№34 И много-много радости, Автор: Полудиккенс, Игры Фантастов №6 Опции

[Аптекарь]

В актовом зале школы номер семь шёл новогодний утренник для первоклассников. В этот раз администрация решила не полагаться на местную самодеятельность, а пригласила профессионалов, и, надо сознаться, профессионалы не подвели. Дед Мороз явился на редкость представительный; завидев же Снегурочку - рослую, гибкую и стремительную, как амазонка - на стульях вдоль стен насторожились как папы, так и мамы, а когда она раз за разом принималась хохотать на весь зал низким, отдающим в нежное ржание хохотом, аудитория послушно ёрзала частично в неодобрении, частично в тоске. С детьми же парочка нашла общий язык полностью и сразу, и общение вмиг приняло характер неформальный до панибратства.

- … и надо поджечь свечку, - втолковывал взволнованно Деду Морозу под Бэтмена деланый шкет, - закрыть глаза, три раза повернуться и крикнуть тоже три раза: «Матовый гномик, приди!» И тогда он придет и будет говорить одними матами!

Шкет задохнулся от счастливого своего видения, а нежное дитя мужеского пола рядом с ним спросило:

- А что такое маты?

- Ты не знаешь? – обоснованно потрясся Бэтмен. – Это, например, ...!

- Или …! – встрял еще кто-то.

- Пинда! – пискнули у Деда Мороза из-под рукава.

- Не пинда, а …! – авторитетно поправила Лисичка слева. Снегурочка высыпала ей в подол горсть конфет:

- Молодец, никогда так больше не говори, это плохое слово.

- Хотя сама вещь нужная, - добавила она, подумав. – Многих прокормила.

- Так и есть, юные леди и джентльмены, - подтвердил Дед Мороз. - Это всё крайне неприличные слова, настоятельно рекомендую воздержаться от их произнесения всуе. Они от этого девальвируются, и в нужный момент оппонент способен не воспринять их всерьез. Может, кто-нибудь знает слова хорошие или даже в рифму? Нет ли у кого стремления прочесть стишок?

- Я могу станцевать! – озвучилась снизу писклявая альтернатива.

- Я могу лучше тебя! Майя Павловна сказала, что ты склонная к полноте!

- Сама ты…

- Так, без ругани, - вмешалась Снегурочка. – Полнота не триппер. Все танцорки за мною. Я, пожалуй, тоже тряхну стариной.

- Вы не старая! – возразили ей почти хором.

- Ну, - хохотнула Снегурочка, - достаточно в годах, чтобы было чем трясти.

- У нас Витька Титов сам пишет стихи, - закладывал тем временем Бэтмен, ткнув пальцем в долговязого рыжего мальчишку без костюма. – Только он не будет рассказывать.

- Почему? – спросил Дед Мороз, и Бэтмен объявил радостно:

- Потому что мы над ним ржём!

- Я не стану, - пообещал рыжему Дед Мороз.

- Они плохие стихи, - промямлил тот. – Я хотел лучше, не получилось.

- Это общая литературная проблема. Все хотели лучше. Ты читай.

Рыжий опустил глаза и помялся.

- В лесу ходили люди холодною зимой, - наконец, с усилием забубнил он, - они спилили ёлку железною пилой. У нас она, нарядная, стоит сегодня в школе. И мы поём и празднуем, она кричит от боли.

Бэтмен прыснул, а Дед Мороз выпрямился и странно повел головой. В двадцати метрах от них кружившаяся в хороводе Снегурочка внезапно замерла, развернулась, словно её потянули за плечо, хоровод налетел на нее и растерянно смешался. Стянув на ходу шапочку и парик, Снегурочка стремительно зашагала назад, чёрные её волосы, высвободившись, рассыпались, и фарфоровое загримированное лицо на их фоне было неузнаваемо и жутко.

- Ты слышишь, как она кричит? – спросил Дед Мороз.

- Нет. Но это всё равно. Она должна. Пилой – это очень больно, - ответил рыжий. Снегурочка, присев, впилась в него взглядом:

- Ковалевский, неужели же это ты?

Рыжий испуганно моргнул.

- Ковалевский, - она жадно шарила глазами ему по лицу, - как же ты решился родиться снова? Неужели ты не помнишь, что они сделали с тобою в прошлый раз? В позапрошлый? Неужели ты не помнишь, что они делают с тобою всегда?

- Он не помнит, - сказал Дед Мороз, кладя ей руку на затылок. – Ты же знаешь. Они никогда не помнят.

- Ковалевский, я не понимаю тебя, - зло тряхнув головой, быстро говорила она. – Уж ты-то должен был знать. Ты же сам писал в этой своей никому не нужной книге, что существование себя не оправдывает. Что, родившись, познаёшь ужас его, а не родившись, не тоскуешь о радостях. Что же ты с собою делаешь, неужели ты забыл Варшаву?

- Ну ты тоже не совсем права, - возразил Дед Мороз. - Что ты сравниваешь, тогда была война.

- Тогда была война? – как подброшенная, вскинулась она и обвела рукой зал. – Так погляди вот на этого, - она ткнула пальцем в чьего-то отца на стуле. – На этого! На лысого! На них! – Дети испуганно шарахнулись от ее кровавых ногтей. - Ты что же, хочешь мне сказать, что у них снова не будет войны? Кто тебя, гнида звал, стой где стоишь! – взвыла она на сунувшегося в толпу завуча, и завуч, клацнув зубами, замер.

- Моя фамилия Витя Титов, - со слезами взмолился рыжий.

- Признаться, - мрачно произнес Дед Мороз после паузы, - от него я не ожидал и сам. Но, видимо, это тоже ужас. Ужас не воплотиться и не сбыться. Который, похоже, знают и те, кому не ведомо ничто иное. Это мука непролитого семени, безумие пустоты, которая не терпит сама себя.

- Но почему всегда одно и то же? – с тоской спросила она. – За что ему опять эта долбаная ёлка? Почему он хотя бы один-единственный раз не может быть, как они?

- Прошлый раз был клён!!! – вдруг взбесившись, заорал на неё Дед. – Клён!!! Ты опять забыла! Ты никогда ни хера не помнишь!!

Он повернулся к рыжему и в ярости ударил посохом в пол. Что-то треснуло, рыжий подскочил и сжался.

- Теперь послушай меня ты, Витя Титов. Праздник наш внезапно кончается, и я хочу напоследок сказать тебе пару слов, моё о тебе честное мнение, как мужик мужику. Ты, Витя Титов, сраный пессимист, всегда таким был и будешь, тебя и могила не исправит. Я знаю, так все время складывается твоя сраная жизнь, но ты ещё и ничего не видишь кругом себя, ты, как баран, уперся лбом в эту свою бессмысленность существования, и думаешь, что ты сорок китайских мудрецов в одном твоем сраном лице. Ты атеист, Витя Титов, это тебе всегда вредило. Ты считаешь, вы тут дохнете сами по себе, сами для себя, и всем во вселенной похер. Я понимаю, до этого тебя довели здравый смысл и логика, но ты слеп, как крот, и даже если перед твоим задранным носом поставить живьем пару богов, у которых болит за тебя душа, ты всё равно их не узнаешь только потому, что у них не те рожи, какие ты придумал им в твоем сраном уме. Запомни, Витя Титов, до конца твоих дней заруби себе на носу - даже если тебя, как эту елку, перережут пополам, увезут в твой личный ад, украсят огнями и вокруг тебя с хохотом будет скакать отродье неведомых тварей, это еще не означает, что тебя тут бросили и ты никому нахер не нужен. Может, кто-то видит тебя, плачет по тебе, может, кто-то хотя бы сочинит о тебе стих, даже если это будет сраный стих типа твоего. Ты снова меня крупно разочаровал, Витя Титов, и даже шоколадки ты не получишь, хер ты заслужил! И нечего тебе привыкать к сладкому, если меня не подводит чутьё, много его ты в жизни всё равно не увидишь! Всё, будь здоров, с новым тебя счастьем!

Он вывернул мешок с подарками прямо на пол и злобно зашагал к выходу. Детвора, сопя, налетела на сияющую кучу, рыжий не двинулся с места, и Снегурочка, вновь присев, быстро зашептала ему на ухо:

- Не слушай деда, он старый скупердяй, сладкое организму необходимо. Хотя бы в виде минета, даже ещё намного лучше. Подрастешь, поймешь, это по-французски. Помнишь Францию, Ковалевский? Черт, ну как же ты ничего не помнишь! – в отчаянии воскликнула она и зашептала снова. – Неважно, Витя Титов, ты только запомни. Женщины – это великая подмога, не обкрадывай себя хоть в этом. Если тебе вдруг когда-нибудь покажется, что твою женщину ждёт с тобою нищета или несчастье, или чувство ваше заранее обречено, и для неё же самой лучше ничего не начинать, или что за тебя её могут посадить, помни, Витя Титов, бабы сами знают, что им в жизни лучше надо, и бабы за это всё стерпят, бабы — это такие создания, что на них пахать можно. – Она сунула ему в руку шоколадку. – Это тебе задаток. А вот другой, - она поцеловала трясущегося рыжего долгим поцелуем в губы, встала. – Всё, Витя Титов, побыстрей расти. Помни: если что, давай позовём Снегурочку.

[Александр Басов]

Я как человек, тяготеющий к буддизму и атеизму одновременно, получал наслаждение, читая этот текст. Да, люди не склонны учиться, хотя им приходится делать это постоянно посредством сельскохозяйственных орудий труда. Со временем на лбу образуется стойкая вертикальная вмятина, но учиться все равно не хотят. Но Вы, автор, слишком уж добры к людям, переживаете за них. Иначе не подсунули бы им Дедушку со Снегурочкой. Хотя, Вы же понимаете, что все это зря.