Моя попытка написать фэнтези без древнего зла и эпика. Пожалуйста, раскритикуйте в пух и прах.
Глава первая
Черноокий, он проскользнул к воротам, расталкивая торговцев. Солнце играло на стальной бляхе под горлом, стягивающей плащ. Скрип узких перчаток терялся в многоголосом гаме людского потока. Я хмыкнул, провожая мужчину взглядом. Заметил, что стражник тоже отвлекся от записей: с дрожащего пера слетела черная капля.
— Ну, балда,— крикнул на него офицер, потирая и без того алый подбородок. - Чего зеваешь?
— Дак, ваще благ-родие, — он показал на иностранца.
— Клякса. Недопустимо. Переписать страницу!
Иностранец встал рядом со мной, сложив руки на груди. Лицо его было острым и жестким, как сломанный кинжал.
— Цель приезда? — спросил меня офицер.
Иностранец кашлянул в кулак. Офицер его старательно игнорировал, так старательно, что подбородок и щеки стали пунцовыми.
— Приехал домой, — я слабо улыбнулся.
— Откуда?
Иностранец прокашлялся.
— С войны.
Офицер нахмурился.
— Какой войны?
— Со всем уважением, войн не так много было, ваше благородие. — Офицер злобно засопел. — Северная, северная.
— Да что ты? И как воевалось?
— Несладко, — я притворился, что не заметил издевки.
— И под кем же ты бился, герой? — офицер набычился.
— Лорд Гарнео.
— А, Гарнео? Тот, что сдался?
— Других там не было, ваше благородие.
Я вытер потные ладони о плащ. Солнце жарило затылок, поэтому я снял соломенную шляпу с седельной сумки и натянул ее.
— Понятно. И много ты горцев порубил? В плену-то?
— Ваш-благородие, — робко влез стражник с пером, — народ собирается.
— Молчать! — рявкнул тот. — А то клякс налепишь опять.
Я тяжело вздохнул.
— Ну, сколько?
— Не помню, ваше благородие.
— Это как?
— Забыл, — я почесал нос. — Давно было.
Офицер сверлил меня мелкими глазками, твердыми, острыми, как кусочки камня.
— Понятно. Имя?
— Сэндо Амри.
— Цель приезда?
— Я же говорил, — я отвечал медленно и отчетливо. — С войны. Возвращаюсь домой.
— Это не цель. Вот я опрашиваю торговцев, наемников, всех, кто в город лезет. Он, — офицер хлопнул стражника за столом по плечу так, что тот подскочил. — Пишет, кто прибыл и зачем. Деньгу считает. Это, как бы, цель. Так задумано. А на деле?
Он помолчал, подняв палец в воздух. Палец был пухл, как тесто.
— На деле он ставит кляксы да ворон считает. А я, — он понизил голос, — не пускаю в город проходимцев. Всяческих предателей, мерзость и гнусь — проходимцев — нам не надо.. таких как ты.
— Ваше благородие... — я показал ему печатку города.
— Ты мне в нос это не тычь! — гаркнул офицер. — Предателям в городе не бывать. У меня брат умер на войне. Из-за таких вот, как ты. Трусов.
— А где ты сам был? — вдруг фыркнул иностранец, делая шаг вперед. — В городе был с едой?
Офицер фыркнул.
— Шаг назад! В очередь!
Иностранец сжал губы, как от пощечины.
— Я живу в этом городе, — сказал я, борясь с усталостью после дороги. — У меня тут есть родственники.
— Где? Почему не встречают? Не нужны им трусы, видать.
— У Гильдии, — сказал я. — Лавку держат. Чайная лавка Сэндо. Слыщади?
— Не слышал, — сказал офицер. — Пшел вон.
Я потерял надежду.
— Я слышал, — сказал кто-то сзади. Из толпы, огибая повозки, выполз толстяк. Толстая шея была усыпана щетиной. — Как же... кто не слышал?.. Славная лавка Сэндо. Ручаюсь головой.
— Кто ты? — тут же зарычал офицер.
— Я? Абигус Самор, торговец, — сказал мужчина, отвесив полупоклон. Брюхо и одышка не мешали ему свободно двигаться. Офицер побледнел. Все знали Абигуса, торговца шелком, важного человека в Гильдии. В толпе зашепталось. — Свидетельствую, что семья Сэндо всегда пользовались уважением, а лавка их всегда пользовалась доброй славой. Старый Рен Сэндо — частый гость в Гильдии, так же имел и сына, и внука.
— Он ли это? — заворчал офицер.
— Насколько я помню, юный Сэндо отрок высокий, худощавый, с волосами соломенными и темными глазами, так что ошибки быть не может. Более того, семья Сэндо всегда помогала окружающим и не создавала помех, и уж точно никогда не закупоривала вход в город по своей прихоти.
— Прихоти? — взорвался офицер. — Он... из предателей!..
— Война кончилась, господин, — хмыкнул Абигус. — Город нуждается в мире, купцы в торговле, а головы в хладнокровии. Вы мешаете и второму, и третьему.
Толпа заворчала. Кто-то громко выбранился, другой не стесняясь высказал все что думает о моей семье. Офицер поборол гнев:
— Пиши — Сэндо Амри. А ты, — сказал он мне. — Плати. Пошлина — два серебряных.
Я покрылся испариной, сонливость сразу пропала.
— У меня нет... — сказал я. — Пошлина же — одна серебряная?
— Раньше так было, — сказал офицер. — Ну?
Я пошарился по карманам. Теперь начали ворчать про меня.
Иностранец вышел вперед и молча выложил четыре серебряные. Офицер нахмурился.
— За меня деньги есть, за него деньги есть, — сказал он. — Пропускай.
— Иди, — буркнул он. — А черноглазый пусть ждет. Не допросили его.
Я кивнул иностранцу. Тот чуть наклонил голову.
— Я найду вас позже и все верну. Семья Сэндо не забывает долгов.
— Иди, иди, — сказал офицер. — Пока пинками не погнали.
Я пошел вперед, под поднятой решеткой ворот. Офицер что-то спрашивал у иностранца, даже не сменив позы, как цепной пес.
— И не затекли у него ноги? — спросил я в пустоту.
В длинном тоннеле стояла темная прохлада, часть факелов не горела. В конце арки горел свет на мостовой. Я заглянул в кармашек внутри плаща. Фей уже проснулся.
— Наконец-то! — запищал он. — Я думал этот противный стражник не отстанет. В твоем кармане смердит. Фу.
— Тише, — сказал я, прикрыв кармашек рукой. — Тебя могут увидеть, Фей.
В конце концов, если нас поймают, то казнят.