
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В спешке
(Отрывок I)
— Приходилось тебе когда-нибудь задуматься о том, что такое время, Артем? Секунды, минуты, часы, столетия, целые эпохи?.. — как-то пополудни, за одной из непринужденных бесед в кабинете у столика, где мужчины любили коротать время, невзначай заметил Федор Алексеевич.
— Ах, нет… — улыбнулся Артем. — Всерьез — никогда. Сидя в окопе, думаешь, скорее, о том, как не схватить в висок свинцу, да и сколько патронов осталось в обойме… Но знаете, я так устал от войны, от острых приказов капрала, что сейчас рад бы наконец забыть все это, помянуть словом хоть даже далекое обычному рядовому. Это, должно быть, похоже на жажду. Знаете ли, жажду солдата по краске настоящей жизни…
— Да, — вздохнул Федор Алексеевич, — мне этого не понять. Честно, никогда не пошел бы на фронт добровольцем — мне противна эта идея, а к кричащим девизам плакатов и листовок я уже давно успел охладеть…
Он поправил полы своего халата и с любопытством, даже с азартом, казалось бы, глянул на мужчину.
— А как, по-твоему, была эта борьба предсказуемой? Могли бы вы остановить войну, найти другой, окольный путь, что не утоплен в крови и слезах, Артем?
— Какой бы высокой мы не строили плотину, — пожал плечами мужчина, — воды все равно прибывает больше. Если тучи сходятся, скоро грянет гром. Как говорится, чему быть, того не миновать…
— Но любая плотина стоит на речке. А если перед нами океан, Артем?
— Имеете в виду, выход всегда найдется?
— Думаю, так, — пробасил Федор Алексеевич. — Пожалуй, его можно найти, даже если нельзя увидеть.
— Думается, смертельно больному уже не сыскать дороги обратно на этот свет... Дипломатия? Политика? Мораль? А если мы сами все это давно утопили в грязи?
— Скажи ”где-то”, а не ”давно”, Артем, — усмехнулся в ответ мужчина. — И тогда, ручаюсь, все встанет на свои места.
— Федор Алексеевич, пулно Вам говорить загадками. Скажите прямо, а не то я безнадежно запутаюсь в словах.
Собеседник хитро улыбнулся и искоса глянул на Артема.
— Мы привыкли к мысли о том, что из году в год идем через часы и месяцы прямо. Ни шагу в одну сторону, ни шагу в другую… Но ведь не говорил никто, что мы обречены на это. Знаешь, Артем, только двое людей смогли бы понять, наверное, о чем я говорю тебе сейчас, и только семеро сумели сделать этот самый шаг…
Он кашлянул и поднял вверх указательный палец.
— Ты, например, считаешь, что ”здесь”, а точнее ”сейчас” бой уже отгремел и улегся, а ведь если он не начинался вообще? Подумай только, Артем, стоит уйти в сторону от этой узкой полосы — и…
Впрочем, Федор Алексеевич не закончил: в комнату тихой поступью вошел дворецкий со склянками на серебряном подносе. Мужчина кивнул Артему, а после, обернувшись, тепло заметил:
— Спасибо, Виктор. Никогда не забываете старика… Артем, пробуй. Позволь угадать, сколько лет тебе уже не приходилось выпить чашку хорошего чаю с каплей ликера. Небогата ведь солдатская жизнь на все эти мелочи…
Когда Виктор застучал каблуками по лестнице, Федор Алексеевич приосанился, и сощурив глаза, пытливо глянул на Артема.
— Знаешь, похоже пора оставить этот номинализм и научные домыслы — как-никак я уже два десятка лет размышляю о сем, а всякое занятие требует отдыха, этакой передышки… Вместо я хотел бы поговорить о том, что имеет немалый вес для обоих из нас, Артем...
Федор Алексеевич помешал напиток в чашке, сделал добрый глоток и серьезно заметил:
— Я хотел бы поговорить об Анне, моей дочери, сказать, что вижу, насколько вы близки, знаю, как любите друг друга… Но вместе с тем, как, наверное, и всякий старый человек, понимаю, что могу не встретить следующий рассвет, не проснуться однажды… Артем, я хочу знать, что в мире, в котором я оставляю её, найдется тот, кто готов всегда ей помочь, поддержать. Действительно ли дорога тебе Аня?
— Федор Алексеевич, — заговорил мужчина, — она для меня всё, и я обещаю, что никогда не оставлю её в беде. Искренне обещаю…
Отец девушки кивнул.
— Пусть так, Артем, я ценю это. Люби её, защищай, я верю — ты достойный спутник. И пусть время скрепит ваш союз… — он почему-то помрачнел, сдвинул брови к переносице, а после еще раз внимательно глянул на Артема. — Помню, мой отец говорил: если тебе сложно, помоги другому, если горько — утешь того, кто нуждается; в этом сила безоружного и надежда умирающего. Пусть ты станешь для Ани крепкой опорой, а она для тебя — огоньком добра и любви.
— Я не предам вашего доверия, Федор Алексеевич. Можете положиться на меня…
— Вот и хорошо, — улыбнулся тот в ответ, после показав Артему на дверной проем. — Смотри, похоже, Виктор к тебе.
Он обернулся и действительно углядел у входа дворецкого, который легко поклонился мужчине и вежливо заметил:
— Вас просили в фойе.
Федор Алексеевич кивнул Артему:
— Не стану задерживать тебя больше… Наверное, это Аня.
— Спасибо за ваши слова, Федор Алексеевич, — молвил Артем, — я буду помнить этот разговор. До скорой встречи.
Он вышел из комнаты, и, сбежав по лестнице вниз, оказался в просторном холле. Несколько колонн справа, слева, книжные шкафы под высокими резными рамами, изысканные полотна — видать, работы художников прошлых столетий — делали его похожим на викторианский зал: роскошный, богато обставленный, но в то же время сдержанный, строгий. Окна роняли на пол теплые отсветы, и в полутьме впереди Артем смог видеть любимую: Аня глядела на него, улыбаясь одними лишь кончиками губ.
— Великолепный день, Артем, правда ведь? Приятно встретить замечательного человека… Ах, я только от Николая Ивановича, знаешь ли, что он говорит?
— Что, Аня? — кивнул Артем.
— Товар уже вот-вот будет готов, а значит, и отец скоро снова возьмётся за дело. Только не рассказывай ему до завтрашнего вечера, ладно?
Впрочем, в двери постучали, и девушка, заметив, что это, верно, Слава, зашагала ко входу. На порог и впрямь ступил мужчина лет тридцати, военный в прошлом: по обыкновению расстегнутая зеленая шинель, лихо и несколько небрежно зачесанные набок волосы, тяжелые башмаки с железной подбивкой… Он был часто захож в дом Федора Алексеевича, а задерживался только изредка, беседуя с хозяином в кабинете за затворенной дверью; ему едва не каждый вечер случалось подоспеть в особняк к ужину, да вот как бы Славу не просили остаться, тот только бросал пару шуток на этот счет, тепло приветствовал Аню, пожимал Артему руку, и шепнув несколько словечек на ухо отца девушки, снова спешил идти.
В этот раз он, казалось, торопился пуще прежнего: переступил с ноги на ногу, бросил быстрый взгляд на Анну и выпалил:
— Худые вести, Аня… Ух, как мне это не нравится!
— О чем ты, Слава? — замешкалась девушка.
— Стреляют. Там, за чертой. Только с чего бы это? Какая заварушка? Ручаюсь, я бы и думал так, если б не эти кордоны… Знаю, там часто стоит патруль, а нынче второпях набросали баррикад, и стреляют. Очередями. Далеко, километров, этак, за десять-двадцать. А это, знай, не к добру. Федор Алексеевич здесь? А Артем?
Слава огляделся, а после подошел к мужчине и похлопал его по плечу.
— Здравствуй. Ты тут, стало быть. Извиняй, не заметил… Аня, ты бы мне могла услугу оказать небольшую? Поинтересуешься у Федора Алексеевича, свободен ли он, мог бы со мной поговорить с глазу на глаз?
Девушка кивнула.
— Я узнаю, Слава.
Артем подошел к окну, и отодвинув штору, выглянул на улицу.
— Думаешь, стоит чего-либо опасаться?
Снаружи рос, крепчал шум, и Славе пришлось говорить громче, чтобы его услышали.
— А кто его знает… Времени будет немного, в любом случае.
— Времени на что, Слава?
Мужчина не успел дать ответ. Сильный, оглушающий треск заставил обоих отпрянуть и насторожено переглянуться. Тогда же они услышали, как вскрикивает на лестнице девушка.
— Аня! — позвал что есть силы Артем, стремглав бросаясь к ступеням. Слава в сердцах выругался и побежал следом, а у комнат наверху девушка прижалась к стене и испуганно глядела на мужчин.
— Что такое, Аня? Что тут случилось?
И снова громкий гул, шум, скрежет; весь особняк заходил ходуном, посыпалась с потолка штукатурка, настежь распахнулось окно…
— Какого черта?! — выдавил Слава. — Что происходит-то?
Этажом выше было слышно, как кричит что-то дворецкому Федор Алексеевич, а после и он сам, хлопнув дверью, выбежал из своего кабинета.
— Артем, Аня, Станислав! Скорее из дома, наружу!
Он был испуган, но по обыкновению решителен, его голос дрожал, и страх будто передался всем стоящим ниже на лестнице.
— Отец…, — взмолилась Анна.
— Бегите! Не мешкайте! — гаркнул в ответ Федор Алексеевич, а Слава, стоя где-то позади, совсем тихо добавил: ”Самолеты…” Одного мгновения хватило Артему, чтобы услышать, осознать то слово, которое выронил тогда его товарищ. У мужчины ёкнуло сердце…
А через секунду-другую он оступился и обхватил руками поручень. Он видел взрыв? Нет, лишь короткую вспышку света. Задрожали, заходили стены, из двери наверху вырвался ярким хлыстом огонь, с потолка посыпались бетонные глыбы… Он видел, как падает на пол Федор Алексеевич, и прыжками устремился к Ане.
И снова шум, невыносимый грохот, треск стекол и оконных рам, а девушка казалось, уже не замечала ничего вокруг. Взбежав вверх по качающейся лестнице, она присела на колени рядом с пожилым мужчиной и рукой вытирала кровь с его виска.
— Отец… Отец…