Я считаю, мы просто обязаны рассказывать друг другу сказки. Это мое убеждение, мой символ веры.
Н. Гейман «Хрупкие вещи»

Я обезьянка на ярмарке…
Это первое, что пришло мне на ум, когда я в очередной раз вышел к ним после представления. Они толпились вокруг меня, напирали, отнимая воздух. Мое сердце сжималось и колотилось, но я продолжал улыбаться. В глазах этих людей не было ни капли участия. Их восторг, их поздравления и похвалы… Их жадные голодные глаза! Руки, протягивающие клочки бумаги и вплотную прижатые лица…
Мне вспомнилось время, когда в детстве я с родителями ездил на море. По пляжу ходил поддатый дядька с ручной обезьянкой на поводке. У животного был короткий серый мех и затравленные глаза. Сфотографироваться с ней стоило пять рублей.
Мама спросила, хочу ли я такую фотографию, и я уже почти было согласился, но потом мои глаза встретились с глазами зверька. Не могу описать, какое чувство у меня тогда возникло. В пять лет все чувства яркие и острые, они глубоко врезаются в память, но описать их словами порой трудно. Я смотрел в глаза обезьянки и не мог понять, почему мне так не хочется с ней фотографироваться. И я просто сказал маме, что не хочу. Хозяин обезьянки недобро посмотрел на меня, развернулся и ушел. И тут я заметил, что под ошейником у животного проглядывает полоска ободранной кожи. Обезьянка продолжала смотреть на меня с безропотной немой животной тоской.
Интересно, какие у меня сейчас глаза?
Да! Вот моя работа.
Я заметил эту девушку еще со сцены. Почему-то я обратил на нее внимание. Она не прыгала, не подпевала мне, не пыталась пробиться ближе ко мне... Она стояла так, чтобы можно было видеть меня и все. Иногда она хлопала в ладоши, скорее чтобы не выделяться из толпы, чем от восторга. Иногда она улыбалась какой-то странной безжалостной улыбкой. И всякий раз, когда я на нее смотрел, у меня что-то не получалось. Я ронял девайсы, оступался. Мелочь, но это меня начинало раздражать. Потому что только она, казалось, замечала эти мои проступки.
Я решил не обращать на нее внимания.
А теперь я стою и смотрю на нее. Она остановилась в отдалении и прислонилась к стене. Руки ее скрещены, она смотрит на меня зелеными кошачьими глазами, не мигая и без улыбки. На ее лице немой вопрос. Я позирую, даю автографы, пожимаю руки, и все время мои глаза сами собой возвращаются к ней.
Я жду, когда она подойдет.
На сцену уже вышла другая группа. Толпа перетекла ближе к звуку. Они получили от меня все, что хотели. Они насытились мной. Я всего лишь обезьянка на ярмарке…
Я устал. Я разбит простудой уже неделю. Никто из них даже не подозревает об этом! У меня постоянно пересыхает в горле. Но к счастью я все равно могу петь. И еще я ужасно голоден сейчас. Я бросаю на нее последний взгляд и иду в гримерку. Почему она не подошла?
Сидя перед зеркалом, я долго не могу успокоиться. Я все время думаю о ней. Я снимаю грим, расчесываю волосы, разминаю тело, освободившись от сценического костюма… Я не могу прекратить думать о ней!
Она все там же. И когда я выхожу, она смотрит на меня, словно она точно знала, когда именно я появлюсь. Теперь я маленький и серый, на мне бесформенный свитер и мое лицо самое заурядное лицо человека. Но они все равно замечают меня и тянутся ко мне. Наверное, от меня исходит особая энергия, которая притягивает этих людей. Иногда мне приятно так думать. Я прохожу мимо, опустив глаза, слежу за ней украдкой. На ней желтая мини юбка и сапоги выше колен на шпильке, черный свитер, чем-то похожий на мой и длинный черный плащ. А прическа из коротких черных волос чем-то напоминает иголки дикобраза. Она стоит, скрестив руки на груди, и улыбается.
Я боюсь заговорить с ней. Странный у нее взгляд – взгляд безумного человека. Она может оказаться просто психичкой, возомнившей, что моя смерть спасет мир.
Подбегает несколько молоденьких девушек. Я пытаюсь придумать, зачем я вообще вышел. С боем прорываюсь обратно к себе. Она снова смотрит на меня и улыбается.
- Плохо быть обезьянкой, - говорит она, когда наши глаза встречаются.
Она говорит это, почти не шевеля губами и очень тихо. Но я отчетливо слышу каждое слово, и меня словно бьет током, словно тот ошейник из детского воспоминания сжимает мое горло!
У меня пересохло во рту. Чертова простуда или может… Я хочу сказать ей что-то в ответ. Я должен чем-то ответить. Слишком в точку она попала. Но она растворяется в толпе. Я ищу ее взглядом несколько секунд и прячусь в гримерку.
- Да, - отвечаю я своему отражению в зеркале.
***
- Да, - повторяю я тот же ответ, через год.
Сегодня я снова увидел ее. Она как прежде стояла и смотрела на меня. На ней была та же одежда и та же безжалостная улыбка на ее лице. И на этот раз я улыбнулся ей со сцены. Лучшая защита – это нападение. Я поманил ее к себе. Она вышла невозмутимо и пропела куплет из моей песни. Она не умела петь. В ее голосе было что-то резкое, почти машинное. А потом сама спустилась обратно.
И после выступления она так же стояла и смотрела, как я выполняю обязанности обезьянки. Я подзываю распорядителя и кивком показываю на нее. Он бросает короткое «Будет сделано» и исчезает.
И вот мы с ней вместе перед зеркалом. Она сидит и пьет кофе из маленькой прозрачной чашки. Мой кофе дымится на тумбочке, пока я снимаю грим с лица.
- Кто ты? – спрашиваю я.
- Я уже сказала, как меня зовут, - отвечает она, рассматривая меня без тени смущения.
- Ты не сказала, кто ты, - уточняю я.
- Я робот, - вздыхает она.
- Год назад ты была на моем концерте, - напоминаю я ей, - ты мало похожа на моих фанатов.
- Потому что я не твоя фанатка, - она отрицательно кивает головой. – До того, как нас представили друг другу, я даже не знала, как тебя зовут.
- Тогда почему ты здесь уже второй год подряд?
- В первый раз я попала к тебе совершенно случайно, мне просто не было куда пойти, я замерзла и зашла в клуб погреться. А потом ты вышел на сцену, и мне стало интересно, я подошла посмотреть на тебя. И ты мне понравился.
- В этом году тебе тоже негде погреться? – я делаю ехидное выражение лица, но внутри что-то заставляет меня сжаться.
- Нет, сегодня я пришла познакомиться с тобой. Ты мне очень понравился, - повторяет она.
Мы молчим некоторое время. Я не знаю, что ей сказать. А она просто смотрит на меня. Если в ней и есть что-то от машины, то это голос. Он не неприятный, он просто чуждый человеческому уху. Но заметить это может лишь человек со слухом, так что вряд ли кто-нибудь стал бы обращать внимание на это отличие. Я размышляю так, словно верю в ее слова! Это заставляет меня внутренне улыбнуться. Может, она читает мои мысли, раз улыбается мне сейчас?
- Чем ты занимаешься? – спрашиваю я.
- Ничем, - просто отвечает она, - для того, что заложено в меня программой, я не гожусь. Я сбежала от своих творцов. И теперь скитаюсь по этому городу.
- Остроумно.
- Жизнь весьма остроумна.
- А зачем же ты сбежала?
- Они плохо обращались со мной.
- Это печально.
- В жизни много печали.
Она отпивает кофе. Я достаю сигарету, и она смотрит на нее с удивлением.
- Ты куришь?
- Как я могу курить, если я робот?
Мы оба смеемся, и я спрашиваю, не против ли она, если я закурю. Она говорит, что ей все равно, потому что она робот.
Я вдыхаю дым, по венам растекается приятная волна расслабления. На самом деле я люблю свою работу. Она помогает мне чувствовать себя живым. Возможно, я просто слишком тщеславен. Мне приятно, когда я вижу восторг на лицах людей, когда меня узнают, когда ценят мой труд и талант. И я вкладываю всю свою душу в то, чем занимаюсь. Но иногда мне приходится быть той самой обезьянкой, с которой фотографируются зеваки. Ничего не поделаешь. У каждой профессии есть хорошие и плохие стороны. И если ты любишь все хорошее, то вынужден терпеть и все плохое. Я часто задумываюсь, что толкнуло меня на выбор профессии. Иногда мне кажется, что я испытываю извращенной удовольствие, когда становлюсь обезьянкой…
Люди преклоняются тому, чем хотят обладать и становятся рабами этих вещей. А я – одна из таких вещей. Для них. Они восхищаются моим голосом, моим артистизмом. Их заводит та энергия жизни, которая исходит от меня, и которой у них нет. Это то, что меня от них отличает: я источаю жизнь (даже когда мне больно и страшно!), а они – нет. И мне трудно сказать, кто из нас в выигрыше. Мне очень трудно, когда я чувствую, как люди поглощают меня. Но раз я люблю свою работу, то, значит, мне это должно нравиться.
- Ты очень красивый, - говорит она, когда я тушу окурок.
- Правда? – преувеличено удивляюсь я.
- Да, - говорит она, - ты – сейчас, а не там, на сцене.
- А разве там я не красив? – я изображаю удивление.
- Там не ты, а тот, кого ты создал, – она отвечает так, словно принимает мою мимику за настоящие чувства. – Твой образ – персонаж, которого любят твои поклонники. А здесь есть немного тебя, хотя и очень немного. Поскольку ты актер, то разглядеть тебя всего сложно. Но твое лицо мне нравится больше, чем лицо твоего героя.
И она улыбается совсем не так, как раньше. Нежно и открыто, словно я уже стал ей другом. Мне не по себе. Никогда раньше я не испытывал смешанных чувств от такой сентиментальной чепухи. Что же в ней особенного? Чем она задела меня?!
- Ты тоже красивая, - говорю я ей. Может, когда я пересплю с ней, то смогу выбросить ее из головы? Я стараюсь не злоупотреблять своим статусом. Но она меня задела…
- Я знаю, - без тени смущения соглашается она. Она выдерживает мой взгляд так, если бы она была девственницей или проституткой! – Для этого меня и сконструировали, чтобы я была красивой. Но я не умею приносить радость людям, как ты. И потому я сбежала.
Я придвигаюсь к ней. От нее пахнет чем-то острым, машинным. И у меня невольно бегут мурашки по телу. Я уже почти готов поверить, что она не человек. У нее холодная ровная кожа. И я не чувствую живого трепета, который бывает всегда, когда я прикасаюсь к человеку. Она неподвижно смотрит на меня и говорит:
- Если ты решил, что я пришла, чтобы ты меня трахнул, то значит, я в тебе совершенно ошиблась.
Я резко отстраняюсь, словно меня ударило током. Сердце колотится. Я не знаю, как себя вести дальше. Может быть, все это только лишь мои галлюцинации. Тогда было бы понятно, почему она…
- Я долго верила, что робот может быть один, без человека, - говорит она, продолжая смотреть на меня. – Но я ошиблась. Мне плохо одной. Мне одиноко и я не знаю, как применить себя. Мне показалось, что ты испытываешь похожие чувства, когда я увидела тебя впервые. Если это так, ты мог бы стать моим человеком, а я – твоим роботом. И мы бы смогли заботиться друг о друге. Но если я ошиблась…
Она замолкает на полуслове, опускает глаза. И я вижу, что веки ее дрожат. Но слез нет. Конечно! Роботы не плачут.

Робот в рассказе получился куда более человечный, чем сам герой. Может, главный в рассказе - все же робот? Автор, как Вы считаете?
И в жанре этого рассказа сомневаюсь, - вроде и не мистика, и не ужасы, и в эпиграфе про сказки упоминается, а в разделе "Мистика" опубликован.
Несколько замечаний по стилистике:



Надо бы указать, вплотную к чему прижаты лица.



Если в предыдущем предложении подлежащее, выраженное существительным, среднего рода, то в следующем предложении местоимение , его обозначающее, надо употреблять в том же роде. Животное - оно, сфотографироваться с ним



Абзацы по смыслу не согласованы друг с другом. Может, имеет смысл поставить после вопросительного знака многоточие и пропустить одну строку. Либо пытаться связать воспоминания с нынешним днем.


Ну тут много чего поправить хочется. Слишком много "меня, мне". "Стояла, чтоб видеть меня и все" - нехорошо. Может, с того места, где она стояла была видна лишь часть сцены, где был главный герой?
Про хлопки в ладоши совсем нехорошо. Если они так уж важны, то лучше перестроить предложение: "Она хлопала в ладоши вовсе не от восторга, а скорее, чтобы просто не выделяться из толпы".
"Девайсы" - это сленг, который не вписывается в стиль рассказа (кстати, я даже не знаю что это такое- девайс). Либо везде этот сленг использовать, либо не использовать вообще. Ну в общем, остальные помарки в том же духе.
А вот что резануло сильно:

Никак нельзя без этого слова обойтись? Портит все впечатление, -все размышления и томления героев, такой добрый эпиграф, - все портит. Уж лучше, если ничего не найдете, употребить слово "переспать".
Удачи!

Большое спасибо за конструктивную критику!
Ваши замечания мне помогли. Иногда трудно устранить шероховатости без посторонней помощи.
Надеюсь, теперь рассказ будет выглядеть лучше.

Согласна, этот рассказ не совсем в жанре "мистика", честно говоря я вообще затрудняюсь отнести его к какому-либо из предложенных на форуме жанров ((






Я считаю, мы просто обязаны рассказывать друг другу сказки. Это мое убеждение, мой символ веры.
Н. Гейман «Хрупкие вещи»

Я обезьянка на ярмарке…
Это первое, что пришло мне на ум, когда я в очередной раз вышел к ним после представления. Они толпились вокруг меня, напирали, отнимая воздух. Мое сердце сжималось и колотилось, но я продолжал улыбаться. В глазах этих людей не было ни капли участия. Их восторг, их поздравления и похвалы… Их жадные голодные глаза! Руки, протягивающие клочки бумаги и лица, вплотную прижатые к моему лицу…
Мне вспомнилось время, когда в детстве я с родителями ездил на море. По пляжу ходил поддатый дядька с ручной обезьянкой на поводке. У животного был короткий серый мех и затравленные глаза. Сфотографироваться с ним стоило пять рублей.
Мама спросила, хочу ли я такую фотографию, и я уже почти было согласился, но потом мои глаза встретились с глазами зверька. Не могу описать, какое чувство у меня тогда возникло. В пять лет все чувства яркие и острые, они глубоко врезаются в память, но описать их словами порой трудно. Я смотрел в глаза обезьянки и не мог понять, почему мне так не хочется с ней фотографироваться. И я просто сказал маме, что не хочу. Хозяин обезьянки недобро посмотрел на меня, развернулся и ушел. И тут я заметил, что под ошейником у животного проглядывает полоска ободранной кожи. Обезьянка продолжала смотреть на меня с безропотной немой животной тоской.
Интересно, какие у меня сейчас глаза?

Я заметил эту девушку еще со сцены. Почему-то я обратил на нее внимание. Она не прыгала, не подпевала мне, не пыталась пробиться ближе ко мне... Она стояла так, чтобы можно было видеть меня и все. В ее лице не было привычного восторга. Иногда она улыбалась какой-то странной безжалостной улыбкой. И всякий раз, когда я на нее смотрел, у меня что-то не получалось. Я ронял предметы, оступался. Мелочь, но это меня начинало раздражать. Потому что только она, казалось, замечала эти мои проступки.
Я решил не обращать на нее внимания.
А теперь я стою и смотрю на нее. Она остановилась в отдалении и прислонилась к стене. Руки ее скрещены, она смотрит на меня зелеными кошачьими глазами, не мигая и без улыбки. На ее лице немой вопрос. Я позирую, даю автографы, пожимаю руки, и все время мои глаза сами собой возвращаются к ней.
Я жду, когда она подойдет.
На сцену уже вышла другая группа. Толпа перетекла ближе к звуку. Они получили от меня все, что хотели. Они насытились мной. Я всего лишь обезьянка на ярмарке…
Я устал. Я разбит простудой уже неделю. Никто из них даже не подозревает об этом! У меня постоянно пересыхает в горле. Но к счастью я все равно могу петь. И еще я ужасно голоден сейчас. Я бросаю на нее последний взгляд и иду в гримерку. Почему она не подошла?
Сидя перед зеркалом, я долго не могу успокоиться. Я все время думаю о ней. Я снимаю грим, расчесываю волосы, разминаю тело, освободившись от сценического костюма… Я не могу прекратить думать о ней!
Она все там же. И когда я выхожу, она смотрит на меня, словно она точно знала, когда именно я появлюсь. Теперь я маленький и серый, на мне бесформенный свитер и мое лицо самое заурядное лицо человека. Но они все равно замечают меня и тянутся ко мне. Наверное, от меня исходит особая энергия, которая притягивает этих людей. Иногда мне приятно так думать. Я прохожу мимо, опустив глаза, слежу за ней украдкой. На ней желтая мини юбка и сапоги выше колен на шпильке, черный свитер, чем-то похожий на мой и длинный черный плащ. А прическа из коротких черных волос чем-то напоминает иголки дикобраза. Она стоит, скрестив руки на груди, и улыбается.
Я боюсь заговорить с ней. Странный у нее взгляд – взгляд безумного человека. Она может оказаться просто психичкой, возомнившей, что моя смерть спасет мир.
Подбегает несколько молоденьких девушек. Я пытаюсь придумать, зачем я вообще вышел. С боем прорываюсь обратно к себе. Она снова смотрит на меня и улыбается.
- Плохо быть обезьянкой, - говорит она, когда наши глаза встречаются.
Она говорит это, почти не шевеля губами и очень тихо. Но я отчетливо слышу каждое слово, и меня словно бьет током, словно тот ошейник из детского воспоминания сжимает мое горло!
У меня пересохло во рту. Чертова простуда или может… Я хочу сказать ей что-то в ответ. Я должен чем-то ответить. Слишком в точку она попала. Но она растворяется в толпе. Я ищу ее взглядом несколько секунд и прячусь в гримерку.
- Да, - отвечаю я своему отражению в зеркале.
***

- Да, - повторяю я тот же ответ, через год.
Сегодня я снова увидел ее. Она как прежде стояла и смотрела на меня. На ней была та же одежда и та же безжалостная улыбка на ее лице. И на этот раз я улыбнулся ей со сцены. Лучшая защита – это нападение. Я поманил ее к себе. Она вышла невозмутимо и пропела куплет из моей песни. Она не умела петь. В ее голосе было что-то резкое, почти машинное. А потом сама спустилась обратно.
И после выступления она так же стояла и смотрела, как я выполняю обязанности обезьянки. Я подзываю распорядителя и кивком показываю на нее. Он бросает короткое «Будет сделано» и исчезает.
И вот мы с ней вместе перед зеркалом. Она сидит и пьет кофе из маленькой прозрачной чашки. Мой кофе дымится на тумбочке, пока я снимаю грим с лица.
- Кто ты? – спрашиваю я.
- Я уже сказала, как меня зовут, - отвечает она, рассматривая меня без тени смущения.
- Ты не сказала, кто ты, - уточняю я.
- Я робот, - вздыхает она.
- Год назад ты была на моем концерте, - напоминаю я ей, - ты мало похожа на моих фанатов.
- Потому что я не твоя фанатка, - она отрицательно кивает головой. – До того, как нас представили друг другу, я даже не знала, как тебя зовут.
- Тогда почему ты здесь уже второй год подряд?
- В первый раз я попала к тебе совершенно случайно, мне просто не было куда пойти, я замерзла и зашла в клуб погреться. А потом ты вышел на сцену, и мне стало интересно, я подошла посмотреть на тебя. И ты мне понравился.
- В этом году тебе тоже негде погреться? – я делаю ехидное выражение лица, но внутри что-то заставляет меня сжаться.
- Нет, сегодня я пришла познакомиться с тобой. Ты мне очень понравился, - повторяет она.
Мы молчим некоторое время. Я не знаю, что ей сказать. А она просто смотрит на меня. Если в ней и есть что-то от машины, то это голос. Он не неприятный, он просто чуждый человеческому уху. Но заметить это может лишь человек со слухом, так что вряд ли кто-нибудь стал бы обращать внимание на это отличие. Я размышляю так, словно верю в ее слова! Это заставляет меня внутренне улыбнуться. Может, она читает мои мысли, раз улыбается сейчас в ответ?
- Чем ты занимаешься? – спрашиваю я.
- Ничем, - просто отвечает она, - для того, что заложено в меня программой, я не гожусь. Я сбежала от своих творцов. И теперь скитаюсь по этому городу.
- Остроумно.
- Жизнь весьма остроумна.
- А зачем же ты сбежала?
- Они плохо обращались со мной.
- Это печально.
- В жизни много печали.
Она отпивает кофе. Я достаю сигарету, и она смотрит на нее с удивлением.
- Ты куришь?
- Как я могу курить, если я робот?
Мы оба смеемся, и я спрашиваю, не против ли она, если я закурю. Она говорит, что ей все равно, потому что она робот.
Я вдыхаю дым, по венам растекается приятная волна расслабления. На самом деле я люблю свою работу. Она помогает мне чувствовать себя живым. Возможно, я просто слишком тщеславен. Мне приятно, когда я вижу восторг на лицах людей, когда меня узнают, когда ценят мой труд и талант. И я вкладываю всю свою душу в то, чем занимаюсь. Но иногда мне приходится быть той самой обезьянкой, с которой фотографируются зеваки. Ничего не поделаешь. У каждой профессии есть хорошие и плохие стороны. И если ты любишь все хорошее, то вынужден терпеть и все плохое. Я часто задумываюсь, что толкнуло меня на выбор профессии. Иногда мне кажется, что я испытываю извращенной удовольствие, когда становлюсь обезьянкой…
Люди преклоняются тому, чем хотят обладать и становятся рабами этих вещей. А я – одна из таких вещей. Для них. Они восхищаются моим голосом, моим артистизмом. Их заводит та энергия жизни, которая исходит от меня, и которой у них нет. Это то, что меня от них отличает: я источаю жизнь (даже когда мне больно и страшно!), а они – нет. И мне трудно сказать, кто из нас в выигрыше. Мне очень трудно, когда я чувствую, как люди поглощают меня. Но раз я люблю свою работу, то, значит, мне это должно нравиться.
- Ты очень красивый, - говорит она, когда я тушу окурок.
- Правда? – преувеличено удивляюсь я.
- Да, - говорит она, - ты – сейчас, а не там, на сцене.
- А разве там я не красив? – я изображаю удивление.
- Там не ты, а тот, кого ты создал, – она отвечает так, словно принимает мою мимику за настоящие чувства. – Твой образ – персонаж, которого любят твои поклонники. А здесь есть немного тебя, хотя и очень немного. Поскольку ты актер, то разглядеть тебя всего сложно. Но твое лицо мне нравится больше, чем лицо твоего героя.
И она улыбается совсем не так, как раньше. Нежно и открыто, словно я уже стал ей другом. Мне не по себе. Никогда раньше я не испытывал смешанных чувств от такой сентиментальной чепухи. Что же в ней особенного? Чем она задела меня?!
- Ты тоже красивая, - говорю я ей. Может, когда я пересплю с ней, то смогу выбросить ее из головы? Я стараюсь не злоупотреблять своим статусом. Но она меня задела…
- Я знаю, - без тени смущения соглашается она. Она выдерживает мой взгляд так, если бы она была девственницей или проституткой! – Для этого меня и сконструировали, чтобы я была красивой. Но я не умею приносить радость людям, как ты. И потому я сбежала.
Я придвигаюсь к ней. От нее пахнет чем-то острым, машинным. И у меня невольно бегут мурашки по телу. Я уже почти готов поверить, что она не человек. У нее холодная ровная кожа. И я не чувствую живого трепета, который бывает всегда, когда я прикасаюсь к человеку. Она неподвижно смотрит на меня и говорит:
- Если ты решил, что я из тех роботов, которых продают в секс-шопах, то значит, я в тебе совершенно ошиблась.
Я резко отстраняюсь, словно меня ударило током. Сердце колотится. Я не знаю, как себя вести дальше. Может быть, все это только лишь мои галлюцинации. Тогда было бы понятно, почему она…
- Я долго верила, что робот может быть один, без человека, - говорит она, продолжая смотреть на меня. – Но я ошиблась. Мне плохо одной. Мне одиноко и я не знаю, как применить себя. Мне показалось, что ты испытываешь похожие чувства, когда я увидела тебя впервые. Если это так, ты мог бы стать моим человеком, а я – твоим роботом. И мы бы смогли заботиться друг о друге. Но если я ошиблась…
Она замолкает на полуслове, опускает глаза. И я вижу, что веки ее дрожат. Но слез нет. Конечно! Роботы не плачут.

Для начала хотелось бы отметить очень высокий уровень владения словом. Это так - что есть, то есть и нельзя этого не отметить. Затем, Вы строите рассказ не на событиях, а на чувствах и ассоциациях. Сложная задача. Можно сказать, что картинка у Вас рисуется. Вот только нечеткая, смазанная, что ли. Создается впечатление, что Вы сами не точно знаете, что именно хотели сказать. Действуете на уровне ассоциаций, а не конкретной задачи. Разумеется это лишь мнение. Событий как таковых немного. Хорошо ли это? Это сложно. Сложно прежде всего для восприятия. Это как тонкие оттенки мелодии, уловить которые может не каждый. Быть может, стоит писать чуть проще? Добавить действия. Это не про этот рассказ, а вообще.
С уважением.

Большое спасибо за совет!
Мне не раз делали замечание, что тексты слишком туманны и прозрачны. Я эмоциональный человек и, поступая по принципу наименьшего сопротивления - передаю то, что чувствую.
Сейчас пытаюсь исправить свое упущение.
Ведь чем легче читается текст произведения, чем он понятнее, тем выше мастерство автора. К этому и надо стремиться.

С уважением и благодарность, Whitecat.

Отразить чувства очень непросто. Если у Вас получится в правильной пропорции привязать их к действию, получится шедевр. Само по себе большое колличество ощущений не помеха. Веронику Иванову не читали? У нее половина текста - это чувства и размышления. Но в то же время необходим сюжет достаточно динамичный и захватывающий, вокруг которого эти чувства будут работать.
С уважением.

Очень мне ваш стиль нравится. Вы владеете языком, у вас получается писать образно и ярко, передавать настроения и чувства.
Надеюсь прочитать что-нибудь ещё из вашего.