Глава 38
Прийти к Казуару означало бы объявить Центру о том, что Зигги жив. Зигги знал это, и оставлял этот визит на самый крайний случай. Такой случай настал. В партере театра кто-то успел щелкнуть телефоном, когда Кира прыгала в оркестровую яму во время представления. Фотография появилась во всех вчерашних газетах, к счастью, на ней не было видно лица этой неосторожной дуры. Киру сняли со спины. Журналисты бесновались : дебош в театре, срыв спектакля, очередное выступление неформалов, шокирующая акция Пусси-райот. Кира знала, что виновата, и на нее было жалко смотреть. И Зигги, которому нетерпелось высказать ей все, что он чувствовал по поводу этой слюнявой истории, сдерживался как мог.
Уже давно стемнело, но до открытия ночного клуба "Время Казуара" был еще целый час. У главного входа темно, неоновые буквы сняли, а Зигги помнит времена когда иллюминация заведения освещала всю улицу. Ох, это были веселые времена для всех! Он сворачивает в узкий переулок и звонит в служебную дверь. Долго не открывают, наконец петли скрипят, и какой-то амбал светит ему в лицо фонариком.
- К Казу, - говорит Зигги, прикрывая ладонью глаза.
Дверь отворяется шире, дав ему возможность оказаться на узкой площадке крутой лестницы, ведущей в подвал. В полной темноте ему вдруг становится не по себе и он не торопится спускаться.
- Так надо к Казу, или нет? - спрашивает открывший ему дверь мужик. Вместе им на площадке тесновато. - Дуй вниз, потом повернешь...
- Я знаю куда идти.
Внизу, в полной темноте он наощупь бредет по узкому коридорчику, сворачивает налево и спотыкается о высокий ящик. Выругавшись, наконец добирается до нужной двери, нащупывает ручку и толкает ее. Яркий свет ламп над гримерным столиком на мгновение слепит его, он зажмуривается, и снова открыв глаза, видит Казуара. Каз стоит в углу комнаты, со стаканом виски в руке. Если пьешь, пей самое лучшее, только Далмор, - вспоминает Зигги пристрастие Каза к шотландскому нектару. На лысеющей голове повязана сеточная косынка, японский халат в цветущей вишне плотно облегает мощное, квадратное тело. Каз пошатывается, хватается за сердце и еле проговаривает : Лазарус Четверодневный...После этих слов два высоких, молодых парня, которые до этого развалившись сидели на обтертом диване, вскакивают и бросаются к Зигги. Но Каз вдруг оживает, ставит стакан на столик и трясет руками : Мальчики, мальчики, с воскресшими так нельзя! Того и гляди он снова уйдет от нас! Он многозначительно смотрит на них и через секунду Зигги и Каз оказываются наедине.
- Зигги, мой мальчик...Для живого ты выглядишь погано, но для мертвого очень даже неплохо! Итак, ты жив!
Зигги улыбается.
- Неофициально...
Он проходит вдоль комнаты и садится на длинную банкетку у стены.
- Гораздо хуже когда наоборот! Старик Каз рад тебя видеть...
Зигги снова улыбается. Каз лукавит, стариком он себя не считает. Все так же молодится. Свеже-натянутое хирургами лицо блестит от ботокса, и кажется, теперь у него новый нос. Каз сдвигает ногой высокий табурет и взгромождается на него. Среди многих баночек на столе он выбирает одну и нашлепывает на лицо что-то бежевое.
- Зигги, мой мальчик, я так оплакивал тебя...
Всплескивает жирными руками Каз. У тебя достаточно мальчиков, старый хрен, - думает Зигги и криво ухмыляется.
Он хорошо помнит как в первый год его работы в отделе, Каз пытался ухаживать за ним. Тогда он был начальником регвербовки в Москве. А Зигги только что выпустился из интерната. Однажды напившись, Каз полез целоваться. Зигги опешил, увернулся и навешал ему пару оплеух по сладострастной физиономии. С тех пор они определились в своих отношениях. Каз простил быстро, и с тех пор их общение носило легкий, глумливый тон, какой обычно возникает между людьми, не имеющих между собой никаких секретов.
- Ты все такой же клоун, - говорит Зигги, оглядывая вешалку с приготовленным костюмом. Это было настоящее карнавалье одеяние - широкая туника, расшитая сверкающими пайетками. Рядом на стуле лежит головной убор из крашеных перьев и сверкающий, капельмейстерский жезл.
- Я люблю внимание.
- Пошел бы в политику, тебе же предлагали. Не пришлось бы теперь краситься.
- Я люблю шоу-бизнес.
- Политика - тот же шоу-бизнес, только для уродов.
- Ты груб... Я люблю красить губы...
- Живешь наотмашь, - язвит Зигги.
Каз уже наложил ресницы и взял в руки красную кисточку для губ.
- Живу как хочу.
- Поэтому проводишь дни и ночи в этом пыльном подвале.
- Каждому свое, ведь и мухи счастливы в дерьме. Мое дерьмо такое, и я в нем счастлив.
Каз ласково улыбается ему через зеркало, встает и скидывает халат на пол, обнажив начинающее рыхлеть голое тело. Зигги потупляет глаза.
- Помоги застегнуть замочек, дружок.
Нехотя Зигги встает и резко дергает молнию туники вверх по широкой спине.
- Никогда не был нежным, - вздыхает Каз, отходит и плюхается на диван.- Виски будешь?
- Я в завязке.
Каз выкатывает накрашенные глаза.
- А дерьмо? У меня самый лучший кокс!
- Я в завязке.
- А признайся, хочется?
- Не скрою...Но дерьмо меня чуть не убило, а я решил немного пожить перед смертью. Ты не знаешь почему в Центре решили что мне полезно быть мертвым?
- В завязке..., - Каз понимающе ухмыляется. - Какие простые слова, но за ними так много печали...Ну что же...Ты явно по делу, и у меня для тебя есть телеграмма из Центра. Они знали что ты рано или поздно придешь. Они отрыли твою могилку на деревенском кладбище, а она оказалась пуста. Зигги, оказывается, всех перехитрил! Признаюсь, я получил огромное удовольствие, увидев лицо мадам из регвербовки таким испуганным. Ну так вот...Они согласны обменять девчонку на Лилю. Тебе забудут братоубийство, а это никогда не прощалось...Сможешь уйти на все четыре стороны. Я бы, правда, на твоем месте поискал бы все таки пятую, потому что в тех четырех чувствовал бы себя некомфортно.
- Заманчиво...Но откуда я знаю что Лиля жива?