако, многие данные были не характерны для взрослого человека. Предположив снятие Эмпатриц с детей, часть спорных результатов срочно направили на исследование в главную лабораторию ГПМУ.

Они постарались максимально быстро привести в порядок все текущие дела, чтобы в дальнейшем на них не отвлекаться.

-Как же я устал. – Джон потянулся и откинулся на спинку кресла. Когда Стефан пришёл на работу он уже был тут и выглядел так, словно и не уходил.

- Иди, прими дозу – усмехнувшись, он кивнул в сторону излучателя.

- Ага, я смотрю, ты такой радостный и бодрый с утра, словно уже принял! – парировал он. Они часто шутили подобным образом, особенно насчёт редких Эмпатриц, про которые слышали, но пока ни разу не получили на исследование.

- Кстати, ты знаешь, что открыли новую выставку Уила Джойса? – спросил Джон.

- Да, я все хотел рассказать! Не так давно случайно встретил его в антикварной лавке, но не сообразил попросить автограф. И кто бы мог подумать, что он неожиданно станет событием года!

- Говорят что-то потрясающее. Он вывел шоу световых галакартин на новый уровень. Наверное, не зря так долго не показывался на публике, ему удалось всех удивить. Очень много сил и эмоций вложил. – Джон улыбнулся. – Шоу называется «Живое море».

Он был большим поклонником световых картин и дома имел специальное полотно с несколькими фонариками-кистями. Именно он в своё время познакомил Стефана с творчеством Джойса.

– В темноте появляется огонёк, - одухотворенно продолжал он – начинает светиться картина, потом трансформируется, гаснет, взмах кистью и вплетается новый сюжет, более яркий, насыщенный, как сама жизнь. – Джон прошелся по комнате с мечтательной улыбкой. – Лучшие её моменты, конечно.

К обеду приехал полицейский и сообщил новости: утром в результате операции нашли подпольную лабораторию с животными. Он доставил часть оттисков на экспертизу. Также чуть позже должны были привести все остальное.

- Что-то последнее время сплошная суматоха – сказал Стефан, когда за полицейским закрылась дверь. Джон бросился сравнивать новую партию с предыдущими образцами.

- Посмотри! Они очень похожи, но у всех есть отличия! Допустим, если это Эмпатрицы собак можно предположить разные породы и возраст? Как думаешь? – спросил он, пристально разглядывая показатели на компьютере.

— Вполне, эмоции собак где-то как раз на уровне ребенка развиты. Таким образом можно получить чистые первоначальные эмоции и как минимум повысить категорию. А вообще видимо в этой лаборатории ставили эксперименты по совмещению нескольких Эмпатриц. Получается теоретически можно наслаивать плохие на хорошие, животные на человеческие и создать ещё много других комбинаций!

— А это что? - Неожиданно воскликнул Джон.

Стефан заглянул к нему через плечо и увидел двухслойный образец с пометкой memini salio.

Джон сразу с головой ушёл в работу и уже ничего слышал. По большей части Стефану не хватало многих качеств, чтобы достигнуть его уровня концентрации и таланта. Поэтому в основном он был на подхвате и делал то, что Джон ему поручал. И всех вполне устраивало такое положение дел.

— Ну ладно, быстро закончу предыдущие расчёты и присоединюсь к тебе. - Он сел за стол и увидел мигающий индикатор, сигнализирующий о срочных новостях. Вездесущие журналисты уже прознали про подпольную лабораторию и сделали подборку сенсационных сообщений.

Через три дня пришли результаты из главной лаборатории. В заключении значилось: «С вероятностью в 80% можно установить, что представленные на анализ оттиски принадлежат животным». На основании этого, дело о подпольной лаборатории требовали срочно закрыть, так как волна публикаций-разоблачений нарастала с каждым днём. Новости постоянно пестрели сообщениями из разных областей, где непременно фигурировали Эмпатрицы. «Шокирующих акт в пользу защиты животных». «Происшествие на вечеринке звёздной пары». «Реакция известных творческих личностей не заставила долго ждать». «Признание телеведущей». «Куда смотрели правоохранительные органы?» «Шокирующие эксперименты над детьми-Акумо».

***

Невзирая на все это они продолжали исследования. Круглыми сутками экспериментировали то с одним, то со вторым слоем, и пытались подобрать всевозможные способы активизации одновременно обоих. Генератор не справлялся с нагрузками и со дня на день ждали дополнительное оборудование. Джон так погрузился в процесс, что часто оставался ночевать в отделе.

Как-то утром Стефан пришёл пораньше. Накануне наметились первые успехи и в предвкушении этого он не мог уснуть. Джон сидел в процедурном кресле, услышав, что кто-то вошёл, медленно повернулся. С виду он был спокоен и слегка улыбался, только глаза были широко открыты и неотрывно смотрели вперёд. Дополнительный генератор был вскрыт и подключён к основному блоку.

- Я понял, в чём было дело. – Сказал он. – Помнишь тот образец со странной надписью?– Получилось совместить оба слоя и активировать! Результат невероятный!

- Почему ты не подождал первого виртуального моделирования? Зачем ты сразу применил на себя? Подойдя к дисплею, Стефан посмотрел на данные компьютера.

- Да… Я хотел, но ждать полноценной виртуальной модели было очень долго... Я не ожидал, что будет такой сильный эффект. К тому же моя установка передаёт с искажениями, необходимо будет ещё много работать над этим. Сейчас тяжело делать какие-либо прогнозы, голова и тело переполнены, – он прищурил глаза. – Чувствую, как мелькают чужие видения! Представляешь, не только эмоции, но и воспоминания! Если сильно сосредоточится, могу увидеть, как шагал по склону горы, видел потрясающие просторы, закаты, что при этом чувствовал. Невероятное богатство красок и звёзды! Повсюду звёзды! – он поддался немного вперёд и уверенно посмотрел на меня. – Я точно могу сказать, что это Эмпатрица Эрл Вайта. Помнишь, про него одно время писали? Вероятно, оттиск был в той лаборатории, а потом попал к нам. – Вдруг он замолчал, словно прислушиваясь к внутренним ощущениям, потом неожиданно выпрямился, напрягся и грузно повалился на пол.

Стефан кинулся к нему и перевернул, он не дышал, пульс не прощупывался, а глаза смотрели в потолок и не реагировали на свет. Нажав на браслете кнопку экстренного вызова, попытался оказать первую помощь. Машина приехала всего через несколько минут, однако, спасти не удалось.

После этого он сделал несколько запросов, и через знакомого удалось выяснить, что известный путешественник Эрл Вайт сорвался со скалы и умер от остановки сердца не долетев до земли. В заключение о смерти Джона было указано, что он умер от инфаркта. Что именно привело к таким последствиям никто точно сказать не мог.

Однако, реакция начальства на происшедшее была соответствующей. А если конкретнее - то крайне жесткой. Получение эмоций было связано с большим риском, однако несмотря на это очень популярно. До конца законодательно оборот Эмпатриц ещё не был отрегулирован. Если станет известно, что таким образом можно получить ещё и часть памяти, будет сложно контролировать ситуацию и спрогнозировать последствия. Первые исследования в этой области привели к большим проблемам и смерти одного из ученых. Проект закрыли. И сейчас, после смерти Джона, в отделе начались проверки, допросы, документы и образцы изъяли, а Стефан был отстранён. Аппаратуру опечатали и должны были вывезти в главную лабораторию. Полиция рьяно проверяла организации в поисках двухслойных Эмпатриц. Все делаялось в строжайшей тайне.

- Прими мои соболезнования – сказал грузный человек, представившийся Грегом, начальником специального отдела, экстренно созданного для расследования этого случая.

- Спасибо, — глухо отозвался Стефан, не поднимая глаз. Он был очень подавлен и все время проигрывал в голове события последней недели. Что если бы… Если бы пришёл еще раньше… если бы ушли вместе… если бы остался…если бы…

- Поставь свою подпись, тут, тут и тут – Грег подсунул ему под нос бумаги. – Так… Хорошо, мы в последний раз осмотрим все, чтобы убедиться, что ничего не осталось. – Он виновато развёл руками – извини ничего личного. Так… ключи от сейфа, пропуск… пропуск, куда я положил твой пропуск. – Он стал проверять карман и вдруг из него выпал маленький предмет и остановился недалеко от Стефана. На автомате он поднял его и протянул Грегу. Это был небольшой кусочек деревянного карандаша закрытого серебряным колпачком.

- Спасибо. Так…куда же я положил твой пропуск… А! Так вот же он, - показывая пальцем на опустевший стол на котором лежал пропуск.

- Шеф, мы вынесли оборудование, сейфы опечатаны, можно ехать, — отчитался один из подчинённых Грега. Он закрыл дверь, и мы вышли на улицу.

Теперь Стефану некуда было приходить.

Он , проснувшись по привычке утром, спустился в магазин и присел за столик уличного кафе. Ещё было слишком рано для его открытия, но на улице уже было много людей спешащих на работу. Потягивая минеральную воду, почему-то опять вспоминал деревянный карандаш. Последние несколько дней эти мысли не давали ему покоя. Изучив всю информацию, он теперь хорошо разбирался где, какой и почём, можно купить. Конечно, в основном продавали пластиковый, но и деревянный был не такой уж редкостью. Стефан даже заказал себе несколько комплектов с разных сайтов. Как у Антиквара. Как у Грега. Почему он все время вспоминал про карандаш? Иногда казалось, именно мысли об этом помогли выйти из туманного оцепления после смерти Джона.

Часто заходил на страницу лавки, но там как было, так все и осталось. Видимо, у них сайт был такой же, как и вещи. Съездить туда ещё раз, но магазин был закрыт. Сквозь небольшую витрину на торце здания, можно было рассмотреть, что внутри пусто. Никакой информации, почему закрыто и куда все подевалось он нигде и не нашёл.

Из раздумий Стефана неожиданно вывел сигнал коммуникатора. На экране отобразилось сообщение о том, что на почту поступил мелкий пакет на его имя. Пункт меню доставки на дом или в ближайший почтовый терминал был не активен, видимо из-за очередных неполадок в системе. Он сразу выехал в указанное отделение, гадая по дороге, что это может быть. Распознавание идентификационной карты заняло почти 10 минут, наконец, индикатор загорелся зелёным и в открывшийся проём выехал небольшой пакет.

Ощущая странное волнение, непослушными руками снял упаковку и оторопел.

Это была двухслойная Эмпатрица с пометкой novum vultu.

№ 23 Дельфин

Когда из песка появилось тупое рыло подземного корабля, датчики совсем сошли с ума и стали показывать невнятную чушь, которая никак не соотносилась с моими представлениями о сигналах бедствия. Но что там сигнал SOS, если корабль – вот он! Несколько человек, по-моему, стервятники из банды Джока, уже вскарабкались на щиты и разматывали какие-то шнуры. Туша корабля была настолько огромна, что мне было тяжело рассмотреть, есть ли среди них сам главарь шайки.
Я же, наоборот, поспешил к корме, где потрескивал металл и воняло ацетоновыми выбросами.
Офицерский шлем с выводами респиратора и системы рециркуляции воды, был оборудован ретранслятором с хорошей разрешающей способностью, поэтому я мог видеть, как прошли последние группы универсального спасательного кода ещё до того, как машинное отделение услужливо распахнуло передо мной двери.
Коротко дунув в ультразвуковой свисток, я направил стаю мелких летающих дронов в систему коридоров машинного отделения, а сам поспешил нажать несколько клавиш на наручном пульте. Мгновенно пришел ответный сигнал от катера, который я оставил на холме. Толстый аварийный дрон заворочался возле люка, пытаясь протиснуться в проём, и мне пришлось снова выскочить наружу, чтобы протолкнуть его боком.
Всё, теперь люк можно закрыть и со всех ног бежать в рубку управления, пока Стервятники не натворили дел с экипажем. Выбравшись из машинного отделения, я остановился, оторопело уставившись на огромное пространство, которое открылось передо мной: вместо сот грузового корабля передо мной был огромный зал с явно выраженным «низом» и «верхом». Только через несколько секунд я понял, что передо мной спортивный зал. Правда, таких размеров, который я не видел нигде не только в кораблях, а даже на тренировочной базе в Стамбуле.
Это в корне меняло ситуацию: вместо захвата грузового корабля, в котором и трёх членов экипажа не наберется, мы теперь имели дело с нападением на пассажирский подземный лайнер.
Я остановился и начал судорожно вводить код прямо с наручной клавиатуры. Зеленое покрытие подо мной вздрогнуло, и я заторопился. Слава пещерным богам, код прошёл. Я несколько раз свистнул растерянным дронам под потолком и побежал вперед.
Только после того, как за стеной спортивного зала открылось не менее огромное пространство пассажирского салона, я понял, что имею дело не с туристическим пассажирским лайнером, а с яхтой. Правда, яхтой таких размеров, которые не мог себе даже представить.
Там, где должна находиться рубка, виднелось возвышение со сферой тактического монитора.
Стервятники были уже здесь. Пять невысоких фигур растеряно разглядывали татуированную задницу своего предводителя, которая как раз пыталась пристроиться между белыми разведенными ногами орущей и извивающейся пассажирки. Кроме неё, Джока и его прихвостней, никого видно не было.
Помощники Джока едва успели повернуться на шорох гусениц аварийного бота, как тот выдвинул турель и пятью точными выстрелами аннулировал угрозу с их стороны.
Джок ничего не заметил, пытаясь получить своё от длинноногой блондинки.
Поэтому, когда я схватил его за куртку и отбросил от неё, он заорал на меня:
- Какого чёрта!..
Но я протянул руку с зажатым пистолетом к его лбу и нажал на курок. Маленькая пуля разбила ему переносицу, но сохранила удивленное выражение его лица.
Блондинка в ужасе следила за мной.
- Простите, леди, но мне нужен пульт, а он под вами!
Я бесцеремонно стянул её на пол и занялся пультом. По моим подсчетам, в корабле никого не было, а вот снаружи меня ждали подельники убитого Джока.
Как я понимаю, часть лобовой брони, которая наползала на центральный люк, была взорвана, потому мне пришлось включить программу взрывной регенерации передних буров.
Корабль вздрогнул, и я ощутил легкое ускорение. Виртуальная сфера показала, что мы поползли в горизонтальном положении. Я нашел внешние датчики и вывел сигнал с камер на экраны.
Стервятники забегали вокруг корабля. Кто-то, более сообразительный, начал пристраивать блины бронебойных мин нам под брюхо. Но они ничего не успели. Сработала автоматика катера - он поднялся над небольшой равниной и рассыпал кассету противопехотных гранат прямо на корабль.
Мне показалось, что крики гибнущих проникли через броню, но это был только психологический эффект от разинутых от боли ртов и фонтанчиков крови, которые бесстрастно транслировались на сферический экран.
Раздался мелодичный перезвон – регенерация буров закончилась, и я запустил заранее заготовленную команду для автопилота.
Сфера показала легкий наклон, а датчики отключились. Я с облегчением снял с головы шлем и выплюнул загубник регенерационной системы.
– Офицер!
Блондинка тронула меня за лацкан кителя.
– Офицер, откуда у вас знаки Атрейдеса на форме?
Я отвлекся от пульта. Она стояла передо мной, с её плеч свисали остатки какой-то одежды из прозрачной ткани. Больше на ней ничего не было. Она не понимала, что всё ещё обнажена и доверчиво всматривалась в моё лицо.
У меня перехватило дыхание. Никогда ещё я не чувствовал ничего подобного. Смерть старого врага, убийство его подельников, захват корабля… всё это было слишком много для меня. А тут ещё обнаженная женщина, причём с такой внешностью… Внешностью, которая всегда говорила мне: эта женщина не для тебя.
Что-то произошло со мной, что-то непоправимое – я сделал шаг ей навстречу и сорвал с её плеч остатки ткани, обнял её и впился губами в белоснежную кожу её шеи.
Она задрожала в моих руках. Попыталась меня оттолкнуть, но я только крепче сжал её в своих объятьях. Она расслабилась.
Я отпустил её, отступил, но не смог отвести глаз от её лица. Мои пальцы пробежали по пуговицам кителя, и я начал снимать его. Мои глаза рассказали ей всё, что будет дальше.
– Думаю вы должны знать: меня зовут Виталий Атрейдес.


Я всегда любил Стамбул. Весной он весь покрывался пятнами тюльпанов: фиолетовыми., алыми, розовыми, бордовыми. Оттенки были настолько неестественные и великолепные, что само по себе установилось правило Весеннего Перемирия: купольники, жители Роя и такие песчаные крысы, как я, могли беспрепятственно гулять по развалинам азиатской части и любоваться как там, на другом берегу, буйствует подкормленное радиацией цветочное разнообразие.
Несколько лет назад в результате какой-то уж очень сложной мутации тюльпаны освоили прибрежные воды и в апреле, когда жара еще не высушивала всё вокруг, вся Босфорская река до самого Галатского перешейка зарастала огромными зелёными тарелками мясистых листьев водных тюльпанов. И в одну ночь из листьев выстреливали стебли с цветами. Цветами, которые светились в темноте и притягивали к себе мелких светящихся бабочек – их много расплодилось в последнее время вдоль берегов Черного моря.
Из-за своего месторасположения, а может потому, что турки были и остаются самыми лучшими торгашами на Земле, Стамбул стал крупным транспортным узлом. Челноки приводнялись каждую минуту, а рядом с устьем Босфора, где наклон морского дна уходил с батиаль, расположился большой купол. Конечно, и космодрому, и куполу было далеко до роскошных аналогов с экватора, но там не было тюльпанов. Там вообще не было связи с сушей – там и суши никогда не было.
- Да, теперь я понимаю… - тихо прошептала Гея.
Я усмехнулся. Когда я в первый раз попал на Галатскую набережную, я за секунду забыл о том, что у меня отобрали верный пистолет, а из мундира вычистили всё: и гарроту из правого рукава и гибкий пластиковый нож из воротника мундира.
Невозможно привыкнуть к зрелищу светящихся облаков - стай люминесцирующих бабочек, которые опускаются на рябую поверхность Босфора, чтобы опылить тюльпаны. Иногда ветер прорывается к воде и устраивает цветовой хаос в воздухе, но проходит несколько минут, и в этой сюрреалистической мути устанавливается порядок – тонкие нити насекомых протягиваются к куртинам своего цвета на поверхности воды, и тогда мы видим, как из смешанных вод Мраморного и Черного морей вырастают бутоны на тонких ножках. От воды – и к самому небу.
- В мире, где средний возраст жителя поверхности составляет двадцать лет, тяжело представить себе место, где люди думают о чем-нибудь другом, кроме смерти.
- У нас в Рое средний возраст около ста десяти ваших лет.
Она виновато посмотрела на меня:
- Моя прапрабабушка рассказывала о Турции и её роли в войне.
Я пожал плечами.
- Я не турок, я – русский.
- О! Ты знаешь русский язык?
- Так, только пару слов. Немецкий знаю хорошо – родители на немецком дома разговаривали.
- А что с ними?
Я равнодушно пожал плечами:
- Погибли, когда мне было шесть.
- Сочувствую.
- А не надо – иначе меня бы продали на органы. Как моих шестерых братьев и сестричек.
Мы как раз спустились к остаткам Галатской башни, и толпа стала плотнее. Видимо, поэтому она сильнее прижалась ко мне.
- Скоро уже?
- Да, сейчас будет проход на набережную, там нас точно заставят пройти через сканеры. Думаю, после этого у нас будет двадцать минут: в такой толпе, даже зная, что мы здесь, поймать нас будет непросто. А выходов огромное множество, и они не охраняются – гибкие иглы.
- Да, у нас тоже есть такие.
Выходы из гибких пластиковых игл были очень популярны во всех питейных и развлекательных заведениях мира – длинная шерсть легко гнулась в одну сторону, и ты проскальзывал сквозь неё, но при попытке пройти в обратную сторону иглы пружинили, и от их остроты зависело – либо ты попросту упрешься в мягкую щётку, либо истечешь кровью за пару минут от многочисленных сквозных уколов – длина игл была около метра.
Многие не спускались ниже. В принципе, и с такого расстояния была хорошо видна панорама залива. Но для тех, кто всё-таки спустился, – для них открывалось зрелище более примечательное, чем буйство любви и сожительства бабочек и цветов.
Раздался дружный выдох толпы, и я заторопился, подхватил Гею под мышку и стал проталкиваться сквозь толпу на набережную.
Мне удалось за минуту проскочить сквозь ворота детекторов, и я заметил, как на секунду паутинка лазерных лучей опустилась на лицо Геи.
За воротами было чуть свободней, и мы преодолели несколько сотен метров до высокого променада раньше, чем выпрыгнул первый дельфин.
Он взвился в воздух на несколько десятков метров, его голова раздулась до такой степени, что узкое тело в секунду стало похоже на гигантского головастика. Он врезался в светящуюся стену бабочек и оставил за собой мазок черноты, обозначив траекторию своего прыжка и с лопающим звуком упал в заросли тюльпанов.
Толпа разразилась приветственными криками и аплодисментами.
Новая черная молния взвилась из воды, собирая бабочек и ломая тюльпаны. Ещё, и ещё одна. Толпа взревела, на площади воцарился хаос. Многие пары опустились на колени, и мужчины пристроились позади своих женщин, чтобы войти в них и оплодотворить именно сегодня, сейчас.
На наше счастье было множество тех, кто не торопился – зрелище должно было длиться всю ночь, кроме того, большинство занимались сексом стоя, иначе нам было бы тяжело пройти к выходу.
Гея задрожала в моих руках, но я прошептал ей на ухо: «Позже!» – и заторопился к лестнице. Вот иглы ласково обволокли нас, и я потянул Гею к ступеням. Всего несколько шагов под землю, и мы оказались в транзитном туннеле. Пневмопоезд пришел секунда в секунду, и мы ввалились в своё купе, срывая с себя одежду.
Следующая остановка – Купол Британия.


Когда я родился, наша пещера представляла собой огромный детский сад: только братиков и сестричек у меня было шесть (на самом деле их было гораздо больше, как я теперь понимаю). Мы с утра до вечера носились по тоннелям, а каждое утро и вечер нас выводили на поверхность, где мы пробегали несколько километров по дну неглубокого ущелья. Оно располагалось точно по линии запад-восток, так что ласковое утреннее солнце пустыни превращало нас в стаю загорелых до черноты обезьянок.
Никто нас ничему не учил, так что мой пытливый ум сам искал себе сенсорную нагрузку: никаких видео-игр у нас не было, видимо, чтобы мы не портили себе зрение и вели активный образ жизни, но у родителей имелся примитивный компьютерный терминал, через который они в основном переписывались с родственниками и заказывали продовольствие и вещи.
Я был самый младший, и, как я теперь понимаю, зачат был не по плану – во всяком случае, мать часто раздавала мне подзатыльники чаще других, а отец старался не замечать.
В один прекрасный день (а теперь я знаю, что он был прекрасным), в глубине оврага земля задрожала, и из неё показалось веретено большого транспортного корабля.
Родители, ничего нам не объясняя, погрузили нас в тесную соту каюты. Мы были растеряны, но доверчивы в своём непонимании. Прошло несколько часов темноты, в течение которых мы успели вдоволь выплакаться и изгадить пол мочой и калом, как двери соты открылись, и нас вывели из корабля сразу на широкое пространство. Родителей там не было. Были люди в комбинезонах, были арки сканеров, были коридоры, в которых нас обдавало водой и пеной, и были коридоры, в которых нас сушили теплым воздухом.
Голый, сухой и чистый, я оказался в комнате, где нам на головы надели шлемы виртуальной реальности. Прямо передо мной возникли кубы и шары разного цвета. Помню, как я сразу увлекся тем, что сопоставлял цвета и грани с местом расположения фигур, и едва только мне начинало казаться, что я понимаю, что и где должно находиться, как картинка менялась, фигуры дробились, становясь всё меньше размерами, а их количество увеличивалось. Это увлекало и раздражало одновременно.
Так продолжалось долго, и последняя картина была очень сложна и подвижна, и мне до сих пор во сне кажется, что я понял логику игры, и знаю, какое задание должно быть следующим.
Иногда я просыпаюсь в слезах от того, что мне кажется, что пойми я и реши последнюю задачу, как мир изменится. Все будут счастливы, а мои родители будут любить меня и братьев с сёстрами, а не растить нас на убой, пользуясь единственным доступными для них ресурсами для зарабатывания денег – утробой матери и беспринципностью отца.
От задач меня отвлекли звуки взрывов, а потом экран погас. Я снял шлем, но в комнате было темно. Шум взрывов нарастал, а потом стих. Я оказался в полной тишине и темноте.
На ощупь нашел дверь и открыл её. Мне в нос ударил запах пыли и пожара, тело ощутило его жар.
Видимо, моя комната оказалась смежной с наружной стеной пещеры, и это спасло мне жизнь: сделав несколько шагов к свету, я обнаружил пролом в каменной стене и выкарабкался наружу. Там, всего за несколько минут я узнал, что солнце в пустыне ласковое только по утрам и вечерам.
Там я нашёл своего первого друга – старого аварийного бота, потерявшего свой подземный корабль.


Стены нашего купе разошлись, и вместо обычного запаха морской воды и хлорки в каюту проникла едкая вонь пороха и дерьма. Несколько высоких фигур в броне заслонили световой проём, но я успел увидеть лужи крови и разбросанные части оружия на полу станции. Всё как я и предполагал.
Из ретранслятора на груди одного из военных раздался вежливый приказ:
- Леди Гея, сэр, будьте добры, переоденьтесь в защитные костюмы. К сожалению, сейчас здесь небезопасно.
В узкое купе впихнули похожую броню, но только окрашенную в оранжевый цвет, – защита и путы одновременно – такую броню используют для транспортировки преступников и важных свидетелей.
- Быстрее, пожалуйста!
Видимо, не судьба была мне в этот раз насладиться экскурсией в подводный мир Атлантики. Не прошло и часа, как космический челнок вышел на орбиту Земли и пристыковался к Первой Транзитной Станции Роя имени Джорджа Вашингтона. Там мне бесцеремонно отключили подвижность суставов брони и, как куклу, забросили в темный трюм без намека на гравитацию. Там подвижность суставов восстановили, и я познал опыт первой пытки состоянием сенсорной депривации.

Невесомость и нательная броня как будто нарочно созданы для пытки сенсорной депривацией: броня не даёт тебе прекратить дышать, её регенерационная система снабжает тебя всем необходимым без твоего участия, динамики и экран перед глазами не дают тебе возможности различать звуковые и визуальные галлюцинации с тестами и вопросами проводящих допрос; она не даёт тебе возможности нанести себе увечья, а невесомость в абсолютной темноте сводит тебя с ума всего за несколько часов.
Броня имеет датчики. Датчики температуры, датчики кислорода в крови, датчики суставов, которые помогают тебе шевелить руками раньше, чем ты ими шевелишь, датчиками движения глаз, для работы тактического монитора. Датчиками на кончиках пальцев, для ввода на виртуальной клавиатуре. Идеальный детектор лжи.

- Кто ты? Как тебя зовут?
- А кто спрашивает?
- Тебя спрашивают или ты забыл, как тебя зовут?
- Может быть, тебя зовут Джон?
- Леннон?
- Ха. Ха. Ха.
- Ты ещё не забыл, как тебя зовут?
- Может быть, Атрейдес?
- Кто такой Атрейдес?..

Перед моими глазами возникает сокол и щит. Я разглядываю во всех подробностях лацкан своей формы.
Я гордился ею – мне пришлось три года заниматься на турнике, чтобы вырасти до её размеров. Я снял её с прекрасно сохранившегося трупа. Только со второй попытки у меня получилось прекрасно сохранить труп аварийного офицера.
Я до сих пор не понимаю, как мне удалось выжить в шестилетнем возрасте: видимая цепь случайностей не поддерживалась запасными ходами судьбы, альтернативными вариантами, планами «В» и «С», которые я создавал затем в изобилии.
Я пролез в проём пещеры и угодил в объятия сумасшедшего аварийного робота, который забросил меня в отсек для спасённых пассажиров и пополз в тот же проём обратно. Вскоре он набросал туда несколько оторванных голов, зачем-то добавил к ним моток внутренностей и выполз обратно. Он нашёл уцелевший туннель пневматической дороги, вывалил меня и головы на его скользкий пол и начал нарезать круги вокруг. Круг за кругом, час за часом.
Если бы до этого на меня не надели шлем с экраном, не заставили решать пространственные головоломки, я бы не догадался о том, что голубым экраном со странными символами на борту робота можно управлять.
Был голубой экран. Были символы под ним. Был мигающий курсор. Когда я шёл за роботом и нажимал на символы – появлялись несколько новых групп знаков, каждая группа начиналась с того значка, который я нажал, будто бы подсказывая мне, что есть три варианта действий. Когда я не повторял следующий значок – варианты исчезали.
Я нажал на символ «S» и выбрал вариант «STOP», когда солнце уже перестало освещать туннель, а головы начали ощутимо вонять. Робот остановился.

У серии допросов с помощью сенсорной депривации есть несколько неприятных особенностей, одна из них заключается в том, что допрос прерывается, и тебя ведут на собеседование с реальным человеком.
Так вот, если после первого допроса и собеседования тебя снова засовывают в броню и подвешивают в невесомости, ты начинаешь общаться с образом собеседника, с той галлюцинацией, которую создал твой мозг.
Потом, встречаясь с этим человеком, в первый момент ты зависаешь в нерешительности, или тебя накрывает волна ужаса: вдруг тебе на самом деле только кажется, что допросы прекратились и ты прожил некоторое время в реальной жизни? А может быть, ты всё так же висишь в камере, закованный в броню и ждёшь новой порции общения с голосами и образами.

С отцом Геи я познакомился именно тогда. Хитрая сволочь, теперь он до конца жизни будет пугать меня своим видом. До конца моей жизни, а не его, к сожалению.
- Бедный мальчик! Никаких Атрейдесов нет, – это стандартный шеврон команд по спасению в пустыне, а имя выдаёт компьютер случайным образом.
- Я догадывался об этом. Видите ли, мои родители так и не дали мне имени.
- А как вы друг друга называли?
- Никак, у нас это не было принято. Имена были только у родителей. Мы думали, что так надо.
- А сами себе имен не придумывали?
- Нет, отец бил нас за это.
Мой собеседник бы невозможно стар для Земли – он был седой, морщинистый и грузный. Я видел таких только в фильмах и в рекламе воды.
Мы беседовали с ним в большой комнате, одна из стен которой открывала великолепную панораму на обратную сторону Луны. Я знал, что она обратная, потому что кратера Коперника на ней не было.
- Я практически уверен в том, что Гея здорова, и что у тебя не было возможности провернуть какую-то пакость с её генами.
- Могу вас заверить, что она будет здорова до тех пор, пока я жив.
- А что будет, если ты умрёшь?
- А вы проверьте.
Старая игра с захватом заложников вошла в свою завершающую стадию: началась торговля. Уже сто лет, как стандартным ходом похитителей было отсутствие страховки: убийство заложников всё еще практиковалось, но гораздо прибыльнее и интереснее было заражать жертву и обеспечивать себе и своим потомкам безбедную жизнь в Рое. Некоторые яды и уродства проявляли себя только в следующем поколении. Или – через одно поколение.
- Ты рискуешь, мальчик! Я знаю, что в этом мире ты одинок.
- А вы проверьте!
Тогда он встал и вышел из каюты, а меня снова засунули в броню и кинули в комнату к призракам.


Когда я подчинил своего первого бота, мне было всего шесть лет. Я узнал об этом в своё шестнадцатилетие. Как и то, что мои родители умерли в тот же день, когда должен быть умереть я – конкуренты зачищали всю схему, начиная с фабрик-инкубаторов и заканчивая питомниками.
Мой отпечаток ладони и фотография сетчатки сохранилась в их базе данных.
Их ошибкой было стать самым крупным предприятием в регионе Черного моря – я решил, что начну с него, а потом выкорчую их коллег поменьше.
Эта победа обошлась мне недёшево: погибли все дроны, и был момент, когда я подумал, что и боты будут уничтожены все до единого. Но я выиграл.
Это была горькая победа: когда я узнал, что родители погибли, и я не смогу задушить их собственными руками, я плакал несколько дней подряд, а потом провалился в пучину такой депрессии, что Боту пришлось вводить мне питание внутривенно. Но я выжил.
Только зачем?
- А как ты подружился со стервятниками Джока?
- О! Это была замечательная история о том, что заниматься сексом с роботами так же интересно и поучительно, как и небезопасно!
- Шутишь?
Гея удивленно посмотрела на меня.
- Ты занимался сексом со своими роботами?
Я засмеялся:
- Я – нет, а вот Джок занимался! Он вообще занимался сексом со всеми подряд. Ты обратила внимание, что у него в банде одни мужики?
- А, так они…
- Нет! Во всяком случае – не все. Просто женщины у них не задерживались. Я тебе потом расскажу.
- А если серьёзно?
- Ну, если серьёзно, то мне нужна была банда, чтобы навесить на них пиратство. Когда подземные корабли начинают пропадать без вести – люди просто перестают собирать нефть в этой части пустыни, а если их попросту грабят с помощью имитации сигнала SOS – это для всех понятно.
Гея встала с дивана, чтобы принести мне кофе – она знала, что я пью кофе на ночь. Животик под её туникой заметно округлился.
Она принесла кофе и солёной воды, как я люблю, и снова пристроилась рядом.
- Над чем работаешь?
– Да вот, думаю, что бы я сделал, если бы захотел уничтожить Землю с помощью астероидов, которые собирает твой отец.
- И что бы ты сделал?
- Ну, я бы точно изменил программу, не так, как это сделал последний мудак: это было глупо - разгонять их сразу в сторону Земли, а не Роя.
- А как бы ты поступил?
- Я бы поиграл ими в бильярд где-нибудь у границ системы. Правда, атака была бы лет через сто, а не завтра, но зато – со всех сторон сразу.
Гея, погладила меня по щеке и сказала:
- Я всегда говорила отцу, что в пустыни живут самые умные бандиты, а он всё советовал мне заарканить купольника!

№ 24 Перекрёсток из голубого мха

В 1991-м году страну лихорадило. На окраинах гибнущей империи полыхали вооружённые конфликты. В продуктовых магазинах небольших городков, на полках красовались лишь кабачковая икра да берёзовый сок. Процветали стихийные рынки; уродливые ларьки заполонили газоны и дорожки. Демократы обещали, коммунисты предупреждали, а народ увлечённо создавал себе новых кумиров, взамен павших и развенчанных.

Тем не менее, жизнь продолжалась.

Четвёрка неразлучных друзей, студенты выпускного курса Новосибирского Электротеха, традиционно отмечали майские праздники, сплавляясь по реке. В этот раз выбор пал на Алтайскую речку Катунь. Маршрут, в общем-то, несложный: больше подходил для любителей, коими студенты себя отнюдь не считали. Друзья поддались на уговоры алтайских ребят с физтеха – и не пожалели. Нетронутая природа горного края завораживала, ароматы пьянили не хуже вина. И даже записной краснобай Костя Громов присмирел, созерцая монументальную, царственную красоту гор.

Бурные пороги сменились относительно спокойным участком, и друзья принялись высматривать место для будущей ночёвки. Впереди, на крутом повороте реки, показался пляж – маленькие, но упорные волны за долгие века превратили острые камни в гладкую гальку. Единодушным решением, катамаран был направлен к пляжу и гостеприимной рощице, явно давшей приют многим компаниям туристов.

Не успели студенты причалить, как с обрывистого правого берега донёсся звонкий детский крик, а после – всплеск. Маленькая девочка отчаянно сражалась со стихией, но дно было слишком глубоким, овраг слишком крутым, а течение слишком сильным.

Четвёрка бросилась на выручку. В месте, где фигурка показалась в последний раз, Олег Пятов перевалился через борт и скрылся под водой. Девочка стояла на дне в полный рост и зачем-то цеплялась за водоросли. Глаза её были широко раскрыты, но спокойны, словно она прогуливалась по весёлой городской набережной, а не тонула в ледяных водах горной реки. Пятов вырвал клок водорослей с корнем, прижал к себе кроху и с силой оттолкнулся от дна.

Малышка быстро пришла в себя, выпустила водоросли и обняла спасителя за шею. Олег в два взмаха оказался у берега и выбрался на камни. Остальные кое-как втащили катамаран на валуны чуть ниже по течению.

Спасённую укутали в шерстяное одеяло, и принялись распаливать костёр. Пламя лениво, нехотя карабкалось по влажному валежнику, норовя погаснуть и вдруг – ярко, словно посыпанное порохом вспыхнуло. Сема Кирякин, собиравшийся раздуть огонь, отшатнулся от неожиданности. В это же мгновение на полянку, бесшумно проникнув сквозь густой, непролазный кустарник, выпрыгнул человек. Мужчина лет пятидесяти, в самодельной кожаной куртке, крепких, но потёртых джинсах и дорогих американских кроссовках «Найк» ринулся к девочке.

Таинственный гость обнимал малышку, гладил по волосам и что-то ласково приговаривал по-тюркски. Убедившись, что с девочкой всё в порядке, мужчина поднялся и с достоинством поклонился каждому из студентов.

— Товарищи! Вы спасли самого родного для меня человека – племянницу Надюшку. Я буду благодарен вам вечно. А теперь тушите костёр и берите рюкзаки. Сегодня вы будете ночевать в моём доме.

По широкому монгольскому лицу трудно было прочитать эмоции. Но тон – в нём смешались и предчувствие горя, и радость повторного обретения близкого человека, и искренняя признательность, и Бог знает какие ещё чувства. Когда говорят таким тоном, отказать невозможно.

Дом оказался всего в полукилометре от Катуни. Одинокая изба из толстых ошкуренных брёвен на поляне, у задорно журчящего ручейка. Рядом – тщательно ухоженный огород сотки на четыре. Над каменным дымоходом вился дружелюбный белый дымок.

Хозяин молча пропустил студентов внутрь. В сенях хранилась обувь и верхняя одежда, а также пучки трав, подвешенных к потолку.

Дом был чистым и светлым. Чуть ли не четверть главной комнаты занимала огромная русская печь, сверкающая свежей побелкой. Стены завешаны коврами – дорогими, явно ручной работы. Шкаф с книгами, массивный деревянный стол по центру, две лавки, кровать под окнами у левой стены – вот и вся мебель. На правой стене, поверх ковров крепились резные деревянные фигурки, лук со стрелами и несколько кинжалов и мечей, то-ли старинных, то-ли сделанных под старину.

Мужчина унёс девочку в небольшую комнатку, явно пристроенную в последние годы, переодел в сухое и уложил спать.

— Всё нормально, Надюшка не простудилась. Итак, товарищи студенты, добро пожаловать! Меня зовут Кожуг Салманаевич Чинатов. Случайным людям сказал бы, что работаю лесником, но вам открою правду. Я шаман.

Друзья переглянулись. Крепкий мужчина, внешне напоминающий гордого индейского вождя, пришёлся по нраву всем. И вдруг признался, что занимается шарлатанством! Чтобы не обидеть хозяина, парни не стали заострять на этом внимание. Каждый из них коротко представился.

— Олег Пятов, Александр Савченко, Константин Громов и Семён Кирякин, - медленно повторил шаман и направился к печке доставать еду. – Спортсмены, хорошисты, будущий костяк советской науки и промышленности.

Хозяин поставил на стол два больших горшка – с тушеным зайцем и вареной картошкой.

— Всегда готовлю много. Что не доедаем, отдаю зверям в лесу. Одну минутку.

Он вышел в сенцы. А вернулся с пузатой, запылённой бутылкой коньяка «Арарат» двадцатилетней выдержки, и торжественно водрузил её между горшками.
Кожуг Салманаевич поведал свою историю. Он окончил факультет геофизики Новосибирского Университета с красным дипломом. Работал геологом на Дальнем Востоке, защитил кандидатскую. А к сорока годам почуял зов неких сил. Думал, что сошёл с ума, очень переживал. Боролся. Ради эксперимента, всё-таки приехал сюда, к дому, которого не было ни на одной карте. Его ждал шаман. Старик Суртеч Мунатович пять лет обучал преемника всем премудростям, а потом ушёл к духам. Два года тому сестра с мужем разбились, и шаман взял Надюшку на воспитание. В свои пять лет девочка освоила программу второго класса.

Рассказали о жизни и четверо друзей. И открылись даже в том, что скрывали обычно и друг от друга. Коньяк ли так действовал, или загадочный геолог был ещё и психологом, а может – эмоциональное напряжение требовало выхода.

Ближе к полуночи, шаман, на которого алкоголь вообще никак не повлиял, предложил друзьям выбрать любой подарок в его доме. Он указал на холодное оружие и заявил, что владельцами мечей и кинжалов были потомки Чингисхана. А небольшой, скромный на вид нож принадлежал самому Тимуру.

Студенты подошли к стене и принялись недоверчиво рассматривать коллекцию сибирского отшельника. Если он говорил правду – таким вещам место в столичных музеях, а не в таёжной глуши. Разгорелась дискуссия: стоит ли брать дорогую вещь или правильнее будет обойтись деревянной фигуркой, выструганной дядей спасённой девочки?

— Любой подарок, говорите? – Олег стоял в сторонке от друзей и был задумчив. – Тогда я прошу у вас, Кожуг Салманаевич, духовный дар. Я хочу познать нечто не вписывающееся в традиционную материалистическую картину мира. Вы ведь шаман, не так ли?

Повисла тишина. Остальные ребята вернули сувениры хозяина на места и сгрудились в углу. Они чувствовали себя неловко: зря Олег вот так, в лоб. Теперь Кожугу Салманаевичу придётся оправдываться, уходить от темы, отшучиваться – или делать вид, что не расслышал. В любом случае, дружественные отношения будут разрушены. Но вышло иначе.

— Я исполню твою просьбу, Пятиборец. Сдвигайте стол к стенке, я вернусь через пять минут, – и покинул дом.

— Парни, откуда он знает кличку Пятова? – Костя высказал мучивший всех вопрос.

Каждый готов был поклясться, что не говорил прозвище Олега Чинатову.

— Мы выведем его на чистую воду. Пусть он и гостеприимный хозяин и неплохой человек, но заниматься мошенничеством и шарлатанством – неправильно. Не по-советски это! Может быть, ему удаётся обманывать местных крестьян, однако, на нас его фокусы не подействуют! – Пятов был не преклонен.

Спорить с ним, особенно выпившим – дело бесполезное.

Друзья расчистили центр комнаты и с удивлением заметили, что помещение – отнюдь не маленькое. Как два зала стандартной «трёшки» в новых девятиэтажных домах.

— Итак. Товарищи Пятиборец, Шурик, Гром и Лещ, делайте то, что я скажу, и получите свой духовный дар, – заявил вернувшийся шаман. В руках он держал холщовый мешочек.

—Откуда вы знаете клички?

— Мы и однокурсникам-то не говорили!

— Кто вам…

— Это ерунда, – хозяин махнул рукой и туманно пояснил, – прозвище человека лежит на самой поверхности. Ложитесь на пол, на спины. Так, чтобы образовать квадрат.

Пока студенты укладывались, Кожуг Салманаевич развязал мешочек и достал оттуда длинную курительную трубку, пакетик с травами и пучок ярко-голубого сушеного мха. Набил люльку, тщательно трамбуя травы, и отложил трубку в сторону. Затем бережливо надёргал мха и насыпал, в пустоте между лежащими молодыми людьми, своеобразные дорожки. В итоге получился тонкий крест, соединивший четверых друзей. Он также подложил по щепотке мха под голову каждому студенту.

Закончив с этим, шаман раскурил трубку и наказал сделать по одной затяжке.

— Это поможет заснуть быстрее. Встретимся на той стороне.

Не успев спросить, что он имеет в виду, друзья провалились в сон. Убедившись, что все спят, шаман с удобством устроился на кровати и глубоко затянулся терпким дымком.

Студенты оказались на концах огромного креста из синего мха, висевшего в пустоте. Мох слегка пружинил под ногами, как резиновое покрытие на стадионе. Линии креста – метра три ширину и не менее трёхсот в длину. Далеко внизу, подобно чудовищам в морских глубинах, шевелились мутные тени. Явного источника света не было, словно светился сам воздух. На перекрёстке четырёх дорог стояли стол и пара лавок, точные копии мебели из дома Чинатова. Сам шаман восседал за столом, ухмылялся и призывно махал студентам. Одеты все были так же, как в реальном мире.

Студенты чувствовали себя не как во сне, а как в обычной жизни – вплоть до дыхания. Костя Громов ради эксперимента ущипнул себя за руку – и ощутил вполне реальную боль! Странно было ещё и то, что от алкогольного опьянения не осталось и следа.

— Это междумирье. Граница между реальностью и миром снов. Обычно человеческое сознание не задерживается здесь, пролетает за мгновение, – объяснил шаман, когда все собрались за столом. – Время здесь идёт с той же скоростью, что и на Земле. А вот внизу время может уплотняться в сотни раз.

— Что-то вроде коллективного транса или гипноза? – Пятов нервничал и часто оглядывался. Ему очень хотелось проснуться.

— Что-то вроде. А теперь слушайте внимательно, – Кожуг Салманаевич достал из-за пазухи свёрнутый в трубочку чистый лист бумаги и огрызок карандаша. – С помощью этого вы сможете программировать сны. Придумываете сюжет, и записываете на бумагу краткое содержание. Важно, чтобы каждый написал хотя бы одно слово. К примеру, вы можете стать первыми космонавтами на Марсе или спасти принцессу от кровожадного дракона. Всё, на что хватит воображения. Хотите конкретные детали – пишите. После нужно прыгнуть вниз.

Саша Савченко поднялся и подошёл к самому краю дорожки.

— А что там, товарищ Чинатов?

— Память. Подсознание. Сны. И много чего ещё. Если кто передумает сновидеть вместе, то не берите в руки карандаш, сразу шагайте с обрыва и попадёте в обычные сны. В дальнейшем вы сможете путешествовать без моей помощи. Ложитесь квадратом, кладите мешочек с мхом под голову – я выдам – и засыпайте. Правила очень простые. Инженеры должны осилить.

Друзья пребывали в смятении. С одной стороны, понукаемое рациональным мировосприятием сознание отказывалось признавать происходящее реальным. Оно брыкалось, словно дикий конь, пыталось выстроить теории, одна нелепее другой. С другой – все органы чувств утверждали, что всё происходит на самом деле. Пока остальные боролись с дихотомией текущего момента, Костя Громов ударил кулаком по столу и заявил:

— Всегда хотел поучаствовать во взятии Берлина! Айда, братцы, наваляем фрицам!

И, высунув по неистребимой детской привычке кончик языка, принялся скрипеть грифелем. Согласившись, что глупо не попробовать, ребята внесли свои штрихи в сюжет будущего путешествия. Будучи технарями до мозга костей, товарищи, тем не менее, совместными усилиями сумели набросать сценарий. Как и все инженеры, они свысока относились к гуманитариям. А посему были неприятно удивлены тем, что обуздать собственную фантазию и впрячь её в рамки буковок, слов и предложений это трудная, хоть и не лишённая приятности работа.

— Да, на всякий случай я должен предупредить вас, – шаман молчал всё время, пока не была поставлена финальная точка, – остерегайтесь гостей из сумрака. Они охотятся на потенциальных магов, пока те неопытны. Но, в силу определённых законов духовного мира, чтобы привлечь нечисть, потенциальными волшебниками должны быть все вы, все четверо. А вероятность этого, выражаясь математическим языком – бесконечно малая величина. Или, если грубо – ноль.

Взявшись за руки, друзья вдохнули поглубже, словно перед прыжком в воду, и шагнули в бездну.




Бойцы-красноармейцы участвовали в штурме Берлина в составе 47-й армии 1-го Белорусского фронта. Они появились в этом мире три дня назад, двадцать пятого апреля сорок пятого года. Три дня студенты воевали, ели солдатскую еду, выполняли приказы, слушали гармонь сержанта Прокопенко и даже спали – в общем, самым непосредственным образом участвовали в знаменитом сражении. За исключением дыхания, всё в этом мире казалось настоящим – и боль, и усталость, и голод, и радость.

— Гром, в следующий раз будем брать Берлин уже в Рейхстаге, ладно? – кирпичная крошка и мелкие осколки щедро сыпались на шлемы товарищей.
Друзья скрывались за баррикадой и второй час ждали, когда отряд под командованием младшего лейтенанта Зверина зайдет в дом с фрицами с боковой улицы. Но лейтенант медлил, а у нацистов, орудующих пулемётом MG 42, всё не кончались патроны. Враги уже минимум дважды меняли ствол, но продолжали упорно держаться. Гранаты до позиции противника добросить было невозможно, танк сюда не мог добраться из-за узости улочки и завалов, а авиацию не использовали, чтобы своих не зацепить. Поэтому приходилось терпеливо прижиматься к куче кирпичей, металлических «ежей», бетонных плит и мебели, ожидая окрика от людей Зверина.

На боковой улице, почти одновременно взорвалось несколько гранат, и завязалась перестрелка.

— Пошли! – сержант Прокопенко командовал вместо офицера, осипшего и простуженного.

Товарищи вскочили на вершину баррикады – пулемёт молчал. Спустившись в несколько прыжков, они ринулись ко входу в подъезд, на ходу доставая гранаты. Две гранаты в помещение – и только потом можно входить. Сержант, выходец из-под Полтавы, не уставал повторять об этом.
Пыль, осев, обнажила кучи мусора, обшарпанные стены и стреляные гильзы. Пятиборец, первым ворвавшийся в здание замер от неожиданности. Под лестницей, здоровенный немец в форме капитана СС рвал одежду на теле молоденькой девушки – лет шестнадцати на вид. Бедняжка потеряла голос от ужаса и лишь вяло, бессильно стучала кулачками по плечам фашиста.

Осатанев от ярости, Олег, а за ним и остальные бросились в рукопашную на защиту девушки. Злость помешала им задуматься о том, что насильник и его жертва не выжили бы при взрыве гранат. Злость затуманила разум товарищей, и они не заметили, как мрачной радостью вспыхнули глаза гауптштурмфюрера и девчонки. Лица последних моментально преобразились: кожа потемнела, пошла багровыми пятнами и осыпалась. В глазницах клубился сумрак. Пятов попытался остановиться и расстрелять чудовищ из автомата, но было слишком поздно. Сзади напирали друзья и уже через мгновение все они оказались в когтистых объятьях жуткой парочки. Из глаз чудовищ хлынула тьма, заполняя окружающее, словно опрокинутые в воду чернила. Друзья почувствовали, что падают.




— Чёрт побери, – Шурик с трудом отлепил лицо от бурой, совершенно сухой и дурно пахнущей земли.

— Сдаётся мне, он только что сделал это, – возразил Семён, мрачно вглядываясь в небеса. – Вы видите то же, что и я?

Вверху, вместо привычно синего или пасмурного неба, плясал безумный калейдоскоп. Лица, предметы, пейзажи, звери, здания, деревья, отдельные части вещей, куски абсурдных картин, нечто трудноопределимое и просто разноцветные пятна. Частицы сумасшедшей мозаики плясали: то уменьшались, то увеличиваясь; то приближались, свисая каплями или сосульками, то отдалялись, образуя впадины и каньоны. Они перетекали друг во друга, смещались в разные стороны без всякой логики, растворялись. Менялся даже стиль изображений – реалистичный превращался в мультипликационный, затем в сюрреалистичный, а после – в кубистический и Бог знает какие ещё.

— Что-то не помню я такого эпизода в нашем сюжете, – Пятов, кряхтя, поднялся и помог встать остальным.

— Это всего лишь сон, – Костя похлопал по одежде, выбивая бурую, въедливую пыль. – Нам в любому случае ничто не угрожает. Надо думать, как выбраться. У кого-нибудь что-то осталось?

Студенты тщательно обыскали карманы и окрестную землю. Ни оружия, ни припасов – ничего.

— Эй, гляньте! Это же мой отчим! – Семён указал пальцем на одну из «капель», свисающих с психоделических небес.

Андрей Витальевич Кирякин, воспитывавший Сему с восьми лет, был шабашником и алкоголиком. Он часто бил жену и ещё чаще – пасынка. Когда бытовой тиран умер, на похороны кроме родственников не пришёл никто.

Словно почувствовав внимание, капля начала увеличиваться в размерах и вытягиваться в сторону четвёрки товарищей. Лицо Кирякина-старшего отдавало трупной синевой, глаза – неживые, рыбьи. Он скалил в гнусной ухмылке коричневые полусгнившие зубы. Изображение росло, вскоре показалась шея, туловище, руки и ноги.

— А вон там пауки, – Олега передёрнуло. Все знали, что бесстрашный по природе своей Пятиборец с омерзением относится к паукообразным. Кончики «сосулек» с жуткими мохнатым мордами и отсвечивающими фиолетовым глазами рыскали по сторонам. А потом нацелились точно на людей и начали тянуться к ним.

— Лично мне больше всего не нравится вон те змеи. Гадюки, кажется? – Костя Громов поморщился, глядя на увеличивающиеся в размерах сосульки с изображением змей, открывающих пасти с раздвоенными языками. – Зачем эволюция породила столь отвратительных созданий?

Капли и сосульки превратились в колонны и изменили направление. Теперь они стремились не к людям, а друг к другу. В месте их соединения образовался шар, на поверхности которого фигуры смешались, превратившись в невнятные пятна. Потом появился стук – нечто билось внутри, стремясь разбить скорлупу. Наконец, шар, словно новогодняя игрушка, сорвался вниз и разбился в паре сотен метров от остолбеневших студентов.

Из-под обломков выбрались около десятка отталкивающего вида тварей, внушающих больше омерзения, чем ужаса. Волосатое паучье тело размером с пони, восемь лап с острыми, как бритва крючками венчала голова покойного Андрея Витальевича с застывшей жуткой гримасой на иссиня-мёртвом лице. Сзади – болотно-зелёный змеиный хвост метров пятнадцати в длину и до метра толщиной. Паучьи туловища стали вертикально, и твари, зловеще и тяжело шурша, медленно поползли в сторону людей.

— Так, кажется я всё понял! – Пятов поднял вверх указательный палец. – Помните слова шамана на счёт охотников из сумрака? В Берлине охотники сцапали нас и зашвырнули в это проклятое место!

— А это значит, что мы все – потенциальные маги! – подхватил Костя. – Давайте-ка, соображайте, что делают волшебники в подобных ситуациях.

— Убегают? – Семён нервно поглядывал по сторонам. – Сейчас самое время рвануть.

Пятов обратил внимание, что Саша стоит в стороне, запрокинув голову, и глаза его наполняются страхом, а по лицу разливается смертельная бледность.

— Шурик, хватит! – завопил Олег и бросился к другу, сбивая того на землю. – Не смотри туда!

Но это уже не имело значения. С безумного неба падал куб из чистой, незамутнённой, угольно-чёрной тьмы. Куб, неторопливо вращаясь, рос в размерах. Пространство возле него выцветало, теряло прозрачность – мрак поглощал световые волны, выпивал фотонный коктейль без остатка.

Через несколько мгновений и людей и чудовищ накрыло покрывалом тьмы. Друзьям казалось, что они ослепли. Ночь была маслянистой на ощупь, плотной, точно нефть, но при этом не стесняла движений. Звуки же стали глухими, тихими, точно под водой.

Савченко, словно превратившись в дикого зверя, пытался сбросить с себя Пятова.

— Саша, успокойся! Тьма питается твоим страхом, и ты обязан сопротивляться! И все мы должны побороть кошмары! Мы инженеры, так нас распротак, а не сопливые детишки! В конце концов, мы офицеры запаса Советской Армии!

Голос Олега с каждым словом становился сильнее, громче. Он пробивался сквозь вяжущую тьму, обретал стальные, командирские нотки. Голос разрушил стену ночи, вырвался на волю и валом покатился по равнине. Он смял, растоптал нестройные ряды чудовищ, вдавил их в землю, расплескал по поверхности, превратив в испаряющиеся лужицы.

Мрак утратил монолитность. Он таял, истончался, разделяясь на отдельные облачка. Те клубились, втягивались внутрь себя и исчезали без остатка.

— Эм-м, в небо лучше не смотреть, – подытожил Костя.

— Интересно, это была магия? Ну, то, что сделал Пятов, - Сема помог встать Пятиборцу и пунцовому от стыда Савченко.

— Нет. Вот, что такое магия.

Голос принадлежал высокой, под два метра, даме в чёрном платье до пола. Серебряная маска изысканной работы скрывала её лицо, на руках были надеты перчатки цвета красной ртути. Рядом с ней стояли уже знакомые друзьям сумеречные охотники, на этот раз девушка тоже облачилась в форму СС. Каким-то образом парочка восстановила кожу на лицах. Позади нежданных гостей мерцала фиолетовым с чёрными прожилками арка.

Не успели товарищи обернуться, как из рук дамы ударили ветвящиеся, брызжущие искрами перламутровые молнии. Удар током отбросил товарищей на несколько метров и повалил их наземь.

— Пойдёте с нами добровольно или повторить? Учтите, с каждым разом будет всё больнее, – говорила она устало, равнодушно и в тоже время высокомерно, словно обращалась к существам низшего порядка. – И не надейтесь проснуться от боли. Так просто отсюда не сбежать.

— Парни, – Шурик изо всех сил старался говорить ровным тоном, не показывая боль, – если эта «маска» может такие чудеса творить, то и мы сможем. Я в одной книге читал, что магия – это овеществление фантазии. Нам нужно очень чётко представить, что нас защищает стена из обычного красного кирпича.

Поднявшись, товарищи обнаружили множество обугленных дыр в красноармейской форме. Кожа под ними была чёрной, покрытой жесткой корочкой. В физическом мире такие травмы гарантировали смерть, но и здесь приносили сильную, на грани терпимости, боль. Студенты зажмурились, стараясь наспех вообразить преграду.

«Комки глины, податливой, мягкой, липнущей к рукам попадают под пресс, а оттуда сразу же в пышущую жаром печь. Из жерла выпадают увесистые, без единой трещины, с ровными краями кирпичи. Щедро скрепляем их наилучшим, с синеватым оттенком цементом. Кирпич за кирпичом, ряд за рядом. И вот вырастает стена – крепкая, идеальной кладки, твёрдая, реальная…»

Открыв глаза, друзья обнаружили сразу четыре стены, разной высоты, вросших друг во друга под небольшими углами. Конечно же – каждый творил по своим представлениям, фантазии овеществились в разных местах. И кирпич у кого-то получился скорее оранжевым, у кого-то – ярко-красным. Но стены существовали! Засохшие капли цемента, сколы на гранях – словно на обычной студенческой стройке!

— Болваны, вы же клялись, что они не инициированные! Теперь придётся вызывать госпожу! – донёсся визгливый, раздосадованный крик с той стороны. – Отвлеките их!

Пальцы, а затем и головы подручных колдуньи показались над стенами. Эсэсовцы хищно оскалились и лёгким, упругим движением перемахнули через кирпичную преграду. Они достали пистолеты, прицелились в студентов и медленно наступали, продолжая скалиться.
— Ветер! Бейте их ветром! – заорал Громов.

«Дерзкий, вольный, могучий, живущий под небесами! Мчится резво, смеясь! С корнем корчует вековые дубы. Никому не кланяется! Врывается он на проклятую равнину и бьёт в грудь сумеречных охотников, сокрушая кости их…»

Ураган, зародившийся в шаге от товарищей, всей мощью обрушился на эсэсовцев. Монстров с такой силой швырнуло на стены, что скелеты их не выдержали и взорвались, разлетевшись на сотни осколков. Нацистская форма и оружие намертво впечатались в кладку.

Сделав своё дело, порыв ветра иссяк.

Дальнейшие события произошли так быстро, что друзья не успели толком среагировать. Стены, казавшиеся несокрушимыми, в одно мгновение растаяли. Дама в чёрном была не одна. Рядом парила в воздухе женщина, чьим телом была тень, а одеянием – сумрак. Она буквально источала магическую мощь – воздух вокруг неё гнулся, искривлялся, под ногами росла воронка, а окрестная земля трескалась, точно лёд по весне. Правая рука колдуньи была поднята, указывая на пришельцев из мира живых.

За мгновение до ужасающей силы заклятья, что должно было положить конец сопротивлению неопытных волшебников, появился шаман. Он тут же накрыл себя и товарищей куполом из яркого, режущего глаза золотого света. Мир потонул в ослепительной вспышке.




Друзья долго не могли отдышаться – так бывает, когда просыпаешься среди ночи от кошмара. Они хватали ртом воздух, шатаясь вставали с пола в избе Чинатова. Надюшка внимательно смотрела на них и держала большую деревянную кружку с водой. Товарищи жадно припали к живительной влаге. Кряхтя, приподнялся на кровати хозяин. За окнами уже готовился вступить в свои права рассвет.

— Четвёрка магов, – простонал Кожуг Салманаевич. – Четвёрка магов-друзей… Такого даже перед Великой Отечественной не было. Ох и не простые нас ждут времена!

Он сел, запустил в волосы пятерню и шумно почесал голову.

— Простите старого дурака! Я и представить такое не мог! Теперь, товарищи студенты, придётся вам овладеть магией, иначе королева ведьм найдёт вас и утащит души в Сумеречье, где сделает лишёнными воли рабами. А так как инициироваться вы сумели сами, то и обучаться будете самостоятельно. Не ограничивайте полёт фантазии – перед вами все пути открыты!



Некогда великая и дружная страна рушилась. Опускались флаги на прежде неприступных бастионах. Затихала труба, ещё вчера поднимавшая на битву миллионы. Портреты и бюсты бывших вождей перемещались в чуланы. Идеалы превращались в пыль, а пыль – в идеалы.

Но борьба продолжалась.

№ 25 Коммуналка

Станислава вошла в подъезд. Несмотря на старания кого-то из жильцов здесь царила вековые вонь и затхлость. На тошнотворно-зелёных стенах, как и везде, были накорябаны классические для таких мест слова. Стася осторожно поднялась по узкой и крутой лестнице, навернуться на которой проще простого - жертвы уже были. Из семнадцатой квартиры доносились сердитые крики. Стася прислушалась: как всегда, орала Мария Юрьевна, пиля деда Павла, наверняка, за то, что тот поставил свой чайник на её конфорку. Девушка набрала в грудь воздух и вошла в квартиру.
-Я их перетравлю! - кричала худощавая светловолосая женщина, которой можно было дать, одновременно, и тридцать, и сорок, и пятьдесят лет, на закрытую дверь одной из комнат.
-Простите, - донёсся из-за двери взволнованный голос, - их нельзя травить! Мария Юрьевна, они не обычные тараканы...
-Вы ещё скажите, что они породистые! - перебила его Мария Юрьевна. Но дед Павел более ничего не говорил. Тут ведьма, так её прозвала Стася (Да, без оригинальности, но с полным отражением характера.) заметила девушку.
-Опять в дранье ходишь - поприветствовала она её. Стася промолчала - ни в коем случае нельзя было отвечать, иначе вцепится в тебя, словно клещ. Ведьма не отстала:
-Павел Григорьевич сошёл с ума! Он разводит тараканов!
Скрипя зубами, Стася молча терпела невыносимую соседкину болтовню, которая каким-то образом мешала открыть дверь - ключ застревал в замочной скважине.
-Павла Григорьевича надо изолировать! Вызови "скорую"! - прокричала чуть ли не в самое ухо ведьма и, переводя дыхание, наконец-то, замолчала - ключ провернулся.
-Мария Юрьевна, если я вызову "скорую", первым делом, врачи заберут вас - не выдержала Стася, захлопнув перед соседкой дверь... Минут двадцать из-за двери, по своей толщине уступающей картону, доносились жалобы на некультурную молодёжь, тараканов, деда Павла, врачей и т. д. Только дойдя до глобального потепления, от которого третье лето подряд стоит аномально холодная погода, Мария Юрьевна приуспокоилась и, судя по звукам, утопала к своей подруге, поперемывать всем кости. Облегчённо вздохнув, Стася засела за очередной доклад, который надо сдать уже завтра. Это заняло весь вечер.

Утром Стасе повезло встать раньше ведьмы. Из-за стены, обклеенной светлыми обоями в грязную крапинку, доносилось деловитое посапывание. Тихо, стараясь не разбудить Марию Юрьевну, девушка вышла в малый коридор. Дед Павел тоже не спал - из его комнаты доносилось тихое позвякивание железок и, временами, шипение паяльника. Честно говоря, Стася, практически, ничего не знала о своих соседях. Впрочем, и жила она тут лишь второй месяц. Девушка замерла на пороге кухни, и причин на это было несколько: во-первых, весь пол ровным слоем был покрыт чем-то белым, напоминающим мел; во-вторых, по комнате бегали тараканы; в-третьих, они толкали перед собой нечто, внешне напоминающее небольшую коробочку, которое втягивало в себя лежащую рядом мелковую крошку. Поверх "коробка" сидел самый мелкий таракашка. Он важно смотрел вперёд, водя длинными усами и изредка подбегая к краю, под которым были его товарищи - тогда "коробок" менял курс.
-С добрым утром - Павел Григорьевич вышел из своей комнаты и протопал к холодильнику. На полу остались тёмные отпечатки его тапочек.
-С добрым утром - ответила Стася, стараясь не смотреть на странных тараканов. Получалось плохо. Но дед Павел этого не заметил. Поставив чайник, он увидел на столе небольшую картонную упаковку.
-Твоё? - поинтересовался сосед, показывая на коробку с изображением перечёркнутого таракана и надписью "противотараканный мелок" - дед Павел забыл одеть очки.
-Нет - поспешно ответила Стася, поняв чем покрыт пол.
-Значит Марии Юрьевны - решил Павел Григорьевич и положил коробку из-под отравы на полку соседки, прямо на открытый сахар.
-Кофе будешь? - добродушно спросил сосед, чуть не наступив на тараканов , что сразу сменили курс, стремясь под защиту обогревательной батареи.
-Нет. Спасибо - Стася осторожно вернулась в комнату и, схватив сумку, поспешила покинуть квартиру. В спину её донеслось ленивое ворчание сонной ведьмы. Что ж , девушка успела удрать до того, как Мария Юрьевна увидела кухню.

Весь день из головы не выходили те тараканы. В основном беспокоило то, что они могли оказаться глюками. Но такой вариант Стасю не устраивал, и она пришла к выводу - тараканы если и не породистые, то точно дрессированные. Такое объяснение её сильно обрадовало - можно смело вычёркивать своё имя из списка сумасшедших. Преподаватель, заметив на лице девушки улыбку по этому поводу и, как всегда, посчитав это насмешкой над его предметом, вызвал Стасю к доске. Но даже трояк не омрачил её радости.
Последнюю пару отменили, и девушка вернулась домой раньше. Дверь квартиры была открыта, но в своей комнате шумел железками дед Павел ( в том, что это был он Стася не сомневалась - узкополая шляпа времён СССР, которую сосед всегда, в любую погоду надевал, выходя на улицу, важно лежала на своей полке, строго разглядывая каждого входящего). А вот выходные шлёпанцы Марии Юрьевны, как и их хозяйка, отсутствовали. Значит ведьма ушла к кому-то из подруг, живущих в этом же подъезде. Станислава уже хотела зайти на кухню, проведать тараканов, но заметила, что дверь в комнату соседки открыта. Мучительная борьба здравого рассудка и любопытства быстро закончилась победой последнего. Осторожно Стася зашла в комнату Марии Юрьевны. Первым делом девушка увидела лишь заставленный цветочными горшками подоконник и стоящий рядом письменный стол. Затем заметила широкий шкаф. За его стеклянными дверцами, на первой полке стояли различные склянки, что-то, напоминающее небольшой самогонный аппарат. На второй в банках красовались пучки сухих трав: вербены, полыни, белены, асфоделуса, дороникума - и лежали уродливые корни непонятных растений. На третьей полке отдыхали толстые старые фолианты с латинскими надписями на корешках. Возле шкафа стояла свёрнутая ширма. За ней виднелся маленький стул и журнальный столик с хрустальным шаром на подставке. Стася едва не присвистнула от удивления. Кто бы мог подумать, что Мария Юрьевна увлекается "колдовством"( По мнению Стаси настоящей магии не существовало, поэтому ею можно было просто глупо увлекаться, либо обманом зашибать на ней хорошие деньги. Но любой, выдающий себя за колдуна или шамана, не стал бы жить в коммуналке).
Запоздало Стася услышала скрип входной двери и голос Марии Юрьевны. Путь назад был заказан - оставалось прятаться.
В комнату вошла ведьма, отряхнув цветастый халат от несуществующих былинок и вздохнув, что-то быстро прошепитала. Послышалось хлопанье крыльев - в комнате откуда не возьмись появился крупный грач. Перья его отливали иссиня-чёрным, клюв сверкал, словно первый снег, в глазах скрыто плясали болотные огни. Грач раскрыл клюв:
-Кагги-карр!
-Цыц! - прикрикнула на него ведьма - Не ворон, чтоб каркать.
-Так преврати! Карр - насмешливо произнёс грач.
-А в жабу не хочешь? - ведьма достала из кармана мешочек с лягушачьей травой.
-А как тогда поручения твои выполню? А? - нарочито обиженным голосом вопросил грач, отходя от хозяйки подальше, -Жаба-то только до конца Саратовской недели две прыгать будет.
-А я быстрее сокола всю Москву за день облечу - птица гордо выпятила грудь. Мария Юрьевна рассмеялась. Её голос перестал быть истеричным, стал даже приятным.
-Ладно уж, говори, что узнал - улыбнулась ведьма. Грач начал свой рассказ. Говорил он о сплетнях, что подслушал летая от Москвы до Лысой горы, и обратно, о травах, наконец-то расцветших на заветных полянах, о чёрте, решившем украсть солнце, чтоб переплюнуть сородича, и лежащем сейчас у кикимор с тепловым ударом и ожогами, о празднике у лешего... Коротко говоря, о многом, рассказал грач. Ведьма осталась довольна, выпустила его на улицу и сама куда-то ушла, заперев свою комнату.
Стася медленно вышла из-за ширмы, за которой пряталась всё это время. Мария Юрьевна действительно оказалась ведьмой. В голове не укладывалось. Давай после этого людям прозвища. Теперь же предстояло отсюда выбраться. Стася осмотрелась: единственный путь лежал с балкона на балкон. Девушка открыла дверь. Балкон, как и окно, был заставлен цветочными горшками. Лишь в углу неприметно стояла небольшая метла. К её древку были привинчены велосипедные руль и сидение. "Теперь понятно, как ведьмы на них летают" - спокойно отметила про себя Стася и стала осторожно перебираться на свой балкон. Радостно было осознавать, что третий этаж - не четвёртый. Падать, если что, недолго.
Однако обошлось без падений. Девушка спокойно влезла к себе на балкон и, немного повозившись с дверью, оказалась у себя в комнате. Теперь следовало убрать на место куртку и ботинки. Стася вышла в коридор и чуть не споткнулась о стоящий там деревянный ящик. Он был доверху заполнен банками из-под дихлофоса. "Почему бы ей не вывести тараканов магией? Или химия действенней?" - Стася обошла ящик и заглянула в комнату деда Павла, собираясь предупредить о опасности, грозящей его тараканам. Но увидев, как эти насекомые заправляли дихлофосом летающую тарелку, стоящую в середине помещения, и Павла Григорьевича, самозабвенно что-то чинящего в инопланетной аппаратуре, вернулась к себе. Тут позвонили родители. Они интересовались, как у неё дела, как учёба, и неожиданно предложили переехать на другую съёмную квартиру. " Съехать из дома, где можно встретить настоящих ведьму и пришельцев, где есть магия и летающие тарелки? Да ни за что!" - подумала Стася, а родителям сказала, что соседи очень милые люди, и она с ними уже сдружилась, и здесь просто классно жить.

№ 26 Возрождение

Коктейль "Таракан"
Серёга позвал вечером в бар. Отказываться я не планировал - что ещё студенту делать на летних каникулах? Жалко было Машку - родители уехали на две недели, и её придётся оставить одну.
Я подошёл к сестре, погладил её лысую макушку:
- Какие вечером планы? - я решил зайти издалека.
- Иди, - кивнула сестра на шкаф. - Только оденься поприличнее. Ради меня.
Машка понимала меня вообще без слов. Невероятная чуткость для безнадёжно больного. Даже шутить умудрялась.
Я нацепил полосатую рубашку, повернулся к Машке и сделал реверанс:
- Вуаля, - два воздушных поцелуя полетели к сестре. - Как вам, мадмуазель?
- Мерзко, - шикнула Машка. - С твоей широченной мордой вообще не смотрится.
Я глянул в зеркало. И впрямь. Если бы бакенбарды остричь и скулы заострить - было бы идеально. А так - средне.
Выбор рубашек у меня был не джентльменский. Так что нарядился во вторую - обычную белую - и получил одобрительный кивок. Перед выходом чмокнул Машку в щёчку. Сестра держала в руках увесистую книгу, заложив указательный палец, как закладку.
- Что читать будешь? - спросил я, уже натягивая туфли.
- Биографию Мартина Лютера.
Я, как заядлый любитель покатать шары, сразу отметил:
- Он, кстати, тоже обожал в боулинг порубиться.
Туфля никак не налезала, и я принялся вертеться по сторонам в поисках ложки.
- Отлично, - хмыкнула Машка. - Я как раз теперь на шар и похожу. Даж два родимых пятна есть.
- Ага, - подхватил я. - Только третьего не хватает, чтоб всё по правилам.
Машка хихикнула, одной рукой открыла книгу, а другой - помахала. Мол, разговор окончен.
Хотел бы я взять её с собой. Да разве ж её вытащишь теперь куда-то. Я вздохнул, закрыл дверь и решил не ехать на лифте, а пройтись по ступеням. Мы всё детство с Машкой так делали.

***

Серёга объявил вместо приветствия, что платит - он, а возражения - не принимаются. Я спорить и не планировал. Тем более, что повод был - Серёга наконец-то - последним во всём потоке - закрыл хвосты и сдал ещё зимнюю сессию.
Мы уселись у барной стойки. Серёга важным, но уже не совсем трезвым взглядом осматривал помещение. Как генерал на поле боя, ей-богу. Мимо проплыли две весьма изящных дамы в длинных платьях. Я взглянул мельком, а Серёга сглотнул слюну.
- Ну что ж, - он похлопал ладоями по щёкам. - Пора начинать! Бармен, два коктейля ”Таракан”.
Меня аж передёрнуло. Серёга смотрел на меня, ожидая реакции, он прекрасно знал, как я боюсь мерзких насекомых.
- Ты чего так пожух? - он состроил кислую мину. - Или с друганом по коктейльчику из тараканов не выпьешь?
Я едва удержался, чтобы не вскочить со стула, но всё-таки заметно дёрнулся. Серёга хохотнул и хлопнул на радостях по столу.
Я, конечно, понимал, что в нашем коктейле никаких тараканов не будет. Но воображение подкинуло картинку: двадцать гадких длинных мерзавцев пытаются вылезти из высокого бокала. Шевелятся усики, дёргаются лапки, один подлезает к краю, но тут же опадает вниз, и вот уже следующая тварь пытается выбраться на свободу. Б-рррр. Вот как тут не дёрнуться?
На вид коктейль оказался, понятное дело, вполне приличным. Внизу переливалась бордовая жидкость - похоже, ликёр, в середине была светлая прослойка из белой самбуки, а сверху горел абсент.
- Ну, - Серёга высоко поднял бокал, откашлялся и продекламировал. - За отсутствие, так сказать, хвостов. Не хочется становиться ящерицей, у которой он снова отрастёт. Ну, ты понял. Главное - людьми оставаться.
Серёга залпом осушил бокал, поморщился, на секунду даже покраснел, и только спустя секунд десять выдохнул.
Из головы не пропали дурацкие ассоциации. Мамка говорила, что до моего трёхлетия мы жили в коммуналке, только потом перебрались в нормальную квартиру. Так вот там тараканищ водилось с избытком. Я как-то раз к соседям пришёл с их сыном играть, под кровать залез, а там тварей столько водилось - что пчёл в улье. Короче, с тех пор меня даже от слова ”таракан” передёргивает.
Я отставил бокал:
- Не, Серёг, - я расстегнул ещё одну пуговицу на рубашке. - Я чёт вообще пить не хочу.
Серёга хохотнул, потом посмотрел пристально и серьёзно:
- Ты бредишь, - он подвинул бокал обратно. - Пей. Ради меня.
Решиться оказалось совсем не так просто.
Через пять минут мы сидели за столиком двух дам в длинных платьях. Больше выпить злосчастный коктейль Серёга не просил. Он всё понял.

***

Я вернулся около трёх ночи, но Машка ещё не спала. Сидела на стуле перед открытым балконом.
- Каким животным ты бы хотел стать? - спросила она, услышав, что я вошёл. - Ну, в следующей жизни?
- Не знаю, - язык отяжелел, и мне хотелось только одного - поскорее нырнуть в подушку. - Тигром.
- Почему?
- Не знаю, - я плёлся к своей комнате, держась за стенку. - Он сильный.
Ничего умнее в голову мне не пришло.
- А я бы стала тараканом.
Расплывчатое изображение перед глазами вдруг на мгновение стало чётким, к горлу подкатил противный ком, вселенная накренилась, стена уплыла влево. Я едва сдержал рвотный спазм.
Через две минуты, умывшись холодной водой и выпив стакана три сока, я наконец спросил:
- Почему тараканом-то?
- Это единственное, чего ты боишься, - Машка пожала плечами. - Хочу, чтобы у тебя не осталось страхов.
Я хотел сказать, что больше всего боюсь потерять её, но трусливо промолчал и только буркнул, закрывая дверь в свою комнату:
- Сладких снов, сестричка.
Она не ответила.
Всю ночь мне снился один огромный таракан. Он лежал на спине, перебирал кривыми лапками. Я отражался в его глазах тысячами бликов. Таракан звал: ”Не бойся, иди ко мне, стань одним из нас”. Я начинал бежать вперед, я мчался быстрее пули, пейзажи вокруг меня расплывались и разделялись на миллионы разноцветных линий, а впереди - сужались в точку. Я знал, что в этой точке я перестану бояться тараканов, поэтому мчался ещё быстрее. Но каждый раз, останавливаясь и оборачиваясь, я снова видел этого гигантского таракана с круглой головой.
С утра меня разбудил едва заметный шорох из-под кровати. Я поднял тяжелую голову, хотел заглянуть и посмотреть, что там, но вдруг звук повторился. Вспомнилась детская сцена, где я заглядываю под кровать и вижу сотни мерзких тварей.
”Соберись, - сказал я себе. - Ты всю комнату истыкал таблетками. Не может там быть таракана”.
Меня останавливало что-то более древнее и могущественное, чем логика.
- Саша, кофе будешь? Только сварилось, - послышался голос Машки.
Отличный повод.
”Вечером”, - пообещал я себе, уже понимая, что раз не заглянул под кровать сейчас - не смогу и потом. Ни вечером, ни завтра, ни в понедельник. Может, Машке сказать, чтобы она глянула? Она согласится, если будет знать, что это меня успокоит.
- Ты чего такой? - сестра встретила меня улыбкой и чашкой ароматного кофе. - Таракан приснился?
- Ага, кажется, у меня под кроватью прячется.
Машка захохотала, а я решил, что попрошу как-нибудь в другой раз.

Блюдо из жареных мадагаскарских тараканов

Четвёртый курс проходил уже не в таком бешеном темпе, как первые три. Девчонки повыходили замуж, у многих родились дети. Пацаны всё чаще устраивались на работу и совсем забивали на развлечения. Я тоже пошёл на практику в банк программистом, да так там и остался. На полставки.
С Серёгой мы виделись всё реже - он совсем не появлялся на занятиях и, как поговаривали однокурсники, увлёкся йогой и стал вегетарианцем. Короче, совсем сбрендил.
Машка шла на поправку, насколько это возможно с её диагнозом. Мне всё реже приходилось вкалывать ей обезболивающие посреди ночи, и у неё почти пропала бессоница. По утрам мы встречали друг друга с улыбкой, и я всё чаще называл её ”Шариком”, поминая разговор про боулинг.
Как это всегда бывает - самые весёлые и интересные события случаются неожиданно, самые крутые решения - приходят спонтанно, а самые радостные встречи - случайны.
Вот и Серёгу я встретил в торговом центре случайно. Я искал подарок Машке на восьмое марта в книжном магазине, а он тут как тут. Оказывается, выбирал пособие по медитации.
- Вечером во сколько? - напрямую спросил он.
- Давай в девять, - я не видел смысла отказываться от встречи со старым знакомым.
Едва я зашёл домой и разулся, Машка спросила:
- Куда пойдёте?
- Откуд… - я не успел задать вопрос.
- Ты бы ни за что не купил мне Грегори Дэвида Робертса сам, - она кивнула на пакет с книгами.
Вот чёрт, завтра подарок уже не станет сюрпризом.
- В какой-то корейский ресторан.
- Тогда никаких рубашек, - она погрозила мне пальцем. - Майку фиолетовую оденешь.
Уже двадцать три года меня одевает старшая сестра. Смех да и только!
- Ужин! - позвала мама с кухни.
Перед хорошей пьянкой надо хорошенько подкрепиться - говаривал дедушка. И был прав.

Ресторан оказался вполне приличным. Три хорошеньких брюнетки азиатской внешности хихикали за соседним столиком, одна из них то и дело кидала на меня взгляды исподлобья.
- Как сессия? - узнал я первым делом.
- Не каждой ящерице дано стать человеком, - глубокомысленно изрёк Серёга.
Он был в широченных штанах-алладинах, в огромной майке, как у баскетболистов, а на его голове красовалась расписаная узорами повязка.
- Официант, - он вежливо поклонился подошедшему корейцу. - Можно мне вегетарианский салат, а моему другу - ваше фирменное блюдо из жареных мадагаскарских тараканов?
Не дождавшись ответа, он уставился на меня.
Я держался вполне спокойно просто потому, что был готов к чему-то подобному. За последние два года я так ни разу и не заглянул под кровать. Молча наблюдал, как мама водит там шваброй, выметая только пыль и ничего больше. Но заглядывать всё равно не решался.
- Сильно, - Серёга кивнул официанту, чтобы тот шёл выполнять заказ. - Неужто вылечился?
Конечно, нет. Меня едва наизнанку не вывернуло. Я представил, как тараканы копошатся среди макаром, как Серёга отрезает одному голову, насаживает на вилку, сок течёт по стали, а усики всё продолжают шевелиться.
- Нет, - признался я. - Запущенный случай. Мне в детстве лучшего доктора по этому вопросу нанимали и у…
- Ясно-ясно, - моя история явно показалась Серёге скучной, и он начал излагать свою теорию. - Мне кажется, самый простой метод - посмотреть в глаза страху. Поэтому я тебя и троллю уже четвёртый год. В прошлый раз таракана выпил, в этот раз сожрёшь, а в другой раз, глядишь, и не испугаешься.
Я вспомнил, как буквально пару месяцев назад увидел одну тварь рядом с мусоропроводом на первом этаже. Потом неделю боялся в подъезд выходить. Как девчонка у Машки на пузе дрожал часа два. А он говорит - не испугаешься.
Недолго обсуждали разные страхи и фобии. А потом официант принес и расставил блюда. Я почувствовал, как по коже волной прокатились мурашки, а дыхание перехватило, словно кто-то пальцем ткнул в солнечное сплетение. Я отодвинул тарелку подальше и отвернулся. Поймал испуганный взгляд девушки с соседнего столика. Кивнул ей, мол, всё хорошо, и направился в туалет.
Блюдо выглядело по-настоящему мерзко. Длинные тараканьи тела были чёрными, подкоптившимися, но всё же совсем настоящими, как будто они буквально минуту назад тут ползали и вот, вдруг, сползлись на тарелку и прикинулись мёртвыми, чтобы потом сожрать меня изнутри.
Бред? Да, не зря говорят, что у страха глаза велики.
Если честно, я бы просто ушёл. Но всё-таки человек - животное социальное. Стыдно стало. И от будущих подколок Серёги и от того, что не оправдаю ожиданий девушки с соседнего столика. Да и вообще. Самому за себя стыдно было. Взрослый мужик уже, а из-за такой ерунды сопли развожу. Мёртвые они. И, возможно, вкусные.
Я решил вернуться за столик и во что бы то ни стало попробовать блюдо.
Я быстро сел и, зажмурившись, подхватил вилкой ближайшего таракана. И зачем-то в последний момент открыл глаза.
Через минуту я выбегал из ресторана, слыша смех Серёги и чувствуя на себе разочарованный взгляд той девушки с соседнего столика.
Я глотал ртом свежий воздух и думал только о том, как сдержать рвотные порывы. Открылась дверь, и вышел Серёга.
- Извини, - он хлопнул меня по плечу. - Может, в следующий раз. А пока давай выпьем.
Он повёл меня под руку в ближайший бар.

Машка снова не спала. Держала в руках новую книгу.
- Что случилось?
Её невозможно обмануть даже пьяной ухмылкой.
- Ничего.
- Опять тараканов пили? - спросила она, поправляя клетчатый плед на коленях.- - Хуже.
Я не стал ничего уточнять. Потом поговорим.
Я заперся в комнате и заснул тревожным сном. Снова снился кошмар. Я лежал на больничной койке, связанный по рукам и ногам. Пахло ацетоном и лекарствами. В палату зашли врачи, покачали головами, что-то обсудили шёпотом, сделали пометки в блокнотах и вышли, громко хлопнув дверью. С потолка рухнул кусок побелки.
Я хотел закричать, но понял, что рот тоже связан. Послышался шорох из-под койки. Сначала тихий, едва различимый. Потом отчётливый, шебуршащий, как будто кто-то перебирал лапками. Я начал вырываться, но ничего не получалось. Койка начала медленно подниматься как будто там рос кто-то огромный, с каждой секундой всё выше поднимая спиной постель. Я бился головой о подушку, рычал, пытался кричать, чтобы позвать на помощь. Никто не приходил на сдавленные хрипы, никто не откликался на мой зов.
Койка поднялась так высоко, что я почти доставал носом до потолка. Я обернулся и увидел огромное коричневое тело. Увидел чёрные лапки, которые росли прямо на глазах.
И наконец-то проснулся.
Шорох из-под кровати слышался и в реальном мире.
Я выбежал из комнаты и подбежал к спящей Машке. Она открыла глаза:
- Кошмар?
Я не ответил. Просто лёг рядом и накрылся её одеялом.
Машке хватило ума больше не задавать вопросов.
”Всё-таки ты - самая лучшая сестра” - подумал я и уставился в окно.
Ночь была уже светлой, готовой к рассвету. Спать мне не хотелось.

Возрождение

Я вернулся с работы поздно и сразу понял, что случилось страшное.
Никого не было дома, открытый холодильник монотонно пиликал, любимое кресло Маши лежало перевёрнутое набок, рядом валялся скомканный плед.
Я не стал звонить родителям. Рухнул на пол у кухонного стола, обхватил голову руками и начал разглядывать прямоугольники кафельного пола.
Хотелось заплакать, но не получалось. Хорошо, что я этого не видел. Просто не вынес бы.
Телефон зазвонил сам, минут через пять.
Папа тяжело дышал в трубку и не мог произнести ни слова.
- Куда ехать? - спросил я.
Он назвал мне адрес больницы и положил трубку.
Я вспомнил, что так и не закрыл холодильник уже когда закрывал дверь.
”Пи-пи-пи” - слышалось даже в коридоре.

Похоронили Машку в родной деревне отца. Рядом с бабушкой и дедушкой. Мы две недели провели в старом доме. Там пахло сыростью и затхлостью.
Мы с папой каждый вечер рубили дрова, разводили костёр и делали шашлыки. Мама ужинала с нами и даже улыбалась за столом, но я видел, как тяжело ей это даётся. Всем хотелось остаться наедине с самим собой и вспомнить Машку.
Я почти не спал. Глядел в потолок, наблюдал за пауком в углу и поражался его непоколебимости. Всё вспоминал детские времена, Машкин смех, наши игры в салочки.Вспоминал, как мы смеялись над шаром для боулинга. Вспоминал, как она постоянно закладывала указательный палец вместо закладки, когда отвлекалась от чтения.
Всё не выходило из памяти, как она радовалась вместе со мной, когда Серёга заставил меня выпить коктейль ”Таракан”.И как она разочаровано вздыхала, когда я рассказал ей, что не смог съесть то треклятое блюдо два года назад.
Она хотела, чтобы я перестал бояться.
За эти две недели в деревне мне ни разу не снились кошмары.

Я приехал домой за день до родителей. Отработал полный рабочий день, пришёл в квартиру, выпил снотворного и сразу лёг спать.
Сон пришёл не сразу, как бы я этого не хотел. Долго ворочался, прислушиваясь. Звуков не было. Только через час смог уснуть.
Я стоял на пороге дедушкиного дома, а прямо передо мной лежал огромный жирный таракан размером с корову. Я метнулся к двери, но она оказалась заперта. Я постучал в окна, но никто не откликнулся. Слышалось только шебуршание ненавистной твари. Пути назад не было.
Я присел на корточки, зажмурив глаза, и протянул вперёд руку. Коснулся шершавой лапки, вскрикнул, но руку не убрал.
- Я не боюсь, - сказал я.
И тут же проснулся.
Сон был коротким, почти мимолётным, но я увидел, что за окном уже светло. Слышалось шипение проезжающих машин, пело соседское радио, две женщины под домом на повышенных тонах выясняли, кто сегодня идёт в магазин.
Ещё слышался шорох. Тот самый, которого я так боялся.
Сейчас или никогда.
Я заглянул под кровать. И ничего не увидел, кроме темноты. Прямо передо мной лежал ком пыли - конечно, тут уже дней пятнадцать не убирались. Шорох не прекращался. Как будто мышка носом о стену трётся.
Я дал глазам привыкнуть к темноте. И наконец увидел в дальнем углу таракана. Небольшого, даже маленького, пожалуй. Как будто совсем молодого. Он шмыгал взад-вперёд по плинтусу.
Я протянул руку и взял таракана двумя пальцами. Через секунду он уже лежал передо мной на ладони, метаясь из стороны в сторону. Длинные усики скользили по коже. Несколько резких движений, и он рухнул на пол. Побежал в сторону балкона. Забрался на Машкино кресло. И успокоился. Остановился и больше не двигался.
Маша хотела, чтобы я перестал бояться. Значит, я перестану.
Я подошёл ближе. Сердце билось о рёбра так, что я чувствовал боль. Ладони вспотели. В висках стучало барабанной дробью, я чувствовал, что мир расплывается перед глазами. На глаза выступили слёзы, как бывает при большой температуре. Пальцы дрожали.
Я снова взял таракана на ладонь.Он больше не бесился, сидел спокойно, как будто уснув.
Только присмотревшись, я увидел на маленькой округлой головке два светлых пятна. Ещё одно добавить - и будет похож на шар для боулинга.

Уже через полчаса Шарик бегал в пустой коробке из-под обуви, а я рыскал в интернете, удивляясь выдаче по запросу ”домик для таракана”.
Теперь я точно знал, что в следующей жизни стану тигром. А ещё я знал, что больше совсем ничего не боюсь. Нет таких вещей, которые могут меня напугать. Наверное, это наивно, но так чувствовало моё сердце.
Ещё через полчаса я позвонил Серёге:
- Привет, ящерица, - поприветствовал я друга. - Нужно купить абсент, самбуку и сироп.
- Че? - голос Серёги казался заспанным. Немудрено, в такую-то рань.
- Через плечо. ”Тараканов” пить будем, вот чего.
Серёга зевнул и ответил:
- В такую рань только ”Пятёрочка” работает. Заедешь?
- Заеду. А где сейчас твоих мадагаскраских можно взять? Пожарим.
- Сам ищи, - буркнул Серёга. - Жду.
И положил трубку.
Шарика я взял с собой. Родители могут увидеть и неправильно понять появление нового друга. Точнее - старой подруги, конечно же.

№ 27 Мир

Он жил на десятом этаже, девятиэтажного дома. Внезапно просыпаясь ночью, выходя покурить, Вася любовался вымирающим мегаполисом 2095 года, покрытого виртуальным эгоизмом. Служащие всех мастей стремились домой, погрузить лицо в «глаза» и нырнув в несуществующие миры, стоя в скафандре, обнять жену в беличьей шубе. Вдыхая сигаретный дым, он прятался от вездесущих квадракоптеров и любителей полетать на собственных енхилдах – индивидуальных средствах передвижения с кабиной посередине поднимаемые бесшумными винтами.
Безразличие съело город. Внизу летела, оранжевая карета скорой помощи, незнакомые друг другу санитары, пытались спасти жизнь незнакомца. Курить стало стыдно, да и зачем, когда всё есть в мирах. Стыд быть застуканным с сигаретой и увольнение с хорошей работы, чтобы как раньше иметь свои глаза в достойном жилье выгнали его на крышу. Крыша, Василием, всегда поддерживалась в порядке, чистая от мусора, бросаемого с верхних этажей или из пролетающих енхилдов. Словно брошенный пёс, мечущийся по вокзалу в поисках предавшего хозяина, Вася искал хоть какое-то общение в безразличном городе. Засыпая под светом светодиодной рекламы, пептидных препаратов, обещавших силу, скорость, и радость жизни, он представлял, любую, даже самую ужасную сцену встречи с человеком.
Делая очередную затяжку, Вася провожал взглядом скорую, щелчок пальцев отправил окурок вниз за карниз, на котором стоял рулон туалетной бумаги. Резко спрыгнув к нарушительнице, Вася со всей силой, которую только смогла развить злоба к нарушению его эго, пнул рулон вниз на чью-то голову.
На следующий день погружённый в свои мысли об одиночестве, которые подобно термиту выедают душу, оставляя крохотные не замеченные полчищами островки дерева, Вася, разжигал беседу со своим разумом, который порой намекал на тщетность такого поведения. Бесполезно, каждая новая затяжка отправляла героя в психологический сёрфинг по волнам самоедства. Как и вчера Вася смотрел на город, спешащий укрыться друг от друга в мирах, чтобы снова встретиться с коллегами и соседями, общение, а тем более прикосновения, стало чем-то опасно-заразным, но в мирах можно было всё и многое всё было вне закона. Повторив вчерашний бросок сигареты, Вася, немного наклонился над толпой, на пути целеустремлённого взгляда, удобно, на карнизе, располагался рулон, который вчера летел на головы.
Вася вспомнил как до краха, работал психотерапевтом-наркологом, как находил слова успокоения жёнам, которым изменяют мужья и детям которых избивал отец садист, как спасал алкоголика, от которого ушли все от суицида, но погружение в виртуальную реальность уничтожили, недуги подобные курению или употреблению алкоголя, насилие ушло в иные миры, а изменять можно было и в мирах. В хрустальном мире, курение стало восприниматься как что-то ужасное, словно человек занимается онанизмом прилюдно. Псевдоздоровый образ жизни, отправил тысячи врачей в утиль.
Стоя на карнизе, Вася немного подумал и закурил вторую сигарету, держа рулон в руке, он прицелился в идущего домой человека, оценив силу ветра и свою меткость, бросил в него. Обойдя перед сном на всякий случай убежище, Вася проверил все ли входы на крышу заперты им снаружи, а также нет ли других способов к нему забраться. С грохотом свалившийся на матрас Вася, бывший нарколог ещё долго не мог уснуть, вспоминая все входы в его убежище.
На третий день после внезапной находки, Вася матерясь, на невидимого оппонента снова слезал на карниз. Собрав совещание из тех кому можно доверять, себя, диплома о высшем медицинском образовании и пачки сигарет, Василий решил устроить засаду и поймать наглеца, посмевшего пробраться в его бунгало и прилегающую к нему территорию. Консилиум продолжался недолго, минут пятнадцать, всё это время расхаживая перед подчинёнными Вася, нещадно курил и ругался вслух в итоге решено – засада!
Четвёртый день Вася просидел в засаде около десяти часов. Откосив от военной обязанности, Вася не стал хорошим снайпером, превратившись от неподвижного лежания в овощ, через который пропускали ток, наш главнокомандующий попытался перевернуться. Не помогло. С трудом поднявшись на корочки, Вася пополз в сторону палатки, выпить обезболивающего. Боль, не проходила ещё минут пятнадцать, когда разминка и прогулка по крыше хоть как-то подавили эффект ёжиков в ногах, Вася закурил. Выпустив из лёгких серый дым, из пальцев Вася выпустил и сигарету, которая упала на карниз, где опять стоял рулон туалетной бумаги.
Несмотря на врождённую робость, Вася каким-то чудом работал наркологом и умел себя преодолевать. Решив просто не сдаваться и собрав второй консилиум, на котором также присутствовал талон сортировщика мусора второго разряда и разрешение на работу, на мусорной станции, членами выступили старые знакомые диплом, пачка сигарет и Вася. Вася, чувствуя себя, генералом приказал штабу переместить ставку командования для удобства превратив её в пункт наблюдения за внешним врагом.
Под утро пятого дня, не спавший всю ночь, да и предыдущие ночи тоже Вася уловил шуршание, где-то позади него. Сладкий миг расплаты был близок, как никогда, тело сжалось как кислород в баллоне готовое разорвать всё на своём пути и бить, бить, бить, того, который вероломно проник на суверенную территорию. Словно грациозная улитка, держа в зубах лом, Вася полз к месту где кто-то копошился. Выпрыгнув из-за укрытия, наш джедай, набросился на испуганную коробку из-под завтрака, которую, ленивый житель города, выкинул в окно.
Шёл шестой день, как Вася пропускал работу. Сходив на свалку, Вася похожий на партизана из пятого отряда, нёс какую-то пургу про здоровье. Физически Вася был здоров и крепок. Дима начальник свалки, взглянув в безумные, глаза на отощавшем лице, покрытым щетиной решил, что с человеком всё же что-то не то… По пути домой, если палатку на крыше можно назвать домом Вася зашёл в аптеку и набрал всевозможных пептидов, отвечающих за снятие усталости. Денег у Васи было немного и хватило на препараты, получаемые из крови кур, бравшуюся перед убийством.
Зайдя домой, Вася прямо в обуви прошёл к карнизу, где его дожидался оставленный кем-то, словно издёвкой рулон, который разумеется, тут же был послан догнать предшественников и рассказать новые анекдоты, но рулон молчаливым мусором просто упал на асфальт. Распределив препараты на несколько дней вперёд, Василий приступил к планированию засады. Третий съезд партии Василия, принёс плоды, был выбран пункт откуда можно наблюдать в комфорте и с возможностью менять позу. Перенеся палатку, скрыв её от посторонних глаз, Вася - боевым носорогом обошёл владения, с большим чем обычно усердием проверив замки и засовы. Замки висели, засовы были засунуты ситуация внушала оптимизм, в приподнятом настроении Вася, закурил, как обычно, страдая от тоски и одиночества, добавляя капли жалости к себе и ненависть к государству.
Седьмой день засады…Два раза Василий не выдерживал нагрузок и просто засыпал. Один раз, во время патрулирования, он наткнулся на чью-то тень, которая быстро ретировалось как будто никого и не было. Утром Вася почти поймал нарушителя спокойствия, но снова в последний момент бастард ускользнул от расправы, хотя Вася и успел кинуть в него лом судя по звуку кусок арматуры просто пролетел сквозь него.
Следующие семь дней Вася прятался, выпрыгивал, перепроверял и пил стимуляторы. Старания привели к куче штрафов с работы, а начальник, вообще, задумался об увольнении человека с лицом как у психопата. Череда погонь, расплывчатых людских силуэтов, оставили Васю без сил. Стоя на своём любимом месте он молча вдыхал едкий дым, предварительно скинув ненавистный рулон, опять кому-то на голову. Затяжка, должна быть последней и бычок, отправленный щелчком пальцев, полетел за рулоном. Дым ещё не рассеялся, а окурок кружил возле чьего-то окна, когда вдруг перехватило дыхание. Выжженный организм держал кто-то невидимый, словно подталкиваемый кем-то Вася упирался, но ноги скользили по скользкой крыше.
Внизу жизнь плыла привычным чередом, незамечающие друг друга люди скользили по мостовой, когда на голову Антона Денисовича, сортировщика отходов 1 разряда упал мягкий твёрдый предмет, отправив как после соковыжималки, обессиленное постоянными нагрузками тело. Эгоистичный город призвал зевак, посмотреть на необычное действие. Не зная, что делать, горожане думали о прикольной истории, которую расскажут друзьям из миров. Внезапно в толпе раздался крик:
- Смотрите! – человек указывал на крышу, где Василий с диким кривлянием в одиночестве выплясывал на крыше. Толпа с интересом наблюдала за происходящим, через мгновение с ужасом выдохнув и оставив Антона в одиночестве, перенесла интерес на то что когда-то было Василием Ивановичем, борца с одиночеством и рулоном…

№ 28 Новокаин

Незадолго до окончания школы Миша Шагин попал в больницу, в гнойную хирургию. У него возник глубокий нарыв у основания мизинца, и правая кисть раздулась и стала похожа на вымя. После нескольких дней родители, наконец, взглянули на сына не замыленным взглядом, ужаснулись и попёрли его на такси в поликлинику, но такси их репутацию уже не спасло. Миша, бодрящийся духом, но сероватый лицом, сидел в перевязочной, по указанию медсестры положив руку на стол ладонью вверх, когда вошел хирург, глянул и хмыкнул:

- Ну и давно это у тебя?

- Где-то с выходных, - ответил Миша.

- А почему так поздно пришёл, рука лишняя? Ты что, сирота? Некому подзатыльника дать?

- Ну, наверное, это свидетельствует, что у нас в семье хозяин не родители, а я, - ответил Миша так, как в сложную эту минуту показалось ему остроумным и уместным для поддержания атмосферы спокойного мужества. Ни хирург, ни медсестра остроумия, впрочем, не оценили, атмосферой не прониклись и хором сказали «ааа» вроде как-то даже и не без иронии.

- Ну да, - кивнул врач, забирая у сестры шприц с новокаином. – В шестнадцать лет все вы хозяева, пока мама-папа под боком. Ничего, ещё дождешься, что каждый кот помойный тебе хозяин будет.

Он воткнул шприц Мише в бесформенную кисть, надавил на поршень, и, когда вынул иглу, гной под давлением высвистнул вверх метра на полтора. Мишу замутило, и хирург мягко надавил ему на затылок ладонью.

- Клади голову на локоть, не смотри. И не бойся, больно не будет, - сказал он, а потом добавил несколько фраз, которые сломали Шагину жизнь. По внешней видимости обращены они были к пациенту, но целью их, скорее всего, было произвести впечатление на новую красивую медсестру. И, надо сказать, память о фразах этих и впрямь сохранилась у нее до конца жизни. Впрочем, не столько от образной силы слов, сколько от того, что за ними последовало. Врач произнес примерно следующее:

- Больно не будет. Сейчас под новокаином рука твоя нечувствительна, как у мертвого. Представь, что она умерла первой, раньше всего остального тебя, она уже в том мире и не способна чувствовать что-нибудь здесь. Так что, если будут какие-нибудь ощущения, будь уверен, это ты нащупал что-то уже там.

На слова эти среагировали оба слушателя. Медсестра, перебиравшая в углу инструменты, подняла голову, на секунду прервав тихое своё позвякивание, а пациент очевидно вздрогнул и стал цвета свинца. Врач не обратил на это внимания. Чтобы не терять инициативы и ковать железо, пока горячо, он на десяток секунд отошел к сестре и произнес несколько негромких фраз, от которых у неё мгновенно вспыхнули уши. Затем хирург положил руку ей на локоть, она взглянула в ответ с благодарным упрёком, но в следующий миг за их спинами с грохотом рухнул и покатился железный стул, потом посыпалось и зазвенело что-то ещё, от отчаянного толчка задребезжало стекло в шкафу, и, наконец, Миша Шагин закричал, как кричат, пытаясь откричаться от смерти.

*****

Девятнадцать лет спустя Михаил Шагин, прислонившись виском к стеклу, ехал в электричке на работу. Был он болезненно худ, похабно выбрит, одет бедно и не сказать, чтобы опрятно, работал же в пригородном санатории техником бассейна, и хозяином ему был каждый помойный кот. Набитая электричка тряслась на стыках, мотая туда-сюда сидящих и стоящих дачников, тадахали колёса, шуршали газеты, по проходу протискивался знакомый всем, как брат, нищий Саша с вечным своим «извенитя, что я к вам обращяюся», и всё это сливалось в пульсирующий гул, который отзывался у Шагина в дырявом зубе и парадоксальным образом убаюкивал его привычной тупой болью. Гнил корень, началось это сразу, без предупреждения, вообще-то Шагин старался зубы до такого не доводить и бежал к стоматологу при первом подозрении, потому что никогда не пользовался анестезией. Ему повезло, в его тридцать пять судьба сберегла его от серьезных операций, с мелкими же неприятностями он справлялся сам; не так давно у него случился нарыв внутри носа, разнесший ему пол-лица, но Шагин не ходил в поликлинику, за несколько одуряющих суток дождался, покуда нарыв созреет, пробил его и выдавил перед зеркалом; ему понравилось, было интересно. С ним не случилось пока аппендицита, грыжи, открытого перелома или чего там еще, при котором колют замораживающий укол; трудно сказать, во что бы это могло вылиться; если бы когда-нибудь ему понадобился общий наркоз, Шагина, скорее всего, уже не было бы на свете.

Верил ли он, что случившееся с ним тогда, в больнице, было реальностью? Пожалуй, нет, пожалуй, никогда, даже в самые мутные или жуткие минуты свои; если бы верил, ему, наверное, было бы легче. Тогда бы он ушёл в мусор, человеческий брак, и компетентные люди нашли бы ему дыру на обочине, где кормят с ложечки тех, кто не получился. Нашпигованного таблетками, его бы укачало на волнах и засосало на дно; в благодатной тине лежал бы он, уже никому ничего не должный, и радостно отгнивал ненужными для жизни частями. Но Шагин не верил. Девятнадцать лет назад воображение сыграло с ним дурную шутку, и Шагину было невыносимо стыдно, что у него не оказалось чувства юмора; его для смеху толкнули, а он грохнулся и порвал новые штаны; нужно было отряхнуться и засмеяться, а Шагин не смог. Впрочем, он честно старался взять себя в руки и жить хоть как-нибудь, но сам, именно поэтому сегодня он снова трясся на безрадостную работу в утренней электричке, а дебильные колёса монотонно стучали под ним «хотькак – нибудь, хотькак – нибудь», и «носсссам!!!» шипели двери на остановках. Шагина мотало со всеми и не со всеми, в ритм и не в ритм, криво висело на нем собственное его отчаяние, потому что он, как всегда, думал, что с собою делать, и что с собою делать, как всегда, не знал. Ни за что, например, не согласился бы он обезболить зуб, и прекрасно это было ему понятно, и быть не могло иначе, замучались бы они его уговаривать, и хрен им в марлевую повязку, но в скособоченном воображении своём он уже лежал в стоматологическом кресле, онемение от укола ползло по щеке его и скуле, гладило холодным пальцем слуховой нерв, и сквозь жужжание бормашины мёртвая мать шептала ему: «Мишенька, Миша, не беспокоит? Мишенька, прополощи и сплюнь».

С шумным вздохом Шагин выпрямился, задергался лицом, и девушка напротив, по виду студентка, резко уставилась в окно, потом, не выдержав, скосилась обратно. Шагин попытался улыбнуться, и лицо девушки застыло деланным высокомерием, похожим на вывернутый наизнанку страх.

- Ну что ты будешь делать! – с тоской сказал он вслух. – У меня же даже мать еще жива!

- Это счастье! - в тот же миг отозвалась пенсионерка-дачница справа, как будто вот только этого и ждала. – Это большое счастье, когда родители живы. А папа?

- Ужас – мой отец! – сообщил Шагин вяло и не сразу, а как будто где-то порывшись.

- Что, сильно пьёт? – уверенно предположила соседка, искушенная в искусстве поездной беседы.

- Можете не сомневаться, - закивал Шагин совсем по-конски. – А ест ещё сильнее.

Зачем он это сказал, Шагин не знал, откуда ему? Он давно не дружил с собственным даром человеческой речи. То, что волновало его, было не сказуемо, а годное для беседы не волновало его вовсе. Разума на все сразу не хватало, и Шагин привык говорить без мысли; ничего, получалось, даже ещё лучше. Что до отца, то он не пил, впрочем, был жив тоже, но Шагин редко встречался с родителями. Матери больно было видеть, во что он превратился, и Шагину было больно в ответ. Отец же ненавидел сына тихой отцовской ненавистью за предательство всего, что сам когда-то ему намечтал; сначала пытался что-то сделать, потом махнул рукой, сперва был в ужасе, теперь постарел. Оправданий сыну он не находил и не искал, винил во всём позорную слабость духа, и Михаил, думая об этом, улыбался светло и радостно, потому что ненавидел себя сам и считал точно так же. Девятнадцать лет назад, возникнув ниоткуда, две большие мёртвые руки осторожно ощупали его застывшую кисть, положили что-то на ладонь и, сжав ему пальцы в кулак, держали так, пока отходила анестезия и юный Миша Шагин выл, хрипел у хирурга в руках и бил ногою в лицо красивую медсестру, пытавшуюся держать ему колени. И ничего страшного, рассуждал Шагин нынешний, глаз не вытек, нос цел, это главное, с лица воду не пить, а, впрочем, кровь рассосалась, синяк зажил. Синяк твой зажил, а вещь в ладони моей так и осталась, не увидеть её, ни понюхать, бессилен нос, незрячи очи, не так уж много от них человеку проку, можно было бить и сильнее.

Шагин вынул руку из кармана и уставился на белый шрам у основания мизинца, завороженно, внимательно, как впервые. Иллюзия, всё иллюзия, бред, тараканы в голове; из чёрного колодца Шагин зачерпнул пустоту, и чёрная пустота оказалась страшна ему, как ребёнку. Незримый и жуткий мир, в который каждую секунду грозили сорваться все людские планы и начинания, существовал только у Шагина в голове, и это само по себе было бы ещё ничего. Если подходить к вопросу принципиально, то никто пока не был в курсе, как именно должны вести себя люди с жуткими мирами в головах, могут ли они, скажем, быть не техниками в бассейнах, а замдиректорами городских электросетей, вполне вероятно, что замдиректорство в такой ситуации исключалось, как таковое. Беда в том, что пусть другой, не шагинский, но такой же страшный мир, в который неминуемо сорвется всё, существовал на самом деле, это и был весь мир, который вокруг, и Шагин вместе со всеми попутчиками летел сейчас в него на электричке, и пассажиры встречного поезда летели мимо в него же. Ужас царил над ними и ждал их на всех конечных станциях до единой, но люди вокруг Шагина имели страшную слепую силу ужаса не замечать; Земля была населена титанами и прометеями, презревшими гибельную бездну, и только Шагин, бесконечно высматривая что-то на клокочущем дне, висел у нее на краю, как тряпка.

- Мужчина, ваш билет! – вырвала его из раздумий женщина-контролёр, и Шагин уставился на протянутую руку с зажатым в пальцах компостером. Почему у нее компостер в той же руке, которой она собирается взять билет? Может ли быть такое, что вложенное девятнадцать лет назад в его руку нечто – это как раз тоже билет и есть, и контролер как раз спрашивает о нем, а пробивать не собирается, потому что зачем? Сличив даты, не свистнет ли она машинисту, и не свернёт ли послушный поезд в Ад? Маловероятно, сомневался Шагин, крайне маловероятно. Во-первых, если бы такие случаи были возможны, наука, скорее всего, уже имела бы о них сведения, что-нибудь да просочилось бы, а во-вторых, это точно был не билет. Шагин знал это уже давно, и вообще в руке у него ничего не было, это Шагин знал еще давнее, но знание не помогало. Впрочем, в общем и целом, ситуация не представляла особой сложности, Шагин переживал и покруче.

- Не с таким лицом тебе, хорошая тетка, контролировать составы адовы, - засмеялся он контролерше своим специальным смехом для подобных случаев, но билет подал неудобной левой, хотя был правша, или когда-то был правша, а теперь перестал, не сделавшись левшою. Правой он не писал, не держал ложку, не дрочил, не чесал рёбра у счастливых собак; берег ее при себе, за собой, под собою, в кармане, в рукаве, в рукаве в кармане. Это было не просто, правая лучше левой, многие хотели её, лезли с рукопожатием, но Шагин отвечал «извините, мокрая»; в конце концов, он был техником в бассейне, там вода. Кто-то ему сначала верил, другие сразу нет, сторонились, шептались за спиной, сбоку, иногда громко и прямо в лицо, но Шагин не расстраивался, в конце концов, что ему было с ними делить, они все до единого были прометеи, а он кто? Главное, что своего он добивался, рук они уже больше не подавали, не нужно уже было засматривать каждому в лицо – почувствовал? Нет? Потому что лучше было не знать, ведь если тот почувствовал, значит, мертвец, и что с ним таким прикажете Шагину делать? Да, когда-то давно, вскорости после позорного случая в больнице, самая преданная женщина на свете Лиля Кузнецова привела его за левую руку к себе в комнату, целовала, привлекла с собою на диван, и когда Шагин, почти совсем забывшись, провёл ладонью ей по голой груди, грудь с Лилей вздрогнули. Отчего они вздрогнули, думал теперь Шагин, может, ни от чего, но кто может поручиться, что не от чего-то? Тогда он сбежал навсегда и от Лили, без всякого сомнения сделав ее несчастной до конца жизни, хотя, скорее всего, и нет, и от всех женщин на свете, которым уж точно было плевать, но не мог же он оставаться с ними и с мертвыми их грудями, торчащими из них, чтобы кормить мертвецов? От них он сбежал, это было не так сложно, просто огибай каждую пару грудей по дуге, но куда сбежать от целого мира, зверем рыщущего, чтобы настичь тебя и пожать твою честную руку? Никуда, никуда, бесполезно, думал Шагин, бессмысленно, не ложится на стук колес, нет таких поездов.

Конечно, стыдно было сдаваться сразу, некоторые меры можно было обдумать, предпринять какие-то шаги. Где-то лет десять назад у Шагина померла бабка, Ольга Даниловна, отцова мать. Телефона у него не было, потому что в него кто-нибудь мог позвонить, и ему пришла телеграмма от родителей, а вместе с нею идея, уже лично от себя. План его был такой: приехать на похороны, поцеловать Баболю в лоб, а потом взять её руку в свою; она должна была почувствовать, как ему плохо, тайно отозваться, помочь и забрать эту вещь из его руки; они любили друг друга когда-то, и Баболя не могла его подвести. Но всё пошло прахом, потому что Баболи не оказалось на месте. Шагин вошёл в комнату с покойницей и не узнал её, это была не Баболя, это был кто-то другой, и совершенно невозможно было представить, чтобы это в гробу способно было когда-нибудь кого-то любить. Но оно чувствовало. Дернуло носом. Приподнялось в гробу на локте, поискало закрытыми глазами, принюхалось еще раз и выбросило жадную руку. Гроб со скрипом накренился и грохнулся, разметав из-под себя табуретки; Шагин, расталкивая людей, бросился к выходу, кубарем скатился по лестнице и стремительным полубегом пошёл прочь. Прохожие останавливались и провожали его глазами, а Небаболя, причитая бессловесным плачем и всё так же вытянув руку, гналась за ним на ущербных карачках, и седые волосы струились из-под сбившегося смертного платка. «Это бред, иллюзия», - на ходу твердил себе Шагин, краем сознания считая собственные ноги, но тут его догнали, схватили за правую руку, и Шагин заорал на всю улицу. Когда так живешь, орать становится совершенно привычным состоянием, нельзя сказать, чтобы это помогало в общении с людьми, а что делать? Впрочем, это был всего лишь отец, и он что-то орал тоже, Шагин внимательно заглянул ему в рот, в оре своем он был не одинок, это несколько успокаивало. Правда, не сказать, чтобы сильно, и, проведя два дня в рассматривании крюка от люстры, Шагин пошел в аптеку. Там он купил упаковку новокаина, шприц, и, забравшись на крышу ближайшей девятиэтажки, чтобы было куда сбежать, вколол две ампулы себе в правую кисть, сосредоточенно, стремительно, злобно, покуда страх не задушил отчаяние.

Это был петушок.

Карамельный петушок на занозистой деревянной палочке, липкий, наполовину слизанный, не красный, не оранжевый, а довольно редкий зелёный, а почему он так решил, Шагин не смог бы объяснить ни единому живому человеку. Но если уж это оказался карамельный петушок – последний пункт в шагинском списке из ста триллионов возможностей, то представлять его зеленым Шагину было естественней. Красного ему было не надо, красный было как-то более по-людски, а Шагин уже не верил в компромиссы с реальностью.

- Бедное неживое дитя, зачем это мне? – прошептал он, вытирая пот и не попадая рукавом по лицу. – Что же ты со мною сделало? – но тут же он вспомнил больницу, укол, онемение, затем невидимые неуверенные большие руки, вкладывающие что-то ему в ладонь. Как вспышка, в мозгу его возник образ - бездумно раскачивающийся на корточках переросток-дебил, мутные глаза без мысли фокусируются на проплывающей мимо руке, и, расплывшись в идиотской улыбке, он вынимает из мокрого красного рта ядовито зеленый недолизок и вкладывает его Шагину в ладонь, на, на, пососи.

- Пососёшь ты сам, - сказал Шагин в совершенно спокойном ужасе и щелчком мертвых пальцев отправил петушка в пустоту. Тут же паника от невозможности вообразить последствия обрушилась на него, и Шагин, стиснув зубы, начал крушить кулаком пустоту, прямым, боковым, сверху, снизу, только бы не останавливаться ни одной секунды, пока не прошла анестезия, как будто на это могло хватить сил и дыхания. Сперва он молотил в никуда, но вдруг во что-то попал, сначала больно в твердое, потом в какую-то слизь, кулак его обильно забрызгало, в горячке он принялся оттирать его другой рукой, потом об штаны, но в нашем мире рука его не чувствовала ничего, а в том вытереть ее было нечем, и Шагин понял, что дурак и пропал. Даже если там не перехватят руку, свободной и чистой ему ее уже не унести. Но ее перехватили умной железной хваткой, Шагин, скуля, ещё пытался вырваться, но ему уже аккуратно, один за другим, отгибали пальцы с силой, которой немыслимо было противостоять, а потом снова что-то вложили, но уже не то, что раньше, совсем не то, совершенно другое, длинное, твердое, удобное для ладони, Шагин сразу и точно понял, что именно.

- Извенитя, что я к вам обращяюся, - услышал он и открыл глаза. Поездной нищий Саша сидел напротив на пустом сиденье и заискивающе улыбался.

- Чего уж там, обращайся, - разрешил Шагин. – Я не гордый.

- А потему не гордый? – заинтересовался Саша. - Денех нету?

- Для тебя точно нету. Я так думаю, у тебя их побольше моего.

- Да! Да! – радостно закивал Саша. – Деньги есть, много денех есть, дают, дают, сцастья им и ихним блиским. Но целовеку зе хотецца не только денех, целовеку хотецца увазения. Вам хотецца увазения?

- Кому ж не хотецца?

- Ну вот! А увазяют они только тех, хто хоросо устроился, много мозет взять себе и позволить, там, новые красофки, или поехать на Сизиземное море с класивой зенсьиной, или батон с малиновым валеньем, много разное, да. Они думают, сто это главное в зизни целовецеской, а потом придёт, скажем, рак желудка, выжрет им кишки, выплюнет в рожу, вот тогда-то они и умоются. Я так считаю, в массе своей не отдают они себе отчета, кто на земле хозяин, надо бы им напоминать почаще.

- Вообще-то да, - подумав, ответил Шагин. – Да. Трудно с вами не согласиться.

- Радостно сознавать, что не осталось уже среди них настолько недалёких, чтобы полагать, что мир сотворён им для счастья, а если и появляются таковые, то как-то быстро заканчиваются. Но сильна до сих пор в них идея благополучия, верят они в предприимчивость, трудолюбие и талант, мечтают построить дом, посадить дерево и вырастить сына. А вот когда дом сожгут, а сына приколотят к этому дереву гвоздями, тогда дойдет и до самого тупого, что не ту руку он всю жизнь лизал, и молить нужно было не о жизни радостной, но о смерти лёгкой.

- Я сплю? – спросил Шагин.

- Разумеется. Тебя укачало в электричке, ты провалился в сон – слабое подобие смерти. Часть твоего сознания, по сути, мертва, и ею сейчас ты понимаешь правду миллиардов ушедших, не видимую вами, живыми, за каждодневною суетой. Я давно хотел с тобою поговорить, Шагин. Ты близок мне, ты заблудился в этом мире, но не поверил успокоительной лжи его, ты сам поставил на своей жизни крест и превратил её в могилу настолько, насколько это возможно существу с сердцем стучащим и кровью струящейся. Но не переборщил ли ты, вот в чем вопрос? Ты верно понял, что мир создан, чтобы множить страдания в нём живущих, но почему же ты решил, что, осознав эту истину дорогой ценою, ничуть не возвысился над морем слепцов, не готовых платить? И, если тебе хочется уважения, почему не взять его собственной рукою? Почему, например, сопливая девица напротив, вдвое тебя моложе и в сотню раз меньше выстрадавшая и понявшая в жизни, считает себя вправе воротить от тебя нос, лишь потому, что не сгубил ты единственную жизнь свою в ловле радостных пузырей, а пил прямо из источника жизни, хоть влага его оказалась отравлена и жгла, как огонь? Если ты и рак желудка созданы Творцом, чтобы умножить число страданий в мире, отчего ты решил, что не можешь бесчинствовать так же, как рак? Что останавливает тебя – не укради и не убий? Но кому, как не тебе, знать, что заповеди эти придуманы кротами, не зрящими истины, хоть и пылает она в зените своём, словно черное солнце? Ведь даже если завтра мир станет свят и люди возлюбят друг друга, как братья, всё равно не изменить им судьбы своей, ибо не созданы они ни для чего иного и все они, все, до единого, будут обокрадены и убиты! Неужели же ты готов встать на сторону лжи, Михаил Шагин? Именно ты, волей судьбы положивший руку на фундамент бытия и осязавший основы жизни, ты, в чью руку вложил оружие земной славы твоей сам Новокаин – Новый Каин?!

- Б… - выругался вслух Шагин, дернувшись и распахивая глаза. – Б…, б…, б…, - он несколько раз ударил виском о раму окна, с каждым разом всё сильнее, потом вздохнул. Вокруг него сидели всё те же попутчицы и глядели на него с раскрытыми ртами. Саши, естественно, не было.

- Задремал, - сказал им Шагин.

Дачница, как завороженная, кивнула. Студентка напротив, не выдержав, вскочила, схватила с полки сумку и, протиснувшись боком между колен, залавировала среди стоящих пассажиров к выходу в тамбур.

- Зря, - сказал себе Шагин, потом повторил громче, уже для всех. – Зря. Никто бы ее не тронул, а свободных мест не будет, самое близкое, до Городища. И никто не уступит, даже чтобы познакомиться, потому что потом придется еще и сумку тащить. А познакомиться можно и когда без сумки, да и зачем?

- И, главное, было бы из-за чего, - подумав, добавил он. - Во-первых, всё это демагогия. Во-вторых, иллюзия. Это всего лишь у меня в голове. Никакой связи с объективной реальностью. Не на того, суки, напали.