Искушение Хищника. Мистический роман. Опции

[Седой]

Уважаемые форумчане! Хочу Вам сообщить, что процесс моей графоманской деятельности достиг своего апогея и его уже не остановить. Всё пишется, пишется и пишется, и конца этому не видать. А поскольку здесь, довольно часто, наблюдается практика выкладки авторами своих произведений, то я решил воспользоваться этой возможностью и тоже попытаться разместить своё скромное творение, которое называется "Искушение Хищника". По жанру это мистический роман. О сюжете в двух словах - одному, уже не молодому криминальному авторитету, стал являться чёрт. И поскольку здесь сплошная чертовщина и уголовщина, то сие творение мной отмечено как "18+". И это с учётом того, что я старался по максимуму всё криминальное, в смысле - не литературное, уложить в рамки приличия.






Искушение Хищника





"Разницы нет никакой между Правдой и Ложью..."
Владимир Высоцкий


"...каждому будет дано по его вере..."
Михаил Булгаков



(хроника событий последних суток)

***

Город Шатузол. Кабинет начальника ГАИ.
Местное время - 9 часов, 30 минут.


- Подполковник Воронов, как вы думаете, что находится в этой папке?
- Не могу знать, товарищ полковник...
- Так вот, в этой папке результаты проверок по твоему району. Здесь написано чёрным по белому, что пятеро ваших подчинённых, уличены в получении определённой денежной суммы. Проще говоря - взятки. Вам понятно, товарищ подполковник? Самое смешное, что всего-то и было пять проверок. Пять из пяти и все в цель. То есть - стопроцентное попадание. Хотя бы один, ради приличия, отказался.
Конечно, взяточники понесут заслуженное наказание. Но вот будите ли вы работать в прежней должности - не знаю. Пока вопрос открытый.
Я как-то, месяц назад, ехал по центральному проспекту. На пересечении с улицей Латерейной, какраз под мостом, стоял, так называемый, Государственный автоинспектор... Вот знаете, товарищи, лицо и анус - одного размера. Честное слово, не преувеличиваю. Рядом с ним, служебный автомобиль, "девятка", выглядел игрушачным. Я ещё подумал - "Как же это он залазит в такую маленькую девяточку?". А если надо догнать нарушителя? Она же, бедненькая, его не потянет. Такие вот дела... Развёл ты, товарищ Воронов, понимаешь, болота в своём районе. Милиционеры, вместо того чтобы следить за порядком, берут взятки, пьянствуют водку, нагуливают бока жиром и ростят себе большие анусы. Никто не думает мозгами, извилины прямые, мысли в головах не совокупляются. Товарищ подполковник, вы когда-нибудь давали своим подчинённым какие-нибудь вводные? Поднимали их по тревоге? Проводили проверки состояние боевой готовности?
Я сомневаюсь...

***

5 часов, 40 минут следующего дня.
Город Шатузол.
Улица Памяти Декабристов.
Дом 16 квартира 10.


Человек, вдруг, почувствовал сильный удар в затылок. В глазах резко потемнело, словно он мгновенно очутился в какой-то вселенской пустоте, которая, казалось, невидимой субстанцией, жёстко придавила его со всех сторон. Не было ничего: ни света, ни звука, ни воспоминаний.
- Кто я? Где я? - крутилось в сознании, но все попытки что-то вспомнить безрезультатно проносились сквозь глухую пустоту. И вдруг...
- Вася! Васечка! - голос матери требовательно звучал из темноты - Вставай, сыночек, пора в школу.
Он открыл глаза. Ослепительно яркий свет, сплошным потоком, словно снежная лавина, сорвавшиеся с высокой кручи, на бешенной скорости, ворвался в его сознание.
Свет, представляющий из себя невесомую белую массу, заполнил всё вокруг. Потом он постепенно начал таять, обнажая очертания знакомых предметов.
Сначало Василий узнал свою квартиру.
"Мамы здесь нет и быть не может. А школы и подавно. Всё уже давно в прошлом" - подумал он, приподнимаясь на кровати.
С улицы, в большое, открытое окно падала яркая полоса света и белой половицей стелилась к его ногам..
Весь в белом и весь белый ангел, с видом пятилетнего мальчика и, почему-то, бутофорскими крылышками за спиной, сидел на подоконнике, с любопытством разглядывая Василия.
- Ты ангел?
Что вопрос нелепый, он осознал сразу, как только произнёс его.
- Да... - ответил тот и поднялся - Пойдём...
Ступая босыми, пухлинькими ножками по полосе света, он вышел из квартиры через окно.
Василий оторвался от кровати и двинулся следом. Однако он не предпринимал никаких усилий: не напрягал мышцы, не двигал руками, не перестовлял ноги. Он плыл по воздуху, будто его тело было невесомое и невидимой нитью прикреплялось к этому небесному созданию.
- Куда ты меня ведёшь? - спустя какое-то время спросил он.
- В рай... - не оборачивоясь ответил ангел.
Вдруг, откуда-то сверху, как во время сильного снегопада, на Василия обрушились воспоминания. Они, вначале, кружились в бешенном вихре, потом стали замедляться, опускаться, занимать свои места в пустых ячейках памяти.
Вся прошлая жизнь, во всех подробностях, как-то по особенному чётко и ясно предстала перед его сознанием.
- Подожди... - проговорил Василий - Мне нельзя в рай. Я - грешник...
Ангел остановился, повернул к нему голову, в белых кудряшках, и недоумённо посмотрел в глаза.
- Но мне поручили привести тебя в рай.
- Здесь ошибка, вы что-то перепутали - мягко настаивал Василий.
Вдруг, оглушительный раскат грома разорвал тишину. Одновременно подул сильный ветер, стремительно разрушая пелену белого света, превращая его в клочья облоков и швыряя в разные стороны. Внизу обножилось страшное место, в виде чёрных скал, вершинами представляющих из себя острые пики, зловеще торчащих неровными рядами.
- Стр-е-е-ля-й-й-й.. е-э-э-й... в... го-о-о-ло-ву-у-у... - из грубого завывания ветра сложились слова, наводящие ужас своим звучанием.
Ангел стоял на краю облачка. Это всё что осталось от белого света, совсем ещё недавно заполнявшего пространство. Василий, каким-то чудом держался за это облачко и, подняв голову, обречённо смотрел на ангела.
- Я же говорил... Мне надо в ад... - наконец прошептал он.
- Нет - твёрдо ответил ангел - просто тебе ещё рано в рай...
После этих слов Василий сорвался окончательно и, терзаемый яростными порывами ветра, куборем полетел вниз. В темноте он о что-то ударился затылоком и застонал от страшной боли.
- Держись, мужик, держись - откуда-то послышался обычный человеческий голос, сразу же переходящий в крик - В операционную! Быстро!


***

5 часов, 45 минут того же дня.
Город Шатузол.
Улица Памяти Декабристов.
Дом16. Квартира 9.


- Ало! Ало! Это милиция? Ало... Милиция?... Приезжайте, здесь стреляют... Стреляют, говорю! Нет, ни в меня, наверху стреляют... В квартире, которая над моей... Я не знаю кто ... Приезжайте и разбирайтесь... Чья фамилия? Моя фамилия? Пехотина. Пехотина Вера Ивановна. Не вздумайте написать Пахатина! Помните первого секретаря Горкома партии Пехотина? Помните... Нихрена вы не помните... Адрес? Пишите...


***


6 часов, 03 минуты того же дня.
Город Шатузол.
Улица Памяти Декабристов.



Патрульная машина остановилась у дома номер шестнадцать. Из неё вылезли два милиционера и, часто похрустывая сопогами по первому снегу, твёрдым шагом, уверенно, направились к центральному подъезду.
Шестнадцатый дом представлял из себя старинный двухэтажный особняк, построенный около двух веков назад. По изначальному проекту здесь имелся парадный вход, представляющий из себя тройную цилиндрическую колонаду, поддерживающую массивный выступающий навес. Когда-то за колонадой, располагались три высокие двухстворчатые двери, арочной формы, но после революции осталась только одна. Остальные убрали и проёмы замуровали. А в пятидесятых годах двадцатого века, после капремонта, здесь установили обычную, стандартную дверь, как во всех подъездах многоэтажек. Перепланировка произошла и внутри дома о чём свидетельствовали надписи на стене - "Подъезд номер один. Квартиры 1 - 8" Жирная, красная стрелка влево указывала, что в том направлении квартиры 9 и 10. А если зайти со двора, то там ещё 11 и 12. Эти указатели появилась потому, что люди не знающие подробностей перепланировки, как обычно шли к центральному входу.
Милиционеры тоже прочли эту надпись только у самых дверей, за колоннами. После чего они сразу же развернулись и пошли по стрелке.
- Лейтенант сказал, что если эта пьяная выходка, то забирать всех в обезьянник и подержать сутки на голодном пайке - сказал милиционер, идущий чуть позади, младший за коллегу по возрасту и званию.
Первый резко остановился и повернулся ко второму.
- Послушай меня, коллега - сурово произнёс повернувшийся - Этот район называется Сиреневая Гряда. Здесь всегда жили и живут только первые люди города. В какой-нибудь Беднохатке ты можешь свободно махать дубиной налево и направо, и крыть матом всех подряд. Здесь же, стоит только на кого-то косо посмотреть, как завтра же, вместе со своим лейтенантом, пойдёшь подметать вокзал. Понятно?
- Так точно... - кротко ответил второй.
Дверь в подъезд была приоткрыта, табло домофона не светилось. Даже в элитных домах элитного района имелись какие-то недостатки.
Войдя в тёмный подъезд, пошарив фонариком вокруг, милиционеры нашли выключатель и включили освещение.
Такого подъезда они ещё не видели. Он имел цилиндрическую форму, чем напоминал средневековую башню. Небольшие окна, исполненные в готическом стиле, могли когда-то служить бойницами. Широкая каменная лестница с широкими каменными перилами, серпантином поднималась вдоль стены и заканчивалась площадкой на втором этаже. В изначальном варианте это была одна из лестниц, ведущих на второй этаж. Она находилась в фасадном углу дома, который также имел закруглённую форму и заканчивался конусной крышей, тем самым выделяющейся от остальной, покатой.
В подъезде было чисто: белые стены, без надписей, не битые и не замазанные краской стёкла в окнах и светильниках. Причина такой чистоты заключалось в том, что здесь жили всего две семьи и у них имелось обоюдное желание поддерживать порядок.
Этот дом построили, когда ещё город находился в семи километрах отсюда. Богатые и состоятельные люди того времени облюбовали эти места за их живописность. Лес, луг, река, спокойное и равномерное течение воды. Тишина и спокойствие. Двенадцать имений появились вдоль реки по всей возвышенности, с расстоянием полкилометра друг от друга. Всех их соединяла ровная, как струна, дорога. Со временем усадьбы обросли садами, парками, цветочными клумбами. Особенно изобиловали эти места сиренью. Здесь её было так много, что местность стали называть Сиреневой Грядой.
Время шло и в мире всё менялось: строй, порядки, общественные устои, обстановка, отношения. Революция заставила хозяев бросить эти дома, но они никогда не пустовали. Их сразу же заселили новые представители власти и другие влиятельные люди города, которые и вносили изменение в архитектуру строений.
Город давно уже подкрадывался к Сиреневой Граде. Ещё перед революцией она стала его окраиной а потом, за одну пятилетку "вросла" вглубь на три километра. Целлюлозный и кожевенный комбинаты, возведенные в кратчайшие сроки, окончательно испоганили воду в реке, два литейных завода, ещё до революции отравлявшие воздух, с успехом продолжали это делать и сейчас. Сиреневая Гряда давно уже перестала быть райским уголком, но и тем не менее, продолжала оставаться элитным районом. К слову сказать, изначально город, в экологическом смысле, был безупречно чист, по той простой причине, что основали его обыкновенные спекулянты.
Полайский горный хребет протянулся строго с севера на юг. В самой его южной части, у подножья гор, брала своё начало речушка со смешным названием Люська. Где-то около семисот километров она текла на север, параллельно горному хребту, подпитываясь его водами, ширясь и углубляясь. Но потом вдруг резко, почти под прямым углом, поворачивала на запад и петляла по тайге. Вот за это петляние в народе её прозвали Шатун, мол шатается по тайге. Официальное название реки и было Шатун, хотя от истока и до поворота, люди по-прежнему называли её Люська. Где-то в глубине тайги имелось место, протяжённостью около двух километров, где до этого спокойная и тихая река, шипела и пенилась перепадами, порогами, скалилась острыми и крывыми краями подводных камней. "Шатун зол..." - говорили люди про это место. Надо сказать, что до порогов и после, река была вполне судоходной. Конечно, не для крупных судов, но мелкие и средние проходили свободно. Это был единственный кратчайший путь, связывающий два крупных города - Политор и Бокачуйск. С развитием промышленности появилась необходимость в торговле. Купечиские лодки доплывали до порогов, по суше перетаскивались в обход опасного места, и следовали дальше. Сразу же появились предприимчивые люди, которые здесь поселились и стали заниматься исключительно переправой. Они же начали скупать товар у торговцев с верхнего течения, перепродовать его нижним и наоборот. Со временем на этом месте возник посёлок с названием Шатузол. После того, как прокапали канал в обход порогов, посёлок вовсе не исчез, а наоборот, стал расширяться и вскоре превратился в город, который, из-за своего выгодного местоположения продолжал рости и развиваться. И наконец, он дошёл до Сиреневой гряды. На её живописных холмах беспардонно обосновались однотипные, безликие, прямоугольники «хрущёвак». Они хотя и поглотили этот район, однако не растворили в себе: Сиреневая Гряда так и осталась зелёным островком среди каменных джунглей высоток. И по прежнему здесь жила городская элита. Даже если люди получали или приобретали комфортабельное жильё в новостройках, то всеми способами старались оставить за собой, или своими родственниками, квартиру, или хотя бы комнату, в Сиреневой Гряде. И это несмотря на то, что особняки значительно преобразились внутренне и больше напоминали коммунальные квартиры. В частности - парадные входы, с арочными сводами и колоннадами, превратились в три, а то и четыре, отдельных подъезда. Кроме того - входные проёмы проделывались в тыльных и боковых стенах зданий, от чего подъезды получались своеобразные. Последующие перепланировки квартир не лишили их оригинальности, неповторимости, сохранив удобства и комфорт. Это был рай для любители старины: этих высоких потолков, больших окон и печного отопления, иметь которое, в последнее время, стало очень модным. Ещё о прежних хозяевах напоминали названии улиц, которые сохранились в народной памяти. На самом деле, улица в этом районе была одна и называлась – «Памяти Декабристов». Правда к декабристам она не имела никакого отношения. В былые времена, та часть улицы, которая находилась напротив какого-нибудь особняка, называлась именем его хозяина. Так появились улица Ропчина, Ивапетова, Загорского, Паше и так далее. И если, к примеру, теперь кто-то говорил об улице Цветалинской, то все местные жители представляли, где это находиться, но официальный адрес этого места был – улица Памяти Декабристов, дом номер семь.
Сержант изо всех сил жал на кнопку звонка, вкладывая в это действие всю свою злобу и недовольстве. Вызов в конце дежурства был, мягко говоря, некстати.
После третьего нажатия внутри квартиры послышалась возня, замок щелкнул, и дверь открылась. Хозяин даже не соизволил поинтересоваться, кто его беспокоит.
- Патрульно-постовая служба, сержант Ква... - произнёс сержант небрежно поднося руку к головному убору и вдруг резко осёкся: в дверях стояла юная девушка, не больше восемнадцати, лохматая и заспаная, в короткой, просвечивающейся ночной рубашке. Её симпатичное личико со взглядом, безучастным ко всему происходящему, говорило о том, что она, в сущности, вся ещё спала. И только один, чуть приоткрытый глазик, из-под нависшей пряди тёмно-русых волос, с лёгким недоумением созерцал это непонятное явление.
- … Квасов – наконец закончил милиционер. Представление получилось комичное - "Сержант Ква-Квасов". Но этого никто не заметил.
- У вас входная дверь в подъезде не притягивается к магниту – каким-то восхищённо-извиняющимся тоном сообщил его коллега.
- Это вы звонили в милицию? – спросил сержант Квасов деловым, но мягким тоном.
- Милицию?... – удивлённо повторила девушка, еле шевеля розовыми пухленькими губками.
- Это я звонила в милицию… - послышался из глубины квартиры старческий голос с хрипотцой.
Девушка повернулась боком, позволяя милиционерам видеть личность, по милости которой они оказались здесь. Это была очень старая, сгорбленная женщина, с худым морщинистым лицом, длинным носом и острым подбородкам. Её седые волосы, редкие и прямые, с одной стороны были расчёсаны, а с другой – взъерошены и торчали в сторону. Она сидела в инвалидной коляске, чуть наклонившись вперёд, укрытая по шею английским пледом и сквозь большие очки, в чёрной оправе, смотрела на милиционеров.
- Зачем? - тихо спросила девушка.
- А за тем, что бы ты не стояла голая на сквозняке! – властно произнесла старуха.
Девушка бросила короткий взгляд на милиционеров и со словами – «Я не голая» - сделала шаг назад и исчезла в темноте коридора.
- Вы сообщили, что слышали выстрелы - приступил к своим обязанностям милиционер.
- Да, наверху стреляли.
- А почему вы решили, что это были выстрелы? Может это были звуки падения какого-нибудь предмета или просто удары?
Женщина низко наклонила голову к коленям, сняла очки и снова выпрямилась.
– Молодой человек! Я пережила две войны и революцию! Неужели вы думаете, что я не смогу отличить выстрелы от ударов молотка? - глядя Квасову в лицо, сказала она.
В это время появилась девушка, одетая в длинный махровый халат, коричневого цвета.
- Бабушка, с чего ты взяла, что там стреляли? - окончательно проснувшись, уже раздражённо спросила она, наклоняясь над старухой и махая у неё перед лицом растопыренными пальцами.
- Потому, что я ещё хорошо слышу! - почти крикнула старуха, строгим взглядом вцепившись в девушку.
- Я ничего не слышала – спокойно произнесла та, обращаясь к милиционерам.
- А кто живёт над вами – спросил напарник Квасова.
Женщина откинулась на спинку кресла и, устремив мечтательный и даже помолодевший взгляд куда-то мимо стоящих перед ней людей, с лёгкой улыбкой произнесла – «Там живёт элегантный мужчина. Полковник. Культурный, образованный, воспитанный, интелегентнейший человек». Произнеся эти слова, она застыла в мечтательной задумчивости.
- Откуда ты знаешь, что он полковник? Я его никогда не видела в форме – сказала девушка.
- Я военного человека определю на расстоянии – словно очнувшись произнесла старуха, немного помрачнев лицом.
Её внучка стояла закутавшись в халат, скрестив на груди руки и, опершись спиной о дверь, молча смотрела на бабушку. Вдруг она повернула голову в сторону милиционеров.
- Вообще-то там живёт профессор Касьянов, но он находиться в командировке, а квартиру сдаёт в наём - сказала она и, немного подумав, добавила – Уже, наверно, лет пять здесь живёт этот мужчина.
- У него большое горе – мрачно добавила бабушка – Его дочь очень больна.
- Почему ты решила, что она ему дочь? - с безразличием, разглядывая свои ногти, спросила внучка.
- Ну а кто же ещё? Он за ней так ухаживает, так смотрит - держалась за своё предположение старуха.
- Вообще-то, странный тип... – рассудительно продолжала внучка, не сводя глаз с милиционеров – Замкнутый, молчеливый, ни с кем не общается, к нему никто не приходит. Я не знаю, где он работает, чем занимается, но «тачка» у него крутая.
- Как зовут вашего соседа? – спросил Квасов.
- Как зовут его? – обратилась внучка к бабушке.
- Ой, а мы с ним как-то даже и не познакомились. При встрече здоровались, разговаривали но… - растерянно проговорила та.
- Не важно – деловым тоном прервал её сержант – Сейчас разберёмся.
Девушка, слегка улыбнувшись, одобрительно закивала головой и, поскольку милиционеры собрались уходить, начала прикрывать за ними дверь.
- А у вас бабушка бдительная – бросил в оставшуюся щёлочку коллега Квасова.
Неизвестно спасёт ли мир красота, но милиционеры на второй этаж поднимались уже подобревшие.
Они остановились у двери и сново сержант Квасов нажал на кнопку звонка.
Здесь стояла старинная, сделанная из натурального дерева, высокая, массивная дверь. Современный кнопочный замок даже как-то и не смотрелся в ней.
То ли звонок сам по себе звучал не громко, то ли толщина двери его сильно приглушала, но снаружи лишь один раз, еле-еле, послышался мелодичный перелив. Квасов, уже не прислушиваясь, нажал на кнопку несколько раз подряд. За дверью никто не реагировал.
- Ну что мы можем сделать? - не столько спрашивал, сколько рассуждал сержант, глядя на своего напарника - Дверь ломать, мы не имеем право, а открыть её... нам никто не открыл.
С этими словами он, скорее интуитивно, чем с какими-то намерениями, нажал вниз дверную ручку и одновременно толкнул её от себя. Дверь сразу же подалась его легкому усилию, при этом послышался характерный скрежет металла и щелчок. Это говорило о том, что раньше, при нажатии на кнопку замка, для его закрытия, язычок не вошёл в соответствующее прямоугольное углубление, и дверь, практически, осталась не запертой.
Милиционеры посмотрели друг другу в глаза.
"Надо указать в протоколе..." - мелькнула мысль у сержанта Квасова.
- Эй, есть кто-нибудь? У вас здесь всё открыто... - сквозь образовавшуюся щель произнёс он в глубину квартиры. Потом снова повторил эту фразу, но уже громче и ещё шире приоткрыл дверь - Есть кто-нибудь дома! - наконец почти крикнул милиционер, прислушиваясь к тишине.
Вдруг, на какое-то мгновение, но очень явственно, то, что люди имевшие дело с оружием не перепутают никогда и не с чем, до их осязания донёсся лёгкий запах пороховых газов.
Сержант застыл всем телом и неподвижным взглядом смотрел в темноту за дверным проемом.
- Стой здесь - сквозь зубы процедил он напарнику и пальцем левой руки указал место, где надо стоять. Затем достал пистолет, передёрнул затвор и переступил порог. Там он сново остановился, достал из кармане фонарик и, шаря белым лучом по полу и стенам, пошёл дальше. Осторожно ступая, словно крадучись, он скрылся в темноте, а напарник остался у дверей, с тревогой прислушиваясь к донносившимся еле уловимым звукам.
Сержант появился неожиданно, с испуганным видом, словно побывал в преисподней.
- Вызывай оперативников, там два трупа - вполголоса, с усилием сдерживая волнения, произнёс он.


****


6 часов, 21минута того же дня.
Пятый километр трассы Шатузол - Риппоир.

- Соловьёв, да включи ты печку! Ноги мёрзнут.
- Ага... Потом Марковский спросит куда бензин дел? По спидометру проехали десять километров а топливо израсходовали на все сто.
- Ну, так что нам всем теперь околеть в этой машине?! Дурдом какой-то... Подняли в три часа ночи, оружие в "зубы", боевые патроны и в чистое поле. Война, что ли началась?
- Хуже. Проверка боевой готовности.
- Да убери ты от меня свой автомат! Прикладом в бок упёрся.
- Это не автомат, это подсумок.
- Значит подсумок убери.
- Куда я его уберу? Он к ремню пристёгнут.
- Да заткнись ты, Мухин. Три часа всё ноешь и ноешь. Надоело. Как будто нам хорошо а тебе одному плохо. Вон, машина с города едет. Иди лучше проверь.
- Ага, на холод вылезать... Вы, вообще, в курсе, что зима на улице?
- Мухин, я что-то непонятно сказал?
- Почему я?
- Товарищ сержант, это приказ!
- Иду уже, иду... Нормальные люди ещё спят... Бандиты спят... Одни менты, как придурки... Ночью, в чистом поле...



За полгода до произошедших событий

Гудвину пришла идея ограбить банк и он, по этому поводу, собрал у себя на даче братву.

[Седой]

На следующий день, подъезжая к своему офису в здании автомастерской, он заметил у ворот неопрятного вида мужчину. Это был мелкий воришка и пьянчужка по кличке "Сранч". Тот, завидев автомобиль, сделал шаг назад, хотя, на самом деле, проезду не мешал.
В дверях ведущих в офис показался "Канцлер" и, после того как Пол вышел из машины, направился ему на встречу.
Года четыре назад, на рынке, к Полу подошёл грязный, вонючий, бродяга и попросил, всего лишь, его выслушать. Он рассказал, что в молодости не ценил жизнь и лучшие годы превратил в дерьмо. Когда опомнился, то оказалось, что у него нет ни семьи, ни жилья и статья в трудовой книжке. С такими данными, в приличные места на работу устроится сложно. Но нашлась одна оптовая база, которая его приняла грузчиком. На самом же деле, как потом оказалось, им нужен был козёл отпущения. Однажды, когда тот в рабочее время был на хорошем подпитии, что случилось тоже неспроста, ему в шкафчик подкинули несколько вещей из недастающего товара, и вызвали охрану.
Сшили дело на три года...
Срок не украсил его биографию и в жизни не помог. А потом, уже на воле, как-то по пьяной лавочке "съездил" по зубам одному хмырю. Удар не расчитал, тот головой о касяк и... труп. Рецидив, убийство тянули уже на "десятку". Он ударился в бега.
- Я не вытяну срок, здоровье не то - говорил он опустив глаза - Лучше падохнуть на воле.
Он просто рассказывал свою историю и не о чём не просил. И Полу это понравилось.
Какое-то время он был на подхвате: принести, унести, подмести, помыть. Потом выяснилось, что он дипломированный токар. Поработав на станке, вспомнив навыки, со временем стал отличным специалистом.
Пол заметил его способности, понял, что человек не глупый, честный и решил сделать из него полноценного гражданина: достал фальшивые документы, оформил к себе на работу. И человек преобразится. Если раньше он работал за еду и крышу, то теперь появились деньги. Он стал прилично одеваться, хорошо выглядеть и говорят даже сошёлся с к какой-то женщиной. И всё благодаря Полу.
Добрые дела не забываются. Тот это понимал и, можно сказать, в прямом смысле молился на своего спасителя. Именно такая преданность Пола и подкупила: он сделал его своим заместителям почти по всем вопросам и дал кличку - "Канцлер".
В среде криминала, его так и звали. Для всех остальных он был Илья Романович Волков.
Так получилось, что все трое сейчас шли навстречу друг другу и вскоре встретились в одной точке.
- Симонов выгнал - сказал Канцлер, указывая рукой на Сранча - Ворует...
- Я не виноват! Этот пакет выпал при разгрузе. Я его подобрал и забыл положить на место - оправдываться тот - Зуб даю!
- Которого у тебя нет - саркастически произнёс Канцлер.
- Мамой клянусь...
- Каторая уже на том свете.
Пол подошёл к Сранчу почти вплотную и лишь немного, но резко присел.
Удар в живот был незаметный, но сильный.
Сранч, сложив руки на груди крестом, с хриплым стонам начал опускаться.
Пол схватил его за воротник и приподнял.
- Ты знаешь, что делают на зоне с крысами? Тебе напомнить, что такое "качели"? - спрашивал он, наклонившись к уху Сранча.
После этого он поставил его на землю и тот, хватая ртом воздух, сел на корточки.
- Я тебя один раз помог, второй... И что? Отовсюду гонят как паршивую собаку. Ты думаешь, что всю жизнь будешь ныть и клянчить деньги из общака? А ты, хотя бы, копейку туда вложил? - возмущался Пол.
- Я вор, а вор не может не воровать... - простонал Сранч и, в ожидании удара, опустил голову между колен, прикрывая её сверху руками.
- Вор, по отношению к тебе, слишком громко сказано - назидательно говорил Пол - У хорошего вора Симонов бы не заметил пропажи. А ты просто никчёмный воришка и настолько мелкий, что на тебя даже менты не станут шить дело: отобъют почки и выгонят нахер. И подохнешь ты на помойке. Ну и хрен с тобой. Я для тебя больше даже пальцем не пошевелю.
После этих слов он пнул его коленом в бок и пошёл прочь.
- Что ещё? - спрашивал он на ходу у Канцлера.
- Ваши квартиранты съезжают - отвечал тот - Подыскать других?
- Конечно... А чего съезжают?
- Квартиру себе купили.
- Ты посмотри, может там что-то подремонтировать надо. Ещё что?
- Афган хочет завязать.
Пол резко остановился и, глядя Канцлеру в глаза, спросил - "С чего бы это?".
- Ну, говорит... честно хочет жить.
- Ага... Значит, мы живём не честно... - задумчиво произнёс Пол - А что его, просто так послали под душманские пули, где он половину здоровья положил, это было честно... Правила ухода он знает?
- Правила знают все.
- Значит, пусть уходит по правилам.
- Это тебе решать.
- Я решил - твёрдо сказал Пол и двинулся дальше.
С самого начала, когда Канцлеру доверили всю канцелярию, он обращался к своему боссу по-разному. Если шли обычные, гражданские дела, он говорил ему "вы". Если же дело касалось криминала, то "ты".
- "Каза", что при входе торгует семечкам, жалуется - "байструки" у неё нагло воруют копейки.
- Наказать!
- Но это малолетки...
- Какая разница? Если их больше никто и нигде не учит, что красть не хорошо, то этому научим мы. У них есть мамаши и папаши а Коза одинокая и больная женщина. К тому же - мозги пропила. Кто за ней заступится?
- Понятно... Там, на столе, я вам положил документы на подпись. Ну, вроде и всё...
Канцлер остановился, Пол, по энерции, сделал ещё два шага и обернулся.
- Всё? Хорошо... - тихо произнёс он себе под ноги и собирался уже уйти окончательно.
- Это... - в нерешительности произнёс Канцлер - Может поговорить с Симоновым, дать ему последний шанс? Проподёт ведь...
Пол догадался, что тот имеет в виду Сранча.
- Я сказал - нет! А впрочем... как хочешь. В это дермо я больше не полезу - проговорил он в сторону, не оборачивоясь.
- Да, чуть не забыл - спохватился Канцлер - Тебя второй день какой-то бомж спрашивает.
- Что ему надо?
- Ничего не говорит. Пола надо видеть и всё. Позвать?
Пол в задумчивости кивнул головой.
Из-за угла, шаркающей походкой вышел человек, одетый в лахмотья.
- Бравый... - вырвалось у Пола и он быстрым шагом направился навстречу.
"Бравый" выглядел не браво: грязная, рваная одежда, исхудавшее, осунувшееся, чёрное от щетины лицо, красные глаза, слипшиеся жирные волосы.
- Что случилось? - спросил Пол, подойдя к нему вплотную.
- "Косач" умер... - хрипло пробасил тот, слёзы навернулись на глаза, он обнял Пола и заплакал у него на плече.
Было время, когда Пол, Косач, Ферзь и Маюс "держали" зону. "Откинувшись", они разбрелись и осели в разных местах, однако сохранили дружеские отношения, поддерживали связь и даже, иногда, ездили друг к другу в гости.
Потом, когда Бравого привели в божеский вид, Пол и Ферзь заказали отдельную кабину в дорогом ресторане и молча слушали историю своего товарища.
- Мы контролировали весь город - говорил он задумчиво-грустным тоном - Всё у нас было чинаром, всё на мази. Свои законы соблюдали, за порядком следили. Молодняк контролировали, обучали, рассказывали. И был у нас среди молодняка один пацанчик, по кличке "Нарзан". Толковый пацанчик, но хитрый. Как-то говорит он Косачу, мол, у нас тут кодла собралась, отпусти нас в свободный полёт, мол не интересно нам у тебя под крылышком. Побазарил Косач с братвой да и дал добро. Место определили, не плохой район. А Нарзан, падла, решил хитростью всё прибрать к рукам. Братву завернул, не согласных замочил, ментов направил. В общем - облажил со всех сторон. Нам с Косачём чудом удалось слинять. Залегли на дно. Глубоко залегли. И тут у Косача случился рак желудка. Может он у него и раньше был, не знаю. Но проявился здесь. Боже, как он страдал, как он мучился... Медикаментов не достать, жрачка гнилая. На белый свет носа не сунешь, Нарзановцы пасут. С ним слинять - даже базара не было. Одному - в падлу.
- Бравый, братан... - просил Косач - Придуши меня, загони "пику" под ребро, полосни по горлу острием... Я больше не могу... и сам уйти не могу... Сцыкун я пазорный.. Помоги мне, братан... Прекрати мои муки...
Не мог я порешить товарища, хотя на моей совести три жмурика.
Он умер у меня на руках... Последние сутки он уже ничего не соображал: тупым взглядом смотрел перед собой, выл и бился головой о стену... Если бы он протянул дольше - я бы "сел на коня"...
А до этого, когда был в сознании, постоянно твердил - "Доберись до Шатузола. Там братва укроет".
Бравый посмотрел в лица товарищей сидящих напротив.
- Всё верно - сказал Ферзь.
- Нет, пацаны. Я хочу мести.
Лицо разказчика вдруг изменилось: челюсти сжались, скулы зашевелились, глаза сузились.
- Я должен восстановить справедливость - процедил он сквозь зубы - Мне у вас укрываться нет резона. Мне нужны стволы. Ведь не вся братва добровольно легла под Нарзана. Они меня поддержат. И тогда... Мы всех поставим на место!
- Ты извини... - не смело начал Ферзь - Но со стволами у нас самих напряжёнка. А вот финансово, я думаю, мы поможем.
После этих слов он вопросительно посмотрел Полу в лицо.
- Так бабло мне и надо! - оживился Бравый - Стволы я достану.
Пол сидел мрачный, уставившись на тарелку перед собой.
- Ему нужна ксива - наконец сказал он - Хотя бы дешёвая отмазка.
Спустя неделю, на пероне Шатузольского железнодорожного вокзала, перед отправлением поезда, стояли три представительного вида мужчины. Все они были одеты в строгие чёрные костюмы, двое под галстуками. Пол никогда не одевал галстук. Один из них держал в руке чёрный, металлический дипломат. Это был Бравый. Его теперешний вид не шёл ни в какое сравнение с тем, каким он прибыл сюда две недели назад. По сути это и был другой человек, о чём свидетельствовали его новые документы.
- Ты уж извини - говорил Ферзь - Помочь мы тебе не можем. Мы сами, по определённым обстоятельствам, лежим на дне.
- Ну, что вы, всё отлично. Я даже не ожидал такого приёма. А помощи мне не надо, сам разберусь. Сколько лет был правой рукой у Косача. Всё знаю и всех знаю: кто чем дышит, кто о чём думает. А долг я верну. Клянусь. Вы моё слово знаете.
Проводник объявил отправление.
Бравый обнял товарищей, похлопал каждого по плечу и, когда, после металлического точка, состав тронулся, вскочил на подножку вагона.
Они стояли на пероне и смотрели в хвост удаляющемуся составу. И только когда тот скрылся из виду, молча побрели к автостоянке.
- Да, Маюсу повезло - как-то не смело начал Ферзь - Он умер в собственном доме, в тишине и спокойствии. Похоронен с надлежащими почестями. А нам врятли такое светит.
Они несколько метров прошли молча, потом Ферзь заговорил снова
- Вот к примеру, не станет нас, кто потянет этот локомотив? Шест не глупый парень, но фраерится, воображает из себя. Он учиться на своих ошибках. Мне кажется у него не хватит времени всё осознать и сориентироваться. Гудвин даже не возмётся, а Бахча... О Бахче и говорить нечего. Может у тебя есть подходящая кандидатура?
Пол долго молчал.
- Есть один парень которому я доверяю. Не глупый, толковый, но "мягкий", его быстро "сомнут".
Ферзь не проронил ни слово, лишь тяжело вздохнул.
Как бы в ответ на этот вздох Пол произнёс - "Ты знаешь, а мне похер, что будет после меня".
- Тебе - да. А у меня семья! - повысив голос сказал Ферзь.
"Нечего было заводить семью" - подумал Пол, глядя себе под ноги. На самом деле, у него было всё продумано и просчитано: в случае опасности, в надёжном месте имелся схрон, где лежали документы, оружие, деньги и даже одежда. Полу надо было всего лишь вырваться из западни и оторваться от преследования. Именно для этих целей он всегда носил с собой пистолет. А дальше, в течении суток он мог оказаться на другом конце планеты. Конечно, он прекрасно понимал, что так комфортно как здесь ему нигде не будет, но он хотя бы останется жив. А человеку обраменённому семьёй, такое сделать сложно. Но у Пола почему-то было предчувствие, что Ферзь строит из себя наивного "лоха". У него, в случае серьёзного шухера, наверняка имелся путь отступления, о котором он также молчал. И правильно делал - в этом мире нельзя верить никому.
Их машины стояли не далеко друг от друга.
Они вместе выехали со стоянки и разъехались в разные стороны.
В действительности Пола мало волновал вопрос преемственности. О знал, что если кто-то восстанет и объявит войну, то воевать будет он, потому что только он здесь настоящий боец. И он был готов к этому. Ещё он знал, что пока существует такая угроза, его здесь будут ценить и уважать.
Но теперь его беспокоило совсем другое: он вдруг начал чувствовать какую-то тупую, ноющкю боль в животе. Мало того - эта боль всё время возрастала и усиливалась. Теперь вспомнились и более ранние приступы, на которые он не обращал внимание и списывал всё на острую пищу.
Слово "рак" у него осациировался со словам - ад, в плане мук и страданий. Но Пола пугало даже не это. Больше всего на свете он боялся быть уязвимим.
"Эта болезнь отнимет силы и сделает меня лёгкой добычей - думал он - И обязательно найдутся желающие вонзить нож в спину".
Чем больше он думал о боли, тем сильнее она становилась, вызывая одновременно чувство тревоги и тошноту. Он начал перебирать в памяти ближайшие аптеки, чтобы, для начала, купить обычного обезболивающего.
Остановившись на светофоре Пол вдруг почувствовал на себе взгляд и повернул голову в ту сторону.
В ожидании стрелки налево, на одной линии с ним, остановился зелёный "жигулёнок". Там, на переднем пассажирском сидении, находилась девушка и через открытое окно смотрела на Пола любопытным взглядам.
Это была молодая, разукрашенная особа, с густой, низко опущенной на глаза чёлкой светлых волос. То ли кофта, то ли платье красного цвета, с глубоким декольте, почти полностью оголяло плечи. Высокая шея говорила о том, что у девушки, скорее всего, высокий рост и шикарная фигура.
Когда Пол повернулся к ней, она улыбнулась и слегка помахала рукой.
"Кто это? Откуда она меня знает?" - мысленно спросил он, но в это время загорелся зелёный сигнал светофора.
Жигули повернули по стрелке, а Пол поехал прямо.
Он ещё какое-то время напряжённо вспоминал, где же, всё-таки мог видеть девушку, но, в итоге, на ум ничего не пришло и он решил - обозналась. Ещё был вариант - она просто заигривала с незнакомым мужчиной. Последнего, впрочем, это ни к чему не обязывало.
Дня три Пол боролся с мыслью, что болен. Иногда воспринимал это с безразличием, иногда с паническим страхом. Но действий никаких не предпринимал. А на четвёртый день ему позвонил Шест.
- Ко мне случайно залетели птенчики. Я думаю, ты их знаешь. Надо срочно разобраться... - сказал он.
У них было заведено - даже если нет угрозы, безукоризненно соблюдать канспирацию. Всё, что хотя бы косвенно касалось криминала, никогда не обсуждалось по телефону. Обычно, только двусмысленно, определялось место встречи.
- В твоей норе? - уточнил Пол и, получив подтверждение, добавил - Хорошо. Может быть завтра.
- Нет, дело горячее. Надо срочно перетереть. Сейчас... - по деловому настаивал Шест.
Пола это разозлило.
Шест владел рестораном. Конечно не высшей категории, но как прикрытие и средство к существованию - вполне приличный.
Он встречал Пола с сигаретой в зубах. Рядом с ним, держась под руку, стояла разукрашенная девица с красными глазами и осоловевшим взглядом. При появлении гостя, Шест, лёгким толчком ладони под зад, отправил её к себе в кабинет.
Уходя, она игриво бросила на Пола косой взгляд.
Такое поведение товарища, Пол считал дерзастю. Но прежде чем поставить "щегла" на место, решил разобраться.
Пройдя лабиринты коридоров, они, наконец, спустились по короткой лестнице в одно из подвальных помещений.
Это было тускло освещённое, сырое и холодное место, с почти полностью отвалившейся облицовочной плиткой на стенах. Внутри его находились металические стеллажи, заставленные разнообразными вещами. К поручням нижних полок, наручниками, за обе руки, были прикованы три человека. При входе, слева, на полу, лежали двое, ещё один - справа.
- Твои? - спросил Шест, указывая кивком головы на лежащих людей.
Пол их узнал. Это, действительно, были его люди. Желторотый молодняк, не опробованный и не испытанный, глупый и наивный, но вполне возможно, уже дерзкий и наглый.
Парень, который лежал особняком, имел кличку Парус. Она ему досталась от формы живота, который, не смотря на юнный возраст хозяина, действительно напоминал наполненный ветром парус. Парень имел крупное телосложение и, скорее всего, главенствовал в этой тройке
- Они "щипали" Ежёвку. А Ежёвка, как ты знаешь - мой район - докладывал Шест.
Весь город, по сферам влияния, был разделён на два района. Один контролировал Шест, второй - Пол. Но это разделение было условным. Фактически в городе действовала одна преступная группировка и руководил ей один человек. Это был Ферзь. И не потому, что он был самый крутой. А потому, что имел обширные связи и во властных структурах в том числе. Он обо всех всё знал, всё видел и держал всё под контролем. Конечно, Ферзь был не глуп. Иначе не владел бы двумя преуспевающими компаниями. Именно этим он заработал свой авторитет как с одной стороны закона, так и с другой. Его полная настоящая биография никому не была известна, но то обстоятельство, что он отлично чувствовал себя среди уркаганов, говорило о бурном криминальным прошлом. Можно сказать, что Ферзь, среди преступности, являлся своеобразным законодателям, хотя все его решения обсуждались на сходках. Все остальные: Пол, Шест, Бахча и Гудвин, были исполнителями. Но и среди исполнителей существовала иерархия, в которой Шест и Пол находились на одной ступеньке. Они были как бы равными по статусу, но это равенство и раздрожала Пола. Он видел, что авторитет Шеста, по какой-то причине, исскуственно завышен Ферзём, Ведь всю ответственную и грязную работу исполнял он, Пол. Его раздрожал не столько дутый авторитет соперника, сколько его поведение, а именно - когда Шест, по отношению к Полу вёл себя довольно нагло. Однажды Полу понадобился "медвежатник". Это был его человек, просто жил в другом районе.
- А что это ты моих людей используешь, без моего ведома? - спросил при встрече Шест.
Пол никогда не ругался и не скандалил. Он сразу бил в морду. А мог и стрелять.
Шест, тогда, почувствовал на себе его тяжёлый взгляд и, по-быстрому, всё перевел в шутку. Это его и спасло.
Когда идёт вражда между районами, "щипать" противника считалось делом достойным. Но если вражды нет, тем более когда "паханы" состоят в дружбе, "щипачам", уже в любом случае, не"светило" ничего хорошего.
- Делай с ними что хочешь - сказал Пол - Можешь убить. Я разрешаю.
- Не-не-не... - замахал руками и головой Шест - Это твои люди, так что - тебе решать.
Пол брезгливо скривил губы, дёрнул головой и, засунув руки в карманы брюк, подошёл к пленникам.
- Ну, что, пидаруги, нарвались? Что вы суёте свои тупорылые морды в чужое корыто?".
Виновники тяжело дышали и испуганно смотрели на Пола.
Не получив ответа, он какое-то время стоял молча, потом вдруг резко наклонился над ближайшим к нему парнем.
- Ааа???!!!...
Этот был вопросительно-угрожающим крик, после которого, обычно, следовал удар.
- Он, он во всем виноват... - затараторил парень над которым наклонился Пол, одновременно указывая ногой на Паруса - Я ему говорил: Ежёвка - чужой район. А он, не сцы, мол мы его сделаем своим, когда будем самостоятельно летать...
Казалось, внутри Пола что-то взарвалось и горячая волна от этого взрыва, мгновенно распространилось по всему телу, затмевая сознание и заставляя тело производить какие-то механические, непроизвольные движения. Он выпрямился, одновременно достал из внутреннего кармана пиджака пистолет, и, не глядя в сторону Паруса, выстрелил в него три раза подряд.
Когда волна гнева откатила, в сознании обнажилась последствия этого затмения: парень, возле которого стоял Пол, сучил ногами, словно хотел отодвинуться, но не мог. Парус лежал на боку вытаращив глаза и открытым ртом хрипло изрыгивал звук -а-. Его правая нога конвульсивно дёргалась.
- Пол! Ты... ты что делаешь?...
Шест смотрел на него удивлённо-ратерянным взглядом, выставив перед собой правую руку с растопыренными пальцами.
Пол глубоко вздохнул и закрыл глаза.
- Кто ещё хочет свободного полёта? - спросил он спустя какое-то время и посмотрел на лежащих людей.
От этого взгляда, один из них задышал по собачьи и даже заскулил.
- Пол, прекрати! - закричал Шест и, сделав к нему шаг, остановился - Почему здесь? Не надо здесь... Ну, что теперь делать? Скорую вызвать что ли?...
Последние слова он произнёс совсем уж потеренно.
Пол повёл плечами, словно разминал спину после тяжёлой, длительной ноши, затем приставил пистолет к голове Паруса и выстрелил.
- Не надо скорую - сказал он и повернулся к Шесту - Нужен большой кусок полиэтилена. Желательно не дырявый. Ну, в крайнем случае - большие мешки для мусора. Штук пять, как минимум.
- Ничего у меня нет - застонал Шест.
- Ну, так найди! - повышая голос, проговорил Пол, разводя в стороны руки - И отстегни этих - добавил он, указывая пистолетом на лежащих людей.
Пол заехал во двор ресторана, задом подогнал машину вплотную к невзрачным дверям, находящимся за рампой.
Дружки Паруса вывезли его тело, закатанное в полиэтилен и перевязанное скотчем, на низкой тележке, с широкой площадкой, на которой, скорее всего, доставляли на кухню продукты. Его закинули в багажник чёрного BMW, затем сели в машину и выехали со двора.
Проводив их взглядом, Шест ещё долго ходил возле рампы, нервно выкуривая одну сигарету за другой.
Пол вёл себя и машину спокойно. Они выехали за город и около двух часов двигались в северо-заподном направлени. Потом свернули с трассы и через несколько километров подъехали к небольшой деревушке. Оставив машину на обочине, возле раскидистого куста лозы, Пол направился в сторону дома на отшибе, с несколькими полуразвалившимися сарайчиками.
Он вернулся через минут пять вместе с мужиком: не стриженным, не бритым, одетым в костьюм сварщика, почти полностью перепачканный сажей. Под мышкой мужчина нёс объемный матерчатый свёрток, а в другой руке - ведро с мятыми боками. Всю эту ношу он бросил в багажник, поверх трупа. Пол закрыл дверцу, сел в машину и поехал дальше. За стеллой с надписью "Бокалинский государственный заповедник" машина свернута направо и часа полтора двигалась по лесной, узкой, но асфальтированной дороге. Потом они съехали на просёлочную и спустя километра полтора, остановилась.
Пол долго ходил вокруг машины, осматривался и прислушивался. Наконец открыл багажник и приказал пассажирам вылезать. Он взял свёрток и ведро, а его спутники упакованный труп.
Они шли довольно долго и, наконец, остановились на краю небольшой поляны.
- Здесь - сказал Пол, осматриваясь по сторонам.
Матерчатый свёрток состоял из двух больших кусков брезента и двух совковых лапат.
- Аккуратно снимаете дёрн, ложите на брезент. Землю высыпаете отдельно, на другой кусок брезента. Капать здесь - Пол топнул ногой и указал пальцем где им следовало капать - Яма должна быть, два метра на полтора и два вглубь.
Грунт был песчаный, капалось легко. Они управились в течении двух часов.
Когда тело Паруса глухо шлёпнулось о дно ямы, процесс пошёл в обратном порядке.
Оставшиюся землю снесли и выбросили в реку, протекавшую в метрах ста отсюда. В общем, снаружи ничего не говорило о том, что здесь, под двухметровым слоем земли, покоиться тело человека, бывшего хулигана и задиры, ставшего ещё в юном возрасте на путь криминала и повшего от его же.
В город они прибыли когда уже начало смеркаться.
Пол остановился при въезде, недалеко от новостройки, где жило ещё мало людей, но общественный транспорт уже ходил. Он заглушил мотор, облакотился на руль и стал говорить, глядя вперёд.
- Вы живёте, пока молчите. Если кто-то из вас, под кайфам, под наркозом, под пытками обмолвится хотя бы словом - вам конец. Вас тогда уже ничто и никто не спасёт: ни бега, ни глушь безпросветная, ни камера одиночка. Это уже дело времени. От меня ещё никто не ушёл.
Он говорил спокойно, монотонно, даже тихо, словно давал какие-то дружеские советы или рекомендации. Но именно в этом спокойствии угрозы было больше, чем в истошных криках и ругательстве.
- Вместе сочините правдоподобную легенду, обсудите мельчайшие детали, чтобы базар был одинаковым, куда он мог исчезнуть, когда и где вы его последний раз видели.
- Он собирался со своей тёлкой в Турцию махнуть. Помнишь, говорил - шибану бабла и в Анталию - сказал один из парней глядя в лицо товарищу.
- Да... - ответил тот, утвердительно кивнув головой.
Это были первые слова произнесённые ими с того времени как с них сняли наручники.
- Сидите спокойно, не дёргайтесь, не рисуйтесь. Одежду, которая теперь на вас, снять и сжечь.. Всю, вплоть до трусов. Хорошенько помыться, привести себя в божеский вид. Успокоиться и не паниковать. Понятно? Если вы мне понадобитесь, я вас найду. Всё.
"Надо помыть салон. Потам провонял" - подумал Пол, после того как его пассажиры оставили машину.
Когда он, поставив автомобиль на стоянку, подходил к своему дому, включились уличные фонари.
Возле самого подъезда его окликнул по имени голос из темноты. Присмотревшись, Пол заметил знакомый "Мерседес".
- Иди сюда! - властно позвал его Ферзь через открытое окно.
Пол подходил медленно, лениво переступая ногами и остановился в двух метрах от автомобиля.
- Садись... - скорее проричал чем произнёс Ферзь, указывая кивком коротко стриженной головы на место рядом с собой.
Пол поднял к небу глаза, медленно посмотрел по сторонам, вздохнул полной грудью.
- Душно у тебя там... - сказал он на выдохе.
- Вася, сядь... - уже просящим тоном повторил Ферзь, после чего Пол выполнил эту просьбу.
- Пол, что ты творишь? Что, ты, творишь? - вполголоса спрашивал Ферзь, легонько стуча обеими руками по рулю - Мы теперь должны сидеть как мышь под веником. А ты махаешь стволом налево и направо. На самом деле, от него надо избавляться, а ты, мало того, что везде таскаешь с собой, так ещё и следишь им. Это меченый ствол. Понимаешь? Ну, вот что тебе сделал тот парень? Тебе, лично тебе? За что ты его пристрелил? Он же ещё пацан, жизни не видел. Нам надо работать с такими, воспитывать. Если мы этого не сделаем, это сделают другие. Но они настроят их против нас. Понимаешь? И потом мы мучаемся проблемой - кто займёт наше место? В любой семье должна быть преемственность, чтобы сохранить и передать накопленный опыт, иначе, мы будем постоянно наступать на одни и те же грабли и ходить с расшибленными лбами.
Пол тяжело вздохнул, потом достал из кармана пачку сигарет, ловким движением пальцев выбил вверх одну из них и, поднеся ко рту, захватил губами. Затем, щёлкнув зажигалкой, прикурил, затянулся, выпустил на лобовое стекло густую струю синего дыма.
Пол знал, что Ферзь, как впрочем и он сам, не курит в машине. Но теперь, таким образом, он, как бы, бросал ему вызов. Это действие красноречивей всяких слов говорило о том, что он живёт по своим правилам и готов отвечать за свои поступки.
Ферзь всё это время удивленно смотрел на его профель.
- Пол, ты в порядке? - наконец спросил он.
- Ты знаешь, как появляется болезни, и, в частности - рак? - Пол словно не слышал его вопроса и отрешённо говорил сам с собой - Это ведь, в сущности, ты сам, твоя плоть, клетки твоего собственного арганизма. Ведь у каждой твоей клетки, на каком-то уровне, подробно прописано: как она должна жить, чем заниматься в этой жизни, какие у неё обязанности. А у неё есть обязанности. Посмотри на себя, на своё тело. Каждая клетка, каждая точка для чего-то служит. Но вдруг эта клетка, по каким-то причинам перестаёт исполнять возложенные на неё обязанности. Она, как и раньше, получает всё те же питательные вещества, но не выполняет положенных действия: не расщепляет белок, не очищает кровь, не борется с вирусами и так далее. Она живёт какой-то своей, особенной клеточной жизнью, которая тебе не нужна. Но она при этом регулярно питается и размножается. В конце концов она захватывает весь орган и тогда уже он не выполняет свою функцию. А без органа, особенно который жизненно важный, человек погибает. Но началось то всё с маленькой, микроскопической клетки. Кстати, в организме присутствуют такие клетки, которые контролируют правильную работу себе подобных и, обнаружив нарушение, уничтожают их. Однако, по каким-то причинам, может быть под влияние каких-то своих демократических принципов, существующих на клеточном уровне, из-за какого-то своего благородства или гуманности, они их не трогают. Те растут, крепнут и, образно говоря, захватывают власть.
- Ага, ползучий переворот - съязвил Ферзь, но Пол его не услышал.
- Всё зависит от дисциплины - продолжал он тем же тоном - чем крепче дисциплина, тем здоровее организм. Если положено тебе убирать мусор, значит убирай и не рассуждай. Если положено тебе мочиться, значит мочись и молчи. Все великие империи - Римская, Асманская и так далее - погибли от собственного разгильдяйства, от того, что ослабили дисциплину внутри себя. Они либо начали гнить изнутри и развалились, либо, по этой же причине, ослабли настолько, что их уничтожили внешние враги. Есть закон, который следует всем исполнять и по которому следует жить. Если кто-то по каким-то причинам его нарушает, или пытается изменить, тех без колебаний под нож. Общество должно требовательно относиться к своим гражданам, а человек - к себе. Только так можно избежать опасной болезни. Если человек попадает в зависимость от собственных пагубных привычек, не может совладать с соблазнами, то он уже не владеет собой. Может человеческое слабоволие и является причиной его же болезней?
- Хм, да ты, Пол, философ... - произнёс Ферзь и вдруг, резко повернувшись к собеседнику, затараторил, как швейная машинка, запущенная на полную мощь - А тебе никогда не приходило в голову, что раковой опухолью больше являешься ты, чем тот парнишка? Это, может быть, тебя надо под нож! Ведь ты... точнее - мы, в сущности, живём за чужой счёт. Мы воруем, грабим, обманываем. И если ради этого надо убить - убиваем. Но что бы у кого-то, что-то отнять, надо, чтобы у кого-то, это что-то появилось. Мы ведь, это "что-то" не производим, а существуем за счёт "сирой массы", простого работяги, который пашет с утра до вечера. Какая ему от нас польза? Если он склеит ласты, мы сделаем то же самое. Мы что-то производим только на зоне, а в гражданском обществе мы паразиты, живущие за его счёт. Да, у нас теперь легальный бизнес, но он основан на деньгах заработанных нелегальным путём. И я скажу больше - он замешен на кровавых деньгах. Понимаешь?
Они какое-то время молча смотрели друг другу в глаза.
Наконец Пол медленно отвёл взгляд.
- Может быть и меня - согласился он.
Ферзь тяжело вздохнул и, откинувшись назад, положил голову на подголовник сиденья.
- В общем так - будем надеется на лучшее. Будем надеется, что ты, как обычно, всё сделал аккуратно и что твои пацаны будут молчать. Иначе...
- Первый раз что ли... - небрежно брошенная Полом фраза осталась без внимания.
- Иначе у нас будут большие проблемы. И в первую очередь - у тебя.
Ферзь отвернулся и долго смотрел в открытое окно.
- И, кстати... - произнёс он на улицу, но закончил фразу обращаясь к человеку сидящему в салоне - Рак, чаще всего, бывает от курения. Клеткам твоего организма нужен кислород, а не эта дрянь. Мы сами себе создаём проблемы и в итоге от них же и погибаем. Вот так. Ладно... Всё, иди...
Проводив взглядом отъезжающий "Мерседес", Пол резко швырнул в сторону фильтр от сгоревшей сигареты.
- Всё. Я больше не курю - произнёс он вполголоса, но твёрдо и решительно.
Это были не просто слова, не объявление о намерениях, не пожелания самому себе. Сказав это Пол был уверен, что больше никогда в жизни не возмётся за сигарету. И не потому, что он испугался болезни. А просто потому, что это был его жизненный принцип: сказал, значит сделал. Он жёстко относился, в первую очередь, к самому себе.