Бурлила пена. Шипело пиво.
Качались стены и потолок.
А за прилавком стояла дива –
нагроможденье грудей и ног,
тяжелый идол, полтонны сала,
заколка в бронзовых волосах.
Из бочки пиво она качала,
рычаг в могучих ее руках
ходил ритмично, неторопливо,
и в кружки, кружки со всех сторон
текло рекой непрерывной пиво.

Я был в ту пору в нее влюблен.

Ее, мне помнится, звали Ниной.
Она жила (как и я) одна.
Паршивый дом. Под окном – рябина.
Был муж, но съела его война.

Из наших, местных, немало было
таких, кто метил под Нинкин бок,
но тетка всех их давно отшила.
… Качались стены и потолок,
и голоса и цвета сливались
в неровный гул и неровный свет.

В дыму табачном над воблой, скалясь,
трудился пьяненький мой сосед.

Чернели мухи на ленте клейкой,
встречая молча уход во тьму,
и кто-то пел под гармонь-злодейку
про смерть, про женщин и Колыму,

а еще –

«По деревне шла и пела
Баба здоровенная,
Мордой за плетень задела,
Заорала бедная»…

… Гнилым лимоном луна висела.
Последним цветом цвела сирень.
Качалось небо, качалось тело,
и кепка с пуговкой набекрень.
Из душной вони, раскисший, потный
и с переполненным пузырем
встал – ноги в стороны – в подворотне,
сперва облегчился, а потом
застыл и слушал, как в тухлый вечер
сквозь лай собак, сквозь сирень и вонь
летела песня заре навстречу
про бабу толстую под гармонь.

Борисыч, это очередной ваш шедевр.
Я бы предложил это какой-нибудь пивной компании. Глядишь, контракт заключат. А это реально серьёзные деньги. Они на рекламу огромные бюджеты выделяют.

Сочинитель, этот стишок два года назад здесь на конкурсе разнесли в пух и прах: дескать, сплошной деграданс, ритмики вообще нет, рифмы кособокие... Что касаемо рекламы - не, не прокатит. Знаете, я еще смутно помню столовую завода "Коммунист" (маленький городок на Волге, страшно давно), на котором работал мой отец. Столовая в конце пятидесятых находилась на берегу озера за территорией завода. Там по вечерам качала пиво огромная толстая вдова, мужика которой убили на войне, было страшно накурено и шумно, на стенах висели репродукции с тремя медведями и с тремя охотниками на привале. С потолков свисали ленты с прилипшими мухами, стоял фикус в кадушке, а у входа воняло мочой. Отец водил меня в заводскую душевую - отмывать кипятком, а потом мы заходили иногда в столовую, и там отец выпивал кружку пива, а мне перепадал стан липкой газировки. Народ был интересный - литейщики в чернючих робах, лоснящихся от формовочной земли, с черными руками и мордами, тощие, а кулаки у них были как кувалды. Часто бывали драки. Вот про это стих. Какой же я старый - с ума сойти!

Я тоже много детство вспоминаю. Это к старости, да. Что поделать, не мы первые, не мы последние.

З.Ы. У нас был конкурс стихов?

Нет, конкурс был обычный, но я написал свое в формате А4 - и выложил. Этот стишок - первая часть триптиха "Отголоски ушедшего". Помнится, я тогда снялся: младшего сына женил.