ЧЕЛОВЕК АКЦИДЕНТНЫЙ
Я спросил у доктора, где моя любимая...
П.П. "Эксперименты с телом"
П.П. "Эксперименты с телом"
...А что у него, в сущности, было: один раз - жалость и неопределимое ответное чувство, один раз - желание продлить рай молодости (ведь он для нее как молодильное яблочко) и один раз - корысть да месть (что уж совсем стыдно). Но вот он открывает маленькую медную баночку с мускусом, и оттуда джином вырываются все его бесконечные (три-три-три) любовницы, одна за другой, до отвращения похожие друг на друга, три желания, три воспоминания, загадывай любую, впрочем, мускусный джин выдает только одну - последнюю, случайную, постыдную...
Он проснулся потный, мокрый и уже больной, схватил тетрадь и принялся записывать что-то быстро и неразборчиво. Он любил слова, выходящие из него без боли и напряжения, он любил слова красивые, слова порочные, слова энциклопедические, слова полночные, слова огненно-патетические. И она любила его слова. Когда-то даже его самого. Нелепо, настолько нелепо для нее - такой, какая она есть, любить его - таким, какой он есть. И что потом оказалось? Вот и оказалось, что так не бывает.
Он набрал ее номер машинально. Едва услышав первый гудок, он вдруг разом замер, похолодел, вздрогнул от второго гудка, но трубку не положил, подождал третьего, и только когда ее сонный грубоватый голос, звук которого он не слышал, казалось, тысячелетия, ответил "алло", он закашлялся, прохрипел "извини, я передумал", нажал по ошибке "redial", потом "flash", и наконец положил трубку, вытер ладони об одеяло, вскочил, выбежал на кухню, зачем-то посмотрел на градусник, сел на пол и завыл, тихо-тихо так: ы-ы-ы-ы-ы....
(Менеджер повествования)
- Человек случаен, как случайно его существование, и не просто случаен, он бессмысленно случаен, он несчастливо случаен, человек - это несчастный случай с ним самим, - Сик Транзит хрустнул тостом и поймал крошки раскрытой ладонью. - Акцидентализм - вот религия и наука нового и смелого мира, хотя я еще не вполне понимаю его конструктивные положения. Вот, смотри, Глория, он проснулся сегодня во втором часу, потный, мокрый, безумный и совершенно случайный, позвонил ей, случайно сказал "люблю", она случайно ответила "пошел вон", бросила трубку, включила ночник и потянулась за сигаретой, уронила стопку книг, случайно оказавшихся в ее траектории, грохот разбудил пса и он залился бессмысленным лаем, закашляла бабушка в соседней комнате, от неожиданности написал на ковер кот - цепь бессмысленных, никому не нужных случайностей, вызванных друг другом - другой такой же случайностью... Послушай, Глория, настоящий акцидентный человек должен быть грубым и несентиментальным, пассивным и бессердечным... Тогда цепь случайностей, на которые он обречен (что и делает его несчастливо случайным), будет им отброшена, как жестокий бред и холодный пот. Сентиментальный человек находится в плену случайностей, он, хоть и сыт ими по горло, но все же рад им, поскольку не хочет умирать и цепляется за них, как за воображаемую жизнь. Он хочет чувствовать, а чувства дает ему только случай...
Глория зевнула.
Продолжение
Понедельник, 1 октября, 8.30. Память о тебе непреходяща. Любовь к тебе невозможна. Лишь одинокий вопрос мерещится мне в каждом углу: мое прощение - следствие моей незлопамятности, простой глупости или бесконечной любви?
Вторник, 2 октября, 8.20. Вдруг обнаруживается твой запах на моей майке, стираной-перестираной с тех - твоих - пор неоднократно.
Среда, 3 октября, 8.30. Я буду рыдать, если ты покинешь этот мир, но сейчас - не позвоню, не отвечу, не приду, отвернусь, сверну, сделаю вид, будто незнаком, и т.д.
С наступлением зимы он все чаще и чаще стал вспоминать ее. Внезапные обмороки воспоминаний настигали его в местах различных и даже совсем с ней не связанных. Он тяготился затянувшимся демисезонным однообразием, не-случайностью, и поэтому вспоминал, вспоминал, вспоминал... Не свое унижение, вовсе нет.
Где-то в России. Перрон. Стоянка поезда пятнадцать минут. Это было так давно. Он стоял. Он ходил туда-сюда. Он наткнулся на нее. Случайно. Он вовсе не ее искал. Она вовсе не ему была нужна и вовсе не она ему была нужна. Он ехал спокойно на своем нижнем боковом. Ну, вышел человек подышать воздухом, ну зачем же так с ним?.. Она была в майке и коротких-коротких шортах, почти голая, как и в первый раз, когда он скользнул по ней взглядом в институте, а она долго пялилась на него, пока он бродил по фойе.
А ведь надо бы заметить, что он не просто так ехал, а ехал к любимой и единственной, ехал с тоской и томлением в сердце, с чувством вины и с горем пополам. Он бежал. Он сбегал. От измен ей. От множества измен ей с кем попало. Мог бы, к примеру, автор материализоваться на перроне в виде голоса за кадром и сказать тихо и вкрадчиво: "Постой, Андрей, - не пей вина, гертруда, - не садись на пенек, - козленочком станешь," - но кажется ему (автору), что небесный функционер из него не выйдет, и придется слепо следовать за безумным несчастным случаем и автору, и Андрею.
- Послушайте, - он близоруко сощурился и согнул крючком указательный палец, - я знаю, как вас зовут, мне двадцать пять лет, жизнь прошла мимо меня и не заметила, и теперь мой голос за кадром не говорит мне: "Берегись, приятель!" - напротив, он говорит: "Если ты ничем не привлечешь ее внимание, считай, что жизнь свою ты уже утопил в вонючем нужнике на краю огорода."
Она сказала:
- У-э-хх-мм.
- Я знаю, Ольга, я вам не ровня, вы мне не ровня, я ужасно ленив, я люблю валяться в постели по утрам и перед телевизором по вечерам, у меня нет никотиновой и алкогольной зависимости, я не ем циклодол, я не курю коноплю, но я не могу перестать говорить о себе. Но мне нравится ваш запах. Это запах сладкой жизни.
Она сказала:
- Это "Dolce vita". Я вас искала. Я искала встречи с вами на каждой стоянке, но вы не появлялись. Это что - замысел автора?.. Вы не хотите выпить со мной по бокалу вина? - Она повернулась и вошла в вагон. Он шел за ней, напряженно прислушиваясь к дальнейшим сообщениям голоса за кадром.
(Менеджер повествования)
Глория Мунди встала из-за стола, подошла к шторе, подцепила ее за край и протерла очки, не снимая их. Лицо ее молчало.
- Глория, дорогая, скажи, каков основной принцип художественного повествования у Борхеса? - Сик жевал гамбургер, завернутый вместо салфетки в обрывок газеты.
- Игра в логический лабиринт, - Глория понюхала зачем-то воздух вокруг.
- Правильно, но суть не в этом, нюхай не нюхай, а вот отчего у меня гамбургер завернут в газету, с которой на него осыпается вредный полиграфический порошок?
- Это вопрос?
- "Это вопрос?" Это вопрос, Глория, конечно, это вопрос, но не тебе, ведь тебя здесь держат только потому, что я без тебя не имею ни смысла, ни формы, и становлюсь неслучаен... Вот наш Андрюха сдуру вообразил, что ему чудится какой-то голос за кадром, - чтобы снять с себя ответственность за очередной несчастный случай. И ведь он настолько осведомлен обо всем, что - зря я сказал "сдуру" - неслучайно услышал голос за кадром. Случаи с ним стали закономерностью, и он нашел с ними общий язык, что по большому счету является ни больше ни меньше как случайно обнаруженной закономерностью, ложным ходом лабиринта, понимаешь?.. Открой форточку, этот запах...
Продолжение
- Я всегда мечтал об удачном стечении обстоятельств, настолько удачном, насколько совершенны мгновения Сартра, как сейчас, например, неожиданно и прекрасно - какой случай! И если наш автор сейчас опрокинет на себя горячий кофе, зальет им всю клавиатуру, заругается громким матом - и оставит нас на какое-то время одних, то я вам скажу больше. В этом году я еще не был влюблен ни разу, я боюсь, что отсутствие влюбленностей - это омут.
Они сидели в буфете и допивали вторую бутылку. Платила она. За соседним столиком унылый гражданин медленно глотал стакан вина и заливал его пивом. В поезде давно уже носился трупный запах, идущий от плацкарт. Андрей вдруг заскучал, когда Ольга перешла на малопонятный язык постмодернистов и структуралистов, пересказывая содержание своей дипломной работы. Она чуть приподнимала левую бровь, когда произносила слово "ризоматика", челка при этом падала ей на правый глаз, и Андрею все время хотелось заправить ее за ухо, он почти не слушал. Он привычно поддерживал на лице заинтересованное выражение и смотрел на ее огромные губы и темные глаза.
- А?... - Ему вдруг показалось, что она о чем-то спрашивает. Она взяла его за руку, он вздрогнул.
- Тебе не кажется, что автор про нас совсем забыл? Сколько нам еще ехать в этом вонючем поезде?
Андрей молчал.
(Менеджер повествования)
- Глория, могу я пригласить вас поужинать со мной в ресторане?
- Я ведь могу бог знает что подумать.
- Ну, Глория, мы же с вами умные люди... - Сик снова нажал на Enter, и они оказались в ресторане "Санта Фе" и заказали дайкири.
- Наш автор, в отличие от нас с тобой, полагает, что герои его независимы от него и обречены вместе с ним, герои же уверены, что они - марионетки в руках автора-демиурга. Автор их оставляет на волю случая, герои этим случаем пользуются, не подозревая о том, что это не случай, а их воля, но они пользуются случаем, а не волей.
- Путаница получается какая-то... - Глория искоса посмотрела на соседа справа.
Сик проследил за ее взглядом и ухмыльнулся:
- Вот Марк. Как он сюда попал, можешь ты мне объяснить? Он из другого слоя, из другого сюжета, по замыслу автора он должен появиться на странице этак шестьдесят седьмой, а в менеджере повествования ему вообще запрещено появляться. А он ничего, сидит себе вместе с нами, пиво пьет, вином запивает и балыком губы вытирает. Еще бы не путаница... Случай. Несчастный случай на производстве.
Продолжение
Ему снились ее мягкие детские черты лица, сами по себе, отдельно от собственного лица; такие порочные, ее губы раскрывались, как цветок, оранжевый цветок, он протягивал к нему руку, и она утопала в чем-то мягком и густом, проходила насквозь, а он падал куда-то, словно оступившись, потом из раскрывшихся губ вырастали следующие губы, еще и еще, пока все они не превратились в ее обычное лицо, склонившееся над ним, она пришла сказать, что дорожные знакомства нужно оставлять в дороге.
- Как мне это расценивать, Ольга? - говорил он, сворачивая матрас и приглашая ее сесть. - Как обычное женское кокетство или экзистенциальный садо-мазохизм? Может быть, как обычно, все закончится предложением выпить по чашечке кофе в буфете? Давайте вычеркнем прелюдию и перейдем сразу к приятному. Автор будет недоволен, но сегодня я смел, смешлив и вольнодумец.
Они позавтракали в буфете. Платила она. Деньги сыпались у нее из карманов, из сумки, она забывала сдачу, она не считала сдачу. Андрею вдруг показалось приятным почувствовать себя жиголо, хотя он изо всех сил старался сделать вид, будто он лихорадочно достает кошелек и уже готов расплатиться, но она как-то опережала его, он огорченно вздыхал, мысленно оценивал ее финансовые возможности и свои шансы получить на них права, и при этом завороженно смотрел Ольге прямо в глаза.
- Вы реально оцениваете финансовое состояние своего кошелька? - "Кошелька" у нее не было, у нее была большая сумка с деньгами. - Мне кажется, вы необдуманно распоряжаетесь своим имуществом.
- Мама вышлет мне денег, если я попрошу, - она выпила залпом остатки вина и закурила свой "Парламент".
Он смочил губы вином.
- “Ленин рад”, Ольга, посмотрите в окно на этот "пограничный столб", у него отвалилась буква, но смысл надписи нисколько не изменился, мы подъезжаем, я тоже рад, я хочу пригласить вас на небольшую прогулку по городу, послезавтра, в семь вечера, Дворцовая площадь, Александрийский столп, договорились?
(Менеджер повествования)
- Если у восторга есть запах, Глория, то это запах метрополитена. Сейчас Андрей спустится в метро и пьянящий аромат подземных коммуникаций ворвется в его легкие и смешается там с испарениями Грибоедова, Мойки, с дымом сигарет "Парламент" и ядовитым запахом "Dolce vita". Он приговорен случаем в дороге - простейший пример так называемой судьбы, которая перевернула все вверх дном, последствия ее неисправимы, но бессмысленность ее просто до идиотизма закономерна. Он хлопает себе по коленкам и кричит: "Хоп! А ведь это судьба!" Но он приговорен. И все же - о, этот запах метрополитена!... Ты уже знаешь, что будет дальше?.. Ты заметила, кстати, что он слишком часто вздрагивает?
Продолжение
- Меня всегда интересовала тема мести и возмездия, Ольга.
Они сидели в очень тихом кафе, просто удивительно тихом, несмотря на то, что прямо на набережной Грибоедова, около Казанского, в самой гуще, однако тихом и полупустом. В углу напротив курила старая-старая француженка, почему француженка, вдруг подумал он, ведь она молчит, нет, он вспомнил, как летел в Париж, в самолете сидела точно такая же, а может быть, та же самая, в такой же огромной черной шляпе и тоже курила, это был первый французский пост, по-настоящему французский.
- Ольга... Эй... Не отвлекайтесь на авторские ремарки... Насколько правомерна месть и является ли она - по большому счету, в конечном итоге - возмездием? Ведь орудием возмездия - опять же по большому счету - может стать какая-нибудь жалкая человеческая страстишка, завистишка, местишка, и кто тут углядит справедливое вмешательство сверху?
Он украдкой глядел в ребристое зеркало за ее спиной, интерьерную дурь, и был ужасно недоволен своим видом, рядом с ней он казался таким неуместным, что это вызывало в нем чувство неловкости.
Потом они целовались на предрассветной набережной Мойки, и, быть может, тот поцелуй был всему виной, но до тех пор он никогда не видел ее как объект желания.
Потом он узнал, что она предпочитает женщин. Потом - что из всех женщин она предпочитает Марину, его Марину.
И тогда только он понял, что она наслаждалась этим. Казалось, будто она целиком увлечена своими личными переживаниями, своей речью, красота которой была понятна лишь ей одной. Но нет, она отмечала и все его конвульсии. Когда он жег сигаретами руки и дрожал от боли - так он выжигал другую боль, - она принимала это, он видел,- потому что это заводило ее еще больше.
Или когда она на все лады развивала тему: какой он замечательный и как ей хорошо с ним. У нее не было необходимости лгать ему, ведь это даже не было ложью. Это было очевидной ложью. Была нужда в интерпретации и словесном подтверждении - скорее для себя, чем для него. Ей нужно было заставить себя поверить. Не его – он-то верил всему. Понимая, что он ей не ровня ни в чем, кроме как, пожалуй, в постели - но здесь их уровни соответствия, как ни странно и как ни жаль, интересовали ее меньше всего, - понимая, что ни одно слово ее не может быть правдой, кроме как в секунду произношения, понимая это все, он тем не менее верил ей. На секунду дольше. Но в конце концов ей стало уже неинтересно ни лгать ему, ни смеяться над ним.
- Верни мне мои письма.
- Ты, как всегда, донельзя банален.
- И все же.
- Я не хочу. Мне нравится их перечитывать. Я наслаждаюсь их примитивным синтаксисом.
- Я настаиваю.
- У меня их нет. Я их сожгла.
- Я устал.
Она была уже пьяна.
- Я не люблю тебя. Я никогда не любила тебя.
Он вздрогнул. Сердце подскочило куда-то вверх, к горлу. И, главное, он слышал это уже.
- Ты же помнишь. Я всегда любила только ее. Сегодня - оставь меня, пожалуйста, дай мне поговорить с ней, в последний раз.
В тот раз они оба словно обезумели. Он бил ее по щекам, бил и бил, она всё твердила “не люблю-не люблю-не люблю”, а он всё бил и бил, и только когда на губах у нее появилась кровь, он подставил ладонь ей под голову, хотел сказать что-то очень нежное, но она вдруг забилась в истерике, увидев себя в зеркале - "вы ответите мне за это!" - вцепилась ему в лицо (очки он благоразумно снял, не надеясь больше сдернуть с нее компенсацию, как было в прошлый раз, когда она явилась в новогоднюю ночь к нему домой, чтобы набить морду, вернее, ответить на первую в их истории пощечину, и разбила ему очки - он получил две сотни, как раз хватило на оправу), потом оттолкнула его, упала, а он тихо опустился на колени, смотрел, как она извивалась на полу, Марина держала ее за руки, вытирала пену, сопли и кровь с губ и орала на него: “Звони ее матери, пусть приезжает и забирает свою любимую дочь!” Ольга пришла в себя, прошептала: "Не надо маме ", - она лежала на полу в коридоре, прямо в одежде, в пальто, в ботинках, захлебывалась и хрипела: "Ма-а-ма, мамочка..." А он ходил вокруг, первый испуг прошел, он ходил, засунув руки в карманы, и бормотал: “Истеричка... Стерва... - он на секунду замолк и затем очень отчетливо продекламировал: Ризоматичка несчастная...” - Марина неожиданно засмеялась, - и потеряла контроль - Ольга рванулась с пола с неожиданной силой и бросилась на него. Он едва успел увернуться, ее рука задела вазу на тумбочке, все вместе - тумбочка, ваза и Ольга - они покачнулись и полетели на пол. Марина орала. Андрей стал совсем деревянным и ушел в себя, кажется, он даже стал что-то напевать. А Марина орала громко.
Ольга лежала на осколках и стонала. Марина орала и перекатывала ее с боку на бок в поисках повреждений.
- Может, все-таки позвонить маме?
- Нет, послушай...
- Что? Что ты меня безумно любишь? Что безумно - верю...
- Слушай, почему он здесь, почему он всегда здесь, почему ты его всегда прощаешь, почему ты меня так ненавидишь, ведь он тебе все время изменяет, я говорила, что я тебе докажу это - пожалуйста, смотри, я тебе говорила, что у него на лице это написано: "Влюбчив и непостоянен" - пожалуйста! Ты довольна?
- С ним мы разберемся отдельно, это не твое дело.
(Менеджер повествования)
- Как тебе понравится такая история, Глория: год спустя наш мальчик узнаёт, что Ольга едет в Питер, причем на поезде, некая идея приходит ему в голову, он сначала долго хихикает, потом бросает работу, берет билет на тот же поезд, он знает, где ее можно встретить - в буфете, на перроне - он запасается терпением и сигаретами, и он встречает ее в своем же вагоне, в собственном купе - полка напротив, и... интересно все же, что будет? Как тебе такой хэппи-энд и пародирование собственной кровавой истории?
- А как тебе такая история: она в очередной раз сдает билет, а он, бедняга, обшарил весь поезд, запыхавшись, обегал все перроны каждого вокзала, доехал до Питера, и как полный придурок, стоит один на привокзальной площади...
- А ведь, Глория, это и есть настоящее практическое занятие по акцидентализму. Что мы имеем? Случайность. Что он вообразил? Закономерность. Вообще-то, по-моему, он полный дебил в данном случае, хотя, в некотором смысле, этот акт нельзя не назвать концептуальным в смысле травестирования.
Продолжение
Она уехала из города, и ему стало пусто и скучно ходить по улицам - теперь он ее не встретит, теперь она его не увидит из окна автобуса, нет этой тихой радости идиота - радости ожидания случайной встречи. Иногда он глухо рычит, встречая знакомый запах, и озирается по сторонам - нет, нет ее...
Она слишком навязчива. Я вижу ее на платформе Люберцы-1 из окна электрички, я вижу ее на движущемся мне навстречу эскалаторе в метро, я вижу ее на всех улицах Питера и Москвы, где бы я ни был, ее образ преследует меня, являясь во всех похожих и не похожих на нее женщинах, девушках, девочках.
Он зашел в кафе на Грибоедова. Огляделся. Подошел к столику в углу.
- Можно?
- Пожалуйста, я уже ухожу.
- Да что вы, не беспокойтесь, я могу поискать другой столик.
Она потянула с диванчика сумку, сунула туда сигареты и зажигалку, подошла к стойке, расплатилась и вышла.
Он заказал вишневый торт и чай.
- Все?
-"Бэйлис" есть? Пятьдесят грамм.
Он сел на ее место, лицом к входной двери. Он ждал. В проеме возник знакомый силуэт. Андрей мысленно откашлялся. Сердце больно колотилось о грудную клетку. Она, как всегда, врезаясь во все углы и косяки, стремительно подошла к нему и резко сказала:
- Слушай..
- Ну-ну.
- Ты что, меня искал?
- По правде говоря, нет. Единственное тихое место, которое я знаю. Хотя по другой правде говоря - с тайным умыслом, но без надежды.
- Мы вылили друг на друга достаточно грязи и дряни, неужели тебе мало?
- Без тебя было неплохо... - Он помолчал. - И плохо... - Он поднял глаза, чтобы проверить реакцию, они встретились взглядами. Она криво усмехнулась.
- А где твоя вторая половина? Ты ведь всегда таскаешься за ней, как собачонка на веревочке.
- Чья бы собачонка мычала, а твоя бы молчала... Интересно, почему ты вернулась? Ну, встретились случайно, ну, сделали вид, что незнакомы, так что тебя потащило возвращаться?
- А тебе - столиков мало, что ли?
- Во-первых, потому что наш, - он отметил ее реакцию. - И потом, когда тебя увидел - не мог не обратить на себя твое внимание. И то, что ты вернешься - было так очевидно. Я ждал недолго.
- Знаешь... В этом городе я думаю только о тебе.
- Мелодраматично, - он откусил большой кусок торта. - Брось... Хотя я тронут...
- Ты не веришь мне?
Андрей расхохотался.
- Лучшая шутка тысячелетия! На бис, пожалуйста.
- Перестань юродствовать и неестественно хамить.
- Я не юродствую, я острю.
- Ты никогда не отличался тонким чувством юмора, впрочем, как и твоя подруга, - она скосила на него глаза.
- Не строй мне глазки.
- Пошел ты!.. Ты подозрительно смел. У тебя что, новое увлечение?
- Развлечение. Ты. Ты опять меня бросилась развлекать, заметь, по собственному почину. Помнишь, как мы здесь год назад, по твоему же почину, развлеклись? Дико скучно было. Пришлось устроить роман на набережной.
- А, или ты уже знаешь, что эта встреча не происходит на самом деле?
- И ты знаешь?
- А ты думал? Нужен ты мне больно.
(Менеджер повествования)
- Представь себе, Глория, вот происходит непроисходящий разговор. Герои наши на самом деле находятся сейчас в другом месте, и я не знаю, в каком. Ни я, ни ты. Они знают это только сами, каждый про себя, но случайная встреча в кафе может привести к чему угодно. Например, к третьему раунду. Он опять поверит, не сомневайся - она мастер. Она опять впрыгнет в чувственность. Если это будет угодно нашему акцидентному богу-пользователю, он все устроит.
Продолжение
Тут появляется Голубой Мальчик, лицо незаинтересованное и индифферентное, как все Вестники, с яркой надписью на футболке: "REALITY". Он заходит в кафе не спеша, жуя свой "Орбит" без сахара, и садится за соседний столик. Он ничего не заказывает, он просто сидит и бесстыдно разглядывает Андрея.
- Ну что? Мы в ловушке, милая. Что ты там говорила? - Андрей поморщился. Он не знал, как себя вести дальше. Голос за кадром молчал. Ольга курила. Все делали вид, будто ничего не произошло.
- Знаешь, ведь это действительно так, Питер настолько в чувственном и телесно-витальном плане крепко связан с тобой, что лишь ощущения еще более острые спасут меня от губительной зависимости. Мы с тобой просто законспектированы в его пространстве. Одно дело - заиграться в поэтике романтической галлюцинации на ночных каналах, другое - впасть в уже-зависимость, в невменяемость, в добровольную кому случайности. Я испортила Питер тобой.
"Мели, - думал Андрей. - Твоя неделя. Какого черта, навоображал на свою голову. Никогда такого не было. Что увижу во сне, тому не бывать. И вот, вместо того, чтобы влететь белым голубем и заорать: "Всем спасибо, все свободны!", он ткнул нас мордами в свою дурацкую reality, и сидит теперь, ест меня своими похотливыми глазенками." Он попытался выразить свое презрение Голубому Мальчику, скривив губы и подергивая кончиком носа. Вышла какая-то нелепая гримаса, Мальчик заржал и подсел к ним за столик.
- Дмитрий Сергеевич.
- А то мы не знаем, - Андрей никак не мог отделаться от желания нахамить или хотя бы просто выразить недовольство.
- Перестань, он не виноват.
- Ей-богу, я всего лишь Вестник. Угостите убогого стаканчиком алкоголя и палочкой никотина.
- Вымогатель. Бог угостит. Твой любимый пользователь. Сидит, наверное, за Маком, бабки гребет снегоуборочными машинами. А мне вот завтра на работу к девяти, за три тысячи километров отсюда. Прошу принять это к сведению, - Андрей строго посмотрел куда-то вверх.
- Бог мой, - Дмитрий Сергеевич выпустил колечко дыма. - Во-первых, ты еще вчера уволился. По собственному желанию. Во-вторых, не обращайся ни к потолкам, ни к небесам, когда обращаешься к своему богу. Не исключено, что он сидит за соседним столом и пьет жиденький вишневый сок с каплей водки - "Поцелуй тети Клавы", Веничка умер бы от горя, только понюхав его.
(Менеджер повествования)
- Заметь, Глория, сколько над ними боссов: мы, самые мелкие, затем голос за кадром, бог-пользователь и, наконец, автор. Помнишь сказку? "Не садись на пенек, не ешь пирожок." Это ли не явный архетип голоса автора? "Высоко сижу, далеко гляжу." Что, как не абсолютные воля и власть автора выражается в этих незамысловатых выражениях? Прошли тысячелетия, и посмотри, как выросла иерархия. Но и автор не Зевес. Герои зависимы еще и от случая или случаев с автором. Автор и сам, бедняга, живет в человеческом мире. Что случится с ним сегодня - от этого зависит то, что он предъявит своим героям завтра. Как они ничтожны, наши герои, несмотря на свое уже ярко выраженное недовольство, но я верю, дорогая, что когда-нибудь смелые и новые люди вырвутся из-под диктата безликих и слабых авторов и будут писать литературу свою и для себя.
Не смогла. Сначала понравилось, увлекло, потом почувствовала усталость. Слишком высок градус субъективного, хотя в этом и есть сюрреализм. Но в сюрреализме, видимо, особенно важно найти созвучного тебе автора.