Воспоминания о войне 1941-1945 г., мемуары моего деда Опции

[Гость_Monk_*]

Всех с Днем Победы!
Я решил с 9 мая начать выкладывать мемуары своего деда, прошедшего войну. Мемуары написаны от руки, почерком врача но я наловчился их разбирать и понемногу переношу в электронную форму. На данный момент переписана едва ли половина...
Я обещал деду, что обнародую его воспоминания, а при возможности издам. Начну с этого форума. Пусть хоть кто-то узнает правду от непосредственного участника тех событий, простого русского человека, деревенского паренька.
Я старался сохранить стиль рассказчика и практически ничего не менял в изложении. Правка минимальная.
Итак...

Хомелев Владимир Александрович

Воспоминания о Великой Отечественной Войне советского народа
1941-1945 г.

«Каждое поколение живущих людей обязано заботиться, хранить и передавать, как драгоценную эстафету, своим детям и внукам память о тех героических делах, свидетелями, участниками и очевидцами которых они были при своей жизни…»
писатель Смирнов С. С.

ПРОЛОГ

Прошло 50 лет, как закончилась Отечественная война, самая жестокая и кровопролитная из всех войн в истории человечества. Она унесла более 26 миллионов человеческих жизней (теперь говорят о 30 миллионах) только советских людей: русских, украинцев, белорусов, евреев, грузин, казахов, татар и других народов, волей которых 30.12.22г. был создан Великий Советский Союз. В Белоруссии погиб каждый четвертый ее житель...
Война уходит вглубь истории. С тех пор выросло новое поколение людей, которое не видело и не пережило ее ужасов. Но помнит своих отцов и дедов, от-давших жизни во имя свободы и счастья. Ушли из жизни большинство участников войны. Кто остался жив — состарились и поседели. Придет время, когда и день «Победы» станет рабочим днем. Однако в Истории останется навсегда.
О войне много чего написано и много будут еще писать, но не маршалы, а рядовые ее участники и ветераны. Писать правду, горькую правду не понаслышке, а как очевидцы. Хотя многие события и факты остались за чертой нашей памяти невостребованными. На мой взгляд, правдивость и достоверность — важнейшие качества любого произведения. Не секрет, что и до сих пор не перевелись всякого рода «критики» как причин, так и неудач первых лет войны. И во всем винят только Сталина И. В. Особенно усердствует генерал Волкогонов, как историк, и рядовые обыватели, мало что знающие о войне, и то понаслышке. Кстати, у Волкогонова к Сталину имелись свои личные счеты. Многие критики просто впали в субъективизм. Проще свалить вину на одного человека, на вождя, чем разбираться в причинах объективного характера.
Почему я хочу писать об Отечественной Войне сейчас, спустя 50 лет после ее окончания? Потому что война — кусочек моей жизни, протяженностью четыре года, полных невзгод и лишений. Это были годы моей борьбы за выживание, за свободу и честь моего народа. И я обязан рассказать об этом хотя бы детям и внукам, родным и близким. И еще потому, что война была трагедией для моего народа, которому я старался служить честно все эти четыре года.
Писать раньше не хватало времени. У пенсионера оно появилось. Запомнить события помог дневник, сохранившийся у меня с 1945 года. Помогло и то, что всю войну служил в одной и той же воинской части — 2-ой артдивизион 333 артполка 152 стрелковой дивизии. Я участвовал в обороне Советского Заполярья и г. Мурманска, в освобождении Украины и Белоруссии, во взятии Кенигсберга и Берлина, в освобождении Чехословакии и Польши от немецко-фашистских захватчиков. Я пережил трагическое начало и победоносное завершение войны.
За героизм и мужество солдат и офицеров 333 артполк и 152 стрелковая дивизия стали именоваться: 333 ордена Кутузова, Гумбиненский артиллерийский полк и 152 Днепропетровская, ордена Ленина, Красного Знамени и Суворова стрелковая дивизия.
В боях с немцами за Смоленск и Ельню летом и осенью 1941 года на дальних подступах к Москве дивизия потерпела жестокое поражение и перестала существовать. В конце 1941 года в селе Криулино, под городом Красноуфимовском, ее сформировали вновь. С тех пор и до конца войны я оставался ее солдатом, занимая должность старшего фельдшера второго артиллерийского дивизиона, а с октября 1944 года должность фельдшера санчасти полка.
Моя дивизия провела не одну сотню боев. Участвовала в Белгородско-Харьковской операции летом 1943 года, в операции «Багратион» 1944 года, в Берлинско-Пражской 1945 года. Мы участвовали в освобождении от оккупации городов Змиева, Новомосковска, Днепропетровска, Минска, Слуцка, Бреста, Высоко-Литовска, Венгрува и многих других.
Мне выпала честь стать очевидцем и участником этих кровопролитных сражений. Так что писать было о чем, и есть о чем. И грех молчать об этом. Но раньше расскажу о своем детстве и юности, которые оборвала война.

Родился я 4 июня 1922 года в глухой деревушке Мстишино, что в 18 км южнее г. Вологды по Пошехонскому тракту. По административному делению того времени она относилась к Емскому сельсовету, Вологодского уезда, Вологодской губернии. До войны 1941-45г. в ней насчитывалось всего лишь около тридцати дворов (домов).
Отец мой, Хомелев Александр Павлович, родился в 1873 в селе Рождественское, в семи километрах от деревни Мстишино. Родители его Хомелев Павел и Хомелева Евдокия были крепостными крестьянами у местного помещика. После манифеста Александра Второго от 19.02.1861г. получили земельный выкуп в деревне Мстишино и там поселились на постоянное место жительства.
Мать — уроженка деревни Волнино Осокина (Хомелева) Евдокия Васильевна, родилась в 1883 году в семье Осокиных Василия и Надежды, которые воспитали шестерых детей.
Примерно в 1902 году мои родители вступили в брак, затем вырастили и воспитали пятерых детей. В 1905 году родился сын Павел, в 1910 — дочь Сима, в 1916 — сын Александр, в 1922 — Владимир, а в 1926 — Дмитрий.
Деда и бабушку я не помню. Говорят, мой дед (по отцу) умер сравнительно молодым, ему не было и пятидесяти. Бабушка (мать отца) Евдокия Ивановна умерла в год моего рождения. В этом же году родители переселились в новый дом, построенный рядом со старым. А на месте старого сохранился пруд и береза, посаженная братом Александром еще в 1928-29 годах. С другой стороны дома тоже росла береза, ей теперь наверняка более ста лет. В 1947-48 году наш дом перестраивали заново, а пристройка с хлевом сохранились прежними. В 1960-61 году сестра Сима заменила соломенную крышу на драночную (дощатую). Старый дом по размерам был значительно больше нового, на повити располагалась горница (летняя комната) размером около 15 квадратных метров. Она служила хорошей спальней и защитой от комаров.
В отличие от соседних деревень наша располагалась не на холме, а в лощине. Может, поэтому у нас было больше грязи, особенно осенью. Лес прилегал к деревне с севера. С юга течет речка под названием Нурда, которая впадает в реку Ему, а та — в реку Вологду.
Нашу местность с городом Вологдой связывает единственная дорога — Пошехонский тракт, проходящий через деревни Котельников (Можайское), Нагорное, Токарево, Перьево и дальше на Коробово и городам Рыбинск и Ярославль. Осенью и весной движение возможно только для гужевого транспорта и пешеходов, автомобили не проедут. На дороге отсутствовало песчаное покрытие, и после дождей размякшая глина делала ее совершенно непроходимой. Правда, с 80х годов этот двадцатикилометровый участок заасфальтировали и добраться до города можно за пятнадцать минут. А раньше приходилось идти четыре-пять часов.
«Пошехонка» верно служила народу, связывая город с глубинными района-ми на протяжении многих сотен лет...
В 1933-35 годах нашу местность настиг большой голод. Он был следствием неурожая и политики раскулачивания, проводимой правительством Союза ССР в связи с коллективизацией сельского хозяйства. Голод охватил Кубань, Поволжье, Украину, центрально-черноземную зону страны. В те годы на дорогах процветали грабежи и разбои. Из рук голодных людей, купивших хлеб в городе, бандиты си-лой забирали последнюю буханку, которую ждали дома голодные дети.
В начале июня 1935 года ограблению подверглась моя мать, которая с бра-том Дмитрием несла несколько буханок хлеба. А чтобы его купить, нужно было прийти в город и отстоять в очереди всю ночь. Это произошло накануне праздника «Дмитриев день» 16.06.35г. в двух километрах от деревни Мстишино...
Хозяйство родителей относилось к типу середняков. Этому способствовала Октябрьская Социалистическая революция 1917 года, отменившая помещичье землевладение и отдавшая землю тем, кто ее способен обработать. У нас имелось около 9-10 гектаров пахотной земли и сенокоса, две лошади (старая и молодая необъезженная), две коровы и телка, овцы и, конечно же, куры. В семье хватало всего: молока, мяса, масла, творогу. Мы жили в достатке до 1930 года, пока отец и вся семья не вступили в колхоз. На общий колхозный двор свели всю живность, остались только куры. С той поры и до 1938 года семья находилась в полуголодном состоянии. До 1930 года, пока я не пошел в школу, сохранились самые хорошие воспоминания.

продолжение следует...

[Гость_Monk_*]

Карельский фронт

Во второй половине апреля в Кеми была теплая погода, и было решено сменить зимнее обмундирование на летнее. Красноармейцы получили ботинки с обмотками. Для Кеми это нормально, но для Мурманска, который севернее на 400 км , и где весна приходит намного позднее – по меньшей мере дурость.
Переезд в Заполярье занял двое суток. Мы много думали о предстоящих боях но как это будет выглядеть, мало кто представлял. Никто почти не нюхал настоящего пороха. Фронтовиков среди нас почти не было. Немало ребят было призвано из мест лишения свободы, осужденных за хулиганство и другие незначительные преступления. А средний командный состав оказался моложе рядовых красноармей-цев, и часто «отцами» командовали «дети». Костяк 152 стрелковой дивизии составляли жители Урала и прилегающих областей.
В бою место каждого солдата и офицера определено уставом. Оставить поле боя, отказаться стрелять, или выносить раненых никто был не в праве. Желание отсидеться в блиндаже или в траншее за кустом будет замечено и расценено как трусость или дезертирство. В бою каждый работает на виду, ощущает чувство локтя и поддержку сослуживцев.
Нас, медиков, в дивизионе было четверо. Кроме меня, в каждой батарее был один санинструктор.
Мое местонахождение в бою определял командир дивизиона или начальник штаба, чаще – во взводе управления, рядом со штабом. Пример действий артдивизиона – фильм «Батальоны просят огня».
На фронте все маскировалось. И батареи, и отдельные орудия.
Как защитить людей от снарядов, холода и снега там, где одни камни и сопки, где невозможно вырыть ни траншею, ни ровик. В этом была одна из главных причин разыгравшейся через несколько дней трагедии 152 с.д.
2 мая 1942 мы выгрузились на станции Кола около полудня. Стояла пасмурная погода с низкой облачностью. До того как началась разгрузка тракторов и орудий, появился сначала один, а потом и второй «мессершмидт». Они пролетали на бреющем над нами. Они не стреляли, и никто не открывал огня.
Около 16 часов, во время большого прилива воды в заливе, паром доставил нас на противоположный берег Кольского залива. До фронта оставалось около 70 км пути через тундру. Где-то справа уже гремела артиллерийская канонада. Это наши береговые батареи отбивали налеты немцев на Мурманск.
Дорога, по которой двигалась колонна 152 с.д. представляла собой коридор в сугробах снега. Высота его в некоторых местах достигала двух метров. Встречный транспорт мог проехать с трудом и не везде. По всему было видно, что зима здесь в разгаре. Куда ни бросишь взгляд, всюду сопки, камни-валуны, большие и маленькие, низкорослые деревья и кустарник, лощины забиты снегом. Позднее выяснилось, что по всей дороге от Мурманска до переднего края обороны – около 70 км – нет никаких жилищ, ни военных, ни гражданских, кроме 27 и 42 километра, где располагались штабы и командные пункты.
Сухой паек, который нам выдали на трое суток вперед, подходил к концу. Вся надежда была на кухни. Под вечер погода ухудшилась. Со стороны Баренцева моря подул сильный порывистый ветер с мокрым снегом. Похолодало. Двигаться по снежному коридору было все труднее. Шинели и брюки начали подмокать, образуя ледяную корку. А ветер, казалось, продувает насквозь. Все здорово устали. Пришлось находиться в движении с утра до 22 ночи без горячей пищи или хотя бы чая. А пурга усиливалась. Движение колонны замедлялось, пока она не остановилась совсем. Посреди тундры, в снежном коридоре. Даже при желании, никто не мог выйти из этого коридора, даже пешком.
Наконец, командир дивизиона Рябов дал команду о большом привале и ночлеге. У нас не было ни палаток, ни плащ-накидок, чтобы укрыться и переждать пургу. Разрешили снять брезенты с кузовов тракторов, но разводить костры было запрещено. Они могли демаскировать наше движение. Накормить горячей пищей не было возможности, нет дров и воды.
Лично меня наступавшая ночь страшила и пугала. Как ее скоротать, чтобы не обморозиться? А что ждет нас дальше? Ночь провели в снежных ямах, плотно прижимаясь друг к другу спиной или боками. Иногда приходилось вставать и делать разминку, чтобы не отморозить пальцы ног. Каждый, кто мог, спал минутами. Часто будили в целях профилактики обморожения. Ночь казалась томительно долгой.
Утром пурга уменьшилась. Дорога представляла собой хаотичное скопление людей и техники, и хаос этот пришел в движение и тронулся в сторону фронта.
К полудню погода снова ухудшилась. Дул встречный ветер, мокрый снег с мелким градом буквально заклеивал глаза и лицо. Кто-то сказал, что легче идти в противогазе. Многие и я последовали этому примеру с той разницей, что маску отключили от противогаза. Для лица наступило облегчение, но стекла потели так, что ничего не было видно, и дышать тоже было нелегко.