№ 17 Туда-сюда и ещё раз обратно, Турнир миниатюр "Маятник" Опции

[NatashaKasher]

Фишер отвернулся к окну и закурил. Этот тупой клиент бесил его страшно. Казалось бы, обычный поц, кошелёк на ножках, вон, мяса-то наел. Однако на фокус с цепочкой не повёлся совершенно. Потом не удалось поймать его ни на ритм речи, ни на моторику,
Он расплывался в кресле, глядел на Фишера заплывшими голубыми глазками и улыбался. Воздействие отскакивало от него как от стенки.
Фишер зло прикусил мундштук и сосредоточился.
Оставался один единственный способ. Фишер вперился в огонёк сигареты, дождался момента, когда тот вспыхнул белым и обернулся. Глаза в глаза. Такому не смог бы сопротивляться никто.
Фишер знал себе цену. То, что он проделывал сейчас, не умели ни Шарко, ни Бернгейм. Бехтерев был близок, но потом разочаровался, отошёл от изучения магнетизма, и Фишер, добившийся встречи с учёным на конференции в Лейпциге, был изрядно разочарован. Позже, правда, читая его «La suggestion et son rôle dans la vie publique», признавал, что, касательно «l'hypnose», русский был прав.
Внушение сводится к непосредственному прививанию тех или иных психических состояний от одного лица к другому; прививанию, происходящему без участия воли воспринимающего лица и нередко даже без ясного осознания с его стороны.
И вот мы имеем: отсутствие осознания с одной стороны, и никакого l'hypnose с другой.
Фишер рассчитал всё точно. Направление, расстояние, угол. Ещё мгновение, и клиент превратится в безвольную куклу. Главное, не забыть перевести его часы, чтобы комар носа не подточил.
Удивительная вещь, сознание. За доли секунды успеваешь столько, что поневоле верится в фантазии мистера Уэллса про время. Оно растягивается как резина ещё и ещё, так что становится страшно, так, что ещё на волосок и порвётся. Что произойдёт тогда, Фишер старался не думать. И кажется зря.
Потому что в самый последний из мысленных микронов времени глаза клиента вдруг перестали быть дверью, распахнулись и мигнули, превращаясь в орудийные жерла (Фишеру даже показалось, что он увидел убегающую вглубь спираль тройной нарезки). Потом стало ослепительно темно….

Когда он пришёл в себя, казалось, что прошла вечность. Но если верить гробоподобному Беккеру, который служил Фишеру уже пятый год, - менее трёх минут. Квадратный медальон маятника ходил туда-сюда, дробясь в рифлёном стекле. Клиент…
Клиент был на месте, ни поза, ни выражение лица не изменились, однако сходство с тупым боровом улетучилось напрочь. Безумно быстрый и смертельно опасный. Точно опаснее всех, с кем Фишеру за сорок лет его беспокойной жизни доводилось встречаться. Опаснее даже чёрного носорога, чуть не убившего его в Африке.
Ну, погоди ж ты! Нокдаун ещё не победа. Фишер задышал размеренно, насыщая мозг кислородом. Но тут дверь кабинета открылась, и вошёл мистер Олаф Гуннарсон.
А вот это уже совсем беспрецедентно. Не было ни одного случая, чтобы глава «Гуннарсон и партнёры» заходил в кабинеты сотрудников. Причём, ни одного, в данном случае, не было преувеличением. Действительно, ни одного. И окончательным крушением основ мироздания выглядел графин именного виски тридцатилетней выдержки, зажатый между большим и указательным пальцем.
- Где вы храните стаканы, Морис, - свирепо осведомилось начальство. - Mora di er mann! Сегодня вы уже стоили мне этого виски. Этот проклятый Федорович!.. Этот негодный русский drittsekk!
- Олаф, прекратите говорить гадости, - подал голос «клиент». – Мальчик очень хорош. И, кстати, прекратите звать меня этой малоросской кличкой. У меня есть совершенно нормальные и first, и surname. А то, что говорите вы, называется otchestvo. – И без перехода, - кстати, Фишер, вам когда-нибудь доводилось бывать в Лангедоке?..

Поговорить с князем Курбатовым (так было написано на визитной карточке) удалось только когда они заняли свои места на пароме.
- Вы уж простите меня, молодой человек, - французский князя был превосходен, - за этот невинный розыгрыш. Создатель мне в свидетели, утереть нос напыщенному индюку Олафу, было чудовищным соблазном. На его виски, опять же, облизываются знающие люди в разведках пяти держав. Вот и не удержался. Тем более, я ничем не рисковал. Известный вам, любезнейший Владимир Михайлович лет пятнадцать тому открыл во мне удивительную устойчивость к суггестии любого рода. Он же – у старика эйдетическая память, вы знали? – упомянул единожды некоего талантливого юношу по имени Морис Фишер, удивительно сильного природного магнетизёра. Я тогда, уж простите, значения не придал. Взял на перо, и позабыл про вас вовсе. Будни, знаете ли. А на прошлое рождество… Вы не обидитесь месье Морис, если я всё же опущу лирику.
Фишер пожал плечами.
- Тогда уж и меня простите, князь. Обретаясь в поименованных кругах, вы не можете не знать, что я слыву человеком циничным и до ужаса меркантильным. Так что давайте к делу, особенно, если мы спешим.
- Вы чертовски правы, sudar, чертовски правы. А дело у нас такое… Известно, что в июле тысяча триста седьмого года двадцать третий и последний Магистр ордена Тамплиеров разместил в Grotte de Clamouse, это место ещё называют Portas, э-э-э… Врата, некий артефакт, где он и поныне находится в полной сохранности, невзирая на интерес, как Церкви… так и других, э-э-э, сил. Теперь, накануне большой войны, когда такая сильная Вещь способна упасть на чашу весов, интерес этот возрос многократно.
- И вы, Юрий Федорович собираетесь уронить её на нужную чашу?
- Не считайте меня за идиота, Фишер! – сквозь маску респектабельности снова проступило бронированное рыло чёрного носорога, - я… мы намерены изъять данный артефакт из точки схождения интересов. Через месяц в Антарктиду уходит «Эндьюранс» капитана Шеклтона. Впрочем, вам этого знать не нужно.
- А я, значит, должен… – перебил князя Фишер, но так и не смог подобрать слово.
- Не должны, - вздохнул тот, - не должны, но можете. Только вы. Не правда ли, занятная ирония судьбы.
- Правда. И вознаграждение, полагаю, будет соразмерным?
- Более чем… - князь ощутимо расслабился, вытащил из жилетного кармана толстую квадратного сечения сигару и раскурил.
Фишер встряхнул пальцами и вдруг почувствовал, что стена, защищавшая князя Курбатова, дала небольшую, но достаточную трещину. Когда кончик сигары князя вспыхнул белым, Фишер услышал, как рвётся на волокна растянутое до предела резиновое время.

В Сен-Гийем-ле-Дезер его догнали газеты с сообщением о смерти русского дипломата Юрия Фёдоровича Курбатова. Князь Курбатов скончался от апоплексического удара три дня назад пересекая Ла-Манш на пароме Энтерпрайз. Судовой врач констатировал смерть в семнадцать минут пополудни. Ни багажа, ни документов при дипломате обнаружено не было. Русское посольство в Париже сообщило прессе, что князь путешествовал частным порядком. Посол Александр Петрович Извольский категорически опроверг слухи о связи этой смерти с растущей политической напряженностью в Европе.
Фишер допил кофе и отправился в литейную мастерскую, справиться, о готовности своего заказа. Курбатов говорил, что надо спешить, и Фишер склонен был ему верить хотя бы в этом пункте.
Мастер обещал закончить всё к завтрашнему дню. Фишер молча отсчитал аванс позаимствованными у князя гинеями, затем посетил ратушу, раздобыл адреса двух верхолазов трубочистов, получил бумагу с разрешением и заставил чиновника напрочь забыть о визите.
Выходя на улицу он впервые за последние дни улыбнулся. Экспрессивные соотечественники были лёгкой добычей для магнетизёра.
Нет, он не собирался извлекать артефакт, хотя князь, лишённый способности к сопротивлению, рассказал всё и даже больше.
То, что задумал Фишер, было и сложнее, и грандиознее. Единственным слабым местом оставалось Доказательство. Если в пещере действительно Оно… Если виконтесса де Лиль Жорден…
Послезавтра. Всё послезавтра! – одёрнул себя он. А пока надо ещё поработать над воздействием. Как не растягивай время, больше его от этого не станет и, либо оно порвётся и это будет смерть, либо ты сам не удержишься в точке отступа и тебя зашвырнёт энергией сжатия туда, куда не догадались заглянуть ни хитрый Фройд и компания, ни умница Бехтерев… Фишер её раз поблагодарил покойного князя за новое полезное знание и сел за письменный стол.
Утром двадцать седьмого июля одна тысяча девятьсот четырнадцатого года английский подданный Морис Фишер спустился в сопровождении двух верхолазов и полутора десятков носильщиков в пещеру Кламуз. По словам местных жителей, вскоре с той стороны донеслись звуки нескольких взрывов. Двумя днями позже отправившаяся по следам поисковая партия не обнаружила никого, ни в самой пещере, ни в её окрестностях.
Впрочем, это уже никого не волновало.

***
Оставшись в одиночестве, Фишер качнул маятник.
Он не любил приспособления, если не считать цепочку от часов, свободно свисающую из кулака. Но цепочка – она для дураков, это не гипноз даже, а так, балаганный фокус.
Шар унёсся в темноту и вернулся. Туда-сюда и ещё раз обратно. Фишер поддерживал равномерность движения скупым прикосновением пальцев и постепенно сам погружался в некое подобие транса. Оставалось не пропустить момент абсолютного резонанса тела, души, этого вот гениального изобретения мэтра Фуко, дрожащей от невидимого, но страшного напряжения земли древнего Лангедока и всей нашей грешной планеты, вертящейся вокруг остывающей горошины жёлтого карлика. Оставалось просто не пропустить момент, а потом растянуть его, как растягивает спрятанную внутри мехов аккордеона пружину медведь из бродячего цыганского балагана, а потом удержать, удержать совсем немного, как удерживается палец на прочитанной странице перед тем, как отправить её в темноту небытия, а потом…
Что будет потом Фишер не знал, но очень хотел выяснить.

[Lilu]

Очень круто написанный текст.
Образ ГГ и его "конфликт" как раз отлично обрисован буквально в первых двух предложениях. Правда, потом следует череда событий, в которых читателю не так просто разобраться. (тут гипноз завязан на фокусах со временем + еще замешан некий "артефакт"). Возможно, увеличение кол-ва символов поправили бы дело.

[Джек Скеллингтон]

Очень круто написанный текст.
Образ ГГ и его "конфликт" как раз отлично обрисован буквально в первых двух предложениях.

Первые два предложения:

Фишер отвернулся к окну и закурил. Этот тупой клиент бесил его страшно.

Браво, Lilu, теперь всё стало на свои места!