Автор: крезот


Остатки тепла



Знал же, что в поле заходить нельзя, и пошел. Срезал на свою голову дорожку.
Гиблое место: ни кочки, ни ямы, лишь белая скатерть равнины и вьюга.
Ветер назойлив и беспощаден, колет лицо снежной крупой, сечет скулы. Натянутый на нос ворот обмерз: так застывает с последним дыханием тепло.
Вокруг уже намело с хороший сугроб. Самое время окопаться, сложить костерок. Ток с чего?
Рук будто нет, лицо словно чужое. Сплюнуть бы, да нечем. Остается сидеть, покрываясь ледяной коркой, и подыхать.
Наверное, даже тела не найдут. Кто еще сюда сунется-то? Второго такого еще поискать. Вот уж старикан посмеется, когда узнает... Ругаться будет: первый добытчик, а туда же, померз как пацанва.
– Отдыхаешь?
Откуда-то из-за спины... Мелодичный грудной тембр – глубокий, даже сквозь вьюгу слышно. Всегда нравились такие голоса: томные, загадочные.
– Ты часом не оглох?
Оглянуться бы... узнать, какая она, хозяйка этого голоса, и есть ли там кто вообще. Жаль тело решило, что суета теперь ни к чему.
А вот и она. Высокая… Должно быть, хорошенькая: хоть и в меховых обмотках – фигурка, что надо. Подошла тихо, наст под сапожками даж не треснул.
– Так и будешь валяться?
Лица не видать, только глаза меж капюшоном и полосой шарфа. Смотрят пристально, с любопытством. Надо бы ответить, но зубы не разомкнуть.
– Жить хочешь?
Дура... А кто не хочет?! Дать бы тебе леща. Жаль, силенок осталось лишь глазом дернуть.
Заметила-таки. Достала из-за пазухи меховой термосок, взболтала... Ну да, самое время выпить. Шарф даже сдвинула, чтоб к трубке приложиться.
Широковатые скулы, нос горбинкой, в черных глазах безмятежное спокойствие. Бледная и сосредоточенная. Красивая.
Взгляд отвела. Стеснительная что ли? А так и не скажешь, вроде не дите… Понежнее с головой, дамочка, так и оторвать не долго.
Сердитая какая-то, и лицо злое. Пялится. Целовать собралась или лицо обглодать? Черт их поймет, это бабское племя.
Ну да, губы ж померзли. Поить будет. Хоть напоследок свезло, а то ведь и мужик найти мог. Давай, девка, пои, раз взялась.
Горячо… Бог ты мой, как горячо-то! Что ты там намешала?! Пусти, дай помереть спокойно. Чтоб тебя черти в аду с таким огоньком драли…
Снег – теплый, мягкий – так бы и зарылся целиком. Что ж так больно-то, а? Лучше бы сразу сдох.
Снег, когда уже я отключусь? Снег?..


***
Пробуждение было лениво безмятежным, и Влад не сразу сообразил, где находится.
Его волокли: веревка под мышками нещадно давила, о поясницу с хрустом ломался наст. Ноги то и дело цеплялись за ледяные обломки, норовя потерять сапоги.
Девушка тащила молча, рывками, без передышек. Ему захотелось сказать, чтобы она прекратила: уже не так холодно, можно бы остановиться и переждать. Но губы не слушались, и его продолжали тащить. Пришлось оставить бесплодные попытки подать голос и полностью смириться с ролью безвольного груза.
Его дергали и тянули. Наверху выл ветер, закручивая снег в затейливые вихри. Дико клонило в сон, такой теплый, обманчиво уютный. Он боролся, как мог, и все-таки опять провалился в удушливую темноту.
Очнулся, когда снежную подушку под спиной сменило что-то твердое. Пахло дымом, сладковатым и пряным. Ветер стих. Где-то снаружи бессильно подвывала вьюга.
Влад осторожно приоткрыл глаза.
Низкая полутемная нора была вырыта в крупном сугробе. Девушка копошилась в углу, закладывая вход кусками льда. У стены лежали короткие, подбитые шкурой лыжи, свернутый меховой спальник и полупустая походная сумка. Немного в стороне валялся мешок Влада. Внутри чадила небольшая горелка. Слабый огонек колыхался и подрагивал, отбрасывая причудливые тени на искрящиеся стены. После круговерти снаружи, убежище напоминало сказку, одну из тех, что почитывала перед сном мать.
Хозяйка сказки перебралась ближе, и затылок Влада уютно расположился на затянутых в мягкую шкуру коленях. В руках спасительницы появилась плоская баночка. Сухо щелкнула крышка, наверху сильно пахнуло травами.
Теплые пальцы осторожно растерли онемевшее лицо, и кожу пронзили сотни раскаленных игл. Влад заскрипел зубами, но боль быстро сменилась легким холодком, оставляя ощущение, что его облизал огромный ледяной пес.
– Спа-сибо.
Девушка подложила ему под голову мешок и переползла к горелке.
– Не думай, что это бесплатно. Мазали тебя далеко не свиным жиром, так что одним словечком не отделаешься.
Низкий голос завораживал, отзываясь приятным гулом от стен. Влад слабо кивнул: само собой, кто же таскает умирающих незнакомцев просто так.
– Я заплачу. У меня есть немного... в сапоге.
– Деньги что ли? – усмехнулась девушка. – Мне такое не интересно. В большинстве мест это бесполезные пятачки металла.
Грудь сдавило, и легкие зашлись сухим рваным кашлем. Когда дыхание восстановилось, Влад затих, разглядывая снег на потолке.
– А что интересно?
Спасительница фыркнула и, поджав колени к груди, придвинулась к огню.
– Меньше говори, а то кожа потрескается. Утром, разберемся.
Мысли путались, с трудом продираясь сквозь вязкую дрему, и он сдался.
Тьма придавила душной бесформенной массой, по-хозяйски села на грудь. Скользкие пальцы вцепились в пересохшее горло, обрывая захлебывающийся вопль. Влад захрипел и медленно вынырнул из тяжкого сна.
Снаружи бесновалась вьюга.
Девушка опять замоталась, оставив только глаза, спрятала ладони в рукава полушубка. Укутанная фигурка слегка покачивалась, в такт доносящемуся из-под капюшона пению. Слов не разобрать, но пела красиво.
Язычок пламени моргал и трепыхался. Тень девушки колыхалась. Приглушенный шарфом голос манил и завораживал, плавно вплетаясь в завывания вьюги. Местами было даже не разобрать, кто кому подпевает.
– Ты же муля?.. – выдавил Влад. – Верно?
Капюшон повернулся, и пение оборвалось.
– Ты так шутишь или совсем голову отморозил?
– Не прикидывайся. Ни одно питье не подняло б меня из того сугроба... Я там почти помер.
Девушка промолчала. Другой бы сдал назад, но Владу было уже все равно.
– Так что не стесняйся, принцесска. Бери с меня как обычно – я не против.
– Да? Похоже, сильно жалеешь, что не сдох?
В лицо дохнуло стужей. Невидимая рука коснулась груди, заставив скрючиться на полу.
Плохо быть догадливым. И больно. Девушка невозмутимо наблюдала, как его ломает и корчит. В пристальном взгляде не было ни злобы, ни жалости – лишь спокойствие и пустота.
Когда в голове зашумело, муля отвела взгляд. Ледяная хватка ослабла, и боль ушла, растворяясь в нахлынувшем жаре.
– С тебя не взять теплом, ты слишком слаб.
Она размотала шарф и сбросила просторный капюшон назад. Прямые волосы разметались по меховому воротнику иссиня-черной волной, и Влад невольно засмотрелся. Снежная принцесса глянула исподлобья, вызывающе сверкнув глазами:
– Ты знаешь, кто я, и не боишься?
– А надо?
– Конечно... Я пока не решила, что с тобой делать.
В норе похолодало. Девушка уставилась куда-то вдаль, за пределы убежища.
– Впрочем, ты сильно померз, и без моей помощи вряд ли дотянешь до утра.
Влад усмехнулся: несколько часов на таком ветру даром не проходят, но бывало и хуже. Словно угадав его мысли, Муля обернулась:
– А если и дотянешь… Ты видел мое лицо. Сам понимаешь, что это значит.
Он понимал и, тяжело вздохнув, уставился в потолок.
– Зачем тогда тащила-то? Пожалела что ли?
– Да хоть бы и так, – пожала плечами девушка. – Кто ж знал, что ты такой смекалистый окажешься.
За стеной подвывал ветер. Снежная крупа секла обледеневший наст, жадно облизывая верхушку сугроба. Влад пялился в потолок и слабо шевелил пальцами, поглядывая краем глаза на мулю. Та пристально наблюдала за огоньком, покусывала губы – тонкие, ярко выделяющиеся на бледном лице – и молчала.
В руке стрельнуло, словно кто спицей ткнул – медленно, от ладони к локтю – и Влад с трудом унял дрожь. Конечности понемногу отогревались.
– Я могла бы тебя опустить, – наконец, проворчала муля. – Только при одном условии. Тебе оно не понравится, но по-другому никак.
Она отползла в угол и вернулась с походной сумкой. Выудила металлическую кружку и, зачерпнув из стены снег, поставила на огонь. Рядом на полу появилась баночка с криво нарисованной пчелой и пучок трав.
– Примешь мою кровь. Самую малость, чтоб мозги не отшибло. Сильно тебя это не привяжет, но язык придержит... Да и крутить от боли перестанет. Сразу, может, и не побежишь, но обморожение сойдет. Не зря ж я тебя на горбу тащила.
Горелка моргала и потрескивала, снег непривычно быстро оседал в кружке, наполняя посудину водой. По коже побежали ледяные мурашки, и Влад поднял глаза. Муля смотрела на него, словно змея.
– Соглашайся. Выбора особого у тебя нет.
Влад попробовал сжать кулак и вымученно улыбнулся:
– Предлагаешь, стать твоим суженым до конца дней?
– Размечтался. – Лицо девушки порозовело, и она рассмеялась, мелодично, с легким придыханием. – Я уже давно привыкла быть одна. Был бы ты помоложе, может, еще и подумала, а так...
– Хорошо. Рад слышать, что для твоей ручной зверушки я староват.
Он приподнял голову. Принцесса помешивала воду обточенной палочкой. От кружки уже вовсю шел пар.
– А если я откажусь?
Девушка поморщилась и кинула в кипяток щепотку трав. В норе резко запахло чабрецом с мятой.
– Кожа твоя почернеет, пойдет волдырями. Начнет отслаиваться, вместе с мясом. Если повезет, потеряешь только ноги... Это при условии, что я тебя не убью.
– Заманчиво, – прохрипел Влад. – Даже не знаю, что выбрать.
– Могу и насильно напоить, – холодно предложила принцесса, – но лучше бы ты согласился сам.
Влад притих, поглядывая на колдующую над отваром мулю.
– Это так важно?
– Для меня – да. Каждый имеет право на выбор.
Она вытащила из-за голенища нож, наскребла немного меда из банки, перемешала с питьем и осторожно подползла ближе. В левой руке кружка, в другой короткий клинок.
– У вас есть одна сказка, о злой Снежной королеве. Я, может, и не она, но мой тебе совет: не раздумывай слишком долго.
Муля уколола палец и смахнула тёмно-красную каплю в отвар. Вода забурлила, вскипела пузырями. В норе потеплело. Обхватив кружку ладонями, принцесса снегов села рядом.
– Ну что, Кай? Пора решать. Спрошу еще раз: ты хочешь жить?
Кривясь от боли, Влад вжался в пол. Муля склонилась над ним. Черные глаза оказались так близко, что можно было разглядеть мерцающую в зрачках стужу.
– Боишься? Чего? Ты же умираешь. Поверь, я в таких вещах разбираюсь.
Хрупкие руки оказались на удивление сильны. Муля обняла его за плечи и, приподняв, поднесла кружку.
– Выпей, и полегчает. Только один глоток. Не больше.
От мули пахло дымом, снегом и мятой. Неестественно черные глаза на белом лице превратились в два бездонных провала. Холодная равнодушная пустота манила, затягивала, и Влад сжал пальцы до хруста, не в силах отвести взгляд.
Вкрадчивое сладковатое тепло разошлось по телу покалывающей волной, ударило в голову легкой метелью. Муля улыбнулась краешком губ и неожиданно покраснела, словно простая девчонка.
– В этот раз целоваться не будем.
Влад горько усмехнулся и коснулся ее ладоней, нежных и на удивление теплых. Каких нет и никогда не будет у его знакомых простых девчонок.


***
– Прости…
Слова прозвучали до ужаса глупо, и Влад отпустил ее пальцы. Опрокинутая кружка покатилась по льду. Принцесса покачнулась и удивленно уставилась на торчащую из груди рукоять. Закашлялась. Меж губ хлынула кровь, с шипением выжигая снег до мерзлой земли.
Влад с трудом откатился в сторону, подальше от вскипающей лужи. Занемевшие мышцы отозвались режущей болью, скручиваясь в узлы.
С коротким всхлипом муля выдернула нож, отшвырнула. Клинок проплавил ледяную корку и утонул в стене, поплевываясь паром.
Принцесса неуверенно встала, проламывая расползающийся наст. Ветер с яростным воем ворвался внутрь. Горелка слабо чихнула, завалилась на бок.
Спасаясь от жара, Влад ткнулся лицом в пол, и его привалило частью потолка. Сугроб-убежище разваливался. Зажав рану рукой, муля нырнула в беснующийся снаружи снеговорот, и на смену нестерпимому жару пришел холод.
Влад выругался сквозь зубы и скрючился, пытаясь добраться до ножа в сапоге. Тот скользил, словно рыба, насмерть увязнув в портянке. Когда лезвие неохотно покинуло ножны, Влад выполз наружу.
Вьюгу сменил буран. Там, где прошла принцесса, в снегу остались дыры с ладонь – шипящие, исходящие паром. Влад впился клинком в ломкий наст и со стоном подтянулся вперед.
Как он и ожидал, муля не ушла далеко. С каждым рывком отметины становились больше, а потом, он увидел ее.
Муля лежала, уставившись в небо. Принцессы почему-то всегда падали именно так.
Руки и ноги разбросаны иероглифом, ломаным, бестолковым. Грудь уже не двигалась. Снег вокруг таял и отступал, не успевая оставить луж.
Скрипя зубами, Влад выбрался на прогретую площадку. От земли валил пар. Воющий вихрь рвал его наверху в клочья, но здесь, в центре бурана, царило спокойствие.
Потому что здесь лежит она.
Он осторожно подполз и сел рядом.
Муля была красива даже сейчас: без своего томного голоса и улыбки. Иссиня-черные волосы разбросало по земле в очаровательном беспорядке. Алая дорожка от уголка рта причудливой лентой опоясала шею. На бледном лице выражение безмерного удивления и обиды.
Красоту принцессы не портила даже рана в груди, пылающая нежно желтым огнем. На пару пальцев ниже, чем надо. Хотя, удивительно, что вообще попал.
Влад аккуратно убрал с ее лица волосы. Бездонные глаза остекленело смотрели в небо, туда, где выл оставшийся без хозяйки буран.
Прикрыв снежной принцессе веки, Влад поудобней перехватил нож.
Предстояло еще поработать, чтобы тепло не ушло.


***
Старик сидел, где обычно, у входа в тоннели, под выступающим из скалы козырьком. Хохлился, словно ворон, кутаясь в грязную рванину. Из-под обшитого потрепанным мехом колпака вырывались редкие клубы пара.
Влад тронул его за плечо, и старикан заметался, путаясь в рукавах, чудом не упав с лавки.
– Вконец сдурел, дед? – пробурчал Влад, отряхивая сотканную из лоскутов накидку от снега. – Чего опять вылез? Сидел бы себе в каптерке, чаи гонял. Замерзнешь, ей богу, хоронить не буду – прям так брошу.
Встречающий расплылся в беззубой улыбке:
– Та и не хорони, Владик. Волкам тож кушать надобно. Покажь лучше, что принес.
Влад вытащил из мешка плотно замотанный в шкуры горшок, бросил старику на колени. Тот ловко подхватил, присвистнул. Скрюченные пальцы вцепились в увесистый сосуд, словно два паука.
– Эхе-хе! Я ведь, как знал, что ты не с пустыми руками будешь. Потеплело. Самую малость, но кости-то не обманешь… Везучий ты у нас: на зайца пошел, приволок мулю.
– Слабая она, – буркнул Влад. – Надолго не хватит. Все время у огня сидела, куталась. Молодая, видать, или калечная.
– Да хоть бы и дохлая. Плохая муля, все одно лучше дров греет. Ну а до лета на угле протянем.
Шмыгнув потекшим носом, старик прижал горшок покрепче к груди.
– Если совет подыму, по теплу на юг пойдем. Здесь так и так смерть. Земля стынет, ночь год от года длиннее. Вон уже и ледышки эти мерзнут.
Раскаленная глина слабо потрескивала, излучая пульсирующие волны тепла. Старик сунул пальцы под шкуру, блаженно прищурился.
– А что ни говори, вовремя ты вернулся. Топка почти встала… Грибники уже к ипату ходили. Опять орали, что я им тепло перекрыл. Ни о чем кроме своих гнилушек не думают. Понажрутся спорыньи, а потом ходют, воду мутят. Одно слово плесняки...
Влад обернулся. После бури горизонт был чист и белоснежен. Среди серых облаков мелькнуло холодное солнце и тут же скрылось в плотной ватной завесе.
– Старый… Ты хоть раз слышал, чтоб мулька кого спасла? Просто так, из сострадания.
Дед хмыкнул и, запахнув изодранную накидку, уставился перед собой в снег.
Влад не торопил. Выдохшийся за ночь ветер приятно холодил кожу, напоминая осторожные прикосновения женской руки. Оттаявший ворот неуловимо пах дымом, мятой и чабрецом.
– Про мулек разное говорят, – прошамкал наконец старик. – С виду ж баба как баба – почитай, наполовину человек. Вот мужики и путают, мягкое с теплым равняют. На деле ж, скорей у сосули сочувствия дождешься, чем от мули... Не ровня мы им. Я вот, когда сало топлю, за несчастного порося не особо думаю: все больше о шкварках, да каше с жирком на ужин. Тут уж не до сострадания... Ну а для мульки человек даже не кабанчик, а дрова, на которых его смолят.
Испещренное морщинами лицо посерело. Дед надрывно откашлялся, сплюнул в сугроб.
– Но ты ж не просто так спросил? Давай уж, вываливай, что тебя гложет.
Заплечный мешок упал рядом с лавкой, и Влад сел, погружаясь в источаемое мулей тепло. От резкого перепада в голове зашумело.
– Влип я там, старый, – усмехнулся он, растирая обожженную кровью ладонь. – Почти на тот свет отъехал... Мимо бы эта ледышка прошла, как пить дать сдох... Но не прошла же. К себе отволокла, отогрела. Даже отпустить думала... А что я? Как обычно: ножом, исподтишка, как крыса...
– Здоровый ты, Влад, а в душе щеня, – проскрипел дед, подымая глаза. – Тебе что, горла рвать не за кого? У нас здесь старики, бабы, ребятня, а ты в честность захотел поиграть?! Нет у тебя такого права. Ни у кого нет, и никогда не было.
Белесые отмороженные зрачки смотрели холодно, не мигая, и Влад отвернулся. Старый истопник скривил похожие на треснувшие оладьи губы и сунул ему в руки горшок.
– На, поплачь за свою «спасительницу» – авось полегчает. Сильно ток не увлекайся, нам еще отмечать.
Заключенное в глину тепло перекатилось по дну, мягко толкнуло в ладонь жаром. В груди щемануло, выкручивая нутро наизнанку. От незнакомого ощущения Влад поморщился.
– И без того тошно, не перегибай…
– А что? – пожал плечами старик. – Мне оно завсегда помогало, пока не перегорел. Слезу пустишь, и вроде как легче... Думаешь, чего она тебя волокла? Мульки таких любят, жалостливых, горячих. Так что никуда б ты не ушел. Если б не нож, бегал бы сейчас на поводке, сапожки в зубах таскал.
Влад фыркнул и хмуро уставился на потрескивающий сосуд. Внутри слабо шевельнулось, дрогнуло, вызвав очередную волну тоски. Тонкое покалывание в ушах сменил нарастающий звон. Ничего не замечающий дед поежился и лишь плотнее завернулся в рванье.
– Не ты первый эти жалостные песни заводишь, – проворчал он, подымаясь с лавки. – Почитай каждый на их смазливое личико хоть раз да велся. Только не всем свезло. Муля не человек, а злобная снежная баба, и нечо эту тварюку жалеть.
Скрипучий голос истопника плыл и затухал, уходя все дальше. В снегу под ногами расцвело красное пятнышко: одно, второе, третье... Влад смахнул из-под носа кровь и вымученно ухмыльнулся.
– Старый, а ты ведь опять прав. Это всего лишь муля – ни больше, ни меньше. Глупая снежная девка, начитавшаяся дурных сказок…
Пульсирующий в голове шум быстро перерастал в призывное завывание вьюги. Покачиваясь, Влад встал и с отрешенной улыбкой обернулся – туда, где пряталось за облаками скупое на тепло солнце.
– Да и жалеть ее глупо, потому как я этой ледышке проиграл.


***
Он шел, проламывая тропу через застывшие сугробы. До горизонта тянулась искрящаяся под луной равнина. Притихший ветер гнал вдаль легкую поземку, лениво трепал волосы.
Руки бережно прижимали к груди теплый горшок. Внутри переливалось огнем сердце – последний подарок его глупой принцессы с тихим, глубоким голосом.
Влад знал, что найдет ее там. Посреди поля, через которое никто не ходит. Возле вырытого в сугробе ледяного дворца.
Верил, что она ждет, и надеялся, что простит.
Простит, потому что на губах все еще стоит горьковатый привкус мяты и чабреца с медом.

Муля? Альп? Нет, брукса ))) Люблю Сапковского.

Пару раз зацепилась взглядом вот в этих местах:

"Немного в стороне валялся мешок Влада. Внутри чадила небольшая горелка." - понятно, что чадила в норе, но все же...

"... бесполезные пятачки металла."

Хороший рассказ, прочла с удовольствием. То есть деда Влад всё же оставил без тепла.... Ох, уж эти мужчины .

Очень уж удачное оказалось у пана слово., вот и решил, что он не обеднеет.
горелка в мешок сдвинулась при перестановке предложений, спасибо, что заметили
"пятачок" меня тоже смущает, то ли пятка, то ли друг вини
может, заменю на "кругляши"
рад, что по остальному вопросов нет

Тоже резануло - принимайте в клуб))

Выпилю. Два человека это уже не повод, а верный показатель.

Честно говоря, я в легком недоумении. Раньше была куча вопросов из разряда: откуда у них там мед и травы, почему снежная баба внутри горячая, нафига он пошел обратно, что там вообще происходит...
То ли здесь люди добрее, то ли я так удачно все переписал. В принципе, грех жаловаться.

Вопросы остались. Просто их так много, что не хочется начинать задавать.-)

Не обольщайтесь - пока не смогла дочитать...

Вопросов конечно много и в основном по концовке. Неужели муля жива осталась, попробовал ли он ее крови, да и зачем к деду ходил?

Мистика Снежная дева Говарда

Читала у Сапковского только "Ведьмака" - один или два романа. Но давно...
А что за муля? В тексте она то с большой, то с маленькой буквы.
Сапковский-то, конечно, не обеднеет, но кто эта муля?
Автор так уверен, что ВСЕ читали и перечитывали Сапковского? Подозреваю, что вопрос не только у меня.

Муля - просто слово, название для существа.
У Сапковского это высший вампир, здесь - аля снегурочка.

Догадаться, конечно, можно, но не убедили
А написано хорошо.

Прошу прощения перед теми, кто уделил время моей поделке. У меня нет возможности прочитать и оценить все рассказы, а делать это тяп-ляп не хочется. Да и на попадание в сборник я не рассчитывал, скорее представиться и познакомиться немного ближе с местными жителями.

Прошу считать, этот рассказ внеконкурсным. Потратьте лучше время на других авторов.
Всем спасибо.

У меня, наверное самый неправильный вопрос будет: что тут автор хотел сказать то?
Ну ГГ я вроде понимаю, он циничный тип. Опять же, не хотел становится "собачкой". (правда, вот отчего-то выпил, думал что убьёт и его "отпустит"?) Но... сцена в иглу - та ещё магия. Нож из руки мули перекочевал к ослабевшему ГГ, да ещё ему хватило сил его успешно вонзить. Возможно, что выпив йаду, он очень быстро оклемался? Возможно. А крышу ему снесло чуть позже.
С мотивацией мули всё проще: она человек, который в глазах других - ценная добыча. Как и они в её. И могут обвинять друг-друга в бесчеловечности 8)
Получается, что тут история на древнюю тему: человек человеку волк.

Возможно, я что-то (или всё) не так понял 8).

Изначально все было еще жестче. Здесь очень много недостающих кусков, и читателю предлагается достроить рассказ самому, на свой вкус и понимание, использую наброски и намеки.
У читателя есть такая особенность: достраивать и заполнять пробелы домыслами. Хотя и считается, что читатель этого не любит.
Так что идея была спорная. но так вот получилось. Эксперимент.

Стиль есть, но не мой.

Выживают только циники и безжалостные люди.
Герой Мулю убил, деда бросил...

Хорошо сделанное фэнтези. Мне понравилось. Прочитал с интересом и удовольствием. Живой язык, образные персонажи.
Но к теме конкурса имеет отношение как та сказка про Снежную королеву, упомянутая в тексте. Кстати, нам мой взгляд, лучше выпилить упоминание о ней. Подрывает доверие к рассказу, уж очень притянуто, словно автор не уверен, что без этого ему удастся убедить читателя.

Пишет автор неплохо. Только непонятно, о чем и про что. Кто эта женщина, кто все эти люди, как это все устроено в мире и как работает – загадка.

Муля, видать, Андерсена в детстве читала.)

Хорошая история вышла, и довольно неожиданная на конкурсе. Читал без отрыва. Маловато, конечно, мне показалось этого мира, но история завершенная получилась.
Вроде как переброшен мостик в народный фольклор, с темой дев холода и смерти. Да и Снежная Королева маячит неподалеку.
Муля-Маря-Морена... Не знаю, случайно ли так вышло, или автор сознательно так имя выбрал. Но ассоциации с мифологией есть.
Действительно, должна же быть новая мифология в мире холода.

мне было интересно, куда автор выведет. Вернее, первый кусок мне не очень оказалось понятно, зачем он писался от первого лица, если от третьего лица дальше? Но меня подкупила недосказанность. А вот когда со стариком длинные разговоры пошли, как-то я со скучилась. И очень стали раздражать причастия и деепричастия. А еще манера ставить их в начало предложения.

Гули - это, кажется, вроде оборотней. А вот почему "муля"? "Муля, не нервируй меня" (с) А она меня всю дорогу нервировала. Особенно там, где превращалась в "мульку".
Причины наступившего постапа и происхождение "мулек" никак не объяснено. Хотя, может и к лучшему. Это ж лишнюю объяснялку прикручивать.
В остальном добротный, "держащий" рассказ.

Мистика-аа, однако...

Спасибо всем, кто прочитал и отписался.
Некоторые замечания явно в тему. Мнение и вопросы тоже дают пищу для размышлений.
Ну а теплые слова немного меня успокаивают.

Так-то оно, конечно, добротно и небезынтересно вышло. Но вот меня до самого конца не отпускало ощение, что весь текст похож на хождение кругами. В итоге герой отправился исправлять свой же поступок, просто потому, что дед в саркастической форме озвучил его же мысли. Получается, что чувак к себе не прислушивается совсем. И это, конечно, его дело, но в общей концепции это, на мой взгляд, немного глуповато и походит просто на вымученный сюжетный круг. Мне кажется, текст очень значительно выиграл бы, убери автор эту сладковатую концовку с попыткой вернуть взад содеянное и поданное читателю как действие необратимое, а оттого драматичное. А так, захотел - вырезал сердце, захотел - назад вернул, какие проблемы, да.

Там две концовки. Планировалось оборвать на один кусок раньше, без возвращения все оставить.
Но жаба сказала: лепи все, а там разберемся.