Автор: ktgun
Милый Костя
Мы теперь всегда только вдвоём - я и он. Он почти не разговаривает, часто плачет по ночам и много рисует. Его любимый цвет - оранжевый. Говорит, что этот цвет подходит ко всему. Говорит, что поднимает настроение.
Костя необычный мальчик, а мне такие нравятся.
Мы решили никогда не вспоминать о прошлом, не произносить вслух имён, связанных с трагедией, что привела нас в эту резервацию для брошенных детей. Мы теперь братья навсегда. Мы одинаково чувствуем, одинаково думаем. Мы видим одними глазами.
Когда в дверь постучали, я сидел за столом рядом с Костей. Он что-то рисовал в тонкой школьной тетрадке, неуклюже прятал от меня незавершённый шедевр… «Не подсматривай!» – вот и всё, что от меня требовалось.
– Костя…Костик, – пожилая воспитательница детдома протиснулась следом за молодым высоким мужчиной в сером костюме, – а к тебе тут гость пришел.
Наша комната была узкой и длинной, слишком маленькой и тесной для четверых. Светлые обои с бабочками и медведями, большинство из которых мы сами нарисовали, конечно - оранжевым. Две кровати, и две тумбочки. Скромно и чисто. Всё только для нас.
– Это Кротов Александр Васильевич, – сказала воспитательница.
– Просто – Саша, – уточнил мужчина, осматриваясь.
Он, наверное, ожидал увидеть облупленные стены, куски обвалившейся штукатурки. Рассохшийся дощатый пол вместо светлого ковролина, и желтые щупальца горелой проводки. Стереотипы, брат.
– Что? – не поняла воспитательница, – А. Да. Это – Саша. Он с тобой немного побеседует, а потом я отведу тебя на обед, хорошо?
Костя старательно водил цветным карандашом по тетрадному листу. На слова женщины он реагировал чуть более, чем никак. Я шепнул ему на ухо:
– Скажи, что ты занят.
– Костя, солнышко, можешь поговорить немного с Сашей? – воспитательница извиняющимся взглядом посмотрела на следователя, – Всего немножко, а?
Костя помедлил немного и утвердительно кивнул. Я недовольно фыркнул и скрестил руки на груди, сделав вид, что обиделся.
– Ничего, если вы тут наедине останетесь? – засуетилась воспитательница. – У меня еще куча детей и…
– Я понимаю. Все нормально.
Когда она вышла из комнаты, Саша Васильевич положил папку с документами на кровать и присел рядом с нами. Заглянув в тетрадь через моё плечо, он сказал:
– Привет. Чего рисуешь?
– Войны роботов, – Костя сжал карандаш и обозначил взрывы.
– Круто, – кивнул мужчина, – Послушай, Костя, мне…я знаю, к тебе уже много кто приходил и расспрашивал…Но сейчас нужно все записать на бумагу.
Костя достал из коробочки красный и дорисовал роботам капельки крови.
– Ты не волнуйся, если не хочешь о чем-то говорить, мы сразу закончим, хорошо?
Костя кивнул.
– Вот и славно, – он открыл папку и достал бумагу с ручкой. – Скажи, ммм…а ты случайно не помнишь, когда папа начал вести себя странно? Ну, впервые?
– После Аляски.
– Аляски? – не понял мужчина.
Я усмехнулся.
– Ага. – Костя поднял перед собой тетрадный лист и посмотрел на проделанную работу. – Папа стал странным после того, как умерла наша Аляска. Мы тогда собирались позавтракать…
***
Костя сидел на высокой табуретке за обеденным столом и увлечённо рисовал боевого робота на обрывке тетрадного листа. Из коробочки с цветными карандашами торчали острые заточенные пики ярких грифелей. Не хватало только одного.
Костя любил оранжевый цвет – цвет солнца и апельсинов. Им он рисовал дома, людей, море, траву и свою кошку Аляску. Оранжевым он рисовал на обоях и подрисовывал усы звёздам в журналах. Так мир для него становился ярче.
Папа готовил завтрак, ругался и поминутно смотрел на часы. Костя дорисовывал плазменное ружьё. Закипевший чайник яростно выдувал горячее облако пара, а у робота росли шипы на доспехах. Яичница быстро подгорала на раскалённой сковороде, Костя смял рисунок и бросил на пол.
На кухне становилось душно. Отец заметил, что яичница уже почти обуглилась, схватился за металлическую ручку сковороды, обжёгся и уронил её на пол. Линолеум начал плавиться. В воздухе повис едкий запах горелой пластмассы.
– Твою м…, – хотел выругаться мужчина, поднимая сковороду мокрой тряпкой, но осёкся.
Завтрак остался на полу, оранжевый желток растёкся по коричневым цветам на линолеуме. На шум прибежала Аляска. Обступив лужу масла, она подобралась к остывающей яичнице, лапой вытянула её из-под ног хозяина и недовольно принюхалась.
– Аляска голодная, – констатировал Костя.
Подтянув ноги к груди, он прижался подбородком к коленям и наблюдал за трапезой любимой кошки.
Папа бросил сковороду в раковину, шагнул к холодильнику за колбасой, наступил в масло и поскользнулся. Пытаясь удержать равновесие, он сбил с плиты закипевший чайник. Смесь бурлящей воды и пара обрушилась на Аляску.
Кошка взвыла и метнулась под стол, там упала и забилась в судорогах. Костя никогда не слышал, чтобы живое существо так кричало.
– Папа, что с ней! Папа, помоги!
– Аляска, милая, иди ко мне… тихо, родная, я сейчас…
Отец встал на колени, схватил кошку за лапу, но она вывернулась.
– Костя, сынок, выйди, – мужчина смотрел остекленевшим взглядом на свою ладонь, в которой остался клочок мокрой шерсти со следами крови и обварившейся кожей. – Пожалуйста.
– Но, папа…Алясочка..
– Выйди, Костя!
– Но…
– Пошел вон! – заорал отец, схватил мальчика за рубашку и швырнул из кухни. Костя сделал пару неуклюжих шагов в воздухе и ударился о стену, потом вскочил и бросился обратно.
Он видел, как отец достает сковороду из раковины и забирается под стол.
– Папа!
Костя услышал лишь один глухой удар, неприятный хруст и всё, Аляска замолчала. Мужчина выбрался из-под стола, сковороду он крепко сжимал в руке. К чёрному ободку прилипла серая шерсть, капля крови сорвалась и упала в масло рядом с оранжевым пятном.
Силы быстро покидали мальчика, воздух становился тяжёлым. Невыносимая вонь – смесь мокрой шерсти с горелой пластмассой, пропитала всё: одежду, мебель, мысли. Голова закружилась, Костя упал и потерял сознание.
***
– Пффф…– Саша Васильевич отложил ручку и провел рукой по волосам. – Ладно, давай тут остановимся.
Костя взял новый лист и начал выводить синим карандашом круги, потом спирали. – Я очень любил Аляску. Мне ее папа подарил, она тогда совсем-совсем маленькой была.
– Да… понимаю…у меня тоже кошка была. Даже три.
– И где они теперь?
Следователь пожал плечами:
– Ты знаешь, я уже и не помню. Родители в деревню, кажется, отвезли.
Я внимательно посмотрел на Кротова и улыбнулся. Все три кошки, что у него были, умерли в первые несколько лет жизни. Чумка, дворовые хулиганы, а третья вообще непонятно от чего. С тех пор он считал кошек самыми дурацкими на свете животными.
– Мне тогда очень плохо было… – Костя вздохнул и посмотрел в окно, – Казалось всякое…
***
Мальчик очнулся в своей кровати с мокрым полотенцем на голове. Зрение вернулось не сразу – сперва всё казалось серым и расплывшимся. Потом медленно обрисовались силуэты, появились цвета. Костя повернулся к окну, рядом с ним сидела женщина.
– Мама? – тихо простонал мальчик.
– Очнулся? Ну слава Богу!
Это был голос соседки Люды, его Костя узнал бы из миллиона. Она всегда говорила с надрывом, словно разыгрывая сценку в детском театре. Вот и тогда Люда вскочила с места, устроилась на краешке кровати, погладила мальчика по щеке.
– Мы так переживали, – сказала она.
– Где папа?
– На работу уехал. Я врача вызвала, он скоро будет.
– Что с Аляской?
– С ней… – Люда замялась, несколько раз быстро моргнула, – с ней всё хорошо. Её забрал ветеринар и увёз на лечение. Ты ведь знаешь, что у кошек девять жизней?
– Да, наверное. Голова болит…
– Ты ударился, когда упал, – объяснила Люда, сжимая пальцы мальчика в своей ладони.
Кожа на её лице была очень гладкой и будто светящейся изнутри, но зато руки… От прикосновений Люды всё внутри переворачивалось, казалось, что это грубая кожа на лапе какого-то хищника.
Костя одёрнул руку.
– Мне показалось, что мама пришла, – почти шёпотом произнёс он.
– Ах, мой мальчик!
Люда хотела обнять ребёнка, но в этот момент в дверь позвонили. Она прислушалась, дождалась второго звонка и только потом ушла открывать дверь.
Вернулась она уже с доктором.
– Нууус, – с порога заговорил пожилой мужчина в белом халате, – здравствуйте, молодой человек!
Костя кивнул в ответ.
– На что жалуетесь?
Костя не ответил.
– Он сегодня потерял сознание, – вступила Люда, – и упал...ммм...с табуретки. Я думаю, что ударился головой. Может быть у него сотрясение?
– Сейчас посмотрим.
Доктор вынул из чемоданчика маленький фонарик, посветил Косте в глаза, ощупал голову.
– Не тошнит?
– Нет, – ответил Костя.
– Голова не кружится?
– Нет.
– На сотрясение не похоже.
– А что с Аляской? – внезапно спросил Костя.
– С Аляской? – удивился доктор.
– Это кошка, – пояснила Люда, – её сегодня кипятком обварили, после того он и…
– С кошкой всё будет хорошо! – прервал Люду доктор.
– Она теперь с мамой? – не унимался Костя.
– Может быть, – растерялся доктор, – а где у нас мама?
– Умерла.
***
Раздался стук, и в комнату зашла воспитательница.
– Ну, все хорошо? Костя, пойдем обедать?
– А, да-да, надо заканчивать, – следователь вскочил и начал собирать со стола бумаги. – Вы на обед сходите, а потом договорим, хорошо?
Мальчик не ответил, продолжил рисовать спирали.
Кротов спросил, куда можно отойти покурить и вышел из комнаты. Мне стало скучно и я побрел за ним.
– Вы же понимаете, – женщина всплеснула руками, провожая следователя на задний двор. – Мальчику тяжело сейчас. Такое пережить. Две трагедии подряд…
– Да уж. Извините, а вы, случайно не знаете, что случилось с мамой Кости?
– Ой, – воспитательница задумалась, – Вы знаете, я слышала, что она на машине разбилась. Ну а мальчика я не спрашивала, сами понимаете.
– Ну да. Ладно. Спасибо.
Улица встретила серым небом, промозглым дождем и пробками. Сквозь копья высокой ограды, на заднем дворе детдома, Саша Васильевич курил и наблюдал, как машины скапливались, гудели, бодали друг друга и выдыхали мерзотный дым. Люди толпились на светофорах, нетерпеливо притоптывали, а самые опаздывающие пытались перебежать через свободный участок дороги, в подсознательной надежде быть размазанными случайным лихачом, и прекратить это жалкое серое существование.
Следователь вздохнул, закурил и достал телефон.
– Алло, – из трубки раздался сонный женский голос. – Чего случилось?
– Какого хрена? – завелся мужчина, - Сделал тебе одолжение, пошел пацана допросить, а ты дрыхнешь?
– Ой, Кротов, ну хватит тебе. Мне серьезно, очень погано. Еще неделю, как минимум, на больничном буду. В любом случае, спасибо тебе, золотце.
– Ладно, – буркнул Саша. – Слушай, а что с матерью этого Еремина случилось? В твоих записях чего-то нет.
– Ааа, точно. Погибла она. В авиакатастрофе, вместе с младшим сыном… Никитой, кажется. Помнишь, около года назад, под Екатом самолет рухнул?
– Серьезно?
– Угу, – в трубке послышалось шлепанье босых ног, – Я же потом сестру Ереминой расспрашивала. Она мне рассказала, что это отец мальчика, то есть муж ее, во всем виноват.
– Это как?
– Ну, у него на работе проблемы начались, сокращения, понимаешь? А ей, жене, повышение дали, но с условием, что командировок много будет. Она не хотела сына оставлять, и с собой взять не могла – тот уже в школу ходил. А муж ее уговорил. Мол, все хорошо, он присмотрит, ей шанс выпал, надо воспользоваться. Ну, она и полетела. Младшего – детсадовца – с собой взяла. И первый же рейс, прикинь, первый же и вот так.
Следователь промолчал.
– Да и вообще, это та еще семейка была. Муж, говорят, крутил с соседкой. Ну… ещё до смерти жены. А та не знала. Я когда записи психолога читала, который с Костей этим после всего разговаривал, у меня аж мурашки по телу были.
– И чего там? – Кротов достал новую сигарету. Дождь почти прекратился.
– Ооооо! Слушай…
***
Вечером отец попросил Люду остаться и помочь ему следить за Костей. Люда, не раздумывая, согласилась. Она давно обивала порог их квартиры, заходила то за сахаром, то за дрелью, то за сигаретами. С того дня, как в дом не вернулась мама, Люда стала частым гостем.
Окрылённая маленькой победой, она решила удивить хозяев кулинарными талантами и забаррикадировалась на кухне. Костя с отцом остались в гостиной. Мальчик смотрел мультик о Маугли и представлял себя волчонком. Он рычал вместе с остальными, когда наступали бешеные динго, и замирал от взгляда Каа.
Отец наблюдал за ним, потягивая холодное пиво из запотевшей стеклянной бутылки. Когда мальчик вновь зарычал на телевизор, отец кинул в него тапком, но промахнулся.
– Чё рычишь, щенок?
Костя удивлённо взглянул на отца, в тот момент он был похож на огромное животное, развалившееся на диване. Лицо исказилось в злой ухмылке, одна рука упёрлась в колено, вторая сжимала горлышко бутылки.
– Посадить тебя на цепь? – продолжил отец. – Кормить из миски?
– Я буду лаять на прохожих, – пошутил мальчик.
– Тьфу, я думал – человека воспитываю. Люда!
– Что? – послышалось из кухни.
– Этому не накрывай, он будет есть с пола!
– Что, не поняла? – В дверях образовалась Люда. – Что у вас происходит?
– Глянь, как он лает. Ну-ка, Костя, скажи: «гав».
– Не хочу, – смутился мальчик.
– Скажи: «гав»!
– Отстань от ребёнка, – Люда махнула рукой и вернулась на кухню.
– Нет, ты скажи… Гав!
Его лицо исказилось: зубы превратились в острые клыки, глаза налились кровью.
– Гав!
Отец уронил бутылку, остатки пива растеклись по ковролину. Он сполз с дивана и на четвереньках начал подбираться к мальчику.
– Гав!
Из оскалившейся пасти по подбородку стекала густая слюна. Отец остановился в нескольких сантиметрах от лица Кости, обнюхал его.
– Гав!
Костя закричал во весь голос. Люда опять прибежала в гостиную.
– Да вы что, с ума сошли?
Оттолкнув отца, она принялась успокаивать мальчика.
– Придурок, ты зачем его напугал?
Люда обняла Костю и прижала его голову к груди.
– Думаешь, ему мало приключений на сегодня?
– Да пошла ты!
Отец поднялся с пола и вышел из комнаты.
– У нег-го… з-зуб-бы! – рыдал Костя, – он-н-мен-ня… чу-у-уть н-не… н-не пок-кус-са-ал!
– Идиот пьяный! Ничего, всё хорошо будет, успокойся, я тебя в обиду не дам.
***
Костя был на обеде, а я шатался по комнате и наблюдал, как Кротов сидит за столом и задумчиво водит карандашом по папке с надписью «Дело». Таких, как он, я видел насквозь.
Меньше всего на свете этот Саша Васильевич хотел сегодня возвращаться домой. Туда, где его ждут лишь темнота и молчание.
– Я дома, – каждый раз кричал Кротов в черную глотку квартиры. Но знал, что никто не ответит.
А потом включал свет.
Конечно, ему не нравилось жить одному. Не нравилось есть пельмени на ужин, писать бесконечные отчеты и рапорта, сидеть на кухне и пялиться в телевизор. Не нравилось перед сном зависать в интернете, терять счёт времени, ложиться под утро.
Засыпать в одиночестве на огромной двуспальной кровати. Кутаться в холодную простыню и вспоминать, что рядом, на всякий случай, лежит пистолет.
А по холостяцкой квартире ползли его страхи.
Скрипел отсыревший паркет в комнате. Быстро-быстро перебирали ногами соседи сверху, словно толстые пауки, бьющиеся о стенки железной банки. Шептал заклинания на змеином языке сквозняк в гостиной. А в дверном проёме, если на миг взглянуть, можно было заметить стремительно исчезающий белый силуэт. Будто там кто-то стоял, но тут же отпрянул.
Кротов никогда не оставался в одиночестве. Страх жил рядом с ним. Бесконечный воплощённый ужас обитал под потолком, в самом дальнем углу, куда не достаёт свет из окна. С каждым днём он становился больше, с каждым днём он становился злее.
– Чёрт, надо поесть, – пробормотал Кротов, встал и вышел в коридор.
***
Всё самое страшное случается по ночам, это правило знакомо каждому ребёнку. И если ты засыпаешь один в своей комнате после трудного дня – не надейся на что-то хорошее, накройся с головой одеялом и жди беды.
Спать Костю укладывала Люда. Она не читала ему сказку на ночь, она не оставила включённым ночник, как это сделал бы отец. Она подоткнула одеяло и ушла, плотно закрыв за собой дверь.
– Иди домой, – звучал голос за дверью.
– Оставить тебя одного с ребёнком?
– Это мой сын, со мной он в безопасности.
– Ты пьян! Ты напал на него!
– Мы играли. Уходи.
– Нет, я останусь, и буду спать в гост…
– Уходи, я сказал!
– Отпусти, мне больно!.. Придурок!
С металлическим грохотом хлопнула входная дверь. Отец бросил вслед тихое «прости», оно так и осталось внутри квартиры. На ночь Люда исчезла из их жизни. Но никто не сомневался – утром она вернётся вновь.
Костя долго не мог уснуть. По потолку скользили полосы света фар проезжающих мимо автомобилей. Иногда им удавалось поймать случайного прохожего, и тогда наверху появлялся его силуэт. Мешали спать и соседи за стенкой, у которых громко работал телевизор, и шумная компания, собравшаяся под окном.
Часы на стене невозмутимо отсчитывали секунды. Тик… Тик… Тик…
В полночь погасли уличные фонари и разом исчезли все звуки. Словно испугавшись темноты, все притаились, замолчали. Ночь замерла в ожидании.
В отцовской спальне что-то ударилось об стену. Костя вздрогнул и прислушался. Что-то глухо упало, поднялось и вновь врезалось в стену. Костя сел в кровати и затаил дыхание.
– Папа? – громко спросил мальчик. – Папа это ты?
В отцовской спальне стучали в стену, а настенные часы безучастно тикали. Тик… Тик… Всё медленнее и медленнее. Каждая секунда перед ударом растягивалась, и становилось длиннее предыдущей. Тик… Тик…Стук…Стук. Стук! Стук! Громко, монотонно, бесконечно… Костя уже не слышал, как тикают часы, он слышал только этот непрекращающийся стук.
– Папа! – Крикнул он. – Папа, прекрати, мне страшно!
Костя заплакал. Он не плакал так со дня смерти матери и брата. Он не плакал на похоронах, а только после – когда пришло понимание и навалилось одиночество. Тогда ему утешал отец. Он спал вместе с ним, успокаивал, когда мальчик просыпался от ночных кошмаров.
– Гав! – послышалось из-за двери.
Наверное, для каждого живого существа есть свой предел страха. В тот момент Костя достиг максимума, к которому был готов его неокрепший юный организм. Мальчик почувствовал, как проваливается в пустоту…
***
– И что, что было дальше? – возбуждённо спросил Кротов.
– Я уснул. Спал до самого утра, – буднично ответил Костя.
– А утром?
– Вы сами знаете, – мальчик внимательно посмотрел на следователя.
– Знаю? Да нет, мне рассказывали, но без подробностей…
– Вы и подробности прекрасно знаете, – прошептал Костя.
Кротов нахмурился.
– Послушай, мне понятно, что это должно быть больно, страшно. Но прошу тебя. Расскажи, что случилось утром.
***
Костя проснулся от голосов в коридоре. Отец громко ругался с соседкой Людой. Мальчик выпрыгнул из кровати, быстро натянул шорты, майку и вышел посмотреть, что происходит.
– Ты совсем с катушек съехал? – взволнованно кричала Люда. – Посмотри… посмотри что с твоей рукой!
Костя заметил, что рука у отца была в ссадинах и как-то неестественно висела.
– Что ты делал ночью? – спрашивала Люда. – А голова? Боже! Да у тебя все волосы в крови!
– Не трогай меня! – Отец толкнул Люду здоровой рукой, она схватилась за дверную ручку и чудом удержала равновесие.
– Папа, не надо! – Вступился Костя.
– Марш в свою комнату!
Когда отец повернулся к мальчику, его лицо было похоже на обезображенную маску. Запёкшиеся потёки крови спускались по лбу, по щекам, по шее… Бешеный взгляд, тёмные круги под глазами и мёртвенно бледная кожа.
Костя отступил на пару шагов, но не ушёл.
– Папа, пожалуйста…
– Хочешь посмотреть? – взревел отец. – Ну смотри.
Отец схватил Люду за волосы и с силой ударил головой об стену. Женщина коротко вскрикнула и обмякла. Из разбитого носа брызнула кровь. Отец бросил затихшую Люду на полу, ушёл на кухню. Через мгновение вернулся с ножом.
– Дальше будешь смотреть?
– Папа, нет! Отпусти её!
Отец приставил нож к горлу женщины.
– Гав, щенок!
Костя очень хотел остаться, хотел помочь Люде, хотел спасти отца. Но страх – это сильное чувство, он накатывает мгновенно и накрывает с головой. Он путает мысли, сковывает. Единственное, что остаётся – это бежать. Бежать и прятаться.
Мальчик нырнул в свою комнату и захлопнул дверь. Сердце бешено гоняло кровь по венам, пульс стучал в ушах. Он глубоко вдохнул и закричал:
– Помогите!
– Гаааав! Гав-гав! – истерично лаял отец за стеной.
Конечно же, соседи слышали всё с самого начала. Слышали они и о ночных приключениях отца. Конечно же, они вызвали полицию, и диспетчер сразу передал вызов ближайшей патрульной машине.
Ещё не успел стихнуть голос мальчика, когда люди в форме ворвались в квартиру. То, что они увидели, мы договорились не вспоминать. Слишком много было крови, слишком страшно. Люди в форме приказали бросить оружие. Они повторяли это несколько раз.
– Вам страшно? – взревел отец.
– Брось нож! Немедленно!
– Вам страшно?
Раздались выстрелы. Что-то глухо ударилось об пол.
***
– И всё? – уточнил следователь.
– Да, – кивнул мальчик, – они вошли в комнату и забрали меня из дома.
– Ты видел отца мёр… после выстрелов?
– Мёртвым? Да.
Костя взял красный карандаш и нарисовал в тетрадке глаз. В комнату зашла воспитательница.
– Вы извините, Александр Васильевич, но вам, наверное, пора…Мальчик устал, ему нужен отдых…
– Хорошо, конечно, но… – замялся следователь, – разрешите ещё один вопрос, он не относится к делу. Чья это кровать?
– Нич… – хотела ответить воспитательница, но Костя опередил её.
– Это кровать моего брата.
– Брата? – Саша задумался. – Никиты?
Костя отрицательно помотал головой.
– Нееет. Ты знаешь его. Он каждую ночь смотрит на тебя с потолка, пока ты плачешь под одеялом и сжимаешь пистолет.
– Ч..что? – следователь побледнел.
– Ты знаешь, – Костя достал из коробочки чёрный карандаш, – Его все знают.
Я улыбнулся, карандаш взлетел и через мгновение неровные размашистые линии на обоях сложились в слово: «Никто».
– Твою мать… – следователь отступил к стене, воспитательница закрыла рот руками.
Дверь захлопнулась, воспитательница ахнула, дёрнула за ручку – заперто. Карандаш продолжил чертить на обоях: «не уйдёт».
Мы теперь всегда вместе и нам больше никто не нужен. Мы ненавидим взрослых, потому что они притворяются смелыми. Они притворяются любящими, притворяются честными. А мы – настоящие. Мы – воплощение.
Саша Васильевич достал пистолет и навёл его на Костю.
– Быстро прекрати!
Я схватился за дуло и перенаправил ствол на воспитательницу.
– Стреляй, – сказал Костя.
Я нажал на палец следователя и пистолет выстрелил. Тело воспитательницы съехало по стене, оставив на светлых обоях с зайцами и медведями полосу свежей крови.
– А теперь ты, – сказал я.
Костя наслюнявил карандаш и нарисовал на горле следователя еле заметную красную полосу. Голова со стуком ударилась об пол, тело пошатнулось и упало следом.
«Живым», – дописал чёрный карандаш.